Вьюга

11 января. -19°С Сон. Как-же много смысла в этом простом слове из трех букв, которое способен выговорить без ошибок даже иностранец с дислексией — а сколько всего сокрыто. Путеводный голос подсознания, яркие образы, накопленные разумом за время бодрствования, визуализация желаний, планов и страхов, банальный отдых тела в конце концов — всего этого я был лишен в один миг. Сквозь сладостную пелену дремы до моего сознания, будто из бочки, донесся пока далекий, но неотвратимо приближающийся звон. Бесчувственно и безжалостно, все набирая и набирая обороты молотил миниатюрный, но могущественный молоточек по уже помятым, но упорно поющим свою адскую мелодию год за годом металлическим звоночкам-чашечкам. Переливающаяся красками картинка сновидения в считанные секунды растворилась вместе с пробуждением негодующего сознания, сменившись на давящую черноту, свойственную к наблюдению при закрытых глазах. Вставай Колян, на учёбу пора! Заученным движением руки угомонив тысячу раз проклятого агрессора, именуемого несведущими высыпающимися людьми будильником, я перевернулся на спину. Мышечным усилием (и большим усилием воли) разлепил веки и лениво потянувшись с трудом сел на кровати. Еще раз, для профилактики, протер глаза кулаками и, когда картинка приобрела привычную четкость, благо зрение у меня отменное, бросил усталый взгляд в сторону адской машины, которая, будто извиняясь за пробуждение-принуждением еще и показывала время. Извинения не приняты, но за поминутный доклад спасибо. — Твою то ни сизифову ёлку… Процитировал я любимое ругательство отца и выбросив в воздух еще несколько ругательств, менее приличных, поднялся с постели, поежился от извечного утреннего холода, приумножаемого реальным зимним холодом за окном и вдев ступни в старенькие синие тапочки нетвердым шагом поплелся на первый этаж. Дом у нас маленький, а как иначе? Позволила бы купить большой дом сумма, выданная нам судом после вынужденной продажи квартиры в городе, чисто чтобы не увеличивать и без того большое число бездомных — ага, разбежались. Крохотный старый домик в два этажа да шесть соток необработанной земли в придачу — вот и все наше с мамой землевладение. На верхнем этаже хибары располагались две спальни — моя и мамина, плюс пригодная для жилья комнатушка, которую никто не облюбовал по простой причине отсутствия этого самого «кого-то» в нашей семье, посему, комнатка использовалась как импровизированная гостиная. Под лестницей расположилась пыльная кладовая, забитая старыми инструментами и бытовой химией. На нижнем ярусе хором были впритык расположены прихожая и кухня с ванной. Сортир имелся как пристройка, благо, неведомый советский инженер, проектировавший эту домовину, додумался сделать вход в эту «святую святых» из дома, а не снаружи. На этом достопримечательности дома заканчивались, а я, сделав свои утренние дела в «святая святых» дома, уже бодрым шагом шел в столовую — завтракать. Мамы дома, ожидаемо не оказалось, зато на столе еще не успела остыть яичница с колбасой и стакан чая, возле которого завалялись два сухоньких, но еще съедобных овсяных печеньица — пустячок, а приятно. Покончив с завтраком, я направился в ванную, где, проделав с собой немудреные гигиенические мероприятия и в очередной раз превратив себя из немытой, небритой и непричесанной обезьяны с грязными зубами в приблизительное подобие человека переоделся в выстиранную и выглаженную мамой еще вчера, а сегодня мирно сушащуюся на батарее школьную форму, натянул поверх нее зимнюю одежду и уже собирался выходить, как разум ехидно напомнил что школьники обычно с собой еще и портфель с учебниками и тетрадками носят. Проклиная всё на свете я, грохоча по лестнице тяжелыми сапогами поплелся обратно в спальню. Дав кругаля по дому, отыскав всю необходимую ученику 6 класса макулатуру и канцелярию и закинув всё это добро в портфель, убив тем самым весь свой резерв времени я, проклиная все на свете выскочил из дома и пулей понесся по сонному поселку к единственной в местных краях школе — моей то бишь. В рекордные сроки преодолев марафон с препятствиями по сельской местности и не только с дополнительным грузом и все равно умудрившись опоздать на несколько минут я влетел в невзрачное здание школы и быстро маневрируя и игнорируя все препятствия в виде не самого приятного вида пожилых женщин, спрашивающих мою фамилию — не хватало еще в первый-же день прогульщиком перед местной тюремной администрацией прослыть, швырнул куртку на крючок в положенной секции раздевалки и помчался наверх, в оговоренный всего несколько дней назад класс. Мысленно проговаривая название класса и имя руководительницы, я, обстучав об стену снег с сапог (сменку я все равно не взял) добежал по пустынным коридорам, будто сошедшей с холста режиссера фильма ужасов школы до означенного кабинета №204 и учтиво постучавшись прошмыгнул в класс. Назад дороги нет. — Тема урока… Что такое? За учительским столом восседала чопорная на вид женщина в очках, одетая, подстриженная и всем своим видом создающая впечатление железной леди. Проследив за сорвавшимися с ее лица взглядами, местная мисс Тэтчер недоуменно и сердито уставилась на меня — Так-так… Учительница отстучала ручкой угрожающий ритм, эхом раздавшийся по притихшему классу — Опаздываем? — Никак нет… Еще не отдышавшись после головокружительного забега я выпалил первую фразу пришедшую на ум — Новенький я, Лилия Павловна… Звать Николаем, Сабуров по фамилии… Учительница выстрелила в меня недоверчивым взглядом и уткнувшись в классный журнал, нахмурившись пробормотала — Не может быть чтобы еще один… Пройдясь взглядом по журналу сверху вниз, педагог повернулась ко мне — Нет такого. Классом не ошибся? — Никак нет. Проклятый армейский ответ из фильмов сегодня так и лез мне на язык — Всё точно, как мне велели: Лилия Павловна, шестой «В». — Да что-ж это такое! Учительница в ярости вскочила с места и издавая каблуками быстрый цокот вышла из класса — Стой здесь! Сейчас я им устрою… Бросила она мне уже из коридора и удалилась, сопровождая сей процесс удаляющимся цокотом каблуков и приглушенными, но все-же различимыми изощренными ругательствами. С уходом надзирателя класс перевел всю полноту своего внимания на меня. Десятки неуютных изучающих взглядов как гусеницы ползали по моему телу с головы до ног, стремясь обжечь, сделать уязвимым для подколов, насмешек и издевательств, коими так богата школа, но не достигал успеха — я выпрямился во всей свой немаленький для шестиклассника рост (177 см) и демонстративно скрестил руки на груди, своей отсутствующей реакцией на обстрел глазами показав одноклассникам что со мной лучше не связываться. Однако были среди них и слабовидящие. Откуда-то из глубины третьего ряда послышался неприятный, высокий голос — Глядите ребята: сначала очкарик, а теперь шпала. Может хоть ты с доски вытрешь, а? Я бросил спокойный взгляд в сторону оратора — им оказался мерзкий на вид индивид, выше остальных одноклассников, но все равно уступающий мне в габаритах толстый парень в черной рубашке, чье похожее на гранат лицо было обильно усыпано спелыми прыщами, похожими на прогрызающихся из-под сальной кожи личинок. Судя по всему, именно он был моим главным соперником в борьбе за авторитет в этом классе, и, честно сказать, впечатления грозного соперника он не производил. Придя к такому умозаключению, я спокойно изрек — А ты хуй дожуй сначала, жиробубель, а потом я тебя спрошу. Вытру если мне надо будет. Вняв моей реплике, класс заволновался, зароптал и повернулся к жирному в ожидании зрелищ — такой мятеж против собственного самодержавия нельзя прощать. Прыщавая физиономия исказилась в изумлении, будто сведенная судорогой. Несколько секунд спустя до толстяка дошел смысл моего высказывания и тот даже покраснел от бешенства, пыхтя как разъяренный бык. Он медленно встал с места, указывая дрожащим пальцем в мою сторону и еле сдерживаясь чтобы не броситься на меня сию секунду напряженно скрипел — Ты… Ты… — Смотри не обосрись, от натуги-то. Класс взорвался смехом, а морда жирного уже просто зеленела от сдерживаемой ярости, теперь еще и на поприще опозоренного авторитета. Заглушив смех одноклассников, он завопил — После школы я тебя найду падла!!! Ты труп, понял?! Класс вновь заинтересованно развернулся ко мне, и я поспешил наградить публику за внимание — Без базара, беляшик. Жду. Толстяк хотел еще что-то выдавить, но многообещающую серенаду жиров прервала вернувшаяся в класс учительница — Вот-же курицы… Не обратив внимания на изменившуюся атмосферу в классе, Лилия Павловна быстро прошествовала к своему месту и вновь направила свой взор на меня — — Садись куда ни будь… Вон с Семёном хотя-бы. Преподаватель указала мне на место рядом с жиробасом, но я поспешно открестился от такой участи, указав ей на пустующее место на последней парте, рядом с каким-то блондинистым парнишкой в толстых окулярах — Лиль Пална, а можно я там сяду? Я просто дальнозоркий, мне с последних парт лучше видно. Педагог безразлично хмыкнула и пожав плечами кивнула — Ну хорошо, садись тогда с Антоном. Петров, слышишь? Услышав свое имя, парнишка сжался, аки заяц от страха и еле заметно кивнул. — Все, садись, а то мы и так потеряли много времени. Класс! Записываем вдвое быстрей! Тема урока… Не особо вслушиваясь в слова учительницы я пролез через дебри портфелей к своему месту, обустроился на нем и приветственно протянул соседу руку — Коля. — Антон… Парнишка неуверенно и слабо пожал мою руку и тихонько промямлил, вероятно вспомнив эту фразу из какого нибудь фильма — Будем знакомы… — Конечно будем! Я по-приятельски хлопнул блондина по плечу и тихонько засмеялся — Ты не очкуй, дружище. Я этих ваших Семёнов на завтрак ем и не давлюсь. — Круто… Антон отчаянно стеснялся и нервничал, но я поспешил его заверить — Тох, ты давай не ссы, а то не сработаемся. Я хоть товарищ и грозный, но своих в обиду не дам, а ты мой сосед и по определению — свой. Лады? — Лады. Антон, возможно, впервые за сегодняшний день улыбнулся и получив первое замечание от Лилии Павловны мы наконец взялись за работу. Школьный день прошел незаметно. Учиться, учиться и еще раз учиться — как завещал товарищ Ленин. А еще ловить на себе полные ненависти взгляды Бабурина (именно так звучала фамилия жиртреста), этого Ленин не завещал, но реальность была именно такова. Беседами во время и между уроков мне, кажется удалось погасить Тохин страх передо мной — это хорошо, на четвертом уроке он попросил меня научить его драться, кажется на перемене у него произошло что-то с Бабуриным — это тоже хорошо, но немного по своему. Мы договорились начать наши занятия завтра и разошлись по разным классам на последний урок — английский, на время которого наш класс делили на две группы. Свобода неотвратимо приближалась. После уроков я немного задержался в школе — учительница английского попросила проверить домашние задания за наш класс, за дополнительную оценку разумеется — английский я любил и знал лучше многих старшеклассников, так как занимался с раннего детства, посему расправиться с несчастной парой десятков коротеньких текстов не составило труда и получив заслуженную пятерку я с довольной рожей оделся и покинул дом знаний, насвистывая какую-то мелодию со спокойной душой направился домой. Не пройдя и двух километров от ворот школы, я застал воистину замечательную во всех смыслах картину. Близ поверженного снеговика происходила настоящая баталия: трое парней, в одном из которых я без труда опознал Бабурина, уверенно побеждали сводную группу из дезориентированного Тохи без очков, которого толстяк держал за шиворот, готовясь дать мощный удар по лицу наотмашь и девочки, судя по всему, из нашего класса, которую на некотором отдалении крепко держал один из дружков Семёна. Другой стоял в сторонке и видимо, наслаждался зрелищем. На секунду промелькнула мысль что именно этот «зритель», а вовсе не Семён здесь заправляет балом, но не это сейчас было главным. Я решительно двинулся в сторону дерущихся, на ходу скидывая рюкзак и всё что мешает мне накостылять этому уроду — Эй, Бабулин или как тебя там? Толстяк развернулся, и, завидев меня, разозлился пуще прежнего. Я тем временем подошел ближе. — Ты извини, я имена пидоров не запоминаю. Так вот неуважаемый Бабулин, спешу сообщить тебе что ты мразь, ибо мы раз на раз договаривались махаться, а ты мало того, что корешей привел, так еще и лишних людей вовлекаешь. Не по-пацански это. Еле выслушав мою тираду, Бабурин в ярости прорычал — Заткнись… И вновь замахнулся на Тоху, как вдруг его прервал суровый голос — Он прав Семён. Отпусти очкарика. Мы оба обернулись к отправителю данной фразы — им был парень среднего роста в спортивном костюме и шапке, не скрывавшей грубо остриженных волос, чье лицо напоминало небольшого хищного зверя. Как ни странно, только в нем я почувствовал настоящую силу и реальную угрозу — значит действительно главарь. Мои доводы подтвердило то, что жирный с неохотой бросил Тоху на снег и быстрым шагом направился ко мне — Ну всё падла, тут ты огребаешь… Я лишь усмехнулся и подпустив толстяка поближе нанес первый удар — правой, в самое логовище жира, забултыхавшееся под моим кулаком. Семён с хрипом согнулся, но тут-же выпрямился и чуть не опрокинулся назад — крепкий носок моего сапога на полной скорости врезался ему в губу, раскроив ее и заставив ошалевшего Бабурина потерять равновесие и начать на скорости заваливаться назад, но не тут-то было — я ухватил его за вытянутую вперед кисть, мое плечо болезненно хрустнуло, я поморщился, но развлекательные мероприятия только начинались. Левой рукой перехватив тушу за загривок дубленки, заставив ее обладателя подставить лицо и начал бить прямо в него, что приносило невероятное упоение. Два, три, пять, десять, пятнадцать ударов сотрясли жирный прыщавый пятачок Семёна — мой кулак и близлежащий снег начали обагряться кровью, а рожа под кулаком заскулила как раненная собачонка. Дружок жирного попытался прийти ему на помощь, но главарь остановил его жестом руки, будто, как и я упивался видом крови ненавистной всеми свиньи. Даже Тоха и та девочка, которую держал тот самый дружок весело скалилась, рассматривая багровые капли. Да что мы за животные такие? Я резко прекратил избиение уже не трепыхающегося Семёна — не может быть чтобы убил… Ан, нет, шевелится мразь. Тут я внезапно заприметил интересную вещицу — перстень-печатку на пальце одной из безвольно болтающихся культей Бабурина. Я перехватил тушу поудобнее и резким движением сорвал перстень вместе с кусочком сальной кожи, отчего свинья мерзко завизжала, но я поспешил ее успокоить, пнув его еще раз в брюхо, отчего тот подавился визгом и бросив обессиленную тушу отдыхать в снег. Покрутив немного перстень в руке я проворчал — Великоват… И обратился к здесь присутствующим — Ребят, может кому перстень надо? Недорого отдам! Учитель геометрии оценит. Я демонстративно подставил узор на печатке под солнечный свет — Ромк, да он отмороженный, на! Несмотря на всю забавную картавость голоса Сёминого друга в нем слышался неподдельный страх — В натуре. Главарь нервно переминался с места на место. Я осознал, что перестарался и бросив перстень Семёна под ноги его товарищам и отступил от тела поверженного противника на несколько шагов, давая возможность санитарной команде эвакуировать этот кусок мяса на базу. — Уберите мусор пожалуйста. Голос мой был непривычно тихим. Я продолжал поддерживать атмосферу холодного триумфа, но в душе меня уже начали потихоньку терзать первые покалывания смутной вины. За что я так с ним? Своих, конечно, защищать надо, да и он сам меня драться позвал, но… Все равно я погорячился. Пока я терзался самобичеванием Рома и его друг уже успели взять под руки недвижимую тушу Семёна и эвакуировать ее за пределы зоны видимости. Я неторопливо подошел, к, все еще сидящему в снегу Антону и протянул ему руку, предлагая помощь. Парень натянуто улыбнулся — Коль, ты не мог бы подать мне более… чистую ладонь? Только сейчас я заметил, что моя правая кисть была все еще запачкана кровью Бабурина и поспешно сунул ее в снег, протянув другу левую руку, на которую тот с благодарностью оперся, предварительно промахнувшись несколько раз без очков. Я засмеялся — Тох, да ты без этих окуляров как слепой котёнок! Ты не ссы, я тебя до дома доведу, а то уже темнеет… — — А про меня тут кто нибудь вспомнит? Из-за наших спин раздался недовольный девичий голос. Я хлопнул себя по лбу и рассмеялся, а Антон обернулся и виновато промямлил — Извини Полин, я, наверное, не смогу тебя проводить, сама видишь… — Сама вижу. Девочка спокойно подошла к нам и протянула мне руку — Полина. — Николай. Сказал я, к удивлению девочки, поцеловав протянутую для рукопожатия кисть — Предлагаю не топтаться более на месте, а потащиться помаленьку по домам. Антон, тебе ведь отсюда ближе всех, так? Блондин неуверенно кивнул — Тогда, Полин, бери его под руку, сначала его предкам сдадим, а потом я тебя до дома провожу, договорились? Девочка уверенно кивнула и несмотря на робкие протесты парня взяла его под руку, и мы дружной троицей не спеша пошли по припорошенной снегом тропинке, тихо разговаривая о своем. Кажется, это и называется «дружба»? Несколько десятков минут спустя Антон скрылся за дверью своего дома под взволнованные возгласы родителей, уже собиравшихся не то звонить в милицию, не то самостоятельно искать сына в здешней глуши. Мы с Полиной остались одни и медленно, будто нарочно растягивая момент прогулочным шагом направились к поселку, будто и не было вокруг нас черной чащобы, способной в любой момент проглотить неосторожного путника, будто не было пропадающих детей и маньяков, будто не было отморозков вроде меня способных почти не за что превратить человеческое лицо в шматок бесполезного мяса. - А за Семёна не беспокойся, Звонко щебетала Полина, когда мы уже вышли к посёлку и проходили один круг света под фонарем за другим - Он как к нам перевелся - озверел прямо, раньше был покладистее, мне его бабушка рассказала. А раз озверел - значит зверь и для людей опасен, а раз опасен - то должен быть наказан... Полина внезапно облизнула губы, от чего у меня встал ком поперек горла и ни один из просившихся наружу вопросов так туда и не попал - Ну мне пора, Изящная ручка в шерстяной варежке указала на небольшой домик ближе к концу единственной улицы - это мой дом. Если хочешь - заходи, я всегда рада. Приятно было познакомиться, Коля! - И мне... Неуверенно процедил я когда девочка уже скрылась за дверью родного дома. Странная она, эта Полина, но кто я такой чтобы судить чужие заскоки - своих полно! Взяв за доктрину эту, признаюсь честно, не самую умную из доступных мне мысль и уверенно зашагал по тропинке обратно во тьму. Домой.