Отец Кирилл

Саша знает, что на часах ровно восемь. В это время ворота церкви все еще открыты, но открыты только для него — он знает, как войти. Да никто бы и не подумал, что там кто-то есть так поздно. Двор кажется слишком пустынным, там нет прихожан, нет обычного движения и лёгкой торжественной суеты. Перед дверью в сам храм Казьмин замирает. Внутри у него в это время все так же замирает от предвкушения. С громким скрипом дверь открывается, а затем он оказывается в полутемном помещении, где сильно пахнет ладаном, воском и другими церковными травами. Этот запах, кажется, заполняет лёгкие за один короткий вдох, пьянит и даже немного кружит голову, если вдохнуть резко. Саша привык. Саша старается идти тихо, хотя знает, что своё присутствие уже выдал. Он останавливается у двери в совсем небольшую комнатку. Открывает дверь, заходит и пытается проморгаться, потому что в Исповедальне чуть темнее, чем в самом храме, садится на узкую деревянную скамью. Сердце бьется быстро. Слишком быстро, где-то в горле, а пальцы покалывает от волнения. В комнатке имеется перегородка, а в ней небольшое окошечко, чтобы исповедоваться. Конечно, он знает, что должен делать. Ждать. Он может ждать так пять минут, десять, а может и пол часа. Но в такие моменты нетерпение нельзя выказывать. Лучше дождаться отца Кирилла. В этот раз Саше не приходится ждать очень долго, он слышит, как во второй части комнаты(в той, что от него отгорожена стеной с окошечком) раздаются шаги, а затем в небольшом проёме появляется свеча. Самого отца Кирилла он не видит, только его запястье и рукав чёрного одеяния священника. — Добрый вечер, отец Кирилл, — Саша здоровается вежливо, но медленно и абсолютно спокойно. Нельзя сейчас торопиться, как бы не хотелось. — Здравствуй, Александр, — чужой голос звучит так же спокойно, но Казьмина это, почему-то, будоражит куда сильнее эмоциональности. Это загадка. Какие сейчас эмоции у человека за стеной, что он думает, что чувствует.. Саша сглатывает, понимая, что мысли идут куда-то совсем не туда, а сердце опять стучит быстро. — Я пришёл исповедаться, отец Кирилл, — голос сразу становится чуть ниже и мягче. Саше сложно себя контролировать, он дышит, наверное, слишком часто. — Я был грешен. Всякие греховные мысли посещали меня, я никак не мог от них отделаться и желание поддаться соблазну наслаждения.. слишком велико. — И какие же греховные мысли вас терзают, Александр? — Саша знает, что его щеки заливает краска. Определенно, он сейчас выглядит смущенным, тем более, что от обстановки становится жарко, а в маленьком пространстве комнаты никуда не деться. — Мысли о мужчине.. как о возлюбленном, — получается слишком уж тихо, но отец Кирилл точно слышит его. — Это большой грех, Александр. И вы должны это знать, — Саша от строгого тона, кажется, по лавочке начинает растекаться. В горле абсолютно сухо, а джинсы сейчас слишком тесными ощущаются. Стыдно признаться, насколько его это заводит на самом деле. — Я знаю, отец Кирилл. Но эти мысли преследуют меня. Подталкивают к греху и разврату. Я хочу мужчину. Хочу опуститься на колени и ласкать его плоть языком, хочу большего. И этот не дает мне покоя. Может, вы знаете, как справиться с этим? — от собственных слов стыд горячей волной накрывает. Возбуждение становится ярче, а смущение делает его еще острее, придаёт такую нотку ощущениям, которая Саше раньше не знакома была. Тихонько дверь закрывается, свеча тухнет, а Саша сквозь штаны трет член, стараясь не издавать никаких звуков. Через пол минуты дверь открывается уже в ту часть комнатки, где Казьмин сидит. Отец Кирилл прожигает его тёмным зелёным взглядом и одну руку вплетает в волосы. Саша сглатывает, чуть склоняется к чужой ширинке и щекой к ней прижимается. Он сам хочет, он руки на чужие бедра кладёт и поглаживает, поднимая взгляд. Отец Кирилл смотрит на него внимательно, за каждым движением глазами следит неотрывно, губу кусает. Под свободными одеяниями не видно, но Саша отчётливо чувствует выпуклость под щекой. Не он один тут завелся, как подросток. Саша тянется к ремню, застежке брюк, пальцами вверх-вниз проходится по возбужденной плоти, облизывается и снова взгляд вверх бросает. Пуговицу на брюках он расстегивает просто, бегунок на ширинке вниз тянет и языком влажно по ткани боксеров проходится, горячим дыханием дразнит. Рука в волосах сильнее сжимается, намекая на то, что лучше бы он не медлил и не тянул. Саше удивительно хорошо, спокойно и.. горячо. Стыдно от того, где именно все происходит, но они оба знают, что сюда никто не войдет. Чёрные одежды только больше распаляют, добавляют ситуации пикантности. Ерзать на узкой лавке неудобно, а отец Кирилл заставляет его раздвинуть ноги так, что даже и потереться не обо что. Саша готов возмущенно рычать, но ему руки стягивают ремнем из брюк за спиной, нагнув вперед для удобства. И сопротивляться этому не получается абсолютно, даже когда его за волосы грубо тянут обратно, даже когда не дают бедра сдвинуть, вынуждая терпеть возбуждение, сжигающее дотла. Брюки вместе с бельем отец Кирилл сам тянет вниз, а Саша просто залипает на его пальцы и один ловит зубами, после чего втягивает в рот и облизывает, языком ласкает. Чужой взгляд темнеет ещё опаснее, чем до этого, Казьмину кажется, что у него под настолько строгим взглядом бы подкосились колени, если бы он стоял. Его снова берут за волосы и Сашино лицо оказывается как раз напротив возбужденного члена, так что ничего больше объяснять не нужно. Да и заставлять не нужно, он сам рот приоткрывает, ловит губами головку и посасывает её, языком играется, все ещё пытаясь как-то поерзать на лавке. Отец Кирилл всегда был слишком красив. А особенно сейчас: чуть раскрасневшийся от возбуждения, с горящим взглядом и слегка подрагивающими пальцами, с красивым изломом идеальных бровей, с покусанными губами.. Саше хочется, чтобы у него была такая картина. В голове только шутка про то, что с этого человека можно писать икону, но она получится слишком соблазнительной. Казьмин ртом на твердый член насаживается, языком пытаясь себе помогать. Хочется каждую венку на стволе обвести, облизать и вобрать в рот весь полностью. На языке чуть солоноватый привкус, а в остальном ничего неприятного или особенно противного. Тем более Сашу сама мысль о чем-то подобном заводила слишком сильно, он сейчас умудряется дышать через раз. Слишком сильно его от этого ведёт. — Хороший мальчик, молодец, — отец Кирилл говорит негромко, но от похвалы хочется делать все ещё лучше. Саша головой двигает, стараясь не задевать зубами, щеки втягивает и с каждым движением пытается брать глубже. По подбородку течёт слюна, а из глаз слезы невольно бегут, но Казьмину слишком хорошо. Он никогда не сказал бы, что ему настолько понравится что-то подобное. Наверное, выглядит он сейчас как абсолютная шлюха: с мокрыми ресницами, припухшими губами и жадно пытающийся вобрать в рот чужой член. На пару секунд он отстраняется, чтобы отдышаться, взгляд понимает вверх и языком проходится по стволу от основания до головки. Приятно чувствовать выпирающие венки и то, что его действительно хотят. Пусть и вот так, со стянутыми ремнем руками и контролирующей ладонью на затылке, но Сашу размазывает слишком сильно. Он послушно рот открывает и, поддаваясь чужой руке, принимает полностью. В первые пару секунд кажется, что его сейчас стошнит, из глаз снова начинают течь слезы, но Казьмин только мычит жалобно, не пытаясь отстраниться. Он начинает ощущать нехватку воздуха почти сразу, но ловит какое-то извращенное удовольствие от того, что его попросту вот так имеют в рот. После этого работать ртом самому ему больше не позволяют, за волосы держат крепко и двигаются, а Саша только и может, что пытаться языком приласкать и хотя бы как-то пробовать потереться, чтобы самому не было так невыносимо жарко. Дышать получается иногда, когда ему позволяют отдышаться или не засаживают по самое горло. Отец Кирилл ведет пальцами по его губам и ухмыляется. — Мы оба знаем, Сашенька, что если бы я захотел, то мог бы трахнуть тебя прямо здесь и ты был бы не против, — вкрадчивый тон, но ответить на это Казьмин может только мычанием. Он брови жалобно выламывает, силясь головой покачать, но это все блеф. Чужая рука жестко фиксирует положение его головы. — Нравится тебе, когда с тобой грубо. Как с шлюхой, берут и трахают в рот, например. Изъерзался весь, думаешь не вижу? Чужие слова заставляют снова покраснеть от стыда, потому что это правда. Саше нравится. Он прикрывает глаза, чтобы не видеть чужой взгляд, направленный на него и чувствует, как член во рту пульсирует. Значит, отец Кирилл уже близок к оргазму. Саша чувствует, как чужие бедра непроизвольно дергаются, слышит рычащий стон.. отстраниться ему не позволяют и он сглатывает все. Послушно слизывает последние несколько капель с головки, когда ей ведут по губам и снова ерзает. Кирилл просто сжимает его член сквозь белье, массирует, а Саша понимает, что уже был на грани. И ему стыдно, что он как подросток кончает просто от таких вот прикосновений. На джинсах расплывается влажное пятно, губы припухли, а челюсть саднит с непривычки. — Надеюсь, я помог вам справиться с грешными мыслями, Александр, — чужой насмешливый голос раздается возле самого уха, а Саша довольно кивает, облизываясь и растирая затекшие запястья.