***
Олег засмотрелся на разноцветные окна, собранные из тысяч разбитых стекляшек. Он решил не заходить за Серым, что нужно дать ему время побыть наедине с собой, осмыслить вечер. В конце концов он был правда богат на события и эмоции. Волков сидел за привычным столом и ждал. Смазав кусочек чёрного хлеба маслом, он начал сверлить взглядом дверной проём. Утро дарило ему абсолютно новые ощущения. Волкову минуло 16, в это время у всех его сокурсников были отношения, он часто смотрел на окрылённых нелепых парней, которые впускали к себе в сердце девушек, благородно придерживая дверь, смотрел и думал, что никогда подобного с ним не произойдёт, что это просто не про него. «Не сможешь ты уйти от этого огня, не спрячешься, не скроешься - любовь тебя настигнет», – так, кажется, пелось в старой песне, которую много лет назад напевала мать во время готовки? Действительно, от этого огня не скрыться. И Олег, к его большому удивлению, покорно подался этой стихии – никогда ещё он не чувствовал себя настолько на своём месте. Будто раньше он смотрел на все происходящее через экран с помехами, а теперь сломал четвёртую стену и наслаждался, голодно запоминал каждое мгновение. Когда вся столовая наполнилась детьми Олег нервно стал постукивать ложкой – Сережи не было. «Наверное проспал» — подумал он, кинул ложку на поднос и стал уходить, последний раз прошёлся глазами по разномастным макушкам, убедившись, что не проглядел рыжего, и встретился взглядом с испуганными мутными глазами. Серёжа стоял в предбаннике, не осмелившись зайти в помещение. Олег выдохнул и робко помахал, а затем, не почувствовав привычной легкости в посеревших глазах, напрягся. Отвернулся на мгновение, чтобы поставить поднос и не обнаружил Сережу, того и след простыл...***
—Серый, погоди! — послышалось за спиной и на худые плечи легла рука. Серёжа молча поднял взгляд на Олега. — Ты скажи, если что не так, если одному побыть надо... — вторая рука легла следом. Серёжа боязливо оглянулся, Волков одернул руки. — Да, Олег, мне нужно побыть одному, ты прав. — Во взгляде на долю секунды мелькнул золотой блеск, по спине Олега пробежал холод. Он собирался ещё что-то сказать, но Разумовский развернулся и быстро пошёл в сторону корпуса, оставляя Олега одного с целым вагоном догадок. Тяжелую работу подкинул ему Серый, нечего сказать. Олег проводил его взглядом.***
Олегу Волкову терпения не занимать, жизнь одарила, хоть раздавай, с любым готов поделиться! Однако на второй день непонятного пугающего молчания нервы стали тихонько сдавать, поэтому перед обедом, выждав под пролетом лестницы, он поймал Сережу за руку и стремительно повёл за собой. Стискивая худую ладошку Олег шёл вперёд и в потоке бушующих мыслей родилась одна, как ему показалось, самая точная. Серёжа менялся словно калейдоскоп, переливался как витражные окна столовой, правда спектр цветов был не богат. Олег отличал два оттенка - спокойный голубой, мягкий и струящийся, как в первый день в автобусе, когда небо отражалось в лучезарных глазах, и жутковатый жёлтый, вроде уютный но обманчивый и непредсказуемый. Этот оттенок пугал Олега. Кроме этого Разумовского выдавала слишком прямая спина, идеальная осанка, словно в позвоночник штырь вставили, а раньше Олегу хотелось ударить его меж лопаток, чтоб плечи расправил, он все смеялся. Одно только не складывалось с этой идеальной осанкой - какая-то она была неестественная, словно тело покинул задор, взгляд стал мутным, глаза поблекли. Серёжа словно выпустил колючки, Олег допускал, что то могла быть защитная реакция, но глубоко внутри знал, что не все так просто, чуял. Прошлый вечер дал понять, что в отличие от Олега Серёжа раскрыл не все карты, что за худыми плечами был огромный балласт пережитого, но несмотря на это Олег верил, что выиграет в этой партии, поэтому как только дверь сарая захлопнулась, он повернул Сережу к себе и с напором начал: — Молчание не выход, Сереж. Если я сделал, что не так, ты лучше скажи, а я в свою очередь скажу сразу: я ни о чем не жалею. Если не оправдал твоих надежд, или испугал тебя, прости, если хочешь чтоб я ушёл, я уйду... —Нет! — перебил его Серёжа и схватил за руку, — мне очень... очень хочется побыть с тобой, не уходи... Глаза переливались как калейдоскоп, Олег смотрел в них, как заворожённый. — Только... — Серёжа осекся. Повисло долгое молчание накаляющее обстановку до предела, Олегу казалось, что воздух вот-вот начнёт искрить, каждая секунда прожигала руки насквозь, было страшно. В Сереже словно спорило два начала, Волков такое видел разве что в кино. Олег в своих догадках почти дошёл до истины, это своеобразная защитная реакция, вот только Серёжа не шипы выпустил, а чёрные перья и когти. — Ты боишься? — молчание, а за ним чуть слышно «Да». Олег не придумал ничего лучше как поцеловать Сережу. Поцеловать трепетно и нежно, совсем невесомо. Это длилось с минуту. Олег полностью потерялся в чувствах и догадках, так же как и Серёжа. Он шёл по тонкому канату над бездной в темноте, каждый шаг наугад под руку с удачей. К, счастью в этот раз она не подвела, и когда Волков отпрянул, его встретила знакомая тёплая улыбка, калейдоскоп сменился. — Волче... — потерянно выдохнул Серёжа и вцепился в него руками, как за спасательный круг, — прости меня, Волче... Они стояли нос к носу охваченные желанием и тысячей вопросов друг к другу. «Сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого», — пронеслось в рыжей голове. Серёжа грустно усмехнулся.***
Он крепко держал Олега за руку, сквозь щели снаружи пробивался солнечный свет, пылинки бешено прыгали в этих лучах. — Ты чертовски мне нравишься, пойми наконец, Серый! Я не позволю твоему страху лишить тебя счастья.— Олег развернулся к нему и сильней стиснул его руку, в этот момент ему казалось, что нет таких страхов, которым бы он не смог противостоять. Все, что он хотел, это помочь Сереже, любыми способами, он чувствовал что способен это сделать. —Ты не понимаешь, Олег... —Так объясни! — А ты уверен, что ты готов встретится с моими страхами лицом к лицу? — горечь мелькнула в голубых глазах. —Да.***
Девяностые сломали многих, родители Сережи не стали исключением. Когда-то известных деятелей искусств - молодую пару, искусствоведа и кинокритика - сломала жестокая эпоха, переживала, выбросила, словно прогоревшую спичку. Те десять лет показали, что страна не нуждается в просвещении. Какое к черту просвещение, когда кризис гуляет по улицам и не обходит не один дом, когда профессора теряют квартиры и оказываются на улице, когда учителя и врачи стоят бок о бок на рынках в надежде заработать лишнюю копейку на бутылку водки? Каждому предначертан крест, Разумовские свой не вынесли. Стали заливать бездействие и беспросветную тоску алкоголем, вначале дорогим и изысканным, позже дешевым и набодяженным. Вскоре тягу к искусству сменил граненый стакан, а интеллигенцию, собиравшуюся на квартирантках кучка вонючих алкашей. В таких условиях пришлось расти маленькому рыжему мальчик с большими голубыми глазами. Детства у Сережи не было, детство у Сережи бессовестно украли, лишили всего, в том числе и чистоты, невинной детской. То было самым страшным воспоминанием, запертым под всеми возможными замками, хранящимся в самой глубине, куда не проникал свет. Воспоминанием, конечно это трудно назвать, Разумовский лишь помнил себя пятилетнего и высокого дядю, выделявшегося из пьяной толпы светлыми трезвыми глазами. Это был папин друг, дядя Коля, контрабандист и бывший циркач - жонглёр факелами. Вместе с очередной бутылкой он приносил в дом Разумовских маленькие подарки для Сережи, рассказывал захватывающие истории, циркаческие байки, а потом потребовал плату... Самую страшную плату в жизни Сережи. Его маленьких мир разрушили трезвые глаза отливающие хищным блеском, ледяные руки и крик пьяной матери, ломящейся в дверь. Когда опеку над Сережей взяла Бабушка, он подумал, что кошмар, в котором он существовал закончился, но кошмар стал материальным, научился говорить и даже защищать. Те три года в обители спокойствия, в заботливых бабушкиных руках сейчас казались Сереже сказочным сном. Яблоко от яблони, как говорится, вскоре и в нем стала просыпаться тяга к искусству. Маленький сломанный мальчик искал себя, пытался заделать огромную дыру в душе, пытался познать своих бедовых родителей через искусство, хотел прикоснуться к миру в котором они существовали когда-то давно в безоблачном прошлом, прикоснуться к родительской любви, которой он никогда не знал. А потом жизнь забрала и бабушку, и двери детдома приветливо распахнулись утягивая в болото безнадеги. Тогда появился он, словно зеркальное отражение, словно тень, и укрыл своими мягкими сильными крыльями. Серёжа не знал материнской любви — вместо знакомому любому материнского запаха, самого невероятного, родного, он помнил лишь запах водки и перегара. Вместо тихих колыбельных он помнил бешеный гул пьяной толпы. Несправедливо жестокие воспоминания для пятилетнего мальчика. Он не помнил нежных прикосновений и целительных материнских рук. На смену всему этому пришли шелковые перья, скользящие по янтарным волосам и мягкие чёрные крылья, укрывающие от всех бед адской квартиры полной пьяниц прожигающих свою жизнь и топящих надежду в заплёванном граненом стакане. Он не знал любви и Птица дарил ему свою демоническую. Он дарил ему дружбу, мечты, сублимируя Сережины страдания.За все счастливые моменты нашей жизни мы обязаны платить. Жизнь - самый бескомпромиссный коллектор. Серёжа подружился со своими внутренними демонами, у него появился Птица.***
— Я тебе доверяю, Олег, знай. Никто. Ни одна живая душа не знает о нем, кроме тебя. — ледяной голос Сережи вывел Олега из оцепенения. Волков сидел со стеклянным взглядом. Он не понимал как хрупкая тонкая сущность Сережи выдержала все это. Ему казалось, он чувствовал его боль... — И мне страшно, страшно что.. — Страшно что я сбегу от тебя?— Серёжа молчал. —Ты шутишь? Я с тобой до к о н ц а.— Страх, страх в голубых глазах исчез, испарился, словно и не было. Теперь он знал, Олегу можно доверять, с ним можно везде всегда и при любых обстоятельствах, он смотрел на него и боль, с которой он жил, отступала. Он нашёл своего человека, и это затмевало все страдания. Серёжа аккуратно положил голову на плечо, ткнувшись носом куда-то за ухо, и крепко сцепил руки на спине Волкова. В этом темном сарае произошло невероятное, небывалое, невозможное, Серёжа не верил, но на его глазах в его жизнь сквозь узкие щели пробился свет. —Придурок, и из-за этого ты от меня бегал два дня? — Олег еще раз взглянул ему в глаза. — Это он виноват... — Серёжа хмыкнул, но рук не разомкнул. — То есть он плохой? —Не совсем... — Серёжа задумался, — он меня защищает, пусть и взгляды на одинаковые вещи у нас отличаются. Он в купе с бабушкиной любовью заменил мне мать, он прогонял из моего сердца мглу, да он иногда бывает пугающе дерзким, но это лишь потому что мы не можем найти общий язык. Оба подростки неопытные, хотя порой мне кажется что он на несколько веков старше меня... знаешь, он просто ещё не понял что тебе можно доверять, у него проблемы с доверием похлеще чем у меня. — С доверием, говоришь?— Олег вступил на тонкий лёд, он практически слышал хруст под ногами. — Я кажется знаю, как доказать ему...***
Лагерь был современным, но старался сохранять колорит и традиции советских. Каждый вечер в темнеющее небо обрамлённое пушистыми соснами улетали столпы оранжевых искр. Кострище озаряло беззаботные лица, Серёжа стоял вдали ото всех, прислонившись к стволу и разглядывал струйки оранжевой смолы, стекающие по сухой коре. —Готов?— Олег подошёл тихо, Серёжа привычно вздрогнул. —Готов.***
— Где ты нож раздобыл? — спросил Серый выливая на тряпку спирт и протирая ладонь. Они устроили свой костёр, вдали от суеты, на их пляже. — А ты самогон? — парировал Волков. —Это не самогон, стопроцентный спирт вообще-то — улыбнулся Серёжа, — у дяди Гриши попросил, сказал, что хочу сделать факел... — И он поверил? —Хрен знает... главное что дал! — Серёжа подошёл к Олегу и холодной тряпкой коснулся его ладони, его руку накрыла горячая рука. —Можно тебя спросить? — Олег наблюдал, как бережно Серёжа протирает каждую ложбинку, линию жизни любви и всего остального. — Про доверие? — тихо отозвался Разумовский, будто ожидая вопроса. — Ага... —Валяй! — Серёжа закончил, скомкал тряпку и пустил ее в свободный полёт. — Как ты с этим живешь? Неужели тебе не выворачивает каждый раз, когда тебя касаются, когда касаюсь я? — Олег. Во-первых, ты это ты, ты это не другие, а во-вторых, у меня иногда случаются провалы в памяти, и это, наверное, к лучшему, видишь, в том, что он со мной, есть плюсы. Без него я бы сошёл с ума... — Ты с ним говоришь? —Только если во сне... — Мне стоит его бояться? — Нет. Я все же могу его контролировать, да и он скоро сам поймёт, что теперь я... мы в безопасности. Олег достал нож и плеснул на него из бутылки, на глади лезвия мелькнуло отражение жёлтых глаз. Они стояли в метре друг от друга с завернутыми рукавами и смотрели друг другу в глаза. — Ты первый — нервно сглотнул Серёжа. —Нет, давай ты, я доверяю тебе, пусть он это видит. —Хорошо. — Лезвие перекочевало в дрожащую бледную руку. Сережины глаза горели, то, что они делали, заставляло внутри него биться чёрного ворона, скрежетать клювом и драть ребра когтями. Да. У птицы были лютые проблемы с доверием. Но Серёжа как мог старался успокоить его, заставить его принять Олега. Серёжа сделал шаг и полоснул смуглую ладонь. Алая полоса проявилась мгновенно, Олег сделал то же самое с бледной худой ладонью. Веснушчатый нос сморщился. —Теперь надо пожать руки, — Олег уверенно протянул кисть, капля крови упала на белый песок, — Сергей Разумовский, я кровью клянусь защищать тебя и не оставлять ни за что на свете. — Олег Волков, я клянусь... — калейдоскоп вновь перевернулся, в глазах напротив забушевал жёлтый костёр. Олег понял, что вот он - главный Сережин кошмар - стоит перед ним, принимает его, жмёт его руку. — я клянусь не оставлять тебя, я... мы доверяем тебе.