***
Завтракать вместе с матерью один раз в неделю было уже негласной традицией у Минхо и Джисона. Совсем как традиция пить чай всей императорской семьей один раз в месяц. Не потому что хотелось, а потому что просто надо не забывать, что вы семья. Даже если есть желание перерезать кому-то глотку или подсыпать яд в этот самый завтрак. Честно, Минхо не мог сказать, не соврав, что ему очень нравилась эта маленькая традиция, потому что обычно на этом завтраке была не особо дружелюбная атмосфера. Преимущественно благодаря не самому мягкому характеру первой императрицы-матери. Минхо все еще поражался, как у такой властной и жестокой женщины, как его мать, мог вырасти такой мягкий и нежный, в хорошем плане, омега-сын Джисон — родной младший брат Минхо. На этот раз завтрак как будто отличался по настроению от всех предыдущих. Наверное, это было в большей степени из-за того, что Джисон делился с матерью своими успехами в стрельбе из лука и историями с охоты, на которую Минхо стал часто брать брата. Императрица-мать слушала это тихо и, казалось бы, внимательно, не перебивая, но Минхо почему-то уже догадывался о том, что женщина скажет в конце. И он был прав. — Умница, Джисон-ни, но, — и после этого холодного «но» можно было посекундно увидеть, как меняется выражение лица младшего брата, как опускает длинные ресницы, смотря в пол, как теребит между тонких пальцев деревянные палочки для еды, — ты омега. Я могу понять всю твою любовь к оружию, к убийствам животных, но ты не должен забывать, что ты омега и всегда им оставаться. А стрельба и охота… это не то, чем должны интересоваться омеги твоего возраста. Понятно, Джисон-ни? Женщина буквально пронзала острым взглядом младшего сына, и тут просто на физическом уровне было тяжело сказать что-то против. — Понятно, матушка, — с потухшим огоньком в глазах произнес младший омега, а Минхо просто продолжал есть свою еду. Но и до него тоже дошла матушка. — Я часто стала замечать Енбока в компании недоноска Хвана, этого паршивого щенка, — женщина распалялась прямо на глазах, словно зажженный фитиль спички вспыхнула красным пламенем только при упоминании бастарда. Минхо чинно молчал, выслушивая каждое слово, даже боясь сказать что-то против, лицо не выдавало ни одной эмоции, Джисон же заметно сжал сильнее чашку с чаем и поджал губы, но тоже ничего не смел сказать, опустив низко взгляд, — ты, Минхо, не должен это пускать на самотек! Мальчик увяз в гнилой крови, мы не можем этого допустить, ТЫ не можешь! — Первая императрица-мать положила свою тонкую ладонь на большую и грубую ладонь старшего сына и заговорила ощутимо мягче, даже стало чуть легче дышать. — Тебе нужно его немного припугнуть. Приручить, а потом припугнуть, и он забудет о всякой гнилой крови в своем окружении. Тебе ясно? Это твой омега, твой законный, а не какая-то потаскуха, как тот мальчишка, которого ты держишь при дворце для своих утех, — последние императрица-мать сказала с таким пренебрежением, что Минхо едва сдержался, чтобы сказать что-то в ответ, но лишь сильнее сжал челюсть и все проглотил. Минхо хоть и кронпринц, будущий император, но даже он своей матери никогда не сможет ничего сказать. — Хорошо, матушка, я сделаю всё, как ты сказала, — кронпринц сделал глоток чая, совершенно не чувствуя его температуры, не чувствуя даже того, как тот обжег губы и язык, как расплавленным железом обволок собой горло, уносясь в пищевод. Джисон кидал быстрые взгляды в сторону старшего братца, и его переполняло желание обнять его прямо сейчас, как в детстве, но императрица-мать не оценила бы этого порыва, да и сам Минхо наверняка тоже. Они уже давно перестали обнимать друг друга как в детстве. — Правильно, — матушка тоже отпила из чашки, — потому что если этого не сделаешь ты, то придется сделать мне. … но ты об этом точно пожалеешь, — пронеслось в голове у всех присутствующих в комнате, но вслух произнести никто не осмелился.***
Cécile Corbel - Arrietty's Song (instrumental) Енбоку казалось, что он делает что-то очень плохое, когда в компании третьего принца Бан Чана гулял между прилавков большого городского рынка. Возможно, это первая и последняя такая прогулка в город. Было страшно и захватывающе одновременно. На нем и Бан Чане были не сильно дорогие одежды, словно бы они были обычными прохожими. Омеге было жутко интересно, откуда у Чана были такие. Возможно, он часто выходит в город, побродить по людным улицам или заглянуть в бордели? На рынке тоже было многолюдно. На прилавках были разложены разноцветные камушки для украшений, бусы, легкие ткани на верхние одежды, деревянные игрушки, расписанные яркими красками. У Енбока так быстро билось сердце от радости, он словно не мог поверить, что ему действительно удалось хоть и ненадолго, но выбраться из золотой клетки. Омеге казалось, что это уже никогда не получится сделать, что он навечно теперь заложник своей судьбы. Но гуляя по шумному рынку плечом к плечу с третьим принцем, Енбок смог поверить, что всё не так уж и плохо. — Тут повеселее, чем во дворце, да? — улыбался альфа, смотря на омегу сверху вниз. Они шли не спеша через большой деревянный мост, по которому то и дело сновали ловкие повозки с лошадьми и обычные горожане. Енбок улыбался в ответ: — Да! И намного больше шума, я совсем отвык от такого количества звуков, запахов и людей, — отшучивался омега. Ли приподнял брови в удивлении, когда тяжелая и горячая ладонь Бан Чана легла на его худые лопатки, скрытые тканями одежд, и третий принц чуть притянул мальчишку ближе к себе, смотря за Енбока. — Тут слишком плотное движение, боюсь, как бы вас не задела какая-нибудь из повозок, давайте ускоримся, чтобы быстрее пройти этот мост, — предложил альфа, а Ли только и смог, что выдохнуть тихое «мгм», — вообще, Енбок, я давно хотел перейти с вами на «ты» и стать вам настоящим другом. В императорском дворце друзья на вес золота. — Я уже давно считаю вас своим другом, Ваше Высочество! — тут же осадил альфу Енбок, — но просьба перейти на «ты» меня, честно, смущает. Я не вашего статуса, я слишком вас уважаю, чтобы обращаться так пренебрежительно, но вы, конечно, так можете обращаться ко мне, — кажется улыбка Енбока озаряла лучше любого солнца эту людную улицу. Бан Чан правда поражался тому, насколько милый этот омега. Погода была ясная, хоть и жаркое лето подходило к концу. На прилавках торговцев были выставлены только самые свежие овощи и фрукты, а с верхних тонких балок торговых лавок свисали связки сушеного острого перца, лука и лавровых листьев. — Думаю, Енбок, тебе нужно найти себе увлечение, чтобы совсем не заскучать в нашем дворце, — предложил третий принц, наблюдая за тем, как увлеченно омега рассматривает каждую торговую лавку. И без разницы, какой та была: аптечная или продуктовая. Енбок поджал губы, потупив взгляд в очередную безделушку, которую крутил в руке. — Дома мне нравилось играть на гуцине и читать. Игра на гуцине сейчас мне быстро надоедает, а читать… Я очень пожалел, что взял так мало своих любимых книг с собой. Была бы возможность, я бы забрал всю домашнюю библиотеку своего отца! — уверенно сказал Енбок, поставив вещицу на место и пройдя дальше, чем точно расстроил ее продавца. — Так при нашем дворце есть большая библиотека…— Енбок резко обернулся на Бан Чана, — тебе кронпринц не рассказывал о ней? — вопросительно выгнул бровь альфа, словно бы такого быть не могло. Чтобы кронпринц…не рассказал о таком? Да быть такого не может! Еще как может! — выпалил бы тот час Енбок. — Нет. Было бы просто чудесно, если бы вы показали мне ее! Я так соскучился по чтению… Бан Чан довольно хмыкнул себе под нос. — Конечно, покажу, ты можешь на меня положиться, — бусины на черной шляпе третьего принца покачивались в такт его шагам, но сквозь них омега мог разглядеть чужой добрый взгляд и мягкую дружескую улыбку. С Бан Чаном было тепло и непринуждённо, он казался Енбоку старшим братом, на которого всегда можно положиться. Омега нисколько не пожалел, что решился пойти с ним в город.***
Joe Hisaishi - The Battle Drums — Великий Император, в Вангу срочно надо отправить своего человека, если этот мстительный клочок земли на нашей карте снова поднимет бунт, кто будет его усмирять? Два моих старших сына сложили головы в предыдущих походах под предводительством генерала Бана! Я, как отец, не хочу потерять всех своих детей! — обращался к Императору один из членов совета. — Живя под покровительством своего Императора, поднимаясь по чинам, ты должен быть благодарен своему Императору за то, что тебе так повезло. Твоя благодарность — твои дети, если ты не готов что-то отдавать взамен на великодушие Великого Императора, то как ты проявишь благодарность? Или ты не благодарен?! — заговорил за отца кронпринц Минхо, стоящий у отцовского трона. Своими словами он заставил мужчину начать неловко мямлить что-то себе под нос. Чиновники загудели. Многие соглашались со словами будущего Императора, но также были и те, кого это не устроило. Минхо хотел уже продолжить яро защищать своего отца (или же пытаться говорить уже от лица Императора, как от своего?), но Великий Император поднял руку вверх, заставив гул, что начинал нарастать в зале из-за чиновников, тут же стихнуть. — Я понимаю вашу потерю, чиновник Пак, и…— Император Юно неожиданно громко закашлялся на полуслове. Слуги, советник и кронпринц Минхо вокруг тут же спохватились, подали чашу с водой, которую в последнее время часто стали ставить в тронном зале. Но престарелый Император даже не прикоснулся к ней, только захлебывался в своём душераздирающем кашле, прикрыв морщинистыми ладонями рот. Чиновники, словно пчелиный рой, загудели пуще прежнего, заохали, словно кисейные омеги. — Лекаря! Лекаря Чхве сюда живо! Позовите лекаря Чхве! Императору плохо! — закричал Минхо, взволнованно смотря на скорчившегося в две погибели отца, и крепко сжимая его предплечье.***
Лекарь Чхве через тонкую ткань прижимал пальцы к императорскому худому запястью. Старик был бледен и очень сильно похудел за последние несколько месяцев. Его сердцебиение было медленным и тяжёлым. Наверняка оно отдавалось во всём его теле вибрацией. Дела были плохи, но лекарь не позволил себе даже и губ сжать, чтобы не сдать настоящее положение дел. Он лишь со вздохом убрал свою руку, легко подхватив тонкую ткань за собой. — Пожалуйста, следуйте ранее назначенному вам рецепту, Ваше Величество, — поклонился лекарь, складывая всё в свой деревянный чемоданчик, — как только вы выпьете отвар из медуницы, вам обязательно станет легче. Хорошенько отдохните, Великий Император. И уже на выходе из императорских покоев лекаря остановил хрипловатый, но всё такой же низкий и властный голос Императора: — Сколько?.. Только честно. Лекарь Чхве прекрасно знал, что император Юно далеко не глуп и уже давно сам догадался обо всём. Бета остановился, евнухи повременили с тем, чтобы открыть ему дверь. — Не больше года, мой Император, — мужчина низко опустил голову. Говорить об этом было сложно. Император кивнул, и евнухи выпустили лекаря за двери, где ожидал вердикта беты кронпринц. Минхо уже хотел было зайти в отцовские покои, но двери перед ним закрыли, а лекарь произнес — «Императору нужен покой». Юно снова настиг сильный кашель, не дающий даже шанса вдохнуть немного кислорода в легкие. Когда старик убрал от рта белоснежный платок, он уже знал, что увидит там. Светлая ткань была окрашена кровью. В грудной клетке хрипело и сжимало. Дышалось с трудом. Он чувствовал свою приближающуюся семимильными шагами кончину. За дверьми Император слышал голос Кронпринца, который отдавал приказы об удвоенной охране Императора. Юно хмыкает себе под нос окровавленными губами: конечно, слухи о том, что Императору неожиданно стало плохо во время собрания с чиновниками, расползутся быстро. Юно станет легкой добычей для дворцового переворота.***
Хенджин выбирался из императорских владений не часто, но ему нравилось ходить по людным городским улицам, наблюдать за людьми на рынке, сидя в беседке, скрывающей его от пекущего солнца. Он часто бывал у куртизанок, но не сказать, что с ними было очень интересно – минутное удовольствие, после которого снова было жутко пусто внутри. В этот раз четвертый принц прогуливался по рынку в бесцельном поиске чего-то, и он совсем не ожидал в толпе одинаковых безликих горожан заметить знакомое лицо. Единственное лицо, которое в последнее время вызывало внутри него столько непонятных эмоций и чувств, заполняя все пустые и холодные уголки внутри альфы, что становилось не по себе. Он заметил Енбока, гуляющего в компании старшего брата Бан Чана, в нескольких метрах перед собой. Брат и омега остановились у очередной лавки, рассматривая товар. Хенджин замер на месте в то же мгновение, почувствовав, как в позвоночник словно воткнули стальной прут и по телу побежали мурашки. Развернуться и уйти просто не было сил, да и не хотелось, если честно, поэтому, когда после пары минут пристального наблюдения альфа понял, что эти двое понятия не имеют о его нахождении здесь, Хван продолжил идти. Но он уже не бесцельно шатался по рынку, а шел за Енбоком. Хëнджин наблюдал за ним, когда тот в сопровождении его старшего братца гулял меж товарных лавок на людном рынке. Альфа прятался под широкой шляпой и дорогим темными одеждами, скрывая свою белизну и лицо от чужих глаз, хотя на него все равно косились. Правда, все эти люди видели в нем только богатого господина. Ëнбок, улыбаясь мило, подходил к всевозможным лавкам, крутя безделушки в небольших тонких ладонях, проводил по квадратикам мыла подушечками пальцев, краем уха слушая продавца, что нахваливал свой товар. Хенджин смотрел на мальчишку, совершенно не имея возможности отвести глаз, да и не хотел. При взгляде на этого омегу внутри становилось так жарко, так приятно тепло, так нежно, так сумбурно одновременно, и хотелось все эти непонятные, ранее совершенно невиданные принцу чувства выплеснуть. На точеном лице появлялась невольная улыбка, глупая и совершенно неосознанно-влюбленная, и стереть ее было так сложно. Хван шел за ними в нескольких метрах. В этой толпе, что всегда была на городском рынке столицы, его было очень сложно сразу заметить. Омега остановился у прилавка с какими-то украшениями, смеясь, примерял какие-то безделушки, красуясь Бан Чану, а Хван неожиданно для себя подошёл настолько близко, что уже мог быть раскрыт с поличным, но успел схватиться за какой-то лоскут ткани с прилавка очередного торговца по соседству с тем, где остановились Енбок и Бан Чан, чтобы поднести тот к себе, скрывая половину лица. Широкая шляпа на голове скрывала от чужих любопытных глаз и яркого солнца. — Хороший выбор, богатый господин! Могу предложить еще эту ткань, она настолько приятна к телу, что шить нижние одежды из нее просто верх блаженства! — тут же стал расхваливать свой товар пузатый торговец. Хенджин практически не слушал его. Он лишь смотрел на Енбока в нескольких шагах от себя. С такого расстояния он прекрасно чувствовал приятный запах его масел для ванн. — Богатый господин, посмотрите еще на этот товар! Он точно стоит вашего внимания! — жужжал у уха торговец, напоминая альфе надоедливую муху. Ткань, которую держал Хенджин, и правда была очень приятной на ощупь. Мягкая, гладкая, прямо как кожа Енбока. Не то чтобы Хенджин к ней часто прикасался, но когда такое происходило — эти моменты запоминались надолго. — Сколько? — смотря на расплачивающегося у соседнего прилавка Енбока, спросил альфа, заставив узкие глаза торговца довольно заблестеть. Мужик потер мясистые ладони между собой, ну точно, как муха, и ответил: — Семь серебряных за локоть, богатый господин. Хенджин проследил за тем, как омега забрал мешочек с украшениями, которые только что купил, и тут же без лишних слов достал связку, где в ту же секунду забренчали монетки. — Отрежь мне столько ткани, сколько у тебя берут на пошив нижних одежд, — велел альфа, даже не посмотрев на торгаша, и положил на стол с тканями мешочек. — Всенепременно, — в ту же секунду спрятав мешочек в свои высокие ботинки, торговец скрылся за прилавком, откуда через пару секунд раздались звуки швейных ножниц. Четвертый принц видел, как Енбок с Бан Чаном отошли от прилавка, пошли дальше по рынку, заинтересованно что-то обсуждая, и скрылись за широкими спинами прохожих. Альфе вынесли светлую ткань, скатанную в увесистый рулон. Дальше идти за омегой Хенджин не смог. Енбок со своим провожатым словно испарился в толпе. Уже во дворце, по пути в свои покои, альфа зашел в мастерскую императорского швеи.***
Омега зашел в свои покои, когда на улице уже густо стемнело; к мальчишке тут же подлетел придворный омега Бён, в сердцах схватив за предплечье. Ли никогда бы не подумал, что у такого тонкого и звонкого придворного омеги Бёна такой сильный хват. Казалось, будто после него на руке мальчишки останутся синяки. Енбок впервые видел придворного омегу таким взволнованным. Его выражение лица выдавало весь спектр эмоций, который Бён испытывал. — Молодой господин Ли, как вы могли поступить так безответственно? Почему я узнаю о вашей вылазке в город от Йеджи? Вы должны были предупредить меня. И если на то пошло, вы не должны были покидать пределы дворца! — выпалил Бён. Он пытался шептать, чтобы лишние уши ничего не уловили, но получалось у него это с трудом. Больше тон был похож на громкий шёпот. Йеджи виновато топталась в углу комнаты. Енбок с силой дернул свою руку на себя, положив ладонь второй руки на место, где схватил его придворный омега. Заметив этот жест, Бён весь подобрался, сложив ладони перед собой так, что те были полностью скрыты широкими и длинными рукавами верхних одежд. Бён словно без слов понял, что посмел себе лишнего. — Я был с третьим принцем Бан Чаном. Нет повода для паники, — наконец-то ответил Енбок, потирая предплечье. Он отошёл к своей кровати, где был постелен плотный футон, и сел. Сил практически не было после такой длительной и насыщенной прогулки за долгое время. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и наконец-то уснуть, но омега заметил на своем столике поднос со сладостями. — Кто их принес? — спросил Ли, указывая на аппетитное на вид печенье в сахарной пудре, что стояло на столике. — Кронпринц прислал это около часа назад, евнух передал, что он ждет вас в своих покоях, поэтому я и искал вас, — придворный омега Бён стоял ровно, словно по струнке, но всё его волнение выдавали надломленные к переносице брови. Сердце Енбока замерло на секунду, но только для того, чтобы после забиться в два раза чаще. Кронпринц Минхо ждет его в своих покоях уже час?! Ли тут же подскочил на затрясшиеся ноги, усталость словно рукой сняло. Сердце барабанило по ребрам, словно заведенная игрушка. — Как я выгляжу? — первое, что спросил омега. Кончики пальцев на руках похолодели. Зачем кронпринц так поздно зовет своего нареченного к себе в покои? Ладони вспотели, и Енбок провел ими вниз по своим верхним одеждам. Омега почти услышал тихие слова Йеджи: «прекрасно», но ее перебил голос придворного омеги Бёна: — Молодой господин, вы в одежде низких чинов, вам нужно переодеться, — быстро проговорил он и тут же подлетел ближе, чтобы помочь переодеть верхние одежды. Легкие ткани низких чинов слетели вниз и на плечи в тот же момент легли уже привычные Енбоку одежды, шитые дорогими нитками. Убранные назад передние пряди длинных распущенных волос закрепили золотой заколкой, и в чинном молчании Енбок в компании придворного омеги Бёна и Йеджи вышли из омежьего дворца в сторону покоев кронпринца Минхо. Их приход обозначил стоявший у дворца кронпринца евнух, громко произнеся: — Молодой господин Ли пришел на аудиенцию, кронпринц! Енбока подташнивало от накатившего волнения. Желудок словно бы сжался до размера жёлудя, а в голове было так много мыслей, и все они, словно пчелиный рой, кружились и жужжали внутри. Они жужжали и кружились в момент, когда Енбок поднимался по ступеням к дверям дворца, в момент, когда стража открыла перед омегой двери, и стихли лишь тогда, когда олений взгляд Енбока схлестнулся с хищным взглядом кронпринца Минхо, и двери за тонкой и хрупкой спиной омеги закрылись, отрезая его от внешнего мира. Кажется, он был готов упасть в обморок прямо сейчас. Кронпринц Минхо сидел за письменным столом с занесенной над пергаментом кистью. Альфа тут же убрал кисть в сторону и встал из-за стола, жестом указав на обеденный стол, где уже стояли угощения. — Прошу прощения, я, наверно, вас застал врасплох своим приглашением, просто уж очень сильно хотел вас увидеть, — произнес альфа, наблюдая за тем, как слуги в комнате кронпринца помогли Енбоку снять утепленную накидку. По вечерам было достаточно прохладно, чтобы выйти без нее. — Нет-нет! — тут же выпалил омега, присев на приготовленную для него подушку; Минхо сел напротив, — это вы простите, что я заставил так долго ждать, я не смел! Щеки Ли заалели от произнесенных альфой слов, он смущенно отвел взгляд, но неожиданно почувствовал, как кронпринц взял его за руку. Словно тепловой удар, та большая и теплая легонько сжала его прохладную из-за вечернего холода, стремительно согревая. Енбок смущенно поднял глаза на Минхо. — Вы так прекрасны, Енбок-и, хорошо, что я увидел вас сегодня, этот ужасный день спасен, — говорил кронпринц. В животе Енбока словно бабочки порхали, щекоча своими крылышками все внутри. От этого приятного ощущения хотелось улыбаться. — У вас был ужасный день, Ваше Высочество? — если бы кто-то помимо слуг видел омегу со стороны, то мог описать его как «влюбленный, совсем блаженный». Альфа взял одну сладость с подноса и положил ее в рот, Енбок тут же налил кронпринцу и себе чай из рядом стоящего чайничка. — Увы, да, но это сейчас неважно, — отпив чай, улыбнулся Минхо. — Кушайте, Енбок-и. Эти сладости я приказал принести сюда для вас. Енбок послушно положил в рот печенье и отпил из чашки, снова взявшись за чайник, чтобы долить кронпринцу и себе, а Минхо продолжил: — Я слышал, что вы, Енбок-и, в последние дни часто проводите время с моим братцем Хенджином, я даже… ревную, — фыркнул альфа, и Ли поймал чужой взгляд на себе. Ароматный теплый чай продолжал литься тонкой струйкой в чашу, норовя вот-вот выйти за края. Вот, что значит «в императорском дворце даже у стен есть уши и глаза». Омега сглотнул и вовремя вспомнил о чае, который еще чуть-чуть и был готов вылиться наружу. Омега опустил взгляд как-то пристыженно и аккуратно, двумя руками взяв чашку, поставил ее перед будущим мужем, после налил чай себе. — Ваше Высочество, поверьте мне, ревновать меня к вашему младшему брату нет смысла, — Енбок чувствовал легкий страх с чем-то еще. Бабочки из живота словно порхнули вверх к его ребрам и все вместе уселись на сердце, безжалостно сжимая его. Кронпринц и правда его ревнует? Минхо неспешно сделал глоток, Енбок последовал его примеру. Чай был не до конца остывшим, поэтому совершенно забывшему об этом Енбоку он едва ли не прижег язык. Прямо как и слова кронпринца, которые последовали следом: — Именно. Ведь вы, Енбок, предназначены мне и скоро станете моим омегой, — это было произнесено спокойно и твердо, тоном, не терпящим возражений, но Енбок и не думал говорить что-то против. Ли боялся признаться себе, что даже такой тон его будущего альфы вызывал в нем бурю эмоций. Енбок прикусил губу. — Д-да, кронпринц, это так, — едва слышно проговорил мальчишка.