Мне начинает казаться, что это была плохая идея… Хотя я люблю плохие идеи.
— У-у-у. Ну и видок у вас, сладкая парочка. Выходные явно удались. Дайте угадаю, вообще не спали все эти дни? Тоши, сидящий на кожаном диванчике возле рояля, ухмыляется, когда видит входящих в студию одногруппников, и скрещивает на груди слегка подрагивающие руки. Зачёсанные назад и собранные в коротенький хвостик чёрные волосы, привычные очки на глазах, слегка помятая футболка и джинсы и сумка, стоящая у ног. Похоже, он прямо из самолёта спрыгнул в такси и примчался в студию самый первый. Начало записи назначено на девять, а сейчас только восемь тридцать. И не ожидавший увидеть здесь кого-то в такое время Йошики даже на секунду распахивает глаза от удивления. Тоши всегда отличался редкостной обязательностью, но он обычно приходит точно к назначенному часу, ни минутой раньше или позже. Вид, наверное, и впрямь изумительный. Йошики, как всегда, идеально причёсан и одет в рубашку и элегантный бежевый пиджак, но дикий сверкающий взгляд скрыть явно не получается. И он крепко сжимает руку растрёпанного Хиде, не выпускает его ни на секунду. Впрочем, Мацумото отвечает ему тем же, стискивая пальцы почти до боли. И выглядит ненамного лучше — отчаянно невыспавшийся, сонный, Хидето без конца зевает и постоянно хлопает красными, воспалёнными глазами. И Хаяши усмехается, понимая, что, похоже, на данный момент он в этой студии самый бодрый. — Я тоже рад тебя видеть, Тоши, — он смеётся, подходя поближе к дивану и притягивая за собой апатичного Хиде. — И ты ошибаешься, мы спали. Очень даже хорошо спали… Да, Хиде-чан? — Угу-у-у… Хиде сонно покачивается из стороны в сторону и словно не слышит его, отвечая на автомате, а глаза у него откровенно закрываются. Вид у него невероятно умилительный — надутые припухшие губы, дрожащие ресницы. Не далее как час назад Хаяши еле растолкал его и поднял с кровати. В такие моменты Йошики невольно чувствует себя мамочкой, задачей которой является поднять неразумное чадо в школу. Он со своим заданием справился, вот только стоило им оказаться в такси — и Хиде снова уснул, да так крепко, что разбудить его по приезду оказалось ещё одним испытанием, чуть ли не сложнее первого. Йошики не совсем понимает, как он собирается работать в таком состоянии, остаётся только надеяться, что к тому моменту, как прибудут Хис и Пата, Хиде всё-таки проснётся. — Ну да, конечно, — Тоши продолжает усмехаться, оглядывая их, задерживая взгляд на гитаристе и явно отмечая свежие засосы на его открытой шее. — Это заметно… Йо, мне-то хоть не ври. — А я и не вру. Часа два мы спали, точно, — Йошики пожимает плечами. И в этот момент Хиде заваливается на него, ему приходится подхватить Мацумото под талию прежде, чем он поближе познакомится с паркетным полом. И Тоши, смеясь, встаёт с дивана. — Давай сюда эту спящую красавицу, упадёт же. Вдвоём они кое-как усаживают безвольного Хиде на диван, и тот, завалившись набок, утыкается носом в подушку. И, судя по мерному дыханию, тут же вырубается окончательно. Йошики, вздохнув, опускается на краешек сидения рядом и осторожно стягивает с него чёрную шапочку, запуская пальцы в тут же растрепавшиеся волосы. Спать в ней ведь явно неудобно. И жарко. — М-да. Мне что, одному тут двух часов для сна за глаза хватает? — Это тебе только кажется. Ты сначала спишь по два часа, а потом тебя с нервным переутомлением и недосыпом в больницу с концерта увозят, — фыркает Тоши, скрещивая руки на груди. — Вспомни, сколько раз такое было? Хаяши пожимает плечами и поднимает глаза к потолку. — Хм… Да не много вроде бы, раза два или три. — Нолики к этим числам припиши, и будет в точку, — Деяма усмехается краем рта. — Завязывал бы ты тоже с этим, а то опять сгоришь в самый неподходящий момент. — Тебе то же самое могу сказать, — отбивает подачу Йошики, оглядывая друга. — Сам-то сколько спал сегодня? Тоши поправляет воротничок футболки и запускает руку в волосы. — Весь перелёт и потом ещё часа три дома. Я хотел прилететь пораньше, чтобы успеть в себя прийти, но не получилось. В глазах его мелькает тень, и Йошики чувствует пробежавший по спине холодок. — Каори-сан? Деяма, поколебавшись, кивает. — Да. Она не хотела, чтобы я уезжал. А со мной поехать не смогла, у неё несколько выступлений в этом месяце. Йошики слегка сжимает губы. Он уже давно замечает, что Тоши, женившись, очень изменился; он стал более спокойным, да, как и сам Хаяши, но одновременно каким-то… Зажатым, что ли. И боязливым. Он почти всё время молчит и даже петь стал временами как-то неуверенно. И он заметно отдалился от Йошики; а Хаяши с раздражением понимает, что даже и не заметил, как они с Тоши превратились из лучших друзей с детства скорее в просто приятелей, которые вполне мило общаются на работе, но при этом после неё разбегаются в разные стороны, по своим разным жизням без точек соприкосновения. Деяма практически ничего не рассказывает одногруппникам о своей семейной жизни, но то, что он безумно влюблён в свою жену, ни для кого не секрет. Он женился на ней очень быстро, буквально через пару месяцев после знакомства, и эта новость явилась шоком как для поклонников, так и для участников «X». И Тоши вроде бы счастлив, но Йошики не покидает ощущение, что Каори очень плохо влияет на него. Она не понравилась Йошики буквально с первого же взгляда, когда Тоши привёл её на какое-то их общее мероприятие и объявил, что женится. Известие было воспринято сначала с изумлением, а потом с восторгом, только вот Йошики его не разделил. Стараясь улыбаться, как обычно, он всё же внимательно осмотрел объект воздыхания лучшего друга. А смотреть было на что. Каори решительно не походила ни на одну из виденных им ранее женщин: красивая, но безэмоциональная, вялая и неулыбчивая, с каким-то абсолютно пустым выражением лица и безжизненными глазами. И это было странно, учитывая, что она была актрисой, они с Тоши и познакомились, когда играли вместе в спектакле «Гамлет». Йошики не смог бы точно ответить на вопрос, что именно ему в ней не понравилось; просто появились какие-то очень нехорошие предчувствия, он интуитивно почувствовал что-то неладное. Возможно, Хаяши просто, как обычно, прикинул перспективы, и ему не к месту вспомнился Тайджи; он тоже очень резко изменился после женитьбы, эти изменения в итоге привели к тому, что они с Йошики стали без конца ссориться из-за всего подряд и в итоге разругались просто вдрызг. Закончилась эта некрасивая история тем, что разъярённый Хаяши попросту уволил басиста, и они разбежались врагами, потеряв друг друга из вида. Потом Йошики, слегка остыв, тяжело переживал эту потерю и думал, что, возможно, ему не стоило так поступать. Как бы Тайджи себя ни вёл, он ведь был в группе практически с самого первого состава, и он сам так расстроился, когда узнал об увольнении, они даже чуть не подрались… И Йошики становилось очень нехорошо от мысли, что история как будто повторяется, и теперь таким же образом он может потерять ещё и Тоши. «Женщины…» Но, естественно, Йошики никому ничего не сказал и постарался, как мог, забить эти мысли, уговаривая себя, что его лучший друг собрался жениться, и ему следует только радоваться за него. А потом, лёжа ночью в своей постели и засыпая, Хаяши подумал про себя, что, похоже, он попросту ревнует Деяму. И ему оставалось только твердить себе, что жизнь его друзей и одногруппников не может крутиться без конца только вокруг «X», и ему придётся с этим мириться. Одно только в этой ситуации радовало — не один Йошики был не в восторге от случившегося. Хиде ситуация тоже очень не нравилась, о чём он не преминул сообщить Хаяши, когда они после этой посиделки вдвоём вышли из ресторана. Хидето был не в восторге уже с самой идеи того, чтобы Тоши играл Гамлета в спектакле. — Да пойми ты, Йо-чан, — злился Мацумото, — у Тоши есть определённый имидж и есть обязательство придерживаться этого самого имиджа, а если он будет в театре играть, это навредит и ему, и имиджу группы! Нет, этого нельзя допускать! А Йошики в тот момент раздражённо закурил и отмахнулся от него: — Хиде-чан, не нагнетай. У нас уже давно нет никаких обязательств ни перед кем, нет даже продюсеров, которые могут нас прижать, мы сами по себе, если помнишь, а за продюсера у нас я. Если Тоши этого хочет, то кто мы такие, чтобы ему запрещать? И потом, от того, что он один раз сыграет Гамлета, его образ не рухнет. Ничего страшного. Хиде злобно плюнул нечто вроде: «Вот пожалеешь ты ещё об этом» и заткнулся. А потом, когда появилась Каори, и Тоши начал меняться, Йошики вспомнил про этот разговор и понял, что Хиде в очередной раз оказался прав. И что чёрт знает куда их эта ситуация ещё может завести. — Надеюсь, она не обидится, что ты всё-таки поехал, — Йошики пытается как можно беззаботней улыбнуться. — Мне не хотелось бы стать причиной твоей семейной катастрофы. Тоши улыбается краем рта. — Не обидится. Она поймёт, у нас идеальные отношения. Всё нормально, не переживай. Он так подчёркивает это «идеальные», что у Йошики от этого на секунду зубы сводит. Хаяши улыбается, очень надеясь, что со стороны эта улыбка не смахивает на оскал обозлённой шипящей кошки. И, видимо, его надежды оправдываются, потому что Деяма, вздохнув, опять обращает взгляд на мирно похрапывающего Хиде. — Надо же… Он вообще в отключке. Йошики тяжело вздыхает. — Он сейчас не пьёт амфетамины и энергетики, вот и засыпает. Пусть спит пока, всё равно ребята ещё не приехали. — Да мы его не разбудим потом вообще, — Тоши качает головой и легонько теребит гитариста за плечо. — Хиде-чан, проснись и пой! — Иди на… — сонно отзывается Хиде и, ворча, отворачивается лицом к спинке дивана. — От… От меня… И слова переходят в тихое похрапывание. Тоши растерянно смотрит на лидера, Хаяши притворно округляет глаза и разводит руками. — Нечего на меня так укоризненно смотреть, — отодвинувшись, Йошики щурит свои раскосые глаза: — Я что, виноват, что он всё время трахаться хочет? Деяма недоверчиво ведёт плечом. — Прямо уж всё время, — увидев раздражённый кивок, он фыркает и скрещивает руки на груди. — Йо, да ты его затрахал. Притормози, ты нас без гитариста оставишь. Йошики внимательно смотрит ему в лицо. И едва сдерживается, чтобы не выплюнуть злобно «как будто тебе есть до этого дело». — Я ничего не могу с ним сделать, Тоши. Мне остаётся только давать ему то, что он хочет, — холодно произносит он, поглаживая волосы сопящего Хиде. Тоши раздражённо прикладывает ладонь ко лбу. — Да я уж понял, что у вас медовый месяц в самом разгаре, молодожёны хреновы. Один секс на уме. — Нечего завидовать, — мирно бросает Йошики, вытаскивая сигареты и щёлкая зажигалкой. — И вообще, уж прости, это тебя не касается. Я же тебе не говорю, сколько тебе надо заниматься сексом со своей женой, — Деяма, поджав губы от такой откровенности, отворачивается. Странно это, он ведь знает, что Йошики всегда говорит то, что думает, — вот и ты меня не учи, как и сколько мне развлекать Хиде-чана. Йошики улыбается, но и сам чувствует, насколько недобрая эта улыбка. Он сам прекрасно может приласкать Хиде. И ему в этом деле советчики и помощники не нужны. — Да пожалуйста. Смотри только не прибей его своей любовью безумной. — Любовью? — Хаяши вскидывает брови и, услышав кашель, опять улыбается. — Какой такой любовью? Первый раз слышу, — он ловит недоуменный взгляд и бездумно теребит пальцами сигарету. — Нет у нас никакой любви, только секс. И вообще, чего это я перед тобой оправдываюсь? — отвернувшись, Йошики тянется за своей сумкой. — Давай лучше о песнях поговорим. И в этот раз ты от меня не отделаешься, раз уж мы так замечательно остались тут вдвоём. Ребята опаздывают. Хиде по-прежнему спит, разлёгшись на удобном кожаном диване, а Йошики и Тоши, сидя на скамье возле рояля, в кои-то веки вполне свободно разговаривают о песнях. Деяма сегодня на удивление разговорчив. Перечитывает протянутые Йошики тексты, хмурит задумчиво лоб и то и дело говорит: — А может, лучше вот так? — или: — Думаю, вот здесь стоит переписать, если есть возможность… И Хаяши, немало обрадованный, внимательно слушает его слова. Вносит на ходу поправки в мелодию и текст, зачёркивает, пишет новые ноты и слова. И уже чувствует, что эта песня станет одной из самых его любимых. Йошики про себя назвал её «Crucify my love». — Вот ведь… — он улыбается, отложив тексты, и подпирает рукой голову. — Я уж и не помню, когда мы в последний раз вот так разбирали песни… — Ну так ты же предпочитал всё сам делать, — Тоши пожимает плечами. — Я? — изумлённо распахивает глаза Йошики. — О чём ты? Я о каждой новой песне у тебя спрашивал, как тебе. Это ты вечно от меня отмахивался и говорил записывать, если мне нравится! На секунду они оба замирают, возмущённо пыхтя и уставившись друг другу в глаза. Прямо как в детстве, когда они порой спорили до криков и хрипоты, а потом всегда мирились. И Деяма в конце концов улыбается: — Ну ладно, хватит. Давай не будем об этом. Песни замечательные, они мне нравятся. Как по мне, можно с них и начать. Хаяши опять тянется за сигаретами и, выудив палочку с табаком, задумчиво сжимает её пальцами. — Нет, я хочу начать кое с чего другого. И, перелистав странички в папке, он вытаскивает на свет божий листок, подписанный «Scars», и протягивает другу. На несколько минут в зале повисает молчание: Тоши внимательно читает текст, и Йошики молчит, чтобы не мешать ему. — Классная… — произносит Деяма наконец, слегка спустив на кончик носа очки. — Ты решил вспомнить старые времена? — Нет. Это Хиде-чан написал. Сказал, что хочет, чтобы она была в альбоме, — Йошики слегка качает головой. — А ещё он изъявил желание спеть её вместе с тобой. На бэк-вокале. Как тебе такая идея? — Было бы здорово, — кивает Тоши. — И песня… Она очень похожа на наши первые. — Хиде-чан экспериментирует, — Хаяши улыбается, — и его больше тянет на индастриал. Он мне всё выговаривает, что я пишу одни баллады. Я так подумал и решил, что будет хорошо, если в альбоме будет несколько песен такого плана помимо них. Проблема только в том, что я уже отвык писать такое… И не уверен, что смогу слишком активно играть на ударных. Тоши непонимающе вскидывает брови: — А что не так? — Шея моя не так. Стоит только головой встряхнуть разок — и потом двигать ей не могу, пока не нажрусь обезболивающего, — Йошики морщится и трёт ладонью затылок. — Не знаю, что будет на концертах и сколько она выдержит ещё… — Так сходи ко врачу. Это тебе не шуточки, — Деяма кусает губу. — Вдруг у тебя грыжа опять обострилась? Если больно, нельзя это без внимания оставлять. — Мне сейчас не до врачей. Давайте закончим с альбомом, а там останется время до начала тура — и я займусь своим здоровьем, — со вздохом говорит Хаяши. — А то врачи у нас мнительные, живо меня в больницу запихнут, и тогда вообще всё встанет. — Самоубийца, — констатирует Тоши. Йошики усмехается краем рта и вновь обращает глаза на текст песни. Он наигрывает новую мелодию, когда со стороны дивана вдруг слышится мучительный стон и кряхтение: — У-у-у… Ребят, какой сегодня год? Зевающий Хиде, потянувшись, подходит к ним. Глаза у него мутные и припухшие, но в них уже мелькают проблески разума. — Да всё тот же девяносто пятый, — Тоши смеётся. — Доброе утро, спящая красавица, — Йошики улыбается, глянув на своего любовника с нежностью. — Выспался? — Вроде бы… Простите, — виновато произносит Хиде и обнимает себя за плечо. Кривится, и Хаяши вздрагивает, ну неужели оно опять болит? — Надеюсь, я ничего не пропустил? — Да мы ещё даже не начали. И как раз говорили о твоей песне. — О? — Мацумото вскидывает брови. — И как она? Йошики кидает быстрый взгляд на Тоши и, увидев кивок, скрещивает на груди руки. — Я думаю, мы с неё и начнём. Поговорим ещё с ребятами, но мне кажется, что это самый лучший вариант. А потом перейдём на баллады. Может, к тому времени, — и Хаяши оглядывает одногруппников, — ещё кто на что-то интересное созреет.***
Начав вместо девяти в одиннадцать, расходится воссоединённая команда по домам уже глубокой ночью, договорившись встретиться завтра днём. Йошики чувствует некоторое удовлетворение; у него стойкое ощущение, что впервые за это долгое время простоя всё в некотором роде вернулось на круги своя. Не совсем, конечно, он всё равно чувствует некоторый надлом, но уже хотя бы не так отчётливо, как было в токийской студии, когда некогда дружные члены группы за всю репетицию или запись могли ни слова друг другу не сказать. И есть надежда, что теперь наконец-то всё пойдёт так, как надо, и они закончат альбом в срок. Хиде, который хорошо выспался, кажется необычайно оживлённым и словно даже не уставшим вовсе. Отзеркаливая утреннюю ситуацию, теперь уже он за руку вытаскивает уставшего Йошики из такси. И едва они оказываются на улице, Хаяши обнимает его со спины за шею, утыкаясь носом в плечо. Так они и замирают на широкой улице, освещаемые белыми фонарями, под синим звёздным небом. — Эй, — Хиде кидает на него взгляд через плечо, улыбается. — Что с тобой? — Ничего. Хочу на ручки. Йошики и сам не знает, почему у него вдруг сорвалась эта фраза, свойственная скорее капризному маленькому ребёнку, а не взрослому мужчине. Да что там, он и в детстве не особо-то на ручки просился. А Мацумото усмехается, слегка приседает и, взяв его под колени, поднимает себе на спину. Охает тихо, но не выпускает. — Ух… Тяжёлый! — Только попробуй меня бросить, понял? — Не волнуйся, — со смехом отвечает Хиде. И, помолчав секунду и сделав пару шагов, добавляет: — С лестницы сброшу, чтоб наверняка. Йошики обвивает руки вокруг его шеи, зарывается носом в пушистые волосы, пока Хиде медленно идёт по широкой дороге к дому. И вновь на него волной наплывают воспоминания; раньше они частенько развлекались подобным образом на сцене, правда, обычно наоборот, Хидето прыгал к Йошики на спину. Но после того, как Хаяши травмировал позвоночник, с такими играми пришлось покончить, Хиде вообще стал остерегаться особо трогать его. Насколько же более безрассудными и бесстрашными они тогда были… Настолько, что сейчас даже с трудом верится, что такое и вправду могло с ними происходить. Он чувствует предательскую влагу на глазах и жмурится, сильнее обнимая. Те моменты и беззаботность уже не вернуть, не вернуть те отношения внутри группы, которую они все звали второй семьёй. Не вернуть молодость. Но, по крайней мере, Хиде по-прежнему рядом с ним и готов таскать его на спине. Вот только долго ли продлится и это? Дотащив его до спальни, Хиде останавливается возле кровати и, повернувшись, легонько хлопает лидера по коленке. — Отцепляйся, мы прибыли. Йошики послушно разжимает руки и обваливается на постель, широко раскидываясь по скользящей простыне. Запрокидывает голову, прикрывает глаза, чувствуя прильнувшее к нему тело и пальцы, сжимающие запястья; Хиде обцеловывает его шею, просовывая нос за воротник рубашки. — Подожди, — голос сбивается, Йошики, высвободив руку, запускает пальцы в его волосы. Путает их в густых малиновых прядях, тянет. — Надо сначала в душ, я вспотел… — Плевать. Ты хорошо пахнешь… Хиде ведёт по его шее кончиком носа, фыркает, щекоча кожу дыханием. Прихватывает губами подбородок и выступающий кадык, зализывает языком впадинку под ухом. — Йо-чан, — голос такой томный, Хидето будто вот-вот заурчит, как кот. — Давно хотел у тебя спросить… Каким парфюмом ты пользуешься? Йошики тихо стонет, запрокинув назад голову и охотно подставляя горло его прикосновениям. — Странный вопрос… Разным. — Ну вот сегодня какой? — не отстаёт Хиде, продолжая фырчать ему в шею. — Он явно тебе нравится больше остальных, я часто его чувствую… Хаяши пытается напрячься, чтобы вспомнить, какой бутылёк вытаскивал из шкафчика в ванной с утра. Это непросто, мысли расползаются в разные стороны. Вроде бы флакончик был прозрачный, с желтоватым оттенком и чёрной пробкой. — Шанель… — шепчет он, морща лоб. — «Эгоист», кажется. А почему тебя это так интересует? — Просто хочу знать, что на меня действует как афродизиак… Хотя дело не в парфюме, а в том, как он чувствуется на тебе. Мацумото вжимается носом в его шею, выдыхает громко и опять хватает кожу губами. А пальцами наощупь медленно расстёгивает пуговицы на белоснежной рубашке. Дойдя до самого низа, щекоткой ведёт подушечками по животу выше, на рёбра и грудь. Лизнув шею напоследок, поцелуями проходится по ключицам и плечам, с силой зажимает зубами сосок, вырывая тихое «чёрт». — «Эгоист», значит… — Хаяши открывает глаза, и Хиде, почувствовав его движение, поднимает взгляд и щурится. — Так тебе подходит, Йо-чан. — Кто бы говорил, — беззлобно отзывается Йошики и, обхватив ладонями его лицо, тянет его к себе, целует в губы. Оба они эгоисты. Но этот милый факт не мешает ни Хиде, ни самому Йошики. — Пошли в ванную, — лизнув нижнюю губу напоследок, Йошики упирает ладонь ему в грудь. Хиде надувает губы. — Что? — Не хочу в ванной. — Это что ещё за капризы? — Хаяши щурится. — Какая тебе разница, где я буду тебя трахать? — Большая. Мне в воде не нравится. Больно, жарко, да ещё с бортика всё падает и отвлекает, — бурчит Мацумото, отводя в сторону глаза. — Ну надо же. Ещё неделю назад тебя это не раздражало, — усмехается краем рта Йошики. И, чмокнув его в лоб, он с лёгкостью опрокидывает гитариста на бок и тянет за руку. — Пошли. Если не нравится, то просто ополоснёмся и вернёмся в кровать. Хиде с недовольной миной позволяет ему поднять себя и потащить. И уже в ванной, выпутываясь из своей толстовки и наблюдая, как Йошики расстёгивает брюки, Мацумото вдруг сердито говорит: — Йо-чан, если ты опять попытаешься выломать мне плечо, я тебе… Хаяши от неожиданности аж запутывается в своей рубашке. Кое-как вытряхнув руки из рукавов, он, не глядя, кидает одежду куда-то на пол и, окинув взглядом дрожащего от возмущения Хиде, заливается весёлым хохотом. — Так вот чего ты боишься, — еле выговаривает он, пытаясь перестать смеяться. — Ну какой же ты капризный, Хиде-чан. Не хочешь даже немножко потерпеть, чтобы потом плечо не болело. — Потерпеть? Да я чуть не сдох от боли! — захлёбывается Хиде. И, подхватив его запястье, щурит глаза. — Вот уж не думал, что эти нежные музыкальные ручки могут так выкручивать! — Ты забыл, что я, в первую очередь, ударник? Естественно, я сильный, — Йошики ухмыляется краем рта, — хоть руки у меня и нежные. Ну ладно, не трону я твоё плечо. Охота тебе от боли мучиться — сколько угодно. И, сжав пальцами его руку в ответ, Йошики тянет его к себе и обнимает за талию. Хиде нравится боль тогда, когда в ней абсолютно нет необходимости, но он совершенно не может её терпеть, когда это на самом деле нужно для его же блага в будущем. Это странно. Впрочем, Мацумото на большую часть соткан из странностей. И большинство из них Йошики всё никак не может понять. …Он больше не противится, жмётся к Хаяши всем телом, вдыхая ртом горячий пар, смотрит в запотевший зеркальный потолок. Это белое марево мгновенно делает волосы и кожу влажными, на бледных скулах появляется нежный розовый румянец. Хиде упирается горячим мокрым лбом в плечо Йошики, кусает губы, чувствуя, как он водит ладонями по спине, оглаживает ягодицы. Плеск воды эхом звучит в ушах, и Йошики жмурится, шепча своему гитаристу какие-то глупости и с жаром целуя. И Хиде отвечает ему с не меньшим жаром, касается шершавыми пальцами лица, отводит со лба рыжие волосы, заводя их за уши. Но всё равно это ожидание, мучительное ожидание чего-то большего. И они так долго не могут. Мягкие прикосновения к коже и поглаживания переходят в щипки и царапанье; хватая его губы, Хаяши с силой сжимает пальцами его шею, стремясь оставить очередные болезненные синяки, слушая его хрип и кашель, и Мацумото в отместку больно кусается, поочерёдно зажимая зубами то верхнюю, то нижнюю губу. Похоже, Йошики скоро даже помада не будет нужна, губы и так постоянно будут пунцовыми и припухшими… И он невольно усмехается краем рта. Что же ещё это безумие может изменить в них? Но мысли в голове тоже словно заволакивает паром, в котором они путаются и растворяются. И Йошики старается отбросить их подальше. Поцелуи дорожками по мокрым телам, Хаяши проталкивает в него скользкие от масла пальцы, но Хиде почти сразу перехватывает его руку и отводит в сторону, переводя обратно к себе на талию. И с садистской улыбкой опускается на него, достаточно резко, всколыхнув предусмотрительно налитую не до краёв воду. Не давая себе ни малейшего шанса отступить или хотя бы притормозить, Мацумото вцепляется в плечи Йошики и с остервенением приподнимает и опускает бёдра. Но в уголках его потемневших глаз и на ресницах блестят слёзы. — Йо-чан, прикоснись ко мне!.. — хрипло, чуть слышно, но его голос пронзает, как стрелой. Йошики затыкает ему рот языком, а рукой шарит по животу, наощупь находя пульсирующий член. Поглаживает его пальцами, надавливая на головку, стараясь поймать ритм, в котором двигается Хиде, чтобы совместить его со своими ласками. И Хидето уже мечется в его объятиях, то вскидываясь, расплёскивая по полу воду, то, наоборот, почти падая Йошики на грудь и ловя грубые поцелуи. И стонет при этом во весь голос, его крики эхом бьются в ушах. И они становятся ещё громче, когда в воде расплываются вязкие белые капли. Мало. Этого просто отвратительно мало. Кое-как вытеревшись и оставив одежду валяться на полу, Йошики почти доталкивает Хиде до кровати и абсолютно бесцеремонно толкает в грудь ладонью, роняя на шёлковые простыни. Нежности и осторожности тут места больше нет. Мацумото ухмыляется краем рта, сдувает с носа пушистую чёлку и, схватив его за руку, дёргает на себя. Тут же забрасывает ноги на поясницу и обвивает руки вокруг шеи, оплетаясь вокруг него, как лиана, не давая ни шанса сбежать. — Ну дава-а-ай же… — сладко и мучительно, нетерпеливо потираясь задницей о колом стоящий член. Уткнувшись ему в губы, Йошики тянется за презервативом, и Хиде, раздражённо рыкнув, хлопает его по запястью: — Да нахуй резинку, давай так! — То есть, против того, что я кончу в твою задницу, ты уже ничего не имеешь? — Хаяши усмехается, быстро сплетая его пальцы со своими и утыкаясь носом в щёку. — Не имею, — шипит Хиде, яростно сверкая глазами, — просто засади мне уже! Йошики усмехается, хватая его под бёдра. Ему не нужно повторять дважды. Простыни тихо шуршат, сминаются, собираясь крупными складками, пока двое сплетаются на них жарким узлом. Прижав к себе Йошики обеими руками, Хиде стонет прямо ему в ухо, сам нетерпеливо толкается бёдрами навстречу. Такой жадный, горячий… — Йо-ши-ки… — распухшие губы отрывисто шепчут его имя в секундных перерывах, и Йошики это прошибает ещё сильнее, чем его крики. Упершись лбом ему в плечо, Хаяши судорожно кусает губы, изо всех сил стараясь продлить безумное удовольствие. Целует его, сжимает ладонями узкие мальчишеские бёдра, приподнимая. И яростно вколачивается в так призывно сжимающее его тело. А в голове у него эхом звучат сегодняшние слова Тоши, и Йошики ухмыляется, тяня своего гитариста за волосы и кусая его подбородок. Да как его можно затрахать, когда он такой ненасытный? Словно в ответ на его мысли, Хиде сильнее обнимает его и, сделав резкое движение, заваливает на спину. Упирает ладони ему в грудь, раскачивается из стороны в сторону и по кругу. Мокрые волосы сосульками падают на лицо, в глазах туман, а щёки так и горят яркой краской. Йошики кусает губу, протягивает руку, касаясь мокрой горячей кожи. — Не напрягай живот, Хиде-чан… — Ах… Хорошо… — Мацумото густо сглатывает, опять запрокинув голову. Мелкие капельки скатываются по его бёдрам, очерчивая контуры проступающих косточек. Дрожа, опустив ресницы, он нащупывает запястье Хаяши, переводит руку чуть ниже: — А ты погладь меня… Он категорически не желает притрагиваться к себе сам в такие моменты, предпочитает, чтобы Йошики доводил его до исступления. Хаяши улыбается краем рта, обхватывает его член пальцами, сжимает их посильнее. И Хиде, громко выдохнув, припадает к его губам. — Да-а-а… Вот так. Губы от этого поцелуя обжигает болью, однако Йошики она кажется сладкой, такой же, как ломота в теле наутро после очередной безумной ночи. Хиде приучил его к этой боли. Сделал почти зависимым от неё, таким же, как и сам Мацумото.***
— Скажи мне кое-что, Йо-чан… Мирно дремлющий на груди Хиде Йошики сонно раскрывает глаза и приподнимает растрёпанную голову. Поморщившись, слегка ёрзает — Хидето весь острый, как одна сплошная торчащая кость, лежать на нём не слишком-то удобно. — Что, малыш? — Ты… Ты решил начать с моей песни потому, что она тебе и вправду нравится? — Хиде слегка щурит глаза. В светло-карих радужках горит странный огонёк. — Или ты просто хочешь сделать мне приятно? Вот ведь недоверчивый. Они столько времени вместе, а Хиде всё равно буквально в каждом действии Йошики ищет подвох. И частенько его «находит», нафантазировав себе чёрт знает чего. — Я же тебе сказал, что она мне нравится, — Хаяши слегка поджимает губы. — И Тоши она тоже понравилась. Хватит уже пытаться меня подловить. Хиде вздыхает и опускает ресницы. И Йошики тянется к нему за поцелуем. — Тоши… — сонно бормочет Хиде ему в губы. — О чём вы с ним говорили, пока я спал? — Об этом и говорили, — Хаяши улыбается. — О том, что я написал, и рассуждали, что записывать первым. Ты что, ревновать вздумал? — Может быть, — угрюмо отзывается Хиде. — Знаешь, я раньше на вас смотрел и мне казалось, что у тебя к нему есть какие-то чувства затаённые. Вот я и думаю… Может, ты пытаешься просто эти чувства на меня перенести, заменить? Йошики весь вспыхивает. И Мацумото кривится: — Ну ты же чувствуешь к нему что-то, верно? — Прекрати нести хрень. Тоши женат, да и мне до того, как мы с тобой начали любовью заниматься, даже в голову мысли о сексе с парнем не приходили, — раздражённо бросает Хаяши и, сев на край постели, тянется за сигаретами. — И потом, какие чувства? Ты забыл, во что мы играем? Он хмуро щёлкает зажигалкой и затягивается. Хиде, медленно моргнув, садится на колени, подползает к нему и утыкается лицом в волосы. — Прости. Мне просто так надоело уже быть запасным… Я не хочу тебя ни с кем делить, Йо-чан. Даже в мыслях… Хаяши передёргивается. И как ему только пришла в голову мысль о том, что Йошики что-то чувствует к Тоши? Неужели он дал Мацумото хоть одну возможность подумать об этом? — Ты и не делишь, Хиде-чан. Мы с Тоши с детского сада вместе. Если бы я что-то к нему чувствовал, я бы давно уже признался ему в этом и нашёл способ его к себе привязать, — бросает Йошики холодно и опять втягивает в себя дым. — Хватит уже. Ты у меня один-единственный и ни с кем меня не делишь. — Правда? — бездумно тянет Мацумото, поблёскивая глазами. Хаяши поворачивает к нему голову. И, вздохнув, касается его губ. — Правда. Я всегда буду рядом с тобой, Хиде-чан. Я обещаю. — Даже если мы разойдёмся? — тихо спрашивает Хиде, обнимая его за шею и нежно потираясь носом о щёку. — Даже если группа распадётся? И Йошики улыбается, хотя эта улыбка, наверное, со стороны абсолютно не сулит ничего хорошего. — Всегда.