Табак

      Солнце было враждебным. Не найдется в этом городе сраной мечты ни одной точки обзора, с которой даже самый нежный розовый рассвет был бы похож на губы, раскрытые в любовном экстазе, а не на синтетическое мясо в разрезе. Я постаралась – я взобралась на самый верхний этаж еще не достроенного небоскреба. Но и это не помогло скинуть оковы города. Я стояла, прислонившись к серой заготовке окна, представляя, как через год здесь уже будут пуленепробиваемые стекла, обшитые деревом стены, ковры и, возможно, сотни красивых дорогих женщин и невозмутимых мужчин. Когда-нибудь, в далеком будущем, наплодившем бесчисленное количество новых корпораций в лютой оргии евродолларов с самими собой.       Когда-нибудь, в далеком будущем, без меня.       -А тебе не похуй, Ви? – со вздохом прожженного корпоратоненавистника появился мой единственный и отныне вечный спутник. Если вечность – это то, что длится, пока ты это можешь осознать. – К тому же, эта мысль про оргии евродолларов была моей.       Он прислонился к стене, оставаясь в тени.       -Теперь ты лишаешь меня и возможности придумать оригинальные метафоры самостоятельно? А не пошел бы ты, Джонни, - от обиды я размазала по бетонной дыре окна остаток сигареты, и след на мгновение вспыхнул оранжевым.       -Ну и разъебывает же тебя временами. На кой хрен тебе вообще умение красиво выражаться? Я напоминаю, если ты вдруг забыла, ты убийца, а не рокер.       Я смотрела на розовое мясное сияние еще не взошедшего солнца. Это ты убийца, а не рокер, Джонни. Ты убиваешь меня и прямо сейчас. Я не могу представить собственные нейроны, но я чувствую, как ты поглощаешь меня. Красивая метафора, Джонни, еще одна красивая метафора.       -И все же мы просто жертвы обстоятельств, - он закурил свою нескончаемую сигарету, а я завистливо смотрела на это – окурок, которым я чиркнула по стене, если и был еще на что-то способен, то уже давно летел к земле этажами двадцатью ниже.       Я еще помолчала, слушая то, как мой мозг придает дымному дыханию Джонни подобие звучания. Вдох-выдох.       -Нет, Джонни, знаешь. Мне действительно не похуй. Давай на мгновение забудем про то, что я молодая и амбициозная наемница, которая больше ничего не умеет. Забудем про то, что у меня нет близких, и не появится: ведь я наметила себе дальний путь, и даже если он кончится неудачей, мне нельзя иметь якорей в этом мире, чтобы хотя бы на этот путь встать. Я, ну, та я, которая еще тебя не знала, не ненавидела корпорации, не пережила собственный ядерный удар на башню Арасаки. Мне нравились высокие небоскребы – сколько там коридоров, чтобы, как тень, скользить за спинами врагов. Сколько там шикарных вечеринок, на которые меня без промедления пригласят, как только я стану лучшей. Мне нравились окраины и грязные заброшенные мотели. В них был свой маргинальный шик. Единственное, что я действительно не могла стерпеть – это промышленные зоны, в которые я иногда неведомо как попадала и не могла выбраться часами. Наверное, стоило меньше пить. Но я видела свое будущее в этом городе.       Джонни глубоко вдохнул сигаретный дым и исчез.       Я покачала головой. Не о чем с ним разговаривать.       Не то что бы он был плох. И, конечно, я бы повесила себе в комнатку плакат с его рожей, живи я в 2021. Ну, то есть, все эти мелкие гадости, за которые хотелось назвать его мудаком – это ведь такая пыль по сравнению с тем, как он вытаскивал меня из-под тисков судьбы. А такое уже было не раз. И не два.       Я вспомнила про жетон на шее.       Было бы кинематографичнее сжать его, или хотя бы погладить, или очертить пальцем цепочку – но зачем? Главное, что жетон привычно и почти неощутимо тяготил грудную клетку. Холодное напоминание того, что мы с Джонни – единственные солдаты, ведущие бой за собственное существование. И оно у нас пока что одно.       Джонни снова появился, и на этот раз встал спиной к окну, опираясь локтями на раму. Не отбрасывал тени и не одаривал меня иллюзией своей естественности. В отличие от остальных людей, которых мне довелось встретить и не потерять.       -Ви, мне действительно жаль, что я пришел и обоссал твое сознание. Жаль, что оно так провоняло моим вмешательством, и теперь хер ты избавишься от воспоминаний о том, что, мол, Джонни думал, корпорации – говно. Джонни не любил электронную музыку. Джонни то, Джонни се. Я не могу на это повлиять, но мне нравится наблюдать за тем, как ты что-то делаешь, гоняешь на тачке, пытаешься выйти из всех ебанутых ситуаций победительницей, снимаешь себе проституток, душишь врагов, рубишь их своей этой ниткой, - он снова затянулся, - конечно, мне куда приятнее смотреть, как ты проделываешь это все с корпоратами. – Добавил он. - Приятнее, когда я вижу, что остался хоть кто-то, кто это делает. И что я у такой засранки в голове.       -Знаю. Всех корпоратов я стараюсь убивать. Чтобы ты не сильно злился, когда я им помогаю или покупаю у них шмотки, - Джонни уже было открыл рот, - да, продаюсь как шлюха за тряпки. Именно это я и хотела сказать, мудила.       Он засмеялся – и закашлялся. Краем глаза я заметила, что он протянул ко мне руку, не отливающую серебром. В ней мерцала его бесконечная цифровая сигаретка.       -Спасибо, - оценила я, принимая дар.       Самое приятное во всем этом – можно поверить во что угодно. Даже в то, что у меня между указательным и средним пальцем зажата сигарета Джонни Сильверхенда. Тоненькая и простая, белая самокрутка. Я знала, что она в каком-то смысле хрупкая, как высушенная кора дерева изнутри. Видела сбивчивые опаленные края, неровные и затухающие.       -Ты ее, блядь, скури уже или отдавай обратно! - Нетерпеливо возмутился Джонни, устало глядя на меня. - Это не музейный экспонат, она у меня одна и скоро потухнет.       Не задумываясь о бессмысленности действия, я поднесла сигарету к губам и, пока мозг не понял, что я пытаюсь его наебать, затянулась так, как только позволяли улучшенные пару дней назад у корпоратского рипера легкие.       Удивление мое было столь же велико, как и сила удара, с которой я приземлилась на бетонный пол.       -Что за дерьмо ты… это… скрутил? – я ворочала заплетающимся языком, но точно не отвечала за то, что на выходе не получится простое мычание. Благо, Джонни понимал и без слов.       -Этот табак курила твоя бабушка, - спокойно ответил он, отправляя очередное облако дыма в небо.       В таком случае удивительно, что наша семейная линия на ней и не остановилась.       Все вокруг расплывалось, то теряло цветовую насыщенность, то кучковалось ярчайшими цветами в некоторых областях. Я ставлю голову на отсечение, что одним табаком не обошлось.       -А теперь, Ви, глянь на рассвет, - и Джонни снова протянул мне руку, на этот раз из металла, и я потянулась к ней, а, выпрямившись, оказалась ровно на его месте.       Все вокруг качалось, но не угрожало снова меня уронить. Скорее напоминало лодку под легким ветром. И тогда я подняла глаза на горизонт, заваленный коробками старых и новых небоскребов.       Солнце еще не показывалось, но облака вокруг него пульсировали, перетекали – из рыжего в розовый, зеленый, белый, как раскрашенная вода или несколько смешанных сортов мороженого. Города почти не было видно – серый, невзрачный, его просто не было заметно за всем тем великолепием цветов рассветного неба, которыми одарила меня невинная сигаретка Джонни Сильверхенда. Так и должны выглядеть небеса над городом.       Вокруг все покрылось шумами – и я скривилась, ожидая очередной предсмертной агонии собственного мозга.       Только потом я поняла, что это шумела рука Джонни, которой он прикрывал мне обзор. Он стоял на том же месте, где и я, только был бесплотен. Цвета стали холоднее, а потом теплее, и на грани этих переходов моя оптика ловила такие глитчи, которые не видел, я думаю, еще никто.       -Джонни, - зачем-то вслух обратилась к нему я, - Джонни… я совсем не хочу умирать… Мы должны победить… Только не веди себя как мудак со мной, мы обязаны друг другу жизнями… Ты ненавидел всех своих друзей, но сейчас…       -Я знаю, Ви, что наступил момент, когда надо сотрудничать.       Он прикрыл мои глаза второй рукой, и краски инвертировались. Я сделала шаг назад – меня как будто отшвырнуло резкой сменой цветов.       -И я сотрудничаю, - он убрал руки и повернулся ко мне.       Блядь, я клянусь, что в эту секунду он стал реален. Я еще никогда не видела энграмм так близко, особенно из собственной башки. Он был на удивление непропорционально высок и узок, настолько, что легче было поверить в его нереальность.       -Джонни, это полный пиздец.       Его лицо целиком исчезло в очередном облаке сигаретного дыма. А позади него мерцали и взбирались друг на друга облака, как земная кора, образующая горы. Этот ореол вокруг его головы напоминал что-то библейское, если бы он не выглядел как отменный мудила.       -Джонни.       Он щелчком бросил сигарету назад, через плечо, и я наклонила голову, глядя, как искристый след от нее оставляет узоры в полыхающем небе.       -Джонни.       -Я тоже тебя хочу, Ви.       Это был хищник, и он набросился на меня так же внезапно, как странный приход от его сигареты.       Вокруг все пульсировало сильнее, чем прежде – я вдохнула дым, запутавшийся в его черных волосах, пока его зубы нежно оттягивали кожу на моей шее, а пальцы, один за другим, вскрывали молнии на одежде.       -Черт бы побрал эту моду, - сказал он хрипло, и я, не привыкшая, что после этого голоса мое ухо обдает волной теплого дыхания, резко вдохнула запах Джонни. Он пах порохом, ужасными разрушениями, таблеточно болью, табачно страхом, кроваво страстью и… медно-буддистски кармой.       Я забралась руками под его майку, пока его ладони, стартуя где-то на талии, плоско пропутешествовав вдоль ребер и груди, задевая и оттягивая вставшие соски, финишировали где-то на ключицах и сомкнулись на моей шее.       -Я не хочу тебя убивать. Я не хочу тебя убивать. Я не хочу тебя убивать, - прошептал он, изменяя хватку с удушающей на обволакивающую, проникая влажным языком в мой рот и прикусывая мою нижнюю губу так, как будто хотел меня разбудить.       Его черные глаза теперь стали переливаться всеми цветами радуги, а вслед за ними и волосы, и бетонные стены, окружающие нас.       -Джонни, пожалуйста. Я хочу забыть.       Он ухмыльнулся, напряг пальцы, которые снова оказались на моей груди, больно сжимая соски, и сказал:       -Это мы устроим.       Он, все еще нависая надо мной, взял меня за плечо и перевернул на живот, а затем прижал к щеке ладонь, чтобы я не могла двигаться.       Я почувствовала беспомощность, почувствовала его пальцы, ныряющие сначала под мой живот, затем под пояс моих брюк и ткань моего белья, поглаживающие выстриженный в паху треугольник. Потом резкий щелчок застежки и треск расходящегося шва – он спустил брюки мне до колена, продолжая тонкими движениями снова и снова проходиться по сгибу моих бедер ловкими пальцами.       Моя голова была все еще прижата к холодному шершавому бетону, и до меня доносилось дыхание Джонни, напоминающее глухой смех.       Затем я услышала свист воздуха, и вместе с двумя пальцами, которые прошлись вниз по обеим сторонам моих половых губ, на мои беспомощные ягодицы, дополнительно поднявшиеся вверх из-за активных атак его длинных пальцев в моей промежности, опустился на всей скорости кожаный толстый ремень.       Все цвета вокруг снова заполыхали, и я вскрикнула, как будто бы огрызаясь на Джонни, который уже не прижимал мое лицо к бетону.       -Надеюсь, что ты теперь нихуя не помнишь, - Джонни снова хлестнул меня ремнем, пока прохладные пальцы второй руки пробрались между моих скользких и горячих складочек и проникли в меня под непривычным углом.       Все вокруг снова взорвалось красками.       Он прислонился ко мне, и я почувствовала раскрытые губы Джонни между своих лопаток и член, упирающийся между моих ягодиц сквозь его потертые кожаные брюки. Он покрывал поцелуями мою спину и низ шеи, чертя между ними дорожки кончиком языка.       -А у тебя тяжелая рука, - простонала я, усмехаясь.       -У тебя несмешные, - снова обжигающий удар, и два его пальца во мне начинают движение, слишком резкое и быстрое для предварительных ласк, пока подушечкой большого он с высокой амплитудой водит по клитору из стороны в сторону, - шутки.       Не дожидаясь четвертого взмаха ремнем, я перекинула одну ногу через его голову и снова оказалась на спине, только сильнее насадившись на его пальцы во время этого незаурядного трюка. Голова кружилась сильнее, и единственно статичной в этом мире оставалась призрачная фигура Джонни Сильверхенда, который смотрел на меня с наглостью старшеклассника и с таким же пьянящим распутством в движениях доставал и снова вводил в меня свои пальцы, добавив к двум предыдущим большой металлический левой руки. Он был холоднее, жестче, и любое движение его казалось более яростным, выбивающим из меня вскрики. Двумя пальцами стальной руки он стиснул выпуклый комочек нервов в самом верху моей промежности, глядя на нее с большим любопытством.       -Всегда было интересно, как она выглядит не твоими глазами.       Из моей груди вырвался громкий вздох, и я решила не убирать ножку с плеча Джонни. Забралась ступней под его майку и стала пробираться наверх, стягивая ее через ворот, помогая второй ногой с другой стороны.       -Ведешь себя как принцесса, а не как наемница. Где твоя техника и хладнокровие, Ви? – спросил он, глядя на мое тело, утопающее в расстегнутой многослойной куртке.       Он не стал ждать очередного сигнала, слизнул скользкую тягучую жидкость со своих пальцев по очереди, подхватил меня за талию и поднял нижнюю часть моего тела, встав на колени и разведя мои бедра так, что они лежали по обе стороны его щетинистых щек.       От одного его дыхания и пальцев, которые теперь, кажется, были везде – и разводили в стороны склеившиеся смазкой складочки, и гладили мой живот, и сминали грудь, и даже проникали глубоко в рот, заставляя меня разомкнуть губы и обводить их своим языком.       Джонни.       Теперь я не видела даже его – вокруг возникали облака разных цветов, светящиеся изнутри, которые и были, наверное, самим Джонни – иначе как объяснить то количество прикосновений, которые я ощущала одновременно?       Я находилась где-то, я стонала громче, чем когда-либо и не слышала своих стонов, затухающих где-то высоко над нами.       Я не могла думать ни о чем, кроме него. Кроме его языка, который присоединился к пальцам и теперь прокладывал острую линию от самого влагалища до клитора, обхватывая его губами и оттягивая на себя так, словно Джонни хотел съесть меня целиком или пробраться внутрь – зачем? Ведь он может сделать это в любой момент и без таких усилий.       Наконец, напоследок жадно прикусив одну из моих губ, он подхватил меня под колени, хищно зарычал и дернул к себе, одновременно неласково кидая мою спину на бетонный пол. Я развела ноги и приняла в себя его горячий член, сбивая свое дыхание.       Я целовала его соленые губы, держа в ладонях его бородатое лицо, не отрывая своих глаз от его черных, выдыхая каждый раз, как он с яростью вколачивался в меня на всю длину и бормотал что-то мне на ухо. Когда темп стал настолько невыносимым, что, мне казалось, человек просто не может его выдержать, он укусил мою выгнутую шею и стал душить, пока наши языки сталкивались и разлетались, утыкались в уголки губ друг друга и терлись друг о друга плашмя.       Я чувствовала, как со всех сторон от меня что-то взрывается, как во мне двигается твердый член Джонни, того самого Джонни, который уже так много недель делит со мной одну голову, я слышала эти взрывы, и видела, как разлетались осколки облаков. Один из осколков оказался чересчур большим – оранжевым, розовым, белым, желтым, все одновременно – и таким ярким, что мог ослепить меня, если бы не Джонни, закрывающий меня своим телом.       -Я не люблю тебя, я чувствую тебя, Ви. Я чувствую приближение блядской судьбы! Я чувствую тебя!       Это оскорбительные слова. Но не для того, кто мгновенно понимает, что имел в виду собеседник. Я стала целовать плечи Джонни, надеясь, что он поймет. Во мне нет больше сил для слов, но я чувствую тебя, Джонни Сильверхенд.       И когда этот огромный осколок взошел, я закричала, потому что напряжение внутри меня достигло той точки, что не могло раствориться всего лишь сокращением мышц вокруг пульсирующего члена. Я опрокинула голову назад, как будто бы ожидая, что там будет мягчайшая подушка.              Начался новый день, и если Джонни и видел теперь что-то, то только то, как я лежу на бетонном полу с обручем для брейндансов на голове.