Credo In Sanguinem

      Год спустя

      Зверобой приживается в саду на удивление легко.       Как и многие другие травы, что он высадил ещё осенью. Ухаживать за посадками в привычном, знакомом для него климате оказалось настоящим отдыхом для души. Во всяком случае, после Диллингена, где едва выходило прорастить образцы аренарии, туссентская почва не подвела, и уже в апреле появились первые ростки растений, обещающих расцвести пышным цветом к лету. Так, что сейчас, в сгущающихся июльских сумерках, можно отчётливо ощутить ароматы посаженных трав и кустарников, если только поглубже вдохнуть тёплый воздух. Запахи душицы и шалфея, отцветающего жасмина офирского подвида, хмеля, оплетающего своими побегами маленький забор... Запахов жаркой летней ночи, как и всегда, богатой на оттенки ароматов.       Откинув голову на деревянную спинку резной скамейки, Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой с наслаждением вытягивает вперёд ноги, зарываясь босыми ступнями в прохладную траву. Сад он любит, наверное, как мог бы любить собственное дитя. Сколько сил было вложено в это поразительной красоты место, где он сам вычерчивал углём будущие дорожки и указывал высаживать растения так, чтобы они не спорили между собой. Конечно, удалось это не сразу. Прошло несколько месяцев, прежде чем он нашёл к заросшему пятачку нужный подход – и убедил не выкорчёвывать прежние кустарники и деревья. Куда проще вышло облагородить их, вписав в общую гармонию места.       Так и возник именно тот маленький сад, о котором он всегда мечтал.       Впрочем, из всех его любимых уголков Регис всё равно предпочитает именно эту неприметную поляну. Светлая и просторная, скрытая дубовой рощицей от прогулочных тропинок, она выходит к грядкам, усеянным полевыми травами и тем, чем он особенно гордится: посадками цветов. Удивительно, но здесь здорово помогла Ориана, подарив ему часть саженцев – и фыркнула в порыве мимолётной ностальгии, когда узнала, что здесь будет и зимний сад. Он не признался ей, что и сам невольно вспомнил их общую юность, долго размышляя о прошлом после, когда высаживал саженцы на грядки. Отдавая дань всему, что когда-то радовало его, сделав самим собой.       В предвечерней тишине едва слышно, как ветер колышет раструбы мальв, стрелы львиного зева... и маков. Маковую грядку Регис засеял ранней весной, долго возясь с крохотными семенами, и потом не без труда смывал комья земли, налипшие к брюкам и садовому фартуку. Зато к июлю стало заметно, что труды окупились сполна. Маки поднялись ввысь пышным цветом, покачивая алыми шапочками, и начали распускаться каждое утро, как по часам к заходу солнца закрывая багровые лепестки.       Как и сейчас, в быстро растущих сумерках, они клонят свои головки к земле, не в силах устоять перед чарами ночи. В розовом мареве неба повисает диск полной луны, ещё бледный, не светящий в полную силу. Влажная от росы трава приятно холодит ноги, и с удовольствием Регис устраивается поудобнее, подвинувшись так, чтобы удерживать книгу на коленях. Читает он уже с пару часов, но сейчас хочется отвлечься и от чтения, и от мыслей, просто поддавшись неге лета. Любимому времени года, которое стало дарить так много любви взамен.       Ветер мягко треплет отросшие пряди волос, и рассеянным жестом он развязывает кожаный ремешок, чтобы распустить рабочий хвост. Регенерация сделала дело сполна, избавив от прежней слабости и чёрных рубцов шрамов. Не то, чтобы Региса беспокоила внешность, но возвращаться к относительной молодости оказалось на редкость приятно. Чувствовать силу в мышцах и упругость кожи... да и, чего греха таить, ощущать, как привычно густые и тёмные, хоть и с проседью, волосы щекочут шею и плечи. Какая, на первый взгляд, нелепость – радоваться облику тому, кто даже не может его оценить. И всё же это стало ещё одним маленьким шагом в пути к себе.       В пути домой.       Дом... Как привык он к этому слову, которым называл в своей долгой жизни слишком много мест. Впрочем, ни одно из них и не было домом в полной мере. Не так, как поместье Белого Ворона. Корво Бьянко приняло его сразу же, как только Регис разобрался с рабочей практикой. Диллингенский быт прижился здесь быстро, да и больных оказалось в окрестностях ничуть не меньше. Настолько, что и сегодня было... ох, да, наверное, с десяток одних только переломов, чего говорить о лихорадках и мигренях. Плечи сводит судорогой усталости, и с усилием Регис тянется, отводя их назад – и невольно задумывается о том, что ещё осталось сделать за день.       Кажется, через час стоит набрать горячую ванну. Ужин он пропустил, но не слишком успел о том погоревать: обнаружил в кухне тарелку с фруктами и благополучно перенёс её сюда. В самом деле, нет ничего лучше, чем хорошая книга на пару с приятной закуской. Здорово было бы добавить и молодого вина, но сбор винограда начнётся лишь через месяц. Так объяснил Варнава-Базиль, дворецкий, неплохо разбирающийся в аспектах виноделия – особенно местного сорта карванере, удивительно капризного в уходе. Будь у него чуть больше времени, Регис бы, наверное, занялся бы и виноградниками как следует... Впрочем, возможно, и к лучшему, что он доверился в этом профессионалу, и винодельня под рукой Варнавы-Базиля практически расцвела.       Словом, без вина, так без вина. Распущенные волосы лезут в лицо, и, откинув их на правое плечо, Регис достаёт из тарелки персик, с удовольствием надкусывая нежную мякоть. Краем глаза приходится следить, чтобы сок не попал ни на страницы книги, ни на ткань тонких домашних брюк. И уж тем более на рубашку, которую совсем не хочется снимать, если он запятнает её брызгами. В конце концов, эта рубашка одна из его любимых, потому как принадлежит... не ему.       Стоит подумать о её хозяине, и Регис улыбается себе под нос, перестав вчитываться в книгу. К слову, и где же его носит так долго? Неужели что-то произошло? Они условились, что встретятся здесь сразу же после того, как оба будут свободны, и...       Сердце едва успевает сковать тревога, как вдруг он слышит неподалеку шаги – и улыбка сама собой становится ещё шире, грозясь вот-вот обнажить ряд клыков.       – Луна сегодня особенно красива, – произносит хриплый голос у него за спиной, отзываясь волной мурашек по коже.       Отложив в тарелку персик, Регис сдвигает книгу с колен и медленно оборачивается на звук. В тени раскидистых ветвей дуба вырисовывается силуэт, светя янтарём кошачьих радужек в темноте. Неторопливо из сумрака он выходит навстречу: высокий и беловолосый, с красивыми, резковатыми чертами лица и в тонких, гибких доспехах. Незнакомец из его видений. Ведьмак из Каэр Морхена. Пылкий юноша, примчавшийся в Диллинген в то январское утро, и суровый воин, нашедший его в Фэн Карне. Верный друг, ради которого он отдал жизнь, не раздумывая ни минуты.       Самый дорогой на свете человек, которого он ждал всю свою долгую жизнь. Которого полюбил всем сердцем, отчаянно и без остатка. Слишком, слишком давно.       – Подумать только, – тихо хмыкает Регис, – Неужели в тебе проснулся поэт, мой дорогой?       – Мелитэле упаси, – фыркает Геральт и наконец подходит к его укрытию. – Так, захотелось просто кое-кого впечатлить. Что, хреново выходит?       Приблизившись к скамейке, он убирает тарелку на траву и садится рядом, сверкнув кошачьими радужками. Сердце сразу пропускает удар, и, конечно, Геральт чувствует это своим ведьмачьим слухом. Не отрывая взгляда, Регис уже широко улыбается во весь рот, ласково оглаживая его шершавую ладонь.       – Право, Геральт, – мягко произносит он, – После стольких лет считать, что тебе нужно меня впечатлять? Обычно ты куда более проницателен, любовь моя. Смею предположить, что это тоже воздействие луны?       Узкие губы кривятся в деланном недовольстве.       – Вот, значит, как, – приподнимает бровь ведьмак, – Стоило вернуться домой, как меня тут же назвали кретином. Прямо-таки отличное завершение дня.       Домой, мягко отзывается в сердце мысль. Так же, как и тогда, в тот далёкий день в Тесхам Мутна, с которого всё началось. В день, который Регис собирался сделать последним в обществе Геральта, попрощавшись с ним окончательно, и, по счастью, не успел того сделать. Стоит вспомнить это, и по всему телу разливается тёплая, едва уловимая щекотка, с покалыванием в кончиках пальцев. Чувство, которое всегда с ним – и которым Регис делится и сейчас, волной посылая его в мысли.       – Вот уж чего от тебя не ожидал, – тем временем отзывается он насмешливо, – Так это обидчивого настроя. В таком случае позволишь мне извиниться, мой дорогой?       – Не уверен, что у тебя получится, – подхватывает Геральт, принимая оскорблённый вид, – Я, понимаешь ли, скучал, а ты тут... ехидничаешь.       Обиженная гримаса на его лице невольно заставляет улыбнуться – и постараться поскорее возразить. Правда, вовсе не словами. Мягким движением Регис тянется навстречу и осторожно целует ведьмака в уголок рта. Лёгким, почти невесомым касанием; незримым обещанием большего.       Тут же он попадается в ловушку сухих губ, встречающих его собственные в коротком поцелуе. Сильные руки обвивают его за талию, прижимая к груди. В уютном, крепком объятии, к которому он тянется, как к теплу нагретого очага, сжимая широкие плечи в ответ.       – Персик, – рассеянно выдыхает Геральт, почувствовав сладость на его губах, – Чёрт возьми, а ужин уже убран, да?       – Мх-м, – едва слышно мурлычет Регис, перебираясь поцелуями по линии его скулы. – Зато осталась фруктовая тарелка. Которую, как видишь, я успел для тебя приберечь.       – О, мой спаситель, – низко урчит в ответ ведьмак. – Где там она? Давай её сюда, Регис. Холера, я голодный...       –...Надо думать, как волк?       Увидеть, как Геральт закатывает глаза в ответ, оказывается просто бесценно. Тихо фыркнув, Регис поднимает тарелку с земли, водружая её на скамью, и снова принимается за недоеденный персик. Жёлтые глаза цепко следят за неторопливыми движениями его рта, не спеша опускаться к фруктам; почти незаметно кошачьи зрачки расширяются, отзеркаливая в сумраке свет луны.       – Что-то не так, dragul meu? Тебя не устраивает выбор?       – Можно и так сказать, – после недолгого молчания вдруг произносит Геральт и перебрасывает руку через его плечо. – Я тут подумал, что чертовски хочу именно этот персик. Не поделишься, Регис?       – Хм-м, – прищуривается Регис, – Какое неожиданное предложение. Пожалуй, даже требующее... определённых условий, – добавляет он, как бы невзначай облизывая губы, – Скажем, достойного то...       В несколько движений его вдруг заставляют замолчать новым поцелуем – и легко отнимают персик из рук. С видом победителя Геральт вгрызается в сочную мякоть, сверкнув широким, хитрым оскалом.       – Как видишь, торг вполне себе достойный.       – Не думаю, что это можно им назвать. По крайней мере, в законном смысле, – позабавленный, улыбается Регис. – Впрочем, что угодно, если от этого ты чувствуешь себя лучше. Устал, Геральт?       – Не то слово, – невнятно отзывается Геральт, жуя персик. – Зараза, не поверишь, чего стоило разобраться с тем ослизгом. Помнишь, в каменоломне возле Бельгаарда?       – Та особенно крупная особь?       – Не просто крупная. Оказалось, ещё и упрямая, как ослица, – сердито кривится ведьмак. – Выманивал её с самого утра, а вылезла только пару часов назад. Ещё и Грома было маловато... Н-да, вымотался с этой сволочью, как собака.       Покончив с персиком, он кидает косточку в тарелку и, убрав ее обратно на землю, поворачивается к Регису спиной, вытягивая на скамье ноги. Движения его и правда кажутся потяжелевшими, вымученными, так, что руки сами тянутся к его напряжённой шее. Мягко касаясь звенящих от усталости мышц, Регис разминает их неторопливыми движениями, украдкой сдвинув белые пряди и целуя тёплый затылок.       – Иногда я думаю, – между делом говорит он, чувствуя, как Геральт расслабляется в его руках, – Что в подобных случаях мне стоит составлять тебе компанию. В самом деле, dragul meu. Разве моя помощь была бы лишней?       – Ну, началось, – ворчливо отзывается тот. – Мы уже говорили об этом, Регис. Я ценю твою заботу, но... Ты себе представляешь, что тогда начнётся? У меня от формы вообще ничего не останется.       – И всё же...       –...Знаю, – вздыхает ведьмак, – Знаю, что беспокоишься. Но я живу этим всю свою жизнь, и уже не представляю, как иначе. Как и ты, между прочим, тоже. Что, хочешь сказать, что променял бы врачевание на мои контракты?       И в этом, как и всегда, он оказывается прав. Как бы он, Регис, ни тревожился из-за тягот ведьмачьей жизни, всё же Геральт слишком много раз доказывал, что привык выходить из боя победителем. Как не могло и быть по-другому. Ритм их будней давно переплёлся друг с другом в слиянии двух противоположностей, естественных для обоих. Обычного для Геральта звона мечей и ежедневных тренировок во внутреннем дворике; обычного и для Региса утреннего подъёма с замачиванием бинтов в хлоре и доработкой эликсиров. Всё давно сплелось в удивительном сочетании общего быта. Ведьмака, возвращающегося домой в крови и чьих-то кишках, и лекаря, обследующего его на предмет новых травм и ран.       Знакомых Регису куда лучше, чем что-либо другое, так что спорить не хочется. Приходится только покорно вздохнуть в ответ, разминая пальцами перекатывающиеся бугры спинных мышц.       – Что ж, тогда постараюсь помочь хотя бы таким образом, – выдыхает он, проводя носом по тёплой, неровно загоревшей коже.       – Уже помог, Регис. Не утруждайся, – мягко тянет Геральт и поворачивает к нему голову, – Можно подумать, ты сам не устал за день.       Неторопливо ведьмак выпутывается из его пальцев и теперь поворачивается иначе. Развернувшись, он придвигается ближе и кладёт голову Регису на бедро. Так доверчиво и легко, что руки сами тянутся погладить его по виску и поправить выбившиеся из хвоста прядки. Ласковым движением Регис касается белых волос, осторожно расчёсывая их пальцами, и невольно улыбается: Геральт тянется навстречу его касаниям, как какой-то большой, истосковавшийся по ласке зверь.       – Удобно?       – Угу, – отзывается тот, поёрзав и поудобнее устраиваясь на бедре. – Давно ты тут?       – Думаю, с того времени, как ты начал разбираться с ослизгом, – вспомнив, улыбается Регис уголками губ и нащупывает рукой лежащую под боком книгу. – Впрочем, в отличие от тебя, моя компания была, пожалуй, куда приятнее. Не возражаешь, мой дорогой?       – Не возражаю. Читай, сколько хочешь. Всё равно я бы сейчас немного подремал, – уже сонным голосом тянет Геральт, – Особенно здесь.       Под «здесь» обычно имеется в виду всё сразу: и его, Региса, колени, и скамейка на поляне, и в целом этот маленький уголок сада. Они часто проводят так время вместе, расслабляясь в мирном молчании, не требующем разговоров. Вздохнув, Геральт и в самом деле начинает тихо сопеть, не засыпая, но погружаясь в дрёму, схожую с его медитациями, и, не в силах удержаться, Регис мягко гладит его по голове. Самое меньшее, что он может сейчас сделать для своего ведьмака – дать ему эту короткую, целительную минуту покоя.       Пальцы пробегают по белым волосам и размятым мышцам шеи в невесомых касаниях. Едва уловимо Регис тянет носом, чувствуя новые запахи. Горечь кожи доспехов и металла, гарь, остатки крови, по счастью, чужой, нечеловеческого рода... Так, а больше от работы с ослизгом не остаётся ни намека. Ополоснулся в реке он, что ли? Словно в ответ ладонь находит влажные прядки на затылке, и, обнаружив их, Регис невольно улыбается своей догадке.       Как и ещё одному запаху, тянущемуся от мокрых волос. Крапивного отвара, который Геральт стал использовать по его научению после обычного мыла, и бальзама со зверобоем, которым Регис часто растирает его ноющие мышцы. Ароматов трав, легко сливающихся с естественным запахом человеческого тела. Знакомых и привычных... и ставших ещё одним способом проявить заботу.       Дремлющий на его коленях ведьмак едва заметно хмурится, и в мыслях вдруг проносятся незнакомые Регису образы: пещера и укрывшееся в её глубине чудовище. Драконид и правда оказывается крупным, покрытым светло-серой кожей – и совершенно слепым, без всякого намека на наличие глаз. Слышится звон меча и оглушительный рёв гигантской пасти; вспыхивает в ладони пламя, отзываясь волной жара по коже. Бой выходит быстрым, мастерским, и скоро ослизг падает на пол пещеры бездыханной тушей. В висках мелькает досадливое раздражение, слабые обрывки мыслей о том, что «ну и какого хрена я угробил на тебя целый день» – и тут же всё гаснет в прежней, звенящей тишине.       Что ж, видеть сны друг друга для них тоже не новость. Обнаружилось это практически сразу, ещё в первый день здесь, и немало удивило обоих. Связь до сих пор иногда выражается совершенно непредсказуемым образом – но большей частью, конечно, в лучшую сторону.       Стоит вспомнить про связь, и Регис всё же добирается до книги, открывая её в месте, где загнул уголок страницы. Дурную привычку он подхватил от Геральта и теперь невольно морщится, раздражённый собственной неаккуратностью. Сколько раз он внушал ведьмаку, что нужно пользоваться закладками, иначе ни от одной книги в их доме не останется и корочки... И вот, пожалуйста, сам поддался опрометчивому порыву. К тому же с трудом, над которым тоже отчасти успел поработать, и думать об этом только добавляет досады.       Трудно сказать, сколько проходит времени. Густо стрекочут в траве сверчки и цикады, шелестят дубовые кроны и листки книжных страниц. Три главы Регис прочитывает быстро, уже перебираясь к следующей, как вдруг чувствует слабое движение на коленях. Широко зевнув, Геральт потягивается, медленно, грациозно, как большой кот – и поворачивается затылком так, чтобы смотреть ему, Регису, в лицо. Золотистые глаза с усилием открываются, стряхивая плёнку былого сна, и загораются ясным светом, скользя взглядом по корешку книги.       – Что-то новое?       – В некотором роде, dragostea mea. Кажется, я говорил...       –...Это она? – приподнимает брови Геральт, – Уже доставили, что ли?       Мозолистые пальцы аккуратно поворачивают обложку к себе поближе.       – «Особенности магии реликтовых форм в натурных исследованиях»? Не ожидал, что он отправит её так быстро.       – Не ты один. Мне казалось, что редактура займёт куда больше времени, однако, как видишь, я только рад в этом ошибиться.       – Дашь мне взглянуть? Обещаю, что верну всё в целости и сохранности, – вкрадчивым тоном заверяет ведьмак, – Чертовски хочется взглянуть на твои главы, Регис. Ну, пожалуйста.       – Только при условии, что ты не будешь комментировать каждое слово, – предупреждает Регис и, вздохнув, передаёт ему в руки увесистый том.       Замирая в ожидании, он пристально смотрит, как Геральт поднимается с его колен и – снова! – загибает недочитанную страницу. Закусив губу, его ведьмак быстро пролистывает книгу до самого конца и начинает пробегать взглядом последний раздел. Раздел, над которым Регис работал лично весь последний год: мыслительных и психологических аспектов связи. Гуманист предложил заняться ему этим, как только оповестил о том, что работает над научным трудом, и он сразу с радостью согласился. Тем более написание глав пошло на пользу: упорядочивая в голове все известные факты, он и сам не заметил, как разобрался в том, что считал раньше необъяснимым – и принял его уже до конца.       Всё, что могло оставаться неясным и нелогичным. Их общие с Геральтом галлюцинации в виде тех самых пастей, оказавшиеся, как предположили они с Гуманистом, выражением глубинных, ещё первородных представлений мозга о судьбе. Иллюзией божества из далёкого мира, управляющего сознанием не по его воле. Могущественного, но справедливого, и вопреки всему оберегавшего тех, кто оказался в его власти. Пусть эта власть, всепоглощающая и подчиняющая без остатка, и успела когда-то в порыве страха заставить Региса укусить его дорогого ведьмака – и она же наказала за причинение тому вреда, граничащего с нарушением условий связи.       Но правда оставалась и остаётся правдой. Их обоих преследовало само воплощение связи наречённых, слишком отличной от кровных уз по своей сути. По ощущениям, о которых Регис и писал, изо всех сил стараясь передать их как можно точнее. Тем самым, часть которых чувствует сейчас. Не своё любопытство, интерес и – ох, боги – гордость.       – Подумать только, – спустя короткое молчание произносит Геральт, поднимая на него светящиеся золотые радужки. – Отличия... Ты не говорил мне, Регис. То есть с Детлаффом всё было...       –...Совершенно иначе, – с готовностью кивает Регис, – Всё верно. Традиционные кровные узы для вампиров схожи со, скажем, ощущениями части тела для человека. Они просто существуют, присутствуют, как некая данность. Потому как основаны на физиологии, – поясняет он, – На общей телесности и крови, не имеющих потенциала к ментальным взаимодействиям.       – Значит, поэтому ты и не мог его обнаружить, – задумчиво хмыкает ведьмак, снова отводя глаза к тексту. – Холера, теперь всё понятно. Умения разъяснять у тебя не отнимешь, – добавляет он с кривой улыбкой, – Давно было пора писать книги. Всегда думал, что уж тебе это подходит, как никому.       По глупой привычке щёки щиплет слабым жаром. Благо, поляну уже полностью скрывает тьма ночи, и едва ли заметно, что он вот-вот начнёт краснеть. Нелепая особенность не ушла и до сих пор, и, честно говоря, меньше всего хочется демонстрировать её рядом с Геральтом.       Особенно рядом с Геральтом.       – Что-то мне подсказывает, что ты судишь крайне предвзято, dragul meu, – тихо отзывается Регис. – В конце концов, это моя первая работа из подобных. Благодарю за признательность, но на твоём месте стоило бы взглянуть и на другие главы. Как по мне, они гораздо... информативнее.       – Мог бы и не скромничать, – смерив его довольным взглядом, урчит Геральт, впрочем, подчиняясь его словам и открывая теперь первые разделы. – Смотрю, у твоего друга серьёзный подход. Узнаю почерк Аретузы, – задумчиво говорит он. – Только мне интересно, почему вы вообще решили этим заняться. Как же тайна вампирского существования и прочее?       – Тайна, которая ей и осталась, – поправляет Регис, – Если тебя это беспокоит. Обрати внимание на название работы, Геральт. Весьма ёмкое, но едва ли определённое.       – Вижу. Под этой магией реликтовых форм можно понимать что угодно, если нужно. Ты об этом?       – Верно, друг мой. При этом здесь, между прочим, нет ни толики лжи. Связь действительно относится к магии подобного рода, и потому давно заслуживала подробного описания. Однако настоящие факты в этом труде увидят лишь те, кто в полной мере осведомлён о легенде, а те, кто интересуются темой из простого любопытства...       –...Просто прочитают очередной чародейский трактат, – вдруг в осознании кивает ведьмак. – Умно, ничего не скажешь.       Внимательным взглядом он изучает страницу за страницей, пробегая глазами и сведения об иллюзиях, и упоминания о ритуале. Всё, что завуалированно прячется под сухими терминами; всё, через что прошли в своё время они оба, запечатлённое теперь в тексте. Мозолистые пальцы вдруг замирают на одной из строк, и в задумчивости Геральт хмурит тёмные брови.       – И всё-таки одного не пойму, – наконец произносит он, – Ты так и не разобрался, как работали эти перемещения по воспоминаниям?       – Сложно сказать однозначно, – задумчиво отвечает Регис. – Но мне всё же нравится гипотеза с некой дырой в пространстве, управляемой волей мысли. Работающей по принципам, схожим с магией Старшей Крови, как в случае дорогой Цириллы. По крайней мере, при обсуждении с Гуманистом мы сошлись во мнении, что такое вполне возможно.       – А это имеет смысл, – подняв на него взгляд, хмыкает Геральт. – Хотел бы я тоже с ним об этом поговорить. Должно быть, этот Гуманист чертовски занятный тип. Не устроишь нам как-нибудь встречу, Регис?       По губам пробегает тень улыбки – слабой, почти печальной. Навеянной и далёкими воспоминаниями, и событиями совсем недавними; теми, о которых Геральт знает куда лучше, чем кто-либо другой.       – Возможно, чуть позже, – тихо произносит Регис, отводя взгляд к набирающему силу свету луны. – Боюсь, что сейчас ему несколько... не до дружеских встреч.       Слышится шуршание страниц и глухой стук закрывающейся обложки. Отложив книгу в сторону, Геральт кладёт ладонь на его плечо и сжимает в заботливом жесте. По коже едва уловимо проносится покалывание эманаций, и Регис вздрагивает, обернувшись на касание.       – От Детлаффа всё еще нет вестей?       – Ни слова, – невесело вздыхает он. – Впрочем, Гуманисту его поиски должны удаться с большим успехом. Они всегда казались мне кем-то вроде отца и сына, – признается он, в задумчивости поджав губы, – Так что, полагаю, стоит надеяться на лучшее. Да и, в конце концов, Детлафф так или иначе привык к обществу собратьев, как низших, так и себе подобных.       – В отличие от тебя, – украдкой говорит ведьмак, поднимаясь ладонью выше и оглаживая большим пальцем изгиб ключицы через ткань. – Знаешь, никогда не перестану удивляться тому, насколько вы разные. Вы все. Связь Детлаффа с Сианной ведь тоже была иной, верно?       – К несчастью, да. Разрушительной для него и для них обоих в результате. Видят боги, если бы было известно, как это изменить, я бы постарался всё для этого сделать. Детлафф не заслужил подобной участи, да и... собственно, никто в этом мире.       – Вот только не надо себя винить, – мягко отзывается Геральт, – Правда, Регис. Ты же сам знаешь, бесполезно было этому противостоять. Что, я не прав?       Всё внутри сжимается от нежности, и невольно Регис берет его свободную ладонь, касаясь губами запястья. Даже спустя столько лет его ведьмак не прекращает поражать нескрываемым благородством сердца – и иногда Регис задумывается, чем же мог подобное заслужить. Хочется отдавать Геральту так много, так бесконечно много в ответ, просто, чтобы восполнить то, что тот когда-то вдохнул в него, не ведая о том сам. И всё равно этого будет недостаточно. Всегда.       В неудержимом порыве Регис посылает в мысли всё, что чувствует – и позволяет себе печальную улыбку.       – Дело не только в этом, душа моя. То, что связывало их с Сианной, похоже, вообще никоим образом не могло бы привести к положительному исходу событий, – вздыхает он. – Поразительно, как жестоко иногда складываются обстоятельства. Кто-то подчиняется воле рока, а кто-то...       Задумавшись, он едва замечает, как неторопливые движения пальца на его плече перебираются выше, до шеи, оглаживая её изгиб и надавливая на мышцы. Почти так же, как он сам, Регис, недавно разминал плечи своего ведьмака, только теперь эти касания становятся медленными, вдумчивыми. Не в виде попытки расслабить.       Совсем наоборот, потому что кожа покрывается мурашками, и Регис вдруг чувствует, как сердце ускоряет бег.       –...Геральт, – тихо выдыхает он, – Ты... вообще меня слушаешь?       Янтарные радужки смеряют его невозмутимым взглядом.       – Я весь внимание. Так и что дальше? – напоминает его ведьмак низким, мягким тоном, – Ты говорил про различия обстоятельств. Ну же, Регис, не отвлекайся.       – Да, верно, – с усилием сглотнув, вспоминает Регис. – Что ж, меня лишь удивляет, насколько причудливо порой расходятся судьбы. Даже то, насколько по-разному мы с Детлаффом когда-то отнеслись к своей участи. Он отдалился от людей, а я...       – Занялся их спасением? Ну, вполне показательно для ваших характеров, как по мне.       Против воли он ласково улыбается, потому что то, каким видит его Геральт, не может не трогать до глубины души.       – Увы, но я, честно говоря, собирался сказать о пристрастии к крови. О... Не поверишь, dragul meu, – вспомнив, вдруг усмехается Регис, – А ведь даже на основе этой разницы и произошла наша с Детлаффом первая встреча. Не знаю, рассказывал тебе эту историю в подробностях или...       –...О-о, припоминаю, – прищуриваются жёлтые глаза, – Особенно те подробности, где ты пытался охмурить бедолагу. Я ещё тогда подумал, что это ужасно грязный приём. Можно сказать, даже аморальный.       Едва заметным движением Геральт придвигается к нему ближе – вплотную, бедро к бедру, не сводя взгляда с его лица. Медленно под кожей начинает закипать жар, и мурашки становятся крупнее, отчётливее. Особенно там, где продолжает гладить шею палец, теперь перебираясь выше. На линию челюсти... и ещё выше, так, чтобы очертить контур нижней губы.       Тяжело сглотнув, Регис вдруг чувствует, как сильно начинает жечь глаза.       – Признаюсь, я готов поспорить об определении грязных приёмов. К слову, на твоём примере, dragostea mea.       – Какие-то возражения? – изгибает бровь Геральт, – По-моему, ты здесь видишь не то, что есть на самом деле, Регис. Выдаёшь, – негромко хмыкает он, – Желаемое за действительное.       – Вот как? И что же в таком случае... действительное?       Широкая ладонь внезапно ложится ему на бедро, сразу начиная скользить выше. Мозолистые пальцы проводят по тонкой ткани льняных брюк и забираются под кромку рубашки. Всё ещё дразня неторопливыми движениями, они проходятся по изгибу талии и краю мышц живота – легко, но так и обжигая касаниями.       – То, что к грязным приёмам у меня иной подход, – хрипло произносит его ведьмак, – Мастер Регис.       И оглаживает большим пальцем под тканью рубашки его затвердевший сосок. С губ срывается рваный вздох, и Регис вздрагивает, подаваясь навстречу покалыванию эманаций. Дьявол, и ведь Геральт знает, как именно на него это действует. Поразительно, как равнодушно он привык воспринимать рабочее обращение... и насколько иначе оно звучит, произнесённое голосом ведьмака. Отзываясь тысячами образов в голове, каждого – заставляющего вспыхнуть щёки уже отчетливым жаром.       Жжение под кожей начинает стремительно стекать в низ живота; янтарные радужки едва заметно темнеют, расширяя зрачки. Неторопливо Регис поднимает руку и касается твёрдой линии челюсти, оглаживая волоски щетины.       – Сколько я... тебя знаю, Геральт, – отзывается он, чувствуя, как горит лицо, – Не ожидал, что ты будешь так часто использовать... отвлекающие манёвры. Или это какая-то из техник школы Волка?       – Скорее, личная методика. Как мне когда-то посоветовал один добрый друг, – тихо произносит Геральт, – В любви и на войне все средства хороши. Как видишь, – и он вдруг заправляет пряди волос Региса за ухо, – Вполне себе рабочая схема. Только я бы...       Всё случается так быстро, что он едва успевает заметить, как ведьмак наклоняется вперёд. Горячее дыхание опаляет губы, и, вздрогнув, Регис торопливо посылает в мысли:       – Подожди, Геральт, осторожнее, я...       ...Но поздно. Его уже целуют, глубоко и жадно – и тут же отрываются с тихим шипением.       – З-зараза, – вздрогнув, кривится от боли Геральт. – Прости.       – Всё в порядке, душа моя. Никогда не перестану удивляться пылкости твоей натуры, – вздыхает Регис в ответ, – Дай-ка мне взглянуть на царапину.       Ох, и сколько раз это уже повторялось. Даже здесь, на этой скамье, Геральт слишком часто заставал его врасплох. Не то, чтобы он был против – да и сложно представить, как вообще можно быть против такого – но видеть, как раз за разом ведьмак режется о его зубы, не слишком доставляло радость. Так что и сейчас приходится запустить руку в карман брюк, извлекая оттуда припасённый на этот случай платок, и приложить к кровоточащей ранке.       Одно радует: абстиненция ушла без следа, и вид крови уже давно не вызывает у него прежних симптомов. Сколько бы Регис себя ни обманывал, год назад в том приступе у него возникали... воспоминания. О разном, но больше всего о времени, когда он едва ли был в здравом рассудке, движимый жаждой – и, как знать, возможно, и в тот момент мог бы дойти до подобного. Об одной мысли об этом внутри всё холодеет: отправить все усилия прошедших столетий в никуда... Нет, он давно уже сильнее всех своих страхов. Даже падения в бездну, приходящую к нему в кошмарах сразу за образом замка, охваченного пламенем.       Правда, теперь ему уже нечего бояться. Не тогда, когда есть заботы куда важнее. Например, вытереть кровь с губы ведьмака, пока тот улыбается ему такой ехидной, такой невыносимо красивой улыбкой, что сердце сразу пропускает удар.       – Ерунда. До свадьбы заживёт, – неразборчиво шутит Геральт, поддаваясь мягкому прикосновению платка. И тут же прибавляет, заметив, как он, Регис, закатывает глаза:       – Чего гримасничаешь-то? Ну, посмейся, Регис, ха-ха.       – И не подумаю, мой дорогой ведьмак. Вопреки всей силе моих чувств к тебе я вовсе не собираюсь потакать твоим сомнительным шуткам.       Хриплый смешок обдаёт теплом дыхания его шею. Геральт близко, всё ещё так близко, что опусти он, Регис, сейчас подбородок, и они соприкоснутся кончиками носов. Мозолистые ладони находят путь обратно, снова сжимая его талию уже с обеих сторон, и проходятся по его бокам в настойчивой ласке.       Вспомнить, что пора убрать окровавленный платок обратно в карман, удаётся уже с трудом.       – Повезло, что я слишком хорошо тебя знаю, чтобы как-то это терпеть, – деланно недовольно бубнит Геральт. – Это что, моя рубашка?       – Понятия не имею, о чём ты говоришь, – невозмутимо отзывается Регис, без смущения заглядывая в светящиеся радужки жёлтых глаз. – Веришь или нет, но я обнаружил её в своём личном гардеробе. Между прочим, крайне удобная вещь, – рассеянно ведёт плечом он, так, чтобы приоткрыть ворот, – И какой удивительный крой... Совершенно не сковывает движений.       – Не припоминаешь, откуда она взялась?       – Прости, но, кажется, в этот раз память меня подводит.       – Ещё скажи, годы уже не те, – приподнимает брови Геральт, продолжая поглаживать его бока и перемещаясь ладонями на спину.       – Твоё саркастичное чувство юмора, мой дорогой, порой балансирует на грани с оскорбительным, – в притворной обиде прищуривается Регис. – И, к слову, с твоей стороны отпускать подобные комментарии по меньшей мере неразумно. Не ты ли не так давно жаловался на возраст и настойчивое желание оставить ведьмачье ремесло? А, Геральт?       С минуту, выдержав паузу, он пристально рассматривает выражение резких черт лица. Ожидая язвительный, остроумный ответ, чтобы парировать его в привычной их перепалке. Какой угодно, только не...       Широкие ладони резко спускаются ему на ягодицы, сжимая властным жестом, и Регис коротко вдыхает, прикрывая горящие глаза. На задворках сознания рождается напоминание: ох, надо же трансформировать зубы. Точно. Ещё немного, и он больше не сможет сдерживаться уже сам, так что стоит успеть, пока между ними ещё длится эта незатейливая игра.       Проиграть в которую, к слову, куда приятнее, чем выиграть.       – Ну уж нет, – низким голосом произносит Геральт, – В этот раз ты не отбрехаешься. Это моя рубашка, Регис, и ты это знаешь, – добавляет он почти угрожающим тоном, – Между прочим, в Нильфгаарде кража карается крайне строго. Видно, стоит тебе напомнить, что мы как раз на его вассальной территории.       – Какое занятное совпадение, – изгибает бровь Регис, – И что же ты предлагаешь?       Ладонью он касается шеи ведьмака и кладёт пальцы прямо на бьющуюся венку, слыша, как кровь, изменённая мутагенами, ускоряет бег. С узких губ срывается короткий вздох, и невольно Регис улыбается себе под нос. Боги, нет ничего лучше, чем видеть, как Геральт начинает терять контроль, даже от таких простых ласк. Что наводит на предвкушение ласк... совсем иного рода.       Стоит об этом подумать, и зубы трансформируются практически сами собой, с быстротой, достойной рекорда.       – Холера, – тихо выдыхает Геральт, уловив изменения, – Ты...       – Не отвлекайся, мой дорогой, – быстро перебивает Регис, проводя рукой ниже, к ямке между ключиц. – Кажется, мы говорили о проблемах кражи. Полагаю, мне необходимо искренне раскаяться перед твоим судом, чтобы ты не предал меня руке закона?       – Точно, – наконец с усилием произносит ведьмак. – Я даже знаю, каким образом. Подсказать?       – Будь так добр.       Жёсткие пальцы на его ягодицах перемещаются на бёдра и рывком подтягивают к себе. Неторопливо он устраивается у Геральта на коленях, обхватывая его лицо ладонями. Кошачьи зрачки расширяются окончательно, становясь почти круглыми, и стоит это заметить, как всё внутри отзывается обжигающим потоком огня по венам. Щекочущим кончики пальцев, будоражащим рассудок – настолько, что от прежней усталости не остаётся ни следа.       – Любопытное понимание правосудия, – невольно рвётся из груди ехидный смешок. – Можешь себе представить, каким был бы мир с подобным устройством судебной системы? Думаю, в честь этого основали бы целый ряд религиозных культов, хотя...       Договорить он не успевает. Геральт впивается в его рот, целуя неистово и жадно, и грех не отозваться ему с той же силой. Так, как он слишком давно о том мечтал, чтобы теперь медлить. Губами Регис раскрывает узкие губы, проникая языком глубже – но вдруг замирает, непроизвольно двинув бёдрами вперёд.       И издаёт тихий, низкий стон. Потому что через тонкую ткань брюк его член соприкасается с другим, всё с той же щекоткой эманаций.       – Иногда ты вообще не чувствуешь, – оторвавшись от его губ, с усилием шепчет ведьмак, – Когда надо остановиться. Совершенно не чувствуешь, Регис.       – Именно поэтому... Я доверяю эту возможность тебе, любовь моя, – с трудом выдыхает он, – Надо думать, ты в этом преуспе... Ох-х...       Ехидная фраза обрывается, растворяясь без остатка в ещё одном стоне. Правда, уже совсем по другой причине. Шершавая ладонь рывком оказывается под кромкой его брюк и без церемоний проводит по всей длине члена, сжимая тонкую кожу. Дыхание мгновенно сбивается, стоит почувствовать хватку жёстких, властных пальцев... Особенно, когда эти же пальцы выбираются обратно и проникают ему, Регису, в рот, оглаживая язык.       Дьявол, и вот теперь становится уже не до игр.       –...Если ты не заметил, – тяжело, хрипло говорит в его голове Геральт, – Я, мать твою, не железный. Или мы идём в дом, или... всё будет прямо здесь. Наплевать уже.       – Не... думаю, что стоит... – с трудом отзывается он, обхватывая губами пальцы и чувствуя вкус собственной смазки. – М-мм, Геральт...       – Ёб же... – почти поражённо выдыхает ведьмак, не отрывая от него глаз, и с усилием добавляет: – Быстрее, Регис. Ну, куда?       – Лучше... спальня, dragul meu.       Сильные руки быстро исчезают с его тела, торопливо поправляя одежду обоих. Рывком Геральт поднимает его на ноги, позволяя обуться в снятые до того ботинки, а дальше Регис забывает всё. В непреклонном порыве ведьмак тащит его за собой по тропинкам, и он просто следует за ним, даже не глядя по сторонам. В конце концов, и без того он привык доверять Геральту сильнее, чем кому-либо, особенно, когда их обоих объединяет цель.       Тем более подобная цель, насмешливо прибавляется в мыслях, когда на ходу он ловит взгляд ведьмака – и улыбается во весь рот довольной, дразнящей улыбкой.       Кажется, поместье они пересекают почти вслепую. На ходу Регис начинает расстегивать все мелкие ремешки на наплечниках и нагруднике, знакомые до мелочей. Сколько ему позволяет угол обзора, потому что Геральт вовсе не собирается ему помогать, силком затаскивая в дом – сразу на лестницу наверх, в хозяйскую спальню. В нашу спальню, с теплом успевает подумать Регис, наконец расцепив и сняв один из наплечников.       В следующий миг дверь спальни захлопывается с оглушительным грохотом, и с неистовой силой его прижимают к стене, поднимая за бёдра.       – Зачем же так... шуметь, – отрывисто произносит он, с укором заглядывая в жёлтые глаза, – Ещё кого... потревожишь...       В ответ Геральт только накрывает его губы в горячем, жадном поцелуе, усилив хватку пальцев – так, чтобы точно показать, что ничуть не жалеет о содеянном.       – Нет никого, – неожиданно произносит хриплый голос в его голове. – Я заранее заходил. Отпустил Марлену и остальных. Во всём доме ни единой души, Регис. Так что никто нам не помешает. Теперь никто.       – Ох, боги, – только и успевает отозваться Регис, и в тот же миг его сажают на какую-то поверхность.       Так, кажется, это низенький шкаф у окна. Тот, где они обычно хранят постельное бельё и всяческие мелочи из одежды. Старый, основательный шкаф, который он точно может испортить когтями... Если, конечно, до этого дойдёт. Впрочем, тут и сомневаться нечего: шкафу конец, и это уже ясно по поцелую, от которого они оба не могут оторваться. Языком Регис касается нёба ведьмака, проникая глубже, и в ответ тот вздыхает, проводя жёсткими пальцами по его бокам. В сильной, не терпящей возражений хватке.       Объятии того, кто больше его не оставит. Никогда.       – Почему... сюда, – невольно интересуется Регис, – Разве кровать не...       – Хочу... видеть тебя, – перебивают его в ответ. – В свете луны.       Удивлённый, он поднимает глаза и действительно видит, что полностью освещен холодными лучами света. В хозяйской спальне светло – полная луна смотрит прямо в окно, и кажется, что можно пересчитать каждое её пятнышко, такая она ясная. Но, если быть честным, гораздо сильнее Регису нравится пересчитывать крапинки в янтарных кошачьих глазах, светящихся в темноте. Смотрящих на него голодным, горящим взглядом, от которого всё тело вспыхивает, охваченное жаром.       Спорить не хочется и в этот раз, и, устроившись поудобнее, он охватывает талию Геральта ногами, увлекая в новый поцелуй.       – Мне тебя не хватало, – быстро произносит Регис в мыслях, – Слишком...       – Знаю, – коротко отзывается его ведьмак. – Знаю, Регис. Заканчивай с разговорами. Лучше... давай разберёмся с этими треклятыми доспехами. Начинай с наручей, а я...       С доспехами они в самом деле управляются быстро. Скинув их горкой на пол, Геральт стягивает с себя тонкую нижнюю рубашку – и остаётся в одних штанах, так и приковывая к себе взгляд. Торопливо Регис кладёт ладони ему на плечи и проводит по горячей коже. Боги, он никогда не устанет изучать своего ведьмака. Каждый страшный шрам на этом теле, некоторые из которых заживлял сам... Каждый, самый маленький изгиб, знакомый до боли. Неровный загар и чёткие очертания торса. Дорожку светлых волос на животе и косые линии мышц, идущих под кромку штанов. Резкие, острые черты во всём, не подходящие под привычное понимание красоты, и оттого ещё более прекрасные.       Всё то, к чему он может теперь прикасаться, не боясь ни ограничений связи, ни сомнений во взаимности – со всеми оттенками чувств, щекочущих кончики пальцев.       – Frumos, – невольно шепчет он, обводя ладонями линии ключиц, – Frumos*...       – Кто бы говорил, – внезапно произносит Геральт и запускает пальцы в его волосы, расчёсывая неуклюжим движением. – В самом деле, Регис. Вот уж не думал, что из всех твоих черт тебя так меняют волосы.       – Только не говори мне, что решился вернуться к связи лишь из-за них, – хитро прищурившись, поднимает взгляд Регис, – Что же бы ты тогда делал, если бы я так и не смог восстановиться в прежний облик, Геральт? Бросил бы старого, больного вампира на произвол судьбы?       – Холера! Я уже... – пытается было возразить ведьмак и – умолкает в тот же миг.       Ладони сами добираются до пояса его штанов, стягивая ткань вниз и наконец-то обнажая член. Жадными, нетерпеливыми пальцами Регис проходится по всей его длине, медленными движениями двигаясь вверх и вниз. Свободной рукой он тянет Геральта к себе ближе и целует в шею, рукой стремительно размазывая смазку по горячей коже. Боги, ещё немного, и придётся вправду воплощать самые смелые из фантазий. Как устоять, когда в его ладони такой восхитительный, твёрдый ствол, который хочется ласкать и руками, и ртом – лишь бы только и дальше слышать глухие, хриплые вздохи в ответ.       Сердце сжимается в груди, отзываясь волнами тепла под кожей. Чувствовать, как вздрагивает от удовольствия Геральт, знать, что он испытывает это от его рук... Осознание пьянит разум, и Регис ускоряет ритм, всё быстрее сдвигая тонкую кожу и слыша, как отчаянно бьётся сердце в мощной груди.       – Vreu să fac dragoste cu tine**, – шепчет он, чувствуя, как Геральт отрывисто вдыхает в ответ, и проводит языком по чувствительному месту за его ухом.       Почти там, где прячутся пять маленьких точек, выстраивающихся в стройный ряд. Как Кинжал Охотника, которому Регис когда-то так и не смог отпустить воспоминания о прошлом. Те, что, возможно, и привели его к этой минуте, к Геральту, плавящемуся от наслаждения в его руках. Всегда бывшему для него самим Охотником во плоти. Смелым и дерзким, решительным и безрассудным... Гордым и невозможно, невыносимо упрямым. Всем тем, кем он, Регис, был и сам, но совершенно иначе, отражая те же черты под другим углом.       Под тем, каким изгибается Рука Охотника на его собственной груди.       – Твою... мать, – выдыхает Геральт, сжимая его талию в ответ. – Ох, знал бы, что всё выйдет так... Мм-м...       – Как же, любовь моя? – с невесть откуда взявшимся любопытством спрашивает Регис, – О чём ты?       Рывок, и с него стягивают ботинки, швырнув их куда-то в угол, и вслед за ними – брюки, быстро стаскивая их одним движением. Почти обнажённый, он невольно тянется вперёд, к прикосновениям горячих, дорогих рук, которые тут же приподнимают его ноги и сжимают колени в мозолистых ладонях.       – Надо было начать ещё в Фэн Карне, – внезапно произносит Геральт и целует внутреннюю сторону его колена. – Знал бы... Что это ты, со своими...       В горячечном, порывистом движении он стискивает Регису бёдра, и всё внизу живота начинает колоть щекоткой, заставляя вздрогнуть навстречу касаниям.       – У тебя всё ещё охренеть, какие ноги, Регис. Правда. Знал бы...       – Ох, dragostea... mea, – вздыхает он в ответ, облизывая пересохшие губы. – Благодарю, но... В любом случае всё сложилось так, как должно было, и не иначе. Посмотри на это с другой стороны, мой дорогой. Теперь можно...       –...Заполнять пробелы, – кивает тот, – Что ж, тут с тобой и не поспоришь.       И внезапно, сдвинув ткань рубашки, кладёт руку Регису на член, сразу сжав и размазывая смазку по коже.       – Ох-х, – вырывается невольное, – Геральт...       – И всё-таки, – хрипло отзывается его ведьмак, приникая губами к его шее. – Фэн Карн, Регис. Просто представь, – и мозолистые пальцы оглаживают головку уверенным движением, – Увёл бы тебя подальше... и стал бы вспоминать, как следует.       Вот оно что, вдруг понимает Регис, кажется, кое-кто решил поддаться магии воображения. Как интересно.       – Вспоминать? – сглотнув, лукаво произносит он, – Неужели?       – Мх-мм, – выдыхает ему в шею Геральт, – Рассказать, как именно?       – С удовольствием, душа моя, только...       Невольно закусив губу, Регис поворачивает голову, поймав взгляд ведьмака – и резко вдыхает, видя, как стремительно темнеют кошачьи глаза. Боги, надо действовать быстро... но аккуратно, внимательно. Они пробовали уже многое, но только недавно стали приступать к тому, что Регис когда-то считал обыденными ласками. Тому, чем давно хотелось поделиться, разделив на двоих самые отчаянные, самые сокровенные желания.       Доверие, отчетливо проносится в мыслях, вот что всегда делало нас одним целым. Не только связь, но и умение... понимать. Чувствовать других и друг друга. То, что их объединяет по-настоящему, сколь ни были они различны характерами и отношением к жизни. Доверие, заработанное долгим, кропотливым трудом и открывшее двери той самой безграничной любви, что теперь есть у обоих.       Нечто большее, чем Предназначение: то, что они взрастили уже сами.       –...Думаю, у меня есть кое-что, – вынырнув из раздумий, наконец произносит Регис, – Что помогло бы тебе продолжить рассказ без заминок.       С хлопком исчезнув в облаке фиолетового тумана, он стремительно подлетает к своему шкафчику у окна. У него в самом деле не так давно появился небольшой подарок для них двоих. Точнее, напоминание о том, что он когда-то практиковал в юности.       О том, что точно должно свести его ведьмака с ума.       – Это то масло? – приподнимает бровь Геральт, когда он возвращается на прежнее место с маленьким фиалом в руках. – То, о котором ты все уши мне прожужжал?       – Рад, что ты запомнил, – мурлычет Регис, оперевшись на стену спиной и медленно откупоривая фиал. – Хочешь попробовать первым?       Не дожидаясь ответа, он капает себе на ладони несколько капель и мягко проводит пальцами по твёрдой груди напротив, так, чтобы не задеть рубцы шрамов. И ждёт, хитро улыбаясь оторопевшему в замешательстве ведьмаку.       До тех пор, пока тот не вдыхает резко и рвано, и не отнимает у него фиал.       –...Ебать, – поражённо отзывается Геральт. – Согревающий... эффект?       – Именно, dragul meu. Не жжёт?       – Нет, Регис. Это... – и жёлтые глаза вдруг загораются в каком-то осознании, – Так, дай мне попробовать.       Не успевает он сказать и слова, как Геральт уже выливает половину фиала себе на руки и ему, Регису, на живот, и сразу начинает растирать всё по коже, щедро смазывая член. Так, что...       – Геральт, – срывается он на тихий, почти жалобный стон, – За... чем? Ты что...       Вмиг всё начинает гореть таким неистовым пламенем, что Регис на секунду даже жалеет, что предложил это сам. Всхлипнув, он зажмуривает глаза, чувствуя, как тут же подаётся навстречу мозолистым пальцам, уже приступившим к его... пытке. Похоже, это она и будет. Всё лицо вспыхивает так сильно, что, должно быть, теперь он выглядит совсем глупо; впрочем, Геральта это, видно, и не смущает. Жёсткие губы приникают к нему в требовательном поцелуе, и остаётся лишь поддаться им, не в силах сопротивляться.       –...Мм-м, – отзывается хриплый голос в его голове, – Вот оно что. Холера, надо было раньше до него добраться. Тебе хорошо, Регис?       – Я... – ох, сильные пальцы сжимают его у основания, отзываясь ещё и эманациями по коже, – Бо... ги... Я...       – Ну, ругаться ещё не начал, – разорвав поцелуй, оценивает обстановку Геральт уже вслух. – Так что, будешь слушать про Фэн Карн?       – По... жалуй... Что ты...       Тяжело дыша, Регис открывает глаза, чувствуя, как сильно горят радужки, и замирает, поднимая взгляд. Кажется, этого достаточно, чтобы его ведьмак тоже остановился, начиная превращаться из того Геральта, что он знает, в… хищника. Охотника на чудовищ, несущего угрозу. Опасность, вполне сопоставимую с тем, что всегда воплощал в себе и он сам, уравнивающую их в этом противостоянии сил.       И поневоле невыносимо манящую к себе.       – Так вот, – неторопливо начинает Геральт, медленно проходясь пальцами по его члену. – Просто представь себе. Полный домик гостей, – вдруг криво ухмыляется он, – Пьяных настолько, что даже бы не заметили исчезновение хозяина. Помнишь?       – Более... чем, – с усилием отзывается Регис. – Что... дальше?       Видно, его нетерпение вызывает у Геральта какое-то странное удовлетворение, потому что ухмылка того становится ещё шире, и, дьявол, второй рукой он начинает скользить между ягодиц.       –...То, что я мог бы легко увести тебя куда угодно, – наконец произносит он хриплым голосом, – Скажем, даже на задний дворик. Недалеко, но так, чтобы никто нас не застал. Но ненадолго, – и мягким движением он оглаживает кожу на животе Региса, нарочно дразня касаниями, – Чтобы слишком... Напомни-ка слово, будь добр.       – Не... компрометировать?       – Вроде того. Или пошли бы в сто...       Фраза тонет, обрываясь на полуслове – её сбивает короткий, резкий вздох. Внутрь него без предупреждения проникает смазанный маслом палец, и Регис закусывает губу, отдаваясь ощущениям. Колкости эманаций, сладкому чувству наполнения, такому, как и должно быть. Вот только масло-то...       – Ох-х, Геральт! – вздрагивает он и отчаянно подаётся бёдрами вперёд. – Что же ты...       – Опять перебиваешь, – невозмутимо отзывается ведьмак. – Я, между прочим, стараюсь. Фэн Карн, Регис. Думаю, я бы просто задрал тот твой балахон и сделал бы... вот так, – и он проникает на фалангу глубже, – Хочешь сказать, плохая идея?       Кто говорил, что вампирам не нужен воздух… Он сам? Что за чушь... Почему тогда он так задыхается? Боги, и ведь Геральт прекрасно знает, что с ним делает. Прекрасно чувствует, что медленное, обычно спокойное сердце колотится, как у зверька, загнанного в силки. Особенно, когда движения пальца становятся ритмичнее, а руки на члене – ещё быстрее.       –...Мх-х, – отрывисто выдыхает Регис, – Не...       – Вот и я так думаю. Вспоминал бы, – низко урчит Геральт, наклоняясь и заправляя за ухо пряди его волос, – Всё до конца. Какой ты узкий. Какой чувствительный. Как умеешь... – и, кажется, на ладонь капает ещё масло, – Хм-м, а вот тут я что-то подзабыл. Не напомнишь?       – О чём ты го...       В секунду фраза обрывается без лишних о ней сожалений. В него проникает уже два пальца, и на миг они с Геральтом замирают в неясном ожидании, неотрывно глядя друг другу в глаза, а потом...       Масло начинает действовать.       – Ге... ральт, – захлёбывается Регис долгим, протяжным стоном – и перестаёт сдерживаться окончательно.       В яростном, исступлённом порыве он насаживается на пальцы, скрестив ноги на широкой спине. Всё становится неважно, потому что он весь горит, горит в невероятной по силе лихорадке, и всё, что нужно – чтобы его касались. Проникали повсюду и без остатка, сильнее и глубже, чтобы заполнить целиком. Вспышка пробивает его на дрожь так остро, так сильно, что Регис распахивает глаза, изо всех сил заглядывая в лицо ведьмаку. Видят боги, Геральт должен знать, как доводит его до грани безумия. Узкие губы тут же, без промедлений, накрывают его рот, и он сипло стонет в поцелуй.       –...Ч-чёрт, Регис, – с усилием произносит в мыслях Геральт, – Я уже… не могу. Можно?       – Ох-х, да, только не...       В секунду пропадают пальцы, оставив за собой алчущую пустоту. Впрочем, ненадолго. Обхватив его за бёдра, Геральт входит в него с обманчивой неторопливостью, поднимая взгляд – и будто задаёт им молчаливый вопрос. Внезапно до невозможного напоминая себя из юности: такого же растерянного, но искрящегося от пыла, от своей глубинной силы внутри, которой словно и не замечает. Родного и знакомого до каждой чёрточки этого выражения лица, так, что невольно Регис находит его широкую ладонь и с силой сжимает, направляя целый поток жара в мысли.       Поток жгучего, неутолимого желания принадлежать.       – Прошу тебя, – глухо говорит он, касаясь губами костяшек жёстких пальцев, – Давай же, Геральт.       Вздрогнув, Геральт словно смотрит на него впервые – и проникает до конца глубоким, быстрым рывком, издав отрывистый стон. Да так, что секунда от осознания и мимолётного наслаждения быстро сменяется новым чувством. Страшным, сильным чувством, едва ли поддающимся чей-то власти.       Он что, и себя этим смазал, нет, нет, нет...       – Э... то, – поражённо выдыхает ему в грудь ведьмак, – Что за...       –...О-ох! – успевает вскрикнуть Регис, и остатки разума сгорают дотла.       Бёдра вмиг насаживаются в ответ, начиная двигаться в бешеном, сумасшедшем ритме. Слепо он находит рот Геральта, сминая его в поцелуе, сплетаясь с ним языками – неистово, глубоко, с той же силой, с какой горит внутри. Руки сами находят сильные плечи, впиваясь ногтями в кожу, быстро, естественно, так, будто они были рождены именно для этой минуты. Как должно было быть всегда.       –...Подожди, – тяжело, сипло проносится у него в голове, – Подожди... хоть минуту. Я же сейчас... Ох, холера, только не...       – Держись, – опомнившись, тут же отзывается он. – Давай, Геральт. Подсказать что-нибудь?       – Б-блять, быстро, а то...       Чудовищным усилием приходится остановиться и на миг прийти в себя. Нет, всё точно не должно кончиться сейчас, когда так многообещающе начиналось. Торопливым движением Регис приподнимает подбородок Геральта и заглядывает ему в лицо твёрдым взглядом.       Видят боги, у него никогда ещё не было задания сложнее.       – Тишь на полях... нильфгаардской страны, – вдруг вспоминает он, отчетливо проговаривая фразу – и, кажется, ждёт целую минуту, прежде чем его ведьмак перестаёт жмуриться с видом мученика и делает глубокий, дрожащий выдох.       –...Император Эмгыр наделал в штаны, – наконец произносит тот, открывая глаза, и тут же криво ухмыляется. – Спасибо, Регис. Помогло, как никогда. Последнее, о чём бы мне хотелось сейчас думать, это портки нашей Светлости. Ты будто... знаешь меня насквозь.       – Возможно, мой дорогой, – с улыбкой отзывается Регис, закусив губу. – В любом случае всегда рад тебе помочь. Хоть и... пожалуй, не бескорыстно, – добавляет он, целуя твёрдую линию челюсти, – Например, за цену того, что ты сейчас не будешь торопиться.       Тяжело дыша, они оба замирают в молчании, отчаянно пытаясь хоть немного остыть. Невольно Регис оглядывает нависшего над ним ведьмака и ласково проводит рукой по линии его плеча и вниз, по напряжённой мышце предплечья. Всё, что угодно, лишь бы отвлечься от раскалённого жара внутри, ещё и отзывающегося звоном эманаций. Настолько приятного, что и он не продержится долго, но... должен. Сейчас должен.       Почему-то от прикосновения Геральт окончательно приходит в себя и коротко целует его, будто в молчаливой благодарности. Сердце сжимается от невозможности, невероятности чувств. С кем бы ещё он, Регис, сейчас сидел на старом шкафу, с горящими щеками и в одной только...       ...Ох, рубашка. Точно. Руки сами тянутся к её краям, стараясь снять через голову, но вдруг отчего-то ведьмак останавливает его, сжав за запястье.       – Оставь, – выдыхает он вслух. – Пожалуйста, Регис.       Удивлённый, Регис приподнимает брови, выпустив из пальцев грубую ткань.       – Вот как, – осторожно произносит он. – Мне казалось, ты... рассчитывал на иное, dragul meu. Позволишь узнать, почему изменил мнение?       Странный порыв Геральта и правда не похож ни на что из прежнего. Не то, чтобы они уделяли этому внимание, но обычно в подобных делах всегда было не до одежды – вспомнить только, сколько уже было порвано батиста из его парадного гардероба... Тем поразительнее видеть эту внезапную внимательность к вещам.       Словно в ответ мыслям мозолистые ладони проникают под ткань рубашки, гладя его по груди и бокам, и с силой сжимают бёдра. Кожей к коже. Так, будто признают и запоминают до каждой детали.       – Просто в ней, – когда он уже совсем не ждёт ответа, произносит Геральт, – Ты мой. Вот и всё.       И, не дав опомниться, накрывает его губы своими, тут же начав двигаться. Пытаясь быть неторопливым, но скоро вновь ускоряя темп – и стремительно возвращая жар внутри.       – Мм-х, Ге... ральт, – только и удаётся выдыхать между толчками, – Ты же... не хотел...       –...Может, и не хотел, – хрипло отзывается ему ведьмак, – Но... Ох, ты бы себя видел. И ещё это масло, холера его дери...       Кожа горит, захваченная щекоткой – от эманаций, тёплого жжения масла... и чувств. Ярких, пронзительно сильных. Одного дыхания на двоих, биения двух, заходящихся в рваном ритме сердец. В глазах темнеет от того, как глубоко в него проникает Геральт, какими резкими постепенно становятся толчки. Жадный рот впивается в его шею, прикусывая кожу, и в ответ он срывается на хриплый стон, сжавшись вокруг Геральта что есть силы. Снаружи и внутри, прижимаясь к нему всё ближе. В порыве самого сильного чувства, что у него, Региса, есть.       – До сих пор не могу... поверить, – отчего-то произносит Геральт, – Что ты... был моим первым... Мм-м, как это...       –...Однополым опытом?       – Вроде... того. З-зараза, Регис, ты...       Ещё один поцелуй – глубокий, требовательный, почти животный. Жёсткие пальцы сжимают пряди его волос, с силой потянув на себя, и Регис глухо рычит в одобрении. Так-то лучше, когда они оба больше не будут видеть ограничений. Ни в чём, всецело принимая друг друга, как давно было нужно.       – Первым, – вдруг цепляется он за слово в порыве внезапного интереса. – Из... Мм-м... Из многих?       – Уж точно поменьше, чем... у тебя, – ехидно отзывается Геральт, замедляясь и проскальзывая по той самой чувствительной точке. – Здесь, dragul meu?       Голова кружится, отзываясь сладким покалыванием в затылке. От всего: эманаций, дорогого сердцу обращения, от того, как крепко они сплетаются в объятии. От чувств – своих и не своих, и уже едва ли можно разобрать, где и чьи именно.       – Ох-х, – жмурится он от удовольствия, – Да, Геральт... Право, не знаю, зачем ты...       – Сам... подумай. Как тут не сравнивать? В умениях, кстати говоря, в том... числе.       – Очень зря, мой... дорогой. Что бы ни было в моём прошлом, это было... не то, – вдруг понимает Регис, – Совсем... не то.       Признание выходит простым, ясным – и почему-то неожиданным для них обоих. Удивлённый, Геральт замирает, почти выходя до конца, и, прищурившись, сверлит его внимательным взглядом.       – Это ещё почему?       Поразительно, как быстро он находит ответ. Образы в памяти вспыхивают так ярко, что глаза, кажется, начинают гореть уже целиком, вместе с белками. И совсем неудивительно, почему.       – Как ни странно, но всё, что я всегда вспоминал… – произносит Регис, раздвигая пошире ноги, – Ту спальню. Ленты. То, как я... попробовал тебя впервые, любовь моя.       Медленным, дразнящим движением пальцев он оглаживает себя, бросив красноречивый взгляд на ведьмака; золото радужек темнеет так сильно, что уже отчётливо напоминает медь. Тяжело дыша, Геральт застывает в напряжённой позе – и вдруг, отмерев от прежнего удивления, легко закидывает ноги Региса себе на плечи.       – Блядские... боги, – отрывисто выдыхает он, – Ты... вообще не меняешься, Регис.       Мгновенно накрывая его ладонь своей и убирая в сторону. Одним движением он снова проникает внутрь, в тот же миг выливая остатки масла и растирая по их животам – и застывает, не веря своим глазам. Как и Регис. В долю секунды их взгляды сталкиваются, полные затаённого трепета. На грани с испугом, потому что оба слишком быстро понимают, что сейчас произойдёт.       – Чёрт возьми, – успевает шепотом выдохнуть Регис, – Геральт, мы...       И они сходят с ума. Вместе, в тот же миг, издав громкие стоны и начиная яростно вбиваться друг в друга, срываясь на крик. Жжение на коже достигает пика, и, похоже, он начинает о чём-то умолять – разобрать бы ещё, о чём. Краем уха Регис только ловит отдельные, короткие слова. Мольбу вперемешку с руганью, сплетающиеся в единый, отчаянный зов двоих голосов.       – Здесь, е... щё, боги... Здесь...       – Ре... гис... Ёб... же...       Всё внутри начинает сжиматься, поддаваясь регенерации; обхватывая и стискивая изнутри, чтобы принять в себя без остатка. Так, что это чувствуют оба, отрывисто вскрикнув – и тут же ускоряя темп.       –...лять, – тяжело выдыхает ему в грудь Геральт, – Уже? От че...       – Какая... ра... О-ох, вот так, вот так, Ге...       Глаза окончательно затапливает пламенем, и черты лица напротив начинают расплываться в красной пелене. Нет, он же может контролировать себя как следует, почему сейчас... Ещё рывок, и Регис снова прекращает думать. Всё становится неважным, кроме Геральта внутри, горячего, дикого, сильного... Повсюду. Только его одного, в которого он вжимается, насаживаясь навстречу и слыша, как с бесстыдным хлюпаньем скользит масло.       –...З-за... Ох-х, – низко стонет тот, прикусывая зубами его, Региса, плечо, – Я ведь... никогда не пере... стану, Ре...       – Про... шу, – перебивает он, обвивая руками мускулистую шею, – Про... шу...       –...Тебя?       – Да, мх-х...       Рты сливаются друг с другом в торопливом порыве, сплетаясь языками в жадных, бесстыдных движениях. Мозолистые пальцы приподнимают рубашку, пачкаясь в остатках масла, и быстро, рвано начинают двигаться по коже члена. В голове тут же начинает шуметь – громко, страшно, с силой надвигающейся бури; огня, в котором он горел уже не раз и будет рад сгореть снова.       В одном объятии с ним. С его наречённым. Его ведьмаком.       – Naiba-a, – срывается с губ надсадный стон, – Я не...       –...Тоже, – глухо рычит ему в грудь Геральт, – Я... тоже, Регис. Вместе.       – Ну же, да...       Ритм ускоряется до невыносимых пределов, сплавляя их обоих в горниле безумия. Всё смешивается в единое звучание стонов, всхлипов, рыков... Пламя, гудящее под кожей, заставляет забиться в крупной дрожи, зажмуриться и быстро убрать руки с шеи ведьмака, вжавшись в шкаф. Когти удлиняются сами собой, и где-то рядом трещит дерево. Самоконтроль летит в никуда; черты лица меняются так, что Регис едва успевает отвернуться, лишь бы не царапнуть зубами того, кто...       ...Кто всегда был и будет рядом. Кто вёл его всю свою жизнь вперёд, через самые мрачные кошмары, к себе по невидимой нити. Один-единственный человек, следовавший за ним куда угодно. Касающийся его щеки на Рысьей Скале. Приникающий к нему в лесу у Каэр Морхена. Хрипло вскрикивающий от его ласк в шёлковых лентах. Сжимающий его в крепких объятиях в Диллингене. Нашедший его на эльфском кладбище...       Приставляющий к его шее меч, как и обещали видения. Доверяющий ему самые сокровенные, самые тревожные думы. Открывающий своё сердце до бесконечно тёмных глубин. Нашедший его снова здесь, после Стигга, и тут же прижавший к себе. Не покидавший его мысли ни на миг, ни на минуту после возвращения к жизни.       Геральт, Геральт, Геральт... Ведьмак, которого он полюбил вопреки всему, чему не должен был. Вопреки своей природе и недоверии, страхам и ссорам, даже силе смерти, не пощадившей обоих. Геральт, ради которого он отдал бы жизнь ещё тысячи раз. Его наречённый.       Тот, кто один был поводом существовать на этой земле.       – Dragul... meu, – из последних сил выдыхает в мысли он и тут же летит в темноту.       В непреодолимую, неподвластную никому темноту, обжигающую и обнажающую нутро. В ней он летит, проносясь мимо вспышек звёзд, чтобы, как долгие годы до того, приземлиться в звенящую тишину привычного одиночества...       ...Но не сейчас. Больше нет.       Горячие, сильные руки ловят его на полпути, и он падает в кольцо крепких объятий, вдруг чувствуя, как жёсткие пальцы вжимаются ему в спину. Геральт. Рядом с ним Геральт, его ведьмак, который всегда находит его и притягивает к себе. К их единой связи, где уже нет места старым тайнам и недомолвкам.       К чувству покоя и единения. Близости. Дома.       – Ре... гис, – с усилием произносит низкий голос над головой. – Живой?       C трудом чувствуя, как шевелятся мышцы, Регис едва ощутимо растягивает губы в слабой улыбке.       – Живее... некуда, – хрипло отзывается он. – Не беспокойся, душа моя.       Широкая ладонь мягко гладит его по затылку, и, обессиленный, он прижимается лбом к горячему плечу напротив, чтобы хоть немного отдышаться. Тело с трудом возвращается к прежним ощущениям. Неторопливо он начинает чувствовать ноги, оцепеневшие в судороге, и с трудом отнимает уже убравшие когти ладони от предсказуемо треснувших ящиков шкафа.       – Повезло, – бурчит откуда-то сверху Геральт. – Я вот... не очень. Холера, кажется, поясница затекла.       – Поверь, у меня затекло... всё, – тяжело выдыхает Регис, – По-моему, даже то, что на это не способно. Я ценю твои идеи, Геральт, однако эта всё же была... не из лучших.       Тёплое дыхание опаляет его шею, и, едва коснувшись кожи губами, Геральт внезапно издаёт тихий смешок.       – Вот только не говори, что тебе не понравилось, – сипло произносит он, – Всё равно не поверю.       – Здесь вопрос, скорее, в соотношении. Удовольствия к числу неудобств, – устало фыркает Регис. – Или к числу повреждений, нанесённых этому прекрасному шкафу. Однако, – и, осторожно отклонившись, он поднимает голову, – Всё же ты прав, dragul meu. Чего бы это ни стоило.       Янтарные радужки с готовностью встречают его взгляд, и всё в груди сжимается и покалывает – подобно щекотке от эманаций, но куда, куда сильнее. Не выдержав, Регис тянется вперёд, целуя и без того припухшие узкие губы. На этот раз медленно, ласково, чтобы вложить в прикосновение всё то, что переполняет сердце.       – Inima mea îți aparține, – произносит мысленно он, перебирая пальцами взмокшие белые прядки.       И это правда. Всегда будет правдой, пока он жив. Бескрайнее чувство огромного, рвущегося изнутри тепла так велико, что хочется говорить о нем тысячи и тысячи раз. Особенно, когда в ответ его ведьмак замирает, и становится слышно, как и без того лихорадочно бьющееся сердце ещё быстрее ускоряет бег.       Перед тем, как Регис успевает с новой силой углубить поцелуй.       – Я тоже тебя люблю, – наконец тихо отзывается в его голове Геральт. – Очень сильно. Только ты... Ох, прекращай, Регис. Если не хочешь повторения... – и, на мгновение потерявшись в мыслях, он добавляет: – С моей последующей скоропостижной кончиной. Серьёзно, будешь... собирать меня по частям. Начиная с поясницы.       Дьявол, как же не хочется отрываться от него, расслабленного и разомлевшего, но не прислушаться он тоже не может.       – Ну, что ж, – с усилием отодвинувшись, говорит Регис уже вслух, – Как пожелаешь, мой дорогой. Только нам нужно...       Красноречивым взглядом он указывает на беспорядок, который они учинили. Липкая кожа их животов, изрядно забрызганных в белых каплях, уже начинает подсыхать, да и из него самого, похоже, вытекает не меньше. Стоит это почувствовать, и от приятного ощущения в груди разливается тепло; от чувства, что он, Регис, только что принадлежал тому, кого любит.       – Не вопрос. Подними-ка руки, – вдруг просит Геральт, мягко потянув за край рубашки. – Чего пропадать вещи.       Лениво улыбнувшись в ответ, приходится подчиниться, украдкой наблюдая, как ведьмак быстро вытирает их обоих и бросает рубашку куда-то в угол, оставив её там неаккуратным комком.       – Даже не знаю, как на это реагировать, – позабавленный, усмехается Регис. – Хвалить твою удивительную находчивость или... – ох, его отвлекает ещё один короткий поцелуй, – ...Мм-м, так и быть, Геральт. С таким... аргументом трудно поспорить.       – Завтра поругаешь меня за бардак, – довольный, произносит тот. – Хоть с самого утра. Пойдём уже спать. Долгий был день, – и в мягком движении он соприкасается с Регисом лбами, – Только он уже закончился. Без нас.       – К слову, последнее...       –...Спать. Со шкафом тоже разберёмся завтра. Всё завтра, Регис, – решительно перебивает Геральт, – Никуда оно от нас не денется.       И улыбается, сверкнув золотом своих кошачьих глаз. Со всеми сияющими коричневыми крапинками, тёплыми, как искры от костра после долгого пути. Больше не выглядя уставшим и неприкаянным, разочарованным и хмурым от тревог, его ведьмак просто улыбается – широко и ласково. Улыбка подходит ему, удивительно преображая черты и напоминая разом о том, каким он был и всегда будет. Тысячами образов, складывающихся воедино в один-единственный портрет.       Незнакомца с двумя мечами из его видений. Мальчишки, обнаружившего его в зале подземелья и спасшего от удушья. Юноши, бегущего навстречу к нему по лугу и сгребающего в охапку объятий. Молодого мужчины, робко целующего его на Рысьей Скале. Геральта, находившего его в Диллингене, в Фэн Карне, в амбаре неподалеку от Боклерского дворца... Всегда идущего навстречу по пути Предназначения. Его наречённого. Смертного, который, может быть, и станет только маленьким отрывком в его жизни, но миллион раз достойного того, чтобы ради него жить.       Просто быть с ним, несмотря ни на что.       Затерявшись в раздумьях, Регис почти не помнит, как они укладываются в постель. Ленивым движением его ведьмак стягивает так и не снятые сапоги и штаны, просто падая на кровать в почти ребяческой манере. За что получает мягкий, аккуратный тычок в бок. Потому что стоит для начала снять покрывало – да и, в самом деле, всё же принять ванну, но едва ли сейчас у них хватит на это сил. Под неразборчивое ворчание Геральта они забираются под прохладные простыни и сплетаются в молчаливом объятии, не обременяя себя ночной одеждой.       Беловолосая голова мягко, настойчиво ложится ему на грудь. Вздохнув, Регис подвигается так, чтобы снова заглянуть ведьмаку в лицо. Резкие черты смягчаются под тягой дремоты, и, потеревшись щекой о его ключицу, Геральт обвивает его руками, крепко прижимая к себе. Как, наверное, дети прижимают к себе плюшевые игрушки, испугавшись ночных кошмаров. Как когда-то прижимал к себе одеяла сам Регис, боясь жёлтых глаз с вытянутым кошачьим зрачком.       –...Регис, – низко, сонно проносится у него в голове. – Я... охренительно с тобой счастлив. Я говорил?       И – боги, этого достаточно, чтобы через пелену всех прежних мыслей мгновенно прийти к одной. Вернее, скорее не мысли, но чувству. Щекотке, наполняющей сердце, с трепетом стучащее в грудной клетке. Теплу, огромному и неудержимому, в которое хочется укутать, как в кокон одеял. Всему тому, что заставляет ощутить в горле горячий ком, сильно мешающий сказать что-либо в ответ, пусть и не словами.       Впрочем, Регис всё-таки с ним справляется, едва заметно улыбаясь себе под нос – и касается губами лба ведьмака, расчесывая пальцами белые прядки.       – Рад слышать, любовь моя, – только и произносит он в мыслях, – Рад слышать.       Не объясняя ничего взамен, потому что Геральт и без того знает, что он тоже счастлив. Как и не могло быть иначе, после стольких лет надежд, ожиданий и опрометчивых решений... После всего, что вело их навстречу друг к другу, не просто напрямую, но и в одном направлении. Как Кинжал Охотника и его Руку, виднеющихся сейчас в распахнутом окне.       Указывающих на север восемь маленьких звёзд, пять из которых Регис целует у Геральта за ухом, сам ощущая три остальных на своей груди. Далёкое созвездие, когда-то неуловимое взглядом на ночном небосклоне, но теперь чёткое и ясное. Как и образ незнакомца с жёлтыми глазами из его снов. Проявившийся куда позже, но всё же слишком, слишком давно.       Ставший воплощением света и надежды – и всегда ведущий по одному, единственно верному пути.       Пути домой. _________________________ *Красивый (рум.) **Хочу заняться с тобой любовью (рум.)