«Мамулита🥺🔪»
Сегодня
Мааам
А можно я Джисона на ночёвку позову?
Можно?
Можно?
Если ты мне не ответишь в течении 10 сек, то это значит, что можно
Всё, время закончилось
Спасибо, мамуль💕
«Джииии»
Сегодня
Снова здравствуй
Снова как делаааа
Погнали сегодня ко мне на ночёвку
Маман дала согласие
Заодно поболтаем кое о чём
Вопросик нам надо решить с тобой один
Но это лучше с глазу на глаз
Напишешь короче
Бб
***
— Привет… – почти безэмоционально произнёс Хёнджин, подойдя к Сынмину, который заметно нервничал. На его фоне Хван был словно каменной безэмоциональной статуей, не имеющей никакого смысла жизни. Пустое расслабленное лицо, пустые глаза, даже тело казалось словно даже не предназначенным для малейшего напряжения или движения. Хёнджин казался куклой, необычайно красивой, но будто пустой… отсутствие привычной улыбки, морщин под глазами из-за той же улыбки, сияющего взгляда… Сынмин видел Хёнджина таким лишь однажды, когда его собаку пришлось усыпить из-за какой-то сильной опухоли. Хван об этом почти ничего не рассказывал, только то, что это было когда ему было одиннадцать лет. Тогда они с Сынмином даже друзьями не были… — Хёнджин… ты… что-то случилось? – Сынмину было больно смотреть на такого Хёнджина, его сердце больно сжималось, казалось, что оно вот-вот не выдержит и лопнет. — Пойдём выйдем, – лишь бросил Хван и неспеша направился на выход. Ким, не понимая ничего, поспешил за ним. Сынмин не знал точно куда они идут, но предполагал, что на старую узкую аллею, где обычно было довольно безлюдно и где они часто гуляли, пользуясь отсутствием людей. Но сейчас идти туда не хотелось. Сильный ветер, сгущающиеся тучи… в такую погоду находиться на старой аллее с разрушенными дорожками и еле живыми и исписанными скамейками было скорее пугающе и настораживающее, нежели в летнюю жару лежать там под тенью деревьев и разговаривать о чём-то неважном или просто молчать, довольствуясь присутствием друг друга… Проскакивали даже мысли о том, что Сынмин довёл Хёнджина до такого состояния, что тот уже потерял рассудок, а сейчас намерен что-то сделать с Кимом в символичном и значимом для них месте. К счастью Сынмина, нужный поворот к аллее они прошли мимо. В голову Кима шло только два варианта, куда они могут сейчас пойти: домой либо к Сынмину, либо к Хёнджину. Всё время думая о том, куда они идут, Сынмин зациклился на этом, игнорируя более важные вопросы: «Для чего Хёнджин уводит его?» «О чём они будут говорить?» — К тебе или ко мне? – холодно спросил Хёнджин, остановившись возле светофора. Перейдя дорогу перед ними могла бы возникнуть развилка: в одной стороне дом Хвана, а в другой Кима. — Просто, думаю, нам лишние уши вообще не нужны. У меня дома сейчас никого, но если и у тебя, то если тебе будет комфортнее, то мы можем пойти к тебе. Сынмин не знал, о чём они будут говорить, но сердце всё сильнее сжималось, а ровно дышать становилось сложнее. Хотя если точнее, Сынмин не хотел признавать факт, что знает тему разговора, знает причины, знает виновника. Но он не хотел в это верить. Почему-то только сейчас он действительно захотел и был готов сделать всё возможное, чтобы не допустить это, только сейчас он понял, насколько не хочет потерять Хёнджина. Мысль о том, что у него ничего не получится, была чем-то очевидным и, к сожалению, более вероятным, поэтому выбор в вопросе Хёнджина был очевиден. — Тогда к тебе, – неуверенно ответил Ким, спустя пару секунд. Хёнджин хмыкнул, но ничего не ответил. Они продолжили путь в тишине. Сынмин решил выбрать дом Хёнджина, понимая, что это будет последний раз, когда он побывает у него в гостях, в последний раз сядет на его кровать, в последний раз почувствует запах его комнаты и, возможно, даже в последний раз будет говорить с Хёнджином. Грудная клетка разрывалась. На глаза навёртывались слёзы. Но Сынмин не хотел плакать, не хотел давить на жалость. Он сам виноват. Он сам должен понести это наказание. Пока Сынмин шёл и напряжённо перебирал варианты того, как пойдёт разговор и чем всё закончиться, выбирая и развивая самый худший, ещё больше топя себя в своём отчаянии, Хёнджин просто шёл, с абсолютно пустой головой, без эмоций. Он не хотел, чтобы это момент поскорее настал, чтобы всё закончилось и он мог выдохнуть, наконец, и официально избавившись и от неопределённости и тишины, и от отношений, которые причиняли только боль. Наверное, этого можно было избежать, но… Сынмин не ответил ни на одно сообщение, он даже не смог просто прочитать. А Хёнджин писал, звонил, приходил в гости, но никто не отвечал, не открывал… он уже везде, где можно, написал Сынмину огромное количество сообщений о том, что он бы не хотел это прекращать, что он любит Сынмина, что он скучает, что ему больно, что он не уверен в том, хочет ли Сынмин продолжения этих отношений, что он устал мучиться… что он не может есть, что он почти всё время плачет, что он похудел на девять килограмм… сколько было записано голосовых сообщений, где Хёнджин весь зарёванный и еле мог уже говорить, но продолжал повторять о том, что он скучает, что ему не хватает Сынмина, что ему больно от этой тишины, что он уже готов услышать слова «нам надо расстаться», но услышать хоть что-то. Шквал эмоций, постоянных слёз и голодания сделали своё дело: Хёнджин словно лишился за эти полмесяца всех эмоций, всего, что когда-то горело или просто было внутри. Он чувствовал себя пустышкой. В голове не было никаких мыслей, фантазий… лишь короткие монологи, больше похожие на список задач: «Надо сделать это, потом это, мама ещё сказала сделать то…». Так бы и продолжалось бы, наверное, бесконечно, если бы ему сначала не позвонил Минхо, решивший всё сделать и подготовить за него. От Хёнджина оставалось лишь прийти в назначенное время в назначенное место и, наконец, поговорить с Сынмином, а выбор за тем, ставить ли в отношениях точку или нет, Минхо не согласился брать на себя, сказав, что это дело лишь Хвана и Кима, но не его. На раздумия по этому вопросу у Хёнджина была лишь одна ночь и утро, но на деле потребовалось не более пяти минут, чтобы сопоставить все факты и разобраться в том, что Хёнджин чувствовал сейчас. Казалось, такой серьёзный шаг, который должен на него сильно повлиять, не вызвал у него никаких эмоций, кроме усталости от недолгих размышлений. Было странно от осознания того, что он ничего не чувствовал, представляя, как сам говорит Сынмину о расставании или как Сынмин опережает его и говорит об этом первый. Всё казалось слишком странным, но как будто само собой разумеющимся. Когда дверь в подъезд начала закрываться за Хваном и Кимом прогремел первый гром, будто символизируя отсутствие обратного пути. Сынмин не был суеверным человеком, не верил в знаки судьбы… но почему-то сейчас этот раскат грома ему показался намного большим, чем просто сжатие и последующее возвращение в первоначальное состояние воздуха настолько резкое, что при этом издаётся тот самый раскат грома. Просто физика, просто разница в давлении… но сейчас это казалось чем-то настолько пугающим и гнетущим, что хотелось просто исчезнуть лишь бы не услышать этот звук ещё раз. Комната Хвана казалась пустой и холодной. Со стен пропали все плакаты, небольшие рисунки и даже картина, над которой Хёнджин трудился почти две недели, постоянно перерисовывая и замазывая предыдущий слой краски новым. Даже стол был пустым, хотя раньше там всегда была хотя бы одна стопка каких-то тетрадей или книг, длинный пенал с кистями и, как минимум, две пары коробок сухой пастели… Сынмин даже мог бы по памяти разложить все вещи Хёнджина так, как они лежали чаще всего, только чтобы в комнате не было так пусто. — Не вижу смысла медлить или оттягивать неизбежное… – медленно говорил Хёнджин, устало смотря на ещё своего парня, сидящего напротив. — Т-ты о чём? – нервно усмехнулся Ким, кладя дрожащую руку на совершенно непоколебимую до этого кисть Хвана. Только почти моментально после этого Хёнджин вырвал свою руку и с легким недовольством посмотрел на Сынмина, испугав его, но необратима на это внимание. — Блядь, Сынмин, я не понимаю к чему весь этот спектакль. Зачем меня мучить? Игнорить? Зачем вообще было говорить мне о какой-то любви, чтобы потом просто наплевать на наши отношения, чтобы, блядь, потом бегать от меня!? Зачем всё это!? Неужели нельзя просто подойти и сказать, что всё, прошли чувства? Если ты так не хочешь этого говорить, тогда это скажу я. Мы расстаёмся. Теперь, считай, официально. — Что? Н-нет! — Сынмин, я не спрашиваю, хочешь ли ты этого или нет. Потому что я не вижу никакого смысла продолжать это. Сколько раз я тебе писал о том, что скучаю? Что не хочу, чтобы у нас всё так закончилось? Сколько я ревел в трубку, сидя в блядской холодной ванне, слушая очередное «Телефон абонента занят»? Каждый раз ты просто сбрасывал или просто не отвечал! Я писал тебе везде, где можно, но ты мне нигде не ответил и даже не прочитал. Я звонил даже твоим родителям, но ты уже, видимо, успел занести мой и номер моих родителей в чёрный список. Ты просто исчез! — Всё не совсем так, я объясню… – дрожащим голосом начал Сынмин, пытаясь не заплакать. — Что ты объяснишь? Это началось уже давно. Ты думал: я не замечаю, что твоё отношение ко мне резко меняется, стоит мне отойти или ещё что-то. Когда я рядом с тобой, то ты мне улыбался, говорил о любви, а потом… я чувствовал, видео твой взгляд по отношению ко мне… ты смотрел на меня так, словно я предал тебя и убил всех твоих близких, испортил всю твою жизнь! А потом последний звонок и… всё. Ты пропал. Уже в мае я понимал, что в наших отношениях что-то явно не так, но ты буквально отказывался обсуждать это, говорить со мной… — Хён- Джини, я, – уже ревел Сынмин. — Я н-не з-знаю что со мной было… я… п-прости… чт-чт-что-то у мен-меня в голове пра-оизошло и-и я, ви-видимо, начал подав-подавлять чувства к тебе… – слёзы уже смешались с соплями, говорить было всё сложнее и сложнее из-за сбитого дыхания, а глаза почти не удавалось даже открыть, чтобы посмотреть на Хёнджина и увидеть его реакцию. — Я люб-люблю тебя… пжа-по-луйста н-не уходи… я-я… – Сынмин не смог договорить, потому что вдруг его обняли и прижали к груди. Он кое-как обнял Хёнджина, цепляясь за его кофту. Через несколько минут Сынмин и Хёнджин молча лежали в объятиях друг друга. Мин, уже успокоившись, просто наслаждался моментом, стараясь не думать, что всё это может быть только для того, чтобы успокоить его, что конец в любом случае неизбежен… — Ты… успокоился? – неуверенно спросил Хёнджин. — …Угу… – спустя несколько секунд ответил Сынмин, ещё сильнее сжав Хёнджина. — Может, ты сейчас тогда объяснишь всё? Только так, чтобы я реально всё понял. — А… у нас есть шанс…? — Всё будет зависеть лишь от того, что ты мне сейчас скажешь и что будешь делать дальше. Если ситуация будет опять повторяться, то никакие слова ничего не исправят… — Ладно… – Сынмин попытался проглотить ком в горле. — Давай сядем… — Конечно, – Хёнджин поднялся вслед за Сынмином, сев напротив него по-турецки. — А можно… – Ким не знал как озвучить свою просьбу и продолжал теребить рукава кофты. — Что? — Можно мы… ну… сядем, типа, спина к спине или… ну, типа того… — Ладно, но зачем? – Хёнджин неспеша повернулся спиной к Сынмину, который, в свою очередь, сделал то же самое, оперевшись о спину Хвана. — Мне так будет легче… ну, наверное… — Ок… а теперь ты можешь рассказать мне всё? Что было весной? Почему пропал после последнего звонка? — Да… честно говоря, я не совсем понимаю почему, но я почему-то начал, наверное, давить в себе чувства… я точно не помню и не понимаю, когда это началось и это ли послужило причиной, но я помню, что ещё где-то зимой, после нового года… надо было уже ведь готовиться к экзаменам во всю, так оставалось всё меньше и меньше времени и… а я не мог как-то больше заниматься начать или типа того… ну, ты помнишь, я тогла совсем нервный был, ты меня успокаивал постоянно… и мне становилось легче! Только вот мне казалось, что мои чувства к тебе начинали расти ещё с большей силой или типа того… ну… я и начал их немного, видимо, подавлять, надеясь их усмирить или типа того… хах… в общем, потом началось такое, что когда ты был рядом, то я прям… тонул в тебе… а когда мы были не рядом, ну, то есть ты у себя там дома, а я у себя… то я буду начинал тебя ненавидеть… появлялось какое-то раздражение… а потом мы с тобой встречались по пути в школу, и… я забывал об этом чувстве… а потом всё опять по новой… под конец года я ещё и начал ещё сильнее переживать из-за экзаменов, ещё сильнее путался в своих чувствах… а после последнего звонка… все наши встречи надо было планировать… ну, то есть общих локаций или типа того у нас уже не было… я начал думать о расставании… но я боялся… ну, и откладывал это… а когда понял, что всё это из-за того, что я когда-то начал подавлять чувства, то… вся эта ненависть и злость… они начали как-то пропадать? Но страх написать или встретиться не исчез, а только возрастал… ну, я думал, что до выпускного всё продержится, а там я уже соберусь с силами и поговорю с тобой… я понимал, что чем больше я тяну, тем будет хуже, но страх… я даже не знаю чего я боялся… я… просто боялся… наверное, это можно примерно сравнить с тем… когда ты ещё в школе, а тебе звонит мама и говорит, что дома тебя ждёт серьёзный разговор… а у тебя до этого настроение было хорошее… а сейчас вариант попасть под машину кажется не таким страшным, как прийти домой… ну… как-то так… — Если я дам тебе ещё один шанс, этого не повторится? – с заметной грустью и тоской в голосе спросил Хёнджин. — Нет… если меня опять начнут переполнять чувства… тогда я просто вывалю их все на тебя… — М? В каком смысле? — Ну… зимой… я постоянно хотел быть к тебе ещё ближе, улыбаться тебе ещё сильней, радовать тебя чаще… и вот… так что я просто буду постоянно тебя целовать и обнимать… если ты, конечно, позволишь… — Можешь даже не спрашивать, – тихо усмехнулся Хёнджин, поворачиваясь к Сынмину, который также пересел. — Можешь делать со мной что хочешь, но, пожалуйста, если тебе хоть что-то кажется странным, чего-то много или мало, то скажи мне об этом сразу, хорошо? Даже если это какая-то ерунда на твой взгляд, просто скажи. — Хорошо… а то есть… мы не расстаёмся? – Сынмин неуверенно провёл кончиками пальцев по тыльной стороне ладони Хёнджина. — Если ты больше не будешь меня игнорить и прослушаешь и прочитаешь всё, что я тебе отправил… но, обрадую, там не только грустные сообщения какие-то… я иногда и чёт смешное или милое отправлял… — Хорошо, но… можно мне… можно я сначала поцелую тебя? – смущённо пробурчал Сынмин, боясь поднять взгляд и смотря на переплетённые хёнджиновы со своими пальцы рук. Услышав смешок, Ким всё же осмелился мельком посмотреть вверх, после чего ощутил на своей щеке холодную ладонь. Оба потянулись друг к другу, наконец, соприкасаясь губами. Через пару секунд Сынмин на мгновение отстранился, прошептав: — Прости меня, я такой идиот. Хёнджин лишь усмехнулся и, вновь поцеловав, толкнул Сынмина на спину, нависая над ним и продолжая бороться языком за главенство в чужом рту. Мин намеренно не позволял Хёнджину войти языком в свой рот, намереваясь самому попасть в чужой. Он толкнул Хёнджина в бок, меняясь с ним местами и садясь на его пах в надежде заполучить контроль над Хваном, но Хёнджин вдруг повернул голову в бок, из-за чего Сынмин махнул влажными губами по щеке и слегка приподнялся вопросительно смотря на своего парня. — Я… давай мы сегодня дальше поцелуев не будем заходить… не думаю, что я готов… морально… — Ох, да… прости, я должен был догадаться… – Сынмину стало стыдно от мысли, что он может создавать вид того, кто больше дорожит сексом, чем чувствами. — Не должен… просто… знаешь, когда мне написал Минхо, чтобы я выходил и шёл к тебе… я уже осознал для себя, что мы сегодня расстанемся… мне уже даже было плевать… не то чтобы на отношения, а на всё в принципе… я уже даже думал, что, наверное, разлюбил тебя, но когда ты заплакал… мне стало больно… а пока мы обнимались… я понял, что всё ещё люблю тебя… и мне будет тяжело без тебя… мне кажется: у нас не очень здоровые отношения… — Ну, возможно… но после… этой ситуации, мы же… ну, не допустим больше такого? — Надеюсь… ну, во всяком случае, в интернете много всяких статей и видео… которые мы посмотрим и прочитаем не когда что-то пойдёт не так, а сейчас. — Что? Прямо вот сейчас? — А что такого? Полежим в обнимку, посмотрим видики~ разве мы обычно этим не занимались? — Ну, одно дело смотреть что-то смешное или страшное, те же фильмы, а другое что-то познавательное, фе. — Сам ты фе, – фыркнул Хёнджин, высунув язык. — Ну и ладно!