На Землю сошедший

      Высоко раскинулось над Олимпом бездонное голубое небо, озарённое золотыми переливами солнечных потоков света. И пейзаж этот был так неописуемо-прекрасен, так восхитителен в своём застывшем великолепии, что, казалось, можно тонуть в его любовании целую вечность. Ведь ни снега, ни дождя не бывало в царстве Зевса — лишь непрекращающееся лето, дарующее блаженство всем его обитателям.              Ниже, сокрытая грузом объемного белого ковра из облаков, распологалась Земля — обитель людей. В ней не было вечного блаженства, присущего Олимпу, а радость быстро сменялась грустью. Так же, как и жаркое лето всегда покорно уступало свой трон дождливой, серой осени.              Сын Зевса тоскливо вглядывался в такие до боли знакомые просторы, ведь это — его дом. Место, где он родился, вырос… И, вроде бы, повода для грусти не было, однако душу тяготила тревога и не давала возможности свободно вдохнуть. Какое-то непонятное предчувствие сдавливало лёгкие тяжелым стокилограммовым камнем. Но, как и всегда привык делать, бог постарался отринуть сомнения, упрямо веря в лучшее.              Гнетущую тишину нарушил шорох шагов. Мужчина лукаво приподнял краешек рта в улыбке, но не развернулся на звук, оставшись стоять, созерцая местные красоты.              — Ты вернулся! — радостно вскрикнула младшая сестра. — И никого не предупредил!              Русоволосая девушка невысокого роста бесцеремонно прыгнула на брата. Она любила его безмерно, и — одна из немногих — ценила за внутреннюю наполненность, абсолютно не обращая внимания на некрасивую внешность.              Сын Зевса ценил добродушие сестры, но от детских травм, которые уверенно потянулись за ним хвостом во взрослую жизнь, было не так-то просто избавиться. К сожалению. Он держал свои переживания внутри, не желая делиться ими ни с кем, даже с Гебой. Да и не умел бог жаловаться — всегда преодолевал всё сам, при этом не теряя добросердечности к окружающим.              — Как тебе? — открыл шершавую и стёртую в кровь ладонь. — Думаешь, ей понравится?              Геба невесомо прикоснулась нежными пальчиками к его грубой руке, очерчивая многочисленные трещинки, которые не успели затянуться, и сказала:              — Ты знаешь, что я тебя люблю, родной, — подняла грустные глаза и пристально всмотрелась в задумчивого брата. — Но эта «змея» не достойна ни одной мозоли на твоих искусных руках! — Геба перевела встревоженный взгляд на местный пейзаж и тихонько вздохнула. — Не переживай, это ожерелье превосходно так же, как и всё, что ты мастеришь. Отец и весь Олимп восхищается твоим талантом…              — Я люблю Афродиту, поэтому хочу одаривать её всем, чем могу. — Мужчина нахмурился. — Она и так часто грустит, а мне хочется, чтобы её красивое лицо озаряла только улыбка.              — Да эта вертихвостка из тебя верёвки вьёт, а ты подчиняешься!..              — Тсс… — прошептал он и крепко обнял сестру. — Не бурчи. Когда-нибудь и ты встретишь свою судьбу…              Девушка нервно хмыкнула в ответ и подумала про себя: «Упаси меня всевышний от такой судьбы».              Геба не стала больше оскорблять богиню. Видела, что брат искренне любит свою жену, и всем сердцем желала ему счастья, но точно не с такой, как Афродита. Может, та и была самой красивой женщиной на всём Олимпе, но мужа своего не любила ни капли, и Геба эта прекрасно видела.              Гефест не часто спускался на Землю. А вот Арес, наоборот, обожал людские забавы, и в особенности — женщин, поэтому всегда тащил мужчину за собой в качестве компании. Бог огня и кузнечного дела был верен своей жене и не разделял таких вольностей, преданный брачным узам. Арес же, в отличие от брата, семьи не имел, поэтому вёл достаточно свободный образ жизни. К тому же, большая популярность среди женского пола только разжигала его интерес попробовать всё и всех.              Гефест с самого детства и по сей день страдал хромотой, да и внешность его была далека от привлекательной. От мужчины брезгливо воротила нос не только прекрасная половина Олимпа, но и родная мать, которая считала его «бракованным» товаром, совсем не под стать идеальному Аресу и всем остальным.              Гера не стеснялась в выражениях и всегда напоминала Гефесту, что он не похож на всеми любимого брата, и вообще не достоин быть частью их великой семьи. Зевс же не разделял такого предвзятого отношения к сыну, говоря, что относится ко всем своим детям одинаково, вне зависимости от внешности. Гера в такие моменты успокаивалась, но всё равно оставалась при своём мнении, глубоко в душе недолюбливая Гефеста. Так же, как её муж всегда недолюбливал Ареса, считая того ветреным, лицемерным и до ужаса кровожадным.              Сестра ушла, а мужчина всё продолжал задумчиво рассматривать ожерелье, драгоценные камешки которого красиво переливались в лучах солнечного света. Гефест очень хотел, чтобы жена порадовалась подарку, потому что отлично знал о её любви ко всему прекрасному.              Родной дворец, который бог собственноручно построил из золота, серебра и бронзы, встретил его громким смехом. Сначала это никак не насторожило сына Зевса, потому что Афродита обожала общение и частенько принимала гостей, но потом смех плавно перерос в звуки совсем иного характера. Гефест, не желая додумывать происходящее самостоятельно, немного выждал и поднялся в супружескую спальню. В святое, как он тогда полагал, место для них обоих.              Комната была не заперта, и от увиденного грудь мужчины так крепко сдавило от боли, что он пошатнулся. Ведь все вокруг предупреждали о ветреном нраве Афродиты, но он — влюбленный и ослеплённый её красотой — искренне верил, что жена любит его и хранит верность. Как же сильно бог ошибался…              Распахнув дверь в спальню, Гефест увидел, как на брачном ложе предавались страсти двое: брат Арес и Афродита… Двойное предательство развернулось перед его собственными глазами. Парочка встрепенулась и стала стремительно натягивать на обнажённые тела простыни, а глаза их бегали, пытаясь найти решение в сложившейся ситуации.              — Вижу, ты не скучала, любимая, — тусклым голосом заключил Гефест.              Афродита безмолвно продолжала смотреть на своего мужа, не в силах произнести ни единого слова.              — Вот… — он кинул сделанное собственноручно золотое ожерелье на постель. — …в знак любви и верности. Тебе от меня.              Внутри разгорался огонь, но Гефест изо всех сил подавлял его, хоть и было до смерти обидно и мерзко.              — Я ни при чём! — взволнованно начал Арес. — Ты знаешь чары своей жены!              Гефест смерил обоих брезгливым взглядом и спокойно вышел из своего — некогда счастливого — дома любви и благополучия, поклявшись самому себе, что больше никогда в него не вернётся.