Дед-Галад и Элрос-царевич

      Лес был очень темным, картинно страшным и удивительно непролазным — от дорожного наряда остались только вымазанные невесть в чём лохмотья да на удивление выстоявшие сапоги. В очередной раз вляпавшись мордой в развесистую паутину, царевич только обреченно ругнулся и принялся обдирать с себя лохмотья паучьего шелка, краем глаза наблюдая за рассерженным пауком, возмущенно бегавшим по остаткам своей сети.       — Ну извини, — растерянно проговорил царевич. — Надо было думать, где паутину плетешь!       Паук в ответ гневно дернул лапками и убежал куда-то в густую листву. Царевич проводил его задумчивым взглядом и устало выдохнул.       Да где же эта пресловутая избушка?!       Ещё одна ночевка в лесу на ёлочке светила, но не грела, поэтому царевич прибавил шагу, мстительно пнув попавшийся на пути трухлявый пенек. Оный пенек оказался достаточно крепким, чтобы дальше мужчина пошел, заметно прихрамывая и ругая собственную глупость.       — Избушка, избушка, да где же ты, избушка… Люди, ау! Выпустите меня уже из этого леса! Избу-у-ушка-а-а, ты где-е-е?!.. Избу… О.       Избушка оказалась ближе, чем можно было предположить: кое-как перебравшись через жуткий бурелом и оставив на нем изрядный кусок рубахи, царевич выпал на полянку, где буквально «нос к носу» столкнулся с монструозного вида избушкой, нетерпеливо приплясывающей на массивных когтистых лапах.       — Ой, избушка! — расплылся в дурацкой улыбке царевич. — Привет! Пусти погреться, а?       Избушка брезгливо дернула краем соломенной крыши, повернулась к путнику задом и пару раз демонстративно загребла лапами.       — Э! Не понял?! — возмутился царевич. — Это что такое, а? Эй, избушка, в глаза мне смотри!       Оббежав строение по кругу, он снова уставился на демонстративно скрипнувшую дверь.       — Эй, избушка, есть кто дома?       Протяжно и жутенько скрипнули, открываясь, некрашеные резные ставни, и в окошко выглянуло нечто растрепанное, с застрявшим в волосах гребешком, крайне недовольное и, к вящему удивлению царевича, явно мужеского пола.       — А у тебя самого есть кто дома? — раздраженно вопросило нечто, развеяв последние сомнения: старушки баритоном не разговаривают. А если и разговаривают, то царевич таких не встречал. — Ходишь тут, орешь на весь лес, избушку мне пугаешь, окаянный…       Неизвестный провел ладонью по ставне, и малость обалдевшему царевичу показалось, что на этот раз избушка скрипнула как-то иначе. Словно откликнулась.       — Чего надо?       — А где… Баба-Яга? — ляпнул царевич, хлопнув ресницами.       — Я за неё. Отпуск у бабули. Так чего надо-то? — не слишком вежливо повторил мужчина.       — Я… Э…       — Ладно, заходи… Цар-ревич, — насмешливо хмыкнул незнакомый обитатель избушки, приглашающе махнув рукой.       Внутри избушка оказалась светлой, теплой и неожиданно уютной. Её хозяин, кивнув в сторону большого сундука, снова принялся выколупывать гребешок из кошмара на голове, тихо, но очень проникновенно ругаясь себе под нос.       Понаблюдав немного за подобными мучениями, гость негромко предложил:       — А можно, я попробую? — и степенно пояснил в ответ на малость обалделый хозяйский взгляд из-под колтуна: — Я дочери обычно косички мастерю, а раньше брату помогал с его патлами. Хуже-то явно уже не будет.       — Ну попробуй, Иванушка, — смерив гостя скептическим взглядом, пожал плечами мужчина и удобно устроился за столом.       — Я не Иванушка! — возмутился царевич, аккуратно пытаясь выцарапать из копны волос для начала хотя бы гребень.       — Так и я не Баба-Яга… Аккуратнее, ты, цирюльник-недоучка! Больно же! — раздалось злобное шипение.       — Отрастил же гриву, — тихонько посетовал гость, выпутывая намертво застрявший гребешок. Хозяин смирился и терпел, хоть и не сдерживал шипения, когда царевич слишком сильно тянул или дергал волосы. Лишь когда раздался сухой треск, поинтересовался, не сломал ли себе горе-цирюльник пальцы. Царевич в ответ молча показал ему гребень, в котором теперь недоставало двух зубьев. Хозяин досадливо поморщился:       — Вот знал, что не надо было последний волшебный гребень отдавать…       Царевич в ответ только хмыкнул.       Ценою его неимоверных усилий колтун наконец был распутан; хозяин, взглянув на гостя чуточку благосклоннее, даже расщедрился на «спасибо». Кое-как дочесал щербатым гребешком волосы, ловко заплел их в косу и откинул за спину. Потом смерил оценивающим взглядом царевича, примостившегося за столом напротив него, и спросил:       — Звать-то тебя как, Иванушка?       — Элрос я! — негодующе воскликнул тот.       — Элрос — так Элрос, орать-то чего… Гил-Галад, — представился хозяин.       — Как-как? Дед-Галад? — с невиннейшим видом переспросил Элрос, демонстративно прочистив ухо. Гил-Галад глубоко вздохнул, закрыл глаза, а потом устало выдохнул:       — Эрейнионом зови.       Снова повисло молчание, к счастью, недолгое.       — Тебя зачем через лес понесло-то, да через самую чащобу, царевич? — поднял брови Эрейнион. — Тут же темнота, сырость, волки, исполняющий обязанности Бабы-Яги, который не с той ноги встал…       Снаружи послышался глухой вой, но хозяин и бровью не повел — смотрел на Элроса. Неуютно так смотрел. Словно насквозь видел.       — Ты не поверишь, — сочно хрупнуло выуженное из кармана помятое яблочко. — Жену ищу!       — А что, ты уже успел овдоветь, раз новая жена понадобилась? — рассеянно поинтересовался Эрейнион, после чего, потеряв интерес к собеседнику, засунул нос в ближайшую кастрюлю с супом.       — Типун тебе на язык и короедов на крышу избушки! — разозлился Элрос. — Просто жена загостилась у родных и я решил её навестить. Она у меня охотница, — нежно протянул он. — Дичь бьет лучше, чем многие другие, но иногда слишком увлекается. Вот, видимо, и в этот раз забыла о времени.       — Ну-ну… Жрать будешь, Иванушка? — поинтересовался Эрейнион, задумчиво принюхиваясь к супу и явно прикидывая, можно его ещё есть или уже чревато.       — Буду, дедушка Галад, — с милым оскалом отозвался Элрос. — А то пока через все эти буреломы в лесу проберешься, то всю паутину… Ты чего на меня смотришь, как на призрака?       — Еще раз дедушкой назовешь — им и станешь, — ровно предупредил Эрейнион и полез на полку за посудой. Выбрал две плошки побольше, разлил по ним остатки супа и подвинул одну к царевичу. Рядом положил резную деревянную ложку и чашу с каким-то ароматным отваром, посередине поставил половину каравая.       — Соль не предлагаю — кончилась, — пожал он плечами.       Элрос особой щедрости не ждал и не стал наглеть — слишком хотелось хоть чем-нибудь заполнить страдающий желудок, да и огрести от и. о. Бабы-Яги можно было на раз-два. Поэтому он поблагодарил Эрейниона за хлеб и гипотетическую соль и попробовал суп. С ним — на удивление — всё обстояло не так плачевно, как можно было подумать. Эрейнион тоже зачерпнул пару ложек, потом, без видимой охоты болтая ложкой в супе, спросил вдруг:       — Что же это за родичи у твоей ненаглядной такие, что ты к ним за тридевять земель топаешь?       — Отец у неё старшим ловчим при Кащее всю свою жизнь служит, — степенно пояснил Элрос, аккуратно пробуя суп. — А мать — знахарка лесная… Э, отдай!       Поздно — закашлявшийся от неожиданности хозяин избушки подхватил чужую чашу с травяным отваром, залпом выпил исходящий горячим паром напиток и прохрипел:       — Предупреждать же надо… Погоди! Так это ты тот ду… безрассудный храбрец, который десять лет тому назад женился на самой известной полянице Кащеева царства? Той, от которой все окрестные лиходеи до сих пор бегут в ужасе?       — Ну есть такое, — расплылся в немного смущенной улыбке Элрос. — Зато какая женщина, какая женщина! И умница, и красавица, и мастерица, и охотница! Всё царство в ежовых рукавицах держит!       — И вот кто бы сомневался… — пробормотал себе под нос Эрейнион.       Элрос хмыкнул, затем, что-то вспомнив, звучно приложился ладонью к собственному лбу, после чего похлопал по карманам и выудил из одного из них маленький мешочек с солью и перцем:       — Всяко вкуснее будет, — пояснил он, наполняя стоящую в дальнем углу стола пустую солонку.       — А я его тут волками пугаю… — медленно покачал головой явно не совсем отошедший Эрейнион. Согнал на лавку нагло прыгнувшего на стол упитанного рыжего кота, который начал было принюхиваться к хозяйскому супу. Потом задумчиво посмотрел на Элроса и спросил:       — Ты, верно, на баньку рассчитываешь?       — Ага, — радостно кивнул тот.       — И на ночлег?       Элрос снова кивнул. Эрейнион подпер ладонью щеку:       — А теперь посмотри на меня внимательно и скажи, похож ли я на владельца постоялого двора?       — А как же… — несколько растерялся царевич.       — Я не Баба-Яга, а исполняющий обязанности, — терпеливо напомнил Эрейнион.       — Обязанности Бабы-Яги! — поднял указательный палец Элрос, которому не улыбалась перспектива очередной романтичной ночевки под открытым небом. — Гостя положено напоить, накормить, в баньке попарить и спать уложить!       — А ещё можно в печи зажарить и съесть, — хищно клацнул зубами Эрейнион. Рыжий кот заинтересованно сверкнул глазами на хозяина, на Элроса, после чего продолжил вылизывать лапы. — Чего напрягся? Я людей не ем, не нравится мне.       — И не стыдно гостя на ночь глядя выгонять? — возмутился Элрос. — Там же звери лютые ходят, крови горячей алчут! А ещё сыро, холодно и жучки-паучки везде! Я тебе птица какая, что ли, всё время на деревьях спать? — Эрейнион никак не отреагировал на его исполненную праведного негодования речь, и Элрос, вздохнув, решил зайти с другой стороны. Заговорил тоскливо и вместе с тем вкрадчиво: — Вот найдет жена кости мои белые, да как узнает…       Эрейнион, судя по всему, быстренько прикинул, что на разбирательства с благоверной царевича уйдет гораздо больше нервов, чем если он разрешит оному царевичу остаться на ночь, закатил глаза и вздохнул:       — Вон та лавка у стены в твоем распоряжении.       — Спасибо, мил человек! — возрадовался Элрос и, махом допив остатки супа через край тарелки, целеустремленно побрел к указанной лавке. Хлопнулся на неё с размаху, подгреб под голову что-то мягкое и, под негодующий возглас стряхнув с себя сапоги, моментально уснул.       Проснулся царевич от очень громкого и очень мерзкого птичьего вопля и в первый момент даже не сразу понял, где он, сколько сейчас времени и вообще что происходит. Но затем сверху на него приземлился тяжеленный рыжий кот с выпущенными когтями и всё встало на свои места.       — Проснулся, добрый молодец? — с непередаваемой язвительностью поздоровался с ним закопавшийся в огромный сундук Гил-Галад, даже не потрудившийся повернуться к гостю лицом. — Во дворе колодец. Три ведра воды принести, печь затопить, лука, петрушки и морковки на завтрак с грядок нарвать. Выполняй, Иванушка!       — Да, дедушка Галад! — примерным голоском отозвался Элрос и, как был, босой и в обнимку со вцепившимся в остатки рубашки котом, выскочил на улицу раньше, чем в него прилетело чем-то тяжелым. По захлопнувшейся сразу за ним двери раздался мощный звук удара. Элрос усмехнулся, переглянулся с воинственно встопорщившим усы кошаком и проорал в открытое окно:       — Только я печку топить не умею!       Ответом ему стало заковыристое ругательство.       Печь Эрейнион в итоге все-таки затопил сам, строя замысловатые словесные конструкции об изнеженных царевичах, а припаханный к подметанию Элрос только ухмылялся, с трудом сдерживая похожие ехидные замечания насчет Галадова гостеприимства и его самого. А то прилетит ещё поленом по бедовой голове — увернуться можно и не успеть.       Впрочем, после завтрака Эрейнион стал смотреть на мир — и на гостя в том числе — чуточку добрее. Настолько, что, критически осмотрев Элроса, вытащил из недр сундука сверток одежды и велел переодеваться, мол, пугало огородное — и то лучше выглядит…       Простая, но добротная хозяйская рубашка оказалась малость коротковата, зато не жала в плечах, а вот штаны пришлись впору. Сапоги на удивление в замене не нуждались, да и вряд ли доброта Гил-Галада простиралась так далеко. Эрейнион обошел вокруг, осмотрел Элроса с головы до ног и удовлетворенно хмыкнул.       — А это куда девать? — показал Элрос скатанные в рулон лохмотья, некогда бывшие приличным дорожным нарядом.       — Давай сюда, — Эрейнион протянул руку, забрал у него сверток и, не успел царевич моргнуть, закинул в горящую печь.       — Эй!       — У меня половая тряпка в гораздо лучшем состоянии, чем твое рванье… было, — отмахнулся Эрейнион. — Оно было тебе дорого как память? Золотом-серебром расшито? Нет? Вот и всё.       Элрос только вздохнул и философски пожал плечами. Эрейнион же похлопал себя по карманам, щелкнул пальцами, что-то вспомнив, извлек из стоящей на полке корзинки крутобокое красное яблоко и вручил его Элросу.       — Путеводное? — полюбопытствовал тот.       — Самое обычное, на предмет перекусить по дороге, — фыркнул Эрейнион. — Путь-то до царства Кащеева неблизкий… Кстати, этот старый хрыч у меня одолжил кое-что, да так и не вернул. Ты, когда возвращаться будешь, захвати там блюдечко волшебное, занеси по дороге. Думаешь, много мне радости одному в чаще куковать?       Элрос пообещал, что постарается, попрощался с Гил-Галадом и покинул избушку. Почесал за ухом рыжего кота, сидевшего на пеньке рядом с воткнутым в дерево жутковатым колуном, помахал прощально скрипнувшей избушке и отправился дальше в лес, весело насвистывая что-то под нос.       Он уже ступил за край полянки, когда его настиг оклик:       — Эй, Иванушка!       — Да, дедушка Галад? — обернулся Элрос. Высунувшийся в окно Эрейнион, не обратив на сей раз внимания на «дедушку», крикнул вслед:       — Увидишь бабулю — напомни ей, что отпуск у неё закончился ещё год назад!