***
— Я не могу поверить, что они так быстро выросли, — Кенни с Ури сидели в их комнате на кровати, крепко прижавшись друг к другу. Кенни медленно поглаживал партнера по голове, утешая его, тот же приглушенно продолжал говорить. — Мы стареем, Кенни, мне страшно стареть. Я знаю, что дети выросли, и их нужно отпустить, но почему это так сложно? Я знал, что все будет так, но почему бы им просто навсегда не остаться маленькими, а нам — молодыми? — Кенни откашлялся, пытаясь подобрать слова. — Ну что ты, старик, - Кенни тихо рассмеялся, слово "старик" было произнесено в смысле "старый друг", но по контексту точно не подходило. — Послушай... прошлое не вернешь. Конечно я бы хотел провести все эти пятнадцать лет, что мы были поразнь, бок о бок с тобой, но этого не изменишь. Да блять, все точно идет к лучшему, и если пиздюки выросли и готовы сделать нам новых пиздюков, значит так и должно быть! Отпускать Микасу действительно сложно, но мы же не уходим, мы навсегда останемся с ними рядом. — Не навсегда, — на лицо Ури будто упала тень, он поморщился, - Мы стареем. Я чувствую, что с каждым днем день моей смерти все ближе, и это так отвратительно и страшно. Я не готов покинуть этот мир, как я оставлю тебя, детей? А если первым умрешь ты? Даже думать об этом тошно. Кенни, я не хочу исчезать... — Послушай, ты не исчезнешь. И я, и ты, навсегда останемся здесь, — Кенни с теплой улыбкой положил ладонь на грудь Ури. Он сам уже долго думал на эту тему, но не решался говорить об этом, так что сейчас он крепко прижимал к себе свое самое дорогое сокровище и чувствовал, как его мягко обнимают в ответ. — Какая разница, что будет потом? Мы с тобой находимся здесь и сейчас, а не через сотню лет, правда? — Кенни приподнял подбородок Ури, даря ему такой нежный поцелуй в губы, на какой только был способен. — Я люблю тебя, любил и всегда буду любить, даже если в следующей жизни рожусь птичьим пометом. — Ури тихо засмеялся, даря возлюбленному поцелуй и еще... и еще... Нежно придерживая партнера за талию, Кенни, не пытаясь скрыть смущение и учащенное возбужденное дыхание, лег спиной на подушки, притягивая к себе Ури и оглаживая его угловатые плечи. Тот убрал его волосы за ухо, углубляя поцелуй и растворяясь в нем полностью. Мужчины были прижаты друг к другу настолько плотно, что могли ощущать не только хрипловатое горячее дыхание, но и бешеное сердцебиение друг друга. Кенни завел руку под блузку Ури, приподнимая ее и проводя рукой до грудной клетки, невесомо касаясь сосков. Ури слегка выгнулся, сгибая локти и почти ложась на партнера. Аккерман медленно оставлял поцелуй за поцелуем на шее Ури, вдыхая приторно-сладкий цветочный запах мужчиныи слегка царапая нежную кожу своей щетиной. Его обветренные сухие губы могли дарить действительно нежные касания. Ури через голову стянул с себя блузку, оголяя мраморно-белый торс, Кенни последовал его примеру. На его торсе помимо рельефных кубиков пресса были отчетливо видны несколько старых шрамов, что лишь сильнее заводило Смита. Подарив Ури еще один поцелуй в губы и заглянув ему в глаза, Кенни вновь спустился ниже, покрывая поцелуями грудную клетку, солнечное сплетение и живот. Не отвлекаясь от этого занятия Аккерман, приподняв Смита за бедра, сантиметр за сантиметром стаскивал с него брюки, ремень с которых предварительно снял сам Смит. Ури не мог сдержать приглушенный стон, он положил руку на макушку Кенни, нежно поглаживая его жесткие темные волосы. - Мне было так мало тебя, - прошептал Смит, перехватывая инициативу. Кенни поначалу удивленно замер, но вскоре удивление на его лице сменилось возбужденным румянцем и легкой улыбкой. Усевшись поудобнее на его коленях, Ури вновь поцеловал партнера в губы, углубляя поцелуй и прикусывая губы Кенни. Аккерман, судорожно выдыхая через нос, водил руками по обнаженной спине партнера, наслаждено отмечая, какая она горячая. Руки спускались все ниже, наконец оказываясь на заднице Смита и сладостно ее сжимая. При первом же касании Ури не смог сдержать сладостного стона, прекращая поцелуй. Их лица все еще были в преступной близости друг от друга, Ури дышал ртом, и его дыхание обжигало. Смит наслаждено почувствовал, что сидит на стояке, что с каждой минутой все больше и больше наливался кровью. — Как ты хочешь в этот раз? — приглушенно прошептал Кенни, целуя уголок губ Ури и в ожидании ответа спустился к шее, нежно целуя ее и ключицы. Смит же, запрокинув голову, наслаждался касаниями. — У нас не так много вариантов, ты и сам знаешь, — Ури положил руку на промежность Кенни, мягко оглаживая через ткань. — Не хочу идти в ванну, слишком долго, — получив удовлетворительный кивок, Ури спустился с кровати на колени, дав Кенни твердо поставить ноги на пол и спустить брюки и белье. С любовью осмотрев член, мужчина нежно дотронулся до его головки губами, потом еще и еще. Легко очертил языком головку, ловя первый стон, прежде, чем вобрать член в рот на половину. Кенни лишь слегка придерживал партнера за голову, не давая его волосам мешаться. Аккерман наслаждено прикрыл глаза и тихо постанывал. За все годы этих отношений Ури уже хорошо знал, что делать, чтобы привести партнера в восторг, так что он плавно ускорял темп, не сбиваясь и правильно дыша через нос. На мгновение отстранившись, чтобы сглотнуть слюну, которой стало слишком много, Ури провел языком снизу вверх по стояку, заглатывая головку прежде, чем начать быстро двигать рукой по члену в такт движениям ртом. — Господи помилуй, Ури! Мнх... ты невероятный, — сбивчиво проговорил Кенни и начал быстрыми движениями вбиваться в руку партнера. Излившись с тихим стоном в рот Ури, Аккерман посадил мужчину к себе на колени и томно поцеловал того в губы, ничуть не брезгуя собственным солоноватым вкусом на чужих губах. — Ах ты сукин сын, как же я тебя люблю! — вместо ответа Ури расплылся в улыбке и, обняв Кенни за шею, продолжил целовать его. Оба и так понимали, что в таких моментах слова банально излишни.***
— Я чувствую, что с каждым днем день моей смерти все ближе, и это так отвратительно и страшно. Я не готов покинуть этот мир, как я оставлю тебя, детей? А если первым умрешь ты? Даже думать об этом тошно. Кенни, я не хочу исчезать... — Эрвин, как вкопанный остановился у приоткрытой двери в комнату отца. Изначально он хотел пойти взять воды, но слова отца будто выбили его из колеи. Он прижался всем телом к дверному косяку, всеми силами стараясь быть тише. В ушах зазвенело, пальцы машинально вцепились в деревянную стену за его спиной. Перед глазами так некстати поплыли воспоминания. Маленький Эрвин Смит сидит на высоком стуле и, покачивая ногами, с серьезным видом рассматривает картинки в книге на его коленях. Вдруг, с горящими глазами он пододвигается ближе к лежащей на кровати женщине. Ее спутавшиеся светлые волосы разбросаны по подушкам, словно солнце в облаках; ее кожа бледная, почти зеленая, а болезненно впавшие глаза любовно рассматривают мальчика. — Мама, мама, де-ре-во! Дерево! я же правильно прочитал? — слишком громко восклицает он и показывает пальцем на картинку. Глаза женщины не могут сфокусироваться, но она мягко улыбается, всем своим видом поддерживая его стремления к знаниям. — Да, дорогой, — она приподнимается на локтях в сухом кашле. — Ты у меня такая умница, — она накрывает его ладонь своими тонкими пальцами и устало закрывает глаза. Эрвин не помнил, что произошло, но через минуту перепуганная служанка схватила его за локоть и силой потащила из комнаты, нескончаемо повторяя "не переживай, все будет хорошо", хотя Эрвин абсолютно не понимал, почему он должен переживать. В последний раз обернувшись, он впервые за несколько лет увидел спокойствие на лице матери, упавшую на пол книгу с толстой зеленой обложкой и закрывающуюся дубовую дверь. На следующий день Ури пришел на завтрак позже. На нем впервые за несколько лет был брючный костюм, в котором тот смотрелся будто бы меньше в несколько раз. Его лицо осунулось, глаза были нездорово красными, а кисти рук подрагивали. Он долго смотрел на остывшую кашу, после встал и неверной походкой вышел из зала, не обронив ни слова. Из лексикона всех живущих в доме разом пропало слово "Анна", а Ури почти перестал выходить из своего кабинета. На все поместье залегла темная тень, причину чего никак не мог понять пятилетний Эрвин. В какой-то момент Ури, крепко прижав сына к груди, тихо сказал: — Милый мой, маме пришлось уехать, — и поцеловал его в макушку, поглаживая мальчика по спине. Однако, почему она уехала, зачем, и когда она вернется, никто так и не сказал Эрвину, а со временем отец начал каждый год срывать десять самых лучших маковых цветков и с печальными глазами уносить их куда-то. Эрвин, зажав рот рукой, побежал к себе в комнату, чувствуя, как дышать становится все труднее. Упав на кровать, он тут же обнял большую пуховую подушку, вжимаясь в нее лицом и не пытаясь сдерживать накатывающие слезы. В голову лезли мысли о том, что когда-нибудь он проснется и узнает, что не стало отца или Леви. А вдруг после него, Эрвина Смита ничего не останется? Совсем ничего, ни его личности, ни воспоминаний, ни даже его имени? Внутри было горько и противно, хотелось стать меньше в десятки или, лучше, сотни раз, свернуться в клубочек и закатиться под эту чертову кровать, чтобы никто и никогда не исчез и чтобы все было хорошо. Эрвин стиснул в зубах край подушки, все его тело тряслось в истерике. Он чувствовал себя таким маленьким по сравнению с ужасным страшным миром, что... — Привет, извини, что не постучался, ты не хочешь... о господи, ты в порядке? — не договорив, Леви запрыгнул на кровать, крепко прижимая друга к своей груди. Леви крепко-прекрепко держал его, убаюкивая, как маленького ребенка и поглаживая по спине. Аккерман не мог обхватить Эрвина полностью из-за слишком коротких рук, он мог лишь упираться подбородком в его пушистые мягкие волосы и еще крепче прижимать его к себе. Он ощущал, как колотится его сердце, как дрожь постепенно проходит. Мысль яркой вспышкой пролетела у Аккермана в мозгу: Эрвин дорог ему намного больше, чем Леви мог когда-то предположить. Значит, и чувства его намного сильнее. — Тише, тише, — шептал Леви. Эрвину было даже немного неловко. Что он, такой большой, как промокший щенок прижимается к груди хозяина. Смит робко приобнял друга, касаясь его спины лишь кончиками пальцев. Почувствовав это, Леви лишь крепче прижался, зарывшись носом в волосы друга, они пахли яблоками. Осмелев, Эрвин крепче обнял друга, ощущая, что тревога уходит. Он понял, что после этого отрицать свои чувства просто глупо и бесполезно. Он давно и глупо был влюблен в Леви, влюблен, влюблен, влюблен. "Я так люблю его..." — Смит проговаривал эту фразу в голове снова и снова, наслаждаясь этим. Теперь он мог в этом признаться хотя бы самому себе. — Что случилось, хочешь рассказать? — Эрвин оторвался от груди Леви, оказываясь неприлично близко к его лицу, и отрицательно покачал головой. Ему уже стало намного лучше. Он прогонял мысли о смерти так далеко, насколько можно было. Сейчас для него существовал Леви, только Леви и чувства к нему. — Спасибо тебе большое. Ты как всегда вовремя, ты всегда можешь заставить меня чувствовать себя лучше. Спасибо... спасибо, что ты есть, — непривычно хриплый и низкий голос Эрвина как будто задел какую-то особую струну в сердце Леви, заставив того покрыться едва заметным румянцем. Только сейчас Эрвин понял, что между их носами всего пара сантиметров и поспешил отстраниться. Он не учел одно - Леви еще сжимал его, так что отстраниться сильно у парня не получилось, оба одновременно покраснели и замерли. Каждый ждал шага от другого, им безумно хотелось, чтобы другой поцеловал, но страх быть отвергнутым оказался сильнее. — Прости, я так крепко тебя обнял, — рассмеялся Леви, переводя взгляд и выпуская Эрвина из объятий. Тот, тщательно скрывая досаду, отсел от друга, так же неловко посмеиваясь. — Это ты меня прости, ты пришел мне помочь, а я тебя чуть не сломал. — Меня сломать не так и просто, —Леви проигнорировал явную шутку про его миниатюрность, вставая с кровати. — я что, собственно, пришел. Жан сказал, что здесь поблизости есть поле, большое поле, где можно покататься на лошадях. Я подумал, было бы классно прокатиться завтра на рассвете. Ты с нами? — Смит сел и тепло улыбнулся. Он безумно любил лошадей, так что, разумеется, был "за". — Конечно, пойду только позову отца и Кенни, - не успел он выйти из комнаты, как Леви схватил его за руку и отрицательно покачал головой: — Предлагаю обратиться к ним попозже, а заодно научить их закрывать дверь.***
Туман еще не рассеялся, высокие сапоги для верховой езды утопали в грязи после ночного дождя, но воздух поражал своей свежестью. Впереди высокий силуэт Жана помахал рукой, приглашая: — Ускоряйтесь, копуши! Обещаю, вы нигде не увидите таких видов, как здесь! — он ласково погладил по морде сонную лошадь, стоящую рядом. — Я тут все разведал. Можем проехать по полю для начала, потом выехать к речке и набрать воды. Здесь есть городок, совсем недалеко, ну очень живописный! — Леви и Эрвин с интересом и некоторой опаской смотрели на скакунов. Да, каждый из них умел кататься верхом, но только по протоптанной трассе, а не по диким лугам. — Не боись, — подбадривал Эрвина старший брат, помогая забраться в седло. - это хорошие лошади, ласковые, Эрвину достался белый конь с умной мордой. Он нетерпеливо бил копытами и фырчал, но как только почувствовал наездника в седле, успокоился. Эрвин легко потрепал того по гриве, он не мог понять почему, но почувствовал связь с этим животным. "На таком хоть на войну, действительно хороший конь," - подумал молодой человек и обратился к Леви: — Забирайся на своего, и поедем уже! — Леви же оседлал стройную вороную лошадку. Она казалась резвой и маневренной и даже внешне чем-то похожей на Леви. Хотя, лошадиная морда тут больше у Жана. У того была своя лошадь, его любимица. Ее звали Сюзанна, и Микаса часто шутила, что Жан любит Сюзанну больше, чем ее. На каждую подобную шутку Жан лишь отшучивался в ответ, но никогда не отрицал. — А Микаса не поедет? — уже на выезде на проселочную дорогу, обернувшись, спросил Эврин. Жан задумчиво помотал головой: — Она говорит, что чувствует себя неважно, перенервничала наверное, — Жан обогнал Леви и Эрвина, подстегивая лошадь и указывая остальным путь, — Нам остается лишь повеселиться за нее. Вперед, младшая группа детского сада, догоняйте! — мужчина пустил Сюзанну в галоп, приподнимаясь в седле. Молодые лошади Леви и Эрвина, не дожидаясь приказа, бросились следом, чуть не сбросив хозяев с седел. Благо, парни крепко сидели и уже через долю секунду гнали по дороге, пытаясь нагнать Жана. Тот периодически оборачивался, чтобы проверить, что младшие таки едут за ним, но темп не сбавлял. Резвые копыта взбивали дорожную грязь, появившуюся после недавнего дождя. Вдалеке забрезжило поле. Эрвин воодушевленно приподнялся в седле и подставил лицо прохладному ветру. Он управлялся с лошадьми куда хуже, чем его брат, но адреналин, свежесть воздуха и высокая скорость сделали свое дело. Пушистые волосы развивались и путались на ветру и сверкали на почти не греющем июльском солнце. Леви, оказавшийся в хвосте процессии, казалось, не видел ничего, кроме этих волос и силуэта друга. Он не видел облаков в светлеющем небе, приближающегося поля, он не замечал, как сильно подпрыгивает в седле и как слезятся глаза от скорости, он видел только широкие плечи и отливающие золотом волосы. Ему сразу вспомнилась их поездка на речку несколько лет назад, когда они с Эрвином ловили бабочек в поле. И тогда Леви испытывал те же чувства, что и сейчас, его сердце замерло. — Замедляемся! — прогорланил Жан, и младшие последовали его примеру. Поле оказалось не таким уж и большим. К югу все чаще попадались деревья, что собирались в рощи, а потом и в леса. Разгоряченные лошади пытались отдышаться, так что наездники с галопа перешли на быстрый шаг. — Как думаете, — Эрвин тоже вспомнил про поездку. В те времена все было так просто, тогда в голову не лез Леви. Точнее, лез, конечно, но не так напористо, не занимая собой все мысли. — А насколько мы сейчас далеко от тех мест, где мы были в то лето, когда дедушка умер? — Жан пожал плечами: — Мы западнее этого места, но здесь есть река недалеко. И скорее всего это та же, только выше по течению, — Эрвин удовлетворенно кивнул. — Можем поехать туда и проехаться по берегу, — продолжил Жан, задумчиво вглядываясь в горизонт. — Заодно лошади отдохнут. Течение было на редкость спокойным. Отпустив лошадей напиться прохладной воды, Жан постелил на траву свой застиранный до дыр сюртук: — На десять минут меня тут нет, договорились? — он улегся поудобнее на траву и положил соломенную шляпу себе на лицо. Эрвин и Леви остались "вдвоем". Это немного смущало обоих, но прежний страх немного поутих. Эрвин подошел к обрывистому берегу и сел, опустив босые ноги в прохладную воду. — Здесь такие крутые берега, — Леви сел рядом, вот только его короткие ноги не дотягивали даже до поверхности, — Да твоего батю! — тихо выругался он, под весом парней в воду с характерным всплеском упало несколько комьев земли. — Не обвалиться бы, — Смит с недоверием похлопал землю возле себя, доверия она и правда не внушала, но наслаждение от сидения в таком месте было слишком велико, чтобы просто так уйти. Кривой кустик дикой смородины подозрительно зашевелился. Леви, на секунду испугавшись, подвинулся вплотную к Эрвину, оба мгновенно покраснели, но продолжили таращиться на возможную опасность. Оттуда кубарем выкатился крошечный черный котенок. Он мог бы удариться обо что-нибудь, если бы Леви не взял его на руки. — Какой малыш! Просто прелесть ходячая! — умилился Эрвин, расплываясь в улыбке и почесывая животное за ушком. — Он и правда достаточно милый, но вдруг у него блохи или что еще похуже? — складывалось такое впечатление, что Леви пытался устроить допрос котенку, с серьезным выражением лица всматриваясь в круглые зеленые глаза. Уголок его губ непроизвольно дернулся в улыбке, когда комочек шерстки в его руках облизнул кончик его пальца, но проявление нежности было тут же остановлено мыслями об инфекциях. — Он слишком маленький, чтобы жить здесь один, — Эрвин задумчиво встал, оглядываясь по сторонам, — Где-то должна быть мама-кошка, странно, — стоило Смиту сделать шаг в сторону, как берег, на котором они сидели, предательски обвалился. Леви с котенком рухнули в воду, даже ойкнуть не успев. "Блять," — пронеслось в голове у Эрвина, как он прыгнул вслед за ними. Он не знал, умеет ли Леви плавать. — Здесь неглубоко... для тебя неглубоко, — голова Леви, сведя брови к переносице, торчала из воды. Приходилось говорить очень аккуратно, чтобы вода не заливалась ему в рот. Котенок удивленно хлопал глазами, болтаясь на вытянутых к небу руках. Эрвин потянулся, чтобы забрать животное к себе, игнорируя слова друга. — Я прилег на десять минут, на десять, повторюсь, минут! — Жан негодующе осматривал младших. — мокрые, вонючие, с котом, может у кого-то еще и заноза в заднице? Младшая группа детского сада, признавайтесь? А если бы вы поранились? Ваши родители бы голову мне открутили! — Мне кажется, или Жан стал занудным стариком? — наклонившись к уху Леви, прошептал Эрвин, Аккерман брызнул от смеха. Жан удрученно потер переносицу. — Да что с вами делать?! И выйдите уже из этой чертовой речки-говнотечки, дурни! — парни повиновались раздраженному тону. — В город в таком виде поехать на сможем, Эрвин, у тебя водоросль на ухе. С котенком что? — Он тут был один, — поднял голос Леви. Он отобрал животное у Эрвина и прижал к груди, мысленно посылая все человеческие и кошачьи болезни куда подальше. — Эрвин считает, что он слишком мал, чтобы выжить один. И вообще, его зовут Фил, может оставим его? — Ой, да делайте, что хотите, мне уже наплевать, честно говоря! — Жан развернулся и пошел к лошадям. — Но если вам не разрешат его оставить, то это не мои проблемы! — на самом деле Жану понравился котенок, просто ему уж больно нравилось строить из себя ответственного взрослого. Леви все так же бережно положил котенка в сумку на седле, со всех сторон обложив его какой-то соломой: — Ехать не далеко, — объяснил он. — Ничего не случится. Однако, котенок был не единственным сюрпризом за утро. В доме их уже ждали запыхавшиеся, но довольные Ханджи. — Мне пришло письмо, — объясняли они, допивая остывший чай. — Ну, точнее, не мне, а господину Аккерману, сказали, что это срочно. Вот и я, собственно говоря, тут! — Эрвин кинулся на шею другу, крепко его обнимая и вдавливая в диван: — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, как я рад! — Леви бы тоже бросился обниматься, но на его руках сопел котенок, так что он лишь сдержанно кивнул с улыбкой на лице. — Объясни мне, сын мой, какого черта? — Кенни даже со второго этажа услышал полные радости визги Эрвина. Он подозрительно косился на котенка. — Он слишком маленький, чтобы выживать самостоятельно, и он был совсем один. — оправдывался Леви, буквально тыкая котенком отцу в лицо. Тот морщился, но не отстранялся. — А если он мне на кровать нассыт? — Не нассыт! Слово Аккермана!.***
— Ты получили мое письмо? — Леви сбагрил котенка Ури, который пришел просто в безумный восторг от нового члена семьи. Юный Аккерман и Ханджи закрылись у него в комнате, было видно, как переживает Леви. Ханджи же с широкой улыбкой ходили взад-вперед, меряя шагами пространство. — Еще как получили. Надо будет на стенку его повесить, ты хорошо пишешь. — Не ерничай! — Леви покраснел, забираясь на кровать с ногами и обнимая подушку. — Что... что ты думаешь по этому поводу? — Я думаю, что ты будешь последним дураком во всем мире, если не признаешься. Вот ты представь, как будет чудесно, когда твои чувства окажутся взаимными? Прелесть какая, — Ханджи захлопали в ладоши и присели на край кровати, лукаво осматривая друга поверх очков, отчего тот еще сильнее покраснел и отвернулся. — Не когда, а если. Ты думаешь, я ему нравлюсь? — Ханджи задрали глаза в потолок, пытаясь не спалиться. — Есть догадка. Я точно знаю, что он нравится тебе. Я ни разу не видела тебя таким, Леви, понимаешь? И я знаю, что будет ошибкой не признаться сейчас. — Тебе легко говорить. Я не хочу терять друга. И вообще, если я так ему нравлюсь, то пусть признается сам! — Ханджи одной рукой приобняли друга, трепля того по голове. — Понимаешь, — они на секунду остановились, подбирая слова. — Возможно, я точно не знаю, но догадываюсь, что Эрвин такое же ссыкло девственное, как и ты. Тебе нужно просто сделать первый шаг. — Я тебя услышал, обдумаю. Можешь... уйти, пожалуйста, — Ханджи согласно кивнули и вышли из комнаты. Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе. Три коротких стука в дверь. Ее распахнул растрепанный и запыхавшийся Эрвин. Он схватил Ханджи за запястье, затягивая в комнату и со всей дури захлопывая дверь. — Как же я рад тебя видеть. Ты получили письмо? — Ханджи кивнули. — Ты же не говорили об этом Леви? Вы просто вместе сидели там. — Спокойно, ничего я ему не сказали. Захочешь — сам скажешь. Он то точно не захочет, — последнюю фразу Ханджи прошептали настолько тихо, что Эрвин даже не услышал. Он лишь сделал очень нервный круг по комнате, держась за голову. — Я очень хочу сказать, просто сказать и не держать это больше в себе. Но мой минутный порыв может сломать много лет дружбы! Я не собираюсь.... - Или может начать много лет отношений, сделай это! Эрвин стоял на расстоянии вытянутой руки у двери Леви. Он робел. Минутная слабость начала проходить, именно поэтому действовать нужно было быстро, пока в его теле оставался хоть грамм смелости. Он постучал — никакого ответа. Молодой человек приоткрыл дверь, комната встретила его темнотой и прохладой. Леви уснул почти моментально, видимо, сильно утомился. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги, и чуть слышно похрапывал. Смит замер, стараясь даже дышать потише, чтобы не дай бог не разбудить друга, одновременно с этим он не мог оторвать от него глаз. Леви казался таким маленьким и беззащитным. Не совсем осознавая, что происходит, Эрвин сделал три широких шага к кровати, наклоняясь над спящим другом. Тот лишь немного вздрогнул и в полусне прошептал: — Эрвин... — Смит очнулся. Он оказался в преступной близости от лица друга, но отстраниться казалось еще преступней. Его больше волновало одно - Леви узнал его или же... Эрвин просто ему снится? Пушистые волосы Эрвина выбились из-за ушей, так же свисая над молодым человеком. Заранее проклиная себя, он, зажмурившись, коснулся своими губами губ Леви, замерев так на какое-то время. Губы Леви были теплыми и мягкими, Смит всегда их такими и представлял. Эрвин так же быстро отстранился. Все еще робея, он открыл глаза, убеждаясь, что его друг все так же беззаботно спит. На этот раз не закрывая глаза и упираясь рукой в матрас около подушки, Смит поцеловал друга еще раз, на этот раз это был настоящий поцелуй, а не просто контакт губ. Эрвин немного надавил на нижнюю губу Аккермана своими губами. Леви поморщился. Очнувшись, Эрвин выбежал из комнаты, по неаккуратности хлопнув дверью. От этого звука Леви и проснулся. Он резко выпрямился, дотрагиваясь рукой до губ. — Приснится же, — Леви сильно покраснел и упал обратно на кровать, зарываясь лицом в подушку. — Если подумать, мне впервые снится секс. Так глупо, что это был Эрвин... — Милая, — Жан сидел на полу у кресла, на котором сидела Микаса, и поглаживал ее руку. Он нежно поцеловал ее пальцы, после чего продолжил. — Я так переживал. Как ты себя чувствуешь? — доктор ушел около двух часов назад. — Мне намного лучше. Дорогой, я должна тебе кое-что сказать, — Микаса опустила глаза и положила руку на живот.