Реплика

Я слишком много думаю о тебе…

      Временами Хидето Мацумото — абсолютно несносный ребёнок. Капризный, упрямый и жутко непослушный, обожающий всё яркое, любящий повредничать по любому поводу, а то и без такового, неспособный жить без крайне вредных для него конфет и впадающий в меланхолию, когда этих самых сладостей нет под рукой. И эта милая подробность вроде бы не кажется чем-то слишком серьёзным и печальным, но это только если не вспоминать, что этому «ребёнку» через несколько месяцев стукнет тридцать один и что конфеты ему давно уже заменяют антидепрессанты и амфетамины, а сладкую газировку — энергетики. Конечно, может, лучше оставаться таким ребячливым, чем превращаться в зануду. Но беда в том, что у взрослых детей куда больше возможностей навредить самим себе, чем у маленьких.       Хиде дуется, Йошики со стороны это прекрасно видно. Обычно весёлый и открытый, сегодня он улыбается остальным ребятам слишком уж натянуто, а с лидером и вовсе старается не встречаться взглядом лишний раз, будто стесняется или стыдится непонятно чего. Перебирает трясущимися с мощного похмелья пальцами струны ярко-жёлтой, разрисованной мелкими сердечками гитары и прячет нос в тонком шарфе, который в такую жару и в сочетании с розовой футболкой и натянутой на голову чёрной шапочкой выглядит почти дико. И смешно — он ведь обычно шарфы не носит, предпочитает в таких случаях безразмерные водолазки и свитера с большими воротниками, такими, чтобы при желании легко было зарыться в них носом.       — Хиде-чан, снял бы ты его… Ты от жары задохнёшься.       С недавних пор — со вчерашнего дня, если совсем уж конкретно — их утро начинается не с кофе, а со странноватых двусмысленных разговоров во временно пустом репетиционном зале. Что у Хиде, что у самого Йошики есть привычка приезжать на репетицию чуть ли не за час до начала, когда в здании ещё нет никого, кроме ночного охранника. Пробежавшись пальцами по клавишам чёрного рояля, Йошики бездумно закидывает ногу на ногу, и Хиде обиженно оттопыривает нижнюю губу, придерживая лоскут ткани на горле.       — Задохнусь, — голос у него сейчас ещё более хриплый, чем обычно, прокуренный и сорванный от безумных криков накануне. — Но в водолазке ещё хуже. Да и не закроешь эту хрень воротником. И, может, наш дорогой Йо-чан вспомнит, по чьей вине у меня шея на географическую карту смахивает и на ней места живого нет?       — А зачем тебе её прикрывать? Я думал, тебе плевать, что о тебе остальные подумают, ты же всегда так гордо говорил, что тебе насрать на разговоры о твоих странностях, — лениво тянет Йошики, бездумно разглядывая свои ногти. — Кого ты думаешь напугать своими засосами? Ребята прекрасно знают, что ты больше по парням. И потом, ты шарфы ведь не носишь, он только ещё больше внимания к тебе привлечёт, сразу станет понятно, что ты что-то прячешь.       Хиде презрительно фыркает и, поправив злосчастный шарф, щурит глаза:       — Обещаю, лидер-сан, в следующий раз я тебе шею до крови искусаю. И посмотрю, как ты будешь краснеть и прятать её после этого. Ты же у нас так печёшься о своей идеальной коже.       Хаяши ухмыляется, закидывает назад голову и расстёгивает молнию на белоснежной спортивной куртке, надетой прямо на голое тело, оголяет горло.       — Это что, угроза? Дрожу от страха. Можешь прямо сейчас, давай.       Мацумото заливается яркой краской. Перевесив гитару на ремень и рывком отодвинув её вбок, чтобы не мешала, он всё же подходит поближе. Опирается коленом на скамью ровно между ног Йошики, хватает кончиками пальцев за подбородок, придерживая голову, вновь щурит свои большие светло-карие глаза, вглядываясь в лицо и явно пытаясь понять, серьёзно ли он или только и ждёт случая, чтобы пощёчину влепить. Йошики смотрит на него смешливо, слегка скривив в усмешке блестящие губы; высунув кончик языка, он дразняще ведёт им по нижней, как бы приглашая вспомнить и снова прикоснуться к ним.       — Вот пакость, — шипит Хидето сквозь зубы и нервно сглатывает. — Долго ещё издеваться будешь? Это уже ни хера не смешно.       — А ты долго будешь думать, что я издеваюсь? — скучающе произносит Йошики, очерчивая пальцами его острый подбородок и скулы.       — Долго. То, что ты меня трахнул по пьяни, ещё абсолютно ничего не значит, — презрительно отзывается Мацумото. — Ты знаешь, сколько у меня таких одноразовых пьяных перепихонов было, с парнями, которых я не знаю? — Хаяши вскидывает брови. — Вот-вот, я тоже не знаю. Сбился со счёта. Ничего удивительного тут нет, я каждый раз цепляю каких-нибудь дураков, когда пью один. В этот раз ты попал под руку, вот и всё. И ни одно из этих «свиданий» ничем серьёзным не закончилось, я сомневаюсь, что сейчас всё будет по-другому.       — Какой сердитый Хиде-чан… — Йошики вновь ухмыляется и дразняще поддевает его подбородок пальцами. — Так отчаянно пытается дать мне понять, что полез целоваться только потому, что пьяный в хлам был, и всё случайно произошло. Какая прелесть. Что с тобой? Амфетамины не в то горло попали?       — Ты мне не в то горло попал, — бессильно выплёвывает Хиде. — Причём уже давным-давно.       Хаяши наклоняет набок голову. В этом весь Хидето, его мысли и решения зачастую не поддаются никакой логике и расчётам, он действует так, как ему этого хочется, и ни о чём серьёзном не задумывается.       — Так что тогда мешает поверить, что я серьёзно, и остаться со мной?       Мацумото поджимает губы:       — То, что я не хочу стать одной из твоих подружек, которую ты через неделю радостно пошлёшь нахуй.       — Никого я нахуй не посылал, дуралей, — Йошики притворно округляет глаза. — Я с дамами очень нежен и галантен.       Хиде презрительно фыркает:       — Нежен и галантен он, блять, женщин оцениваешь, как вещи. Ну нежно и галантно ты их и посылаешь в итоге, не прямым текстом. Суть-то от этого не меняется. И потом, я тебе не дама, — и Хидето зло отворачивает голову в сторону. — Хватит. Давай закончим уже с этим. И сделаем вид, что ничего не случилось.       Он явно собирается отстраниться, но Йошики грубо хватает его за шарфик и притягивает обратно к себе, с силой упираясь в лоб, прикрытый выбившейся из-под шапочки пушистой чёлкой.       — Что, сбежишь трусливо? — почти зло спрашивает Хаяши. — Так и будешь от самого себя бегать?       Хиде опять сжимает в нитку губы, рука его непроизвольно стискивается в кулак. И неизвестно, чем закончилась бы эта сцена, но тут из коридора вдруг доносится весёлый голос Тоши, и Йошики волей-неволей приходится выпустить гитариста. Ничего, этот разговор можно продолжить и позднее, когда рядом не будет никаких посторонних ушей.       «Я сломаю тебя. Заставлю поверить. Никуда ты от меня больше не денешься, ты принадлежишь мне».       Пока эта злая мысль звучит в голове, Йошики со всей силы бьёт палочками по барабанам. Сильнее, ещё сильнее, громче. Его игра сегодня особенно яростна, знакомые мелодии из-за этого даже звучат очень непривычно и агрессивно. Шею буквально рвёт болью от каждого движения головой; Хаяши чувствует, что ему становится всё хуже с каждой репетицией, понимает, что ещё немного — и деформированная кость попросту не выдержит. Но он не может перестать, слишком уже привык встряхивать головой, это действие абсолютно машинально, не зависит от него. Слегка кривясь, он лишь жмурит глаза, чтобы не натыкаться ни на что взглядом.       «Сломаю!»       Очередной удар, и громкий звон эхом отдаётся в ушах. Палочки выскальзывают из пальцев, и Йошики тяжело дышит, скрыв лицо за длинными рыжими волосами. И вздрагивает, почувствовав, как его тронули за обнажённое плечо.       — Йошики, — подошедший к нему Тоши с тревогой наклоняется, заглядывая в глаза. — Ты в порядке?       После того, как Хаяши во время концертов несколько раз на особо ритмичных песнях начинал задыхаться и плашмя валился в обморок, одногруппники взяли за привычку наблюдать за ним краем глаза и в случае чего кидаться на помощь. А Тоши и вовсе следит особенно пристально, он ведь куда лучше остальных знает об астме Йошики и его больной спине. Друг детства, как-никак. Самый, пожалуй, близкий человек последние лет двадцать пять.       — Голова закружилась, — голос хриплый, Йошики цепляется за его плечо в ответ. И ведь почти не соврал, в ушах и вправду гудит, а перед глазами всё слегка двоится.       — Давайте перерыв сделаем. Буквально десять минут, на перекур, — предлагает Тоши, бережно придерживая за плечи, и поворачивает голову к ребятам. Тишина в ответ — Пата, как обычно, молчит, Хис слегка пожимает плечами и неуверенно кивает, а Хиде отворачивается, фыркнув так громко, что Тоши слегка недоуменно вскидывает брови. — Единогласно.       Йошики не совсем уверен, что ему нужен перерыв — безделье мигом начнёт навевать всякие мысли и воспоминания о произошедшем, а ему попросту не хочется сейчас ни о чём думать. Вздыхая, Хаяши запускает ладонь в волосы, пытаясь разделить спутанные пряди, и второй тянется за своей брошенной на скамью курткой — он всегда снимает верхнюю одежду, садясь за барабаны, предпочитает, чтобы руки и спина были полностью свободны. А краем глаза он замечает, как Хиде тихонько выскальзывает в коридор. Курить небось пошёл. Он всё время курит, даже полчаса без сигареты выдерживает с большим трудом. Амфетамины, сигареты, алкоголь… Всё — невыносимо вредные сладости, к которым тянется ребёнок. Взрослый ребёнок.       Тоши протягивает лидеру полотенце, и Йошики, благодарно кивнув, промакивает им вспотевшее лицо и шею.       — Что это с Хиде-чаном? — задумчиво тянет Деяма, глядя куда-то в потолок. — Он какой-то злой сегодня.       Хаяши в ответ пожимает плечами и запрокидывает назад голову, разминая отчаянно болящую шею.       — Не знаю. Может, с подружкой поссорился. Или просто не выспался и настроение плохое…       — Может, спросить у него?       — Так он тебе и скажет. Это же Хиде-чан. Он предпочитает ни с кем своими проблемами не делиться, страдать в одиночку, — Йошики хмыкает. — Полезешь ему в душу — только ещё больше разозлится, ещё и по морде отхватишь. Не трогай его, Тоши. Все мы не в духе бываем, ничего страшного.       Тоши скрещивает на груди руки и, окинув его взглядом, хмурится.       — Ты, кстати, тоже какой-то странный, я давно уж не слышал, чтобы ты так барабанил яростно. Что у вас двоих случилось? Поругались?       Йошики слегка задумчиво смотрит ему в лицо. Тоши всегда отличался способностью всё соотносить и делать правильные выводы из ситуации, он явно уже понял, что что-то не так. И ждёт честного ответа, уже приготовился ловить на вранье, вон как смотрит, прямо-таки буравит взглядом. У них с Йошики никогда не было друг от друга секретов. С самого детства. И они, кажется, давно уже привыкли к собственным странностям.       — Что случилось, Тоши? — Хаяши беззаботно улыбается. — Да секс у нас случился. Переспали мы, вот и всё.       Тоши подскакивает на скамье и громко кашляет в удивлении.       — Ну ни хрена себе! — только и может воскликнуть он. — Это как вас так угораздило?       — Ну вот так, — Йошики слегка надувает губы. — Как это обычно бывает, по-твоему? Хиде-чан предложил пробежаться по барам, как обычно, мы оба, так скажем, слегка перебрали с сакэ… И как-то всё само собой случилось.       — То есть, то, что ты вчера запись отменил… — Тоши явно изо всех сил пытается переварить услышанное и перестать кашлять.       — Да, да, мы просто весь день валялись в постели и трахались. А Хиде-чан теперь дуется. Думает, что я его использовал. Хотя я убеждал его, что это не так.       Хаяши медленно встаёт, распрямляя спину, надеясь, что хоть от этого слегка полегчает. Но бесполезно, шею и лопатки как огнём жжёт. И он с каким-то садистским удовольствием, прищурив раскосые глаза, наблюдает за ошарашенным взглядом Тоши.       — Ну вы даёте… — сдавленно проговаривает Деяма наконец и нервно мнёт воротник футболки пальцами. — Я помню, что Хиде-чан о своей бисексуальности громкое заявление сделал… Йо, но ты-то, с каких пор ты у нас по парням? Да ещё и по одногруппникам? У тебя что, восемь лет спустя внезапно открылись глаза, и ты понял, что Хиде-чан очень симпатичный?       — Я всегда считал его симпатичным… И тебя там не было, Тоши. Ты не поймёшь, — Йошики закатывает глаза. — Я и вправду перебрал с сакэ, и потом, у меня сейчас временный перерыв в отношениях, одному грустно. А Хиде-чан… Чёрт, какой же горячий он был. Как же он пах. Как же он до меня дотрагивался… Серьёзно, я со столькими девушками встречался, и секс пробовал разный, но такого не было ни разу.       — Эй, хватит! — Тоши передёргивается.       — Что, неприятно? — Хаяши коварно улыбается. — Ты в гомофобы с женитьбой заделался?       — Никуда я не заделался! Это ваше с Хиде-чаном личное дело, если вы друг друга нашли, я за вас только порадуюсь, честно. Только вот не надо мне секс в таких подробностях описывать, я тебя понял, — Тоши морщится и сжимает пальцами виски. — Вот ведь… Знаешь, это подло с твоей стороны. Ты ведь и вправду небось не расцениваешь его как что-то серьёзное.       — Почему это? Я в постель с кем попало не укладываюсь, даже по пьяни, — Йошики хмыкает. — Хиде-чан мне вполне нравится. И я ему нравлюсь, я же вижу, как он порой на меня смотрит. Если бы мы стали любовниками, это бы решило разом кучу наших проблем. И я просто понять не могу, какого хрена он упирается.       Тоши бессильно взмахивает рукой.       — Я вам тут не помощник, сами разбирайтесь.       — Разберёмся, не беспокойся. Работы это в любом случае не коснётся, я об этом позабочусь. И Хиде-чан скоро перестанет дуться. Только, Тоши, — Йошики щурит глаза, — пожалуйста, давай это останется между нами. Я рассказал тебе только потому, что знаю тебя сто лет и доверяю тебе, знаю, что ты чужие секреты не выбалтываешь.       Деяма лишь тяжело вздыхает, и Йошики удовлетворённо улыбается.       — Не волнуйся, Йо. Я никому не скажу.       Воспользовавшись тем, что перерыв ещё не закончился, и ребята разбрелись кто куда, Йошики идёт на поиски Хиде. Тот обнаруживается в туалете — стянув шапку и бросив на столик очки, старательно умывает лицо. Ему явно жарко, щёки розовые, пара прядок волос прилипла к шее. Но шарф так и не снял.       Хаяши на секунду замирает возле двери, кусая губу. Лёгкое движение длинными пальцами — тихо щёлкает шпингалет, и Хиде, дёрнувшись, поднимает голову. И вдруг впервые за сегодняшнее утро улыбается: устало как-то, но зато так привычно.       — Смотрю, ты перестал дуться.       — А я и не дулся, — коротко бросает Хиде, промакивая руки бумажным полотенцем. — Так, был немного не в настроении.       — Хорошо, — вздыхает Йошики. — А то Тоши даже заволновался, сказал, что ты какой-то злой сегодня. Хотел у тебя поинтересоваться, что случилось.       — Мило с его стороны, — смешок, Мацумото поворачивается, неловко дёрнув плечом, тут же тихо ойкает и хватается за него ладонью. — Не о чем волноваться, я в порядке.       Хаяши слегка щурится. Плечо. Оно у Хиде в последнее время болит всё чаще, травмируется каждый раз, едва он вешает на себя ремень гитары. Профессиональная болезнь всех гитаристов. Как бы это странно ни звучало, музыканты — порой инвалиды похлеще, чем спортсмены. Любое профессиональное занятие оставляет на теле человека след, и не всегда приятный.       — А по тебе так не скажешь. Плечо опять болит? — слегка недовольный кивок, Хиде обычно терпеть не может жаловаться кому-то на свои болячки, он до последнего не говорит, что где-то больно. — Ты из-за этого дуешься? Или же…       — Сказал же, Йо-чан, я не дуюсь. Остыл уже, правда. Я просто… Просто переварить никак не могу то, что произошло.       Машинально растирая больное плечо ладонью, Хиде смешно морщит нос и отводит в сторону глаза, всё ещё не хочет пересекаться с ним взглядом.       Странное ощущение. Казалось, что они в ту ночь стали настолько близки, насколько это возможно, но при этом между ними словно какая-то преграда выросла — невидимая, но крепкая.       — Ты не хочешь, чтобы мы продолжали?       Пальцы Йошики уже на его шее, разматывают мягкий шарф. А глаза задумчиво разглядывают обнажившуюся кожу. Красная, воспалённая, покрытая тут и там следами зубов и синеватыми кровоподтёками — да, Хаяши с такой страстью засасывал и кусал его шею, что даже не думал, какую боль это может причинять и во что потом эти следы превратятся. И Мацумото кривится, когда прохладные нежные подушечки обводят болезненные синяки. А Йошики кажется, что в его расширенных зрачках он видит скачущие в голове мысли: безумно, так неправильно.       — Сожми… — Йошики недоуменно дёргает бровью, и Хиде вдруг тихо выдыхает. — Сожми пальцы, Йо-чан…       Сжать пальцы? Прежде чем Йошики успевает понять, зачем, его длинные ногти тут же с силой впиваются в кожу, и он выполняет пожелание Хиде, сгибает пальцы. Сильнее, давит на выступающие вены, кровоподтёки фиолетово-красными неровными пятнами пульсируют под ними. Мацумото хрипит, кашляет, кусая губы и кривясь от боли, трясётся весь мелкой дрожью, но не вырывается, не пытается перехватить его руки и сбросить их. Розовый румянец с его щёк никуда не уходит, зрачки расширяются ещё сильнее, превратив радужную оболочку в тоненькую ниточку, в них появляется нехороший блеск, и он размыкает губы, едва-едва прихватывая воздух.       — Хах. Ты и вправду заводишься от боли, — Хаяши усмехается краем рта. — А я думал, это ты по пьяни кокетничаешь. Что, нравится, когда тебя душат, тебя это возбуждает? — едва уловимый кивок, Хиде кривит губы в подобие злой улыбки. — Мацумото, ты сумасшедший.       Йошики давит большими пальцами ему под челюсть, запрокидывая назад его голову, нащупывает бьющуюся сонную артерию, оставляя на коже кровавые следы ногтей и новые синяки. Он буквально выдавливает из лёгких остатки кислорода. Кашель, сипение, Хиде высовывает посиневший язык, тяжело вбирая в себя воздух, как собака, и закатывает на мгновение глаза. В зрачках продолжают плясать мелкие огоньки, и Хаяши понимает, что он на грани, ещё буквально пара секунд — и сознание потеряет, упадёт в руки лидера разбитой куклой. И Йошики начинает медленно-медленно разжимать пальцы. Ослабляет хватку буквально по миллиметру, всё ещё впиваясь в кожу ногтями. Хиде хрипло и мучительно вдыхает, когда он почти выпускает горло, морщится и оседает на край раковины. Покачнувшись, он едва не заваливается вперёд, Йошики подхватывает его, чтобы не дать поближе познакомиться с кафельным полом.       — Хиде-чан… — продолжить он не успевает, по виду уже полумёртвый Хиде вдруг крепко цепляется за его шею и сам впивается в его рот. Запускает пальцы в мягкие рыжие волосы, прерывисто хватает губы, чтобы сделать очередной вдох. Грубый поцелуй, сухие и горячие, потрескавшиеся губы, привкус сигарет и мятной жвачки на языке. Закрыв глаза, погрузившись в свои ощущения и потерявшись в них, Йошики подрагивающей рукой задирает футболку сзади, поглаживая худую спину, цепляясь за туго затянутый ремень широких джинсов. И вздрагивает, чувствуя, как Хиде сжимает коленями его бёдра, притягивает к себе поближе.       Утром Мацумото шипел на него злобной кошкой и говорил, что лучше им забыть обо всём. А спустя несколько часов они снова целуются, и это после того, как Йошики едва не задушил его. Это вообще можно назвать хоть немного нормальным?       — …Я хочу продолжать, Йо-чан, — сбивчиво шепчет Хиде севшим, хриплым голосом. — Знаешь, мне без разницы, чувствуешь ли ты ко мне что-то или нет… Плевать, плевать. Ты мне и вправду не в то горло попал, — он кривит губы и тянет за волосы, оторвав от себя и уставившись в лицо мутными глазами. — Я с ума от тебя схожу! — вновь целует, уже с каким-то отчаянием, вжимается в него бёдрами, трётся и громко выдыхает.       Недолго сопротивлялся. Йошики усмехается и утыкается носом ему в щёку. Глаза — в глаза.       — Тогда какого хера ты заартачился? — голос, тем не менее, остаётся холодным. — Я думал, что мы всё решили ещё тем утром.       Хиде слегка кусает губу. И, вдруг хитро улыбнувшись, прижимается к нему.       — Я не хотел быть игрушкой. Но сейчас, пока ты меня душил, вдруг подумал, что это не так уж и плохо, — потёршись о его щёку носом и поцеловав напоследок, он соскальзывает с раковины и тянется за шарфом. — Ладненько, пойдём, а то ребята нас хватятся. Перерыв уже давно закончился.       Йошики живо вдавливает его поясницей в столешницу, Хиде ойкает от боли и удивлённо хлопает ресницами.       — Ничего, подождут ещё пару минут. Хиде-чан, — Йошики щурится, — не вздумай никуда убежать после репетиции.       — Что это ты задумал, Йо-чан? — усмешка, Хиде облизывает губы. Вопрос риторический, он ведь и так знает.       — Я задумал трахать тебя всю ночь, ясно? И никуда ты от меня больше не денешься, — Йошики срывает с его губ последний невыносимо сладкий поцелуй и, ухмыльнувшись и как бы случайно надавив на пах коленом, отстраняется. И Хиде, тихонько фыркнув, спрыгивает с раковины и тянется за своим шарфом. — Вот теперь можем идти.       Вдвоём они выходят в коридор, и Йошики вдруг чувствует, как дрожащие пальцы ухватываются за его запястье.       — Можно я тебя за руку подержу, пока мы идём? — Мацумото опять кусает губу — Пожалуйста.       Опять он как ребёнок, как маленький мальчик, который угрюмо просит у понравившейся ему девочки разрешения взять её за ручку, смущается и отводит глаза. Йошики улыбается. Нащупывает его ладонь и сплетает пальцы со своими.       — Держи. Не думаю, что это кого-то удивит.       И почему-то ему кажется, что этот лёгкий жест, переплетённые пальцы, на самом деле сродни кандалам — сковал их, как цепью. И плевать, что подумают остальные. Вряд ли что-то сейчас сможет разорвать эту самую цепь.