Les yeux

      Подушка мягко касалась моей щеки. Я чувствую сквозь пленительную дрёму, как содрогаются мои ресницы от того, что солнечные лучи касаются моих век, словно пытаясь разбудить. Солнечные зайчики приятно щекотали нос, от чего дрёма казалась ещё более приятной.       Когда я вообще так хорошо и крепко спал?       Сон переносит меня в воспоминания. Воспоминания о мальчике, который пролил свет в мою жизнь, несмотря на боль и неудачи. Я помню его. Помню, как мы гуляли вне академии, учась на одном факультете. У него не было причуды, но он не уступал ни одному из нас.       Помню его. Он помог мне перестать презирать причуду отца, помог в какой-то степени принять себя. Странный мальчик, но со временем, я понял, что он мне необходим. Мы редко проводим время вместе, ведь чаще всего он занят. Я не жалуюсь, у каждого есть своё личное время, но даже когда мы встречаемся, он спокойнее себя чувствует со своими домашними любимцами. Да, у Изуку Мидории, как звали этого мальчика, проживают крысы, которых он назвал в честь известных злодеев, уж не знаю, с чем это связано, но я и не спрашивал.       Его крысы мне нравятся, правда иногда у меня бывает ощущение, что они ему важнее, но я считаю, что это мой личный каприз. Животные же не могут повлиять на это, а раз они его успокаивают, то, думаю, это хорошо.       Да я и сам ко всем привык. Каждого зверька помню поимённо, хоть мне и сложно отличать некоторых крыс по внешнему виду.       Деку хороший, но… иногда меня пугает его поведение. Его порезы, его нездоровое отношение ко сну и еде. Я слишком устаю волнуясь о нём, и ничего не могу поделать. Слишком много забот, которые меня убивают, но в то же время, я не могу жить без него. Он слишком для меня важен.       Помню, как мы брались за руки, по моей инициативе. Помню, как предлагал первый поцелуй, на что он со страхом отдёрнулся, от чего меня ещё 2 дня не отпускало чувство стыда. Мы знаем друг друга долго, но мне иногда кажется, что это не любовь, с его стороны, а. передружба. Дружба, а не любовь. Я чувствую себя просто в ловушке собственных эмоций. Куклой в чужих руках. Я переживаю за него, в то время как на себя ему плевать. Моё волнение душит меня, но сказать ему об этом будет ошибкой. Он и так постоянно себя за всё что можно винит.       Я не хочу быть очередным человеком, который сделает ему больно. Он этого не заслуживает, но… заслуживаю ли я того напряжения и боли, когда взамен я получаю его страх меня даже коснуться…       Может я просто эгоистичен и требователен?       Внезапно, из дрёмы меня вытаскивает чья-то тёплая рука на моей ладони. Я медленно открываю глаза, разлепляя ресницы, вижу перед собой Фуюми, которая тепло мне улыбалась.       — Проспишь, соня. — ласково улыбнулась она, от чего мне аж стало по-странному тепло. Я не видел её такую светлую, искрящуюся от счастья.       Обычно сестра в напряжении, погрязла в своих проблемах, и в проблемах нашей семьи, из-за чего я часто слышал, как у неё мог дрожать голос, от подавления эмоций и срывов.

Как хорошо, что всё кончилось.

      Я медленно поднимаюсь, чувствую, как хрустят позвонки, встаю с кровати, зевая.       — Единственный совпавший у всех выходной, а Шото спит. — доносится бархатистый, приправленный долей сарказма и насмешки голос со стороны двери. Я узнаю его, и поворачиваю голову в сторону своего старшего брата. Фиолетовые ожоги и белые волосы. Он совсем недавно вернулся с реабилитации, из психиатрической лечебницы для преступников, на день. Тойе должно пойти на пользу общение, да и нам всем должно быть проще. Я редко его вижу, но в последнее время, я даже забываю, что когда-то он носил имя «Даби». Сейчас, он просто кажется вредным старшим братом, идиллия.       — Так вы же с мамой постоянно говорите о скучных вещах. Вот я и решил не тратить времени. — отвечаю я, кинув какой-то слегка обеспокоенный взгляд на сумку. Не знаю почему, но мои руки потянулись к ней, и я повесил кожаную черную сумку себе на плечо, укладывая туда один единственный свитер, на случай, если будет дождь.       — Ты чем вообще в академии ночами занимаешься, что потом днём спишь? Не дорос ещё чтобы по комнатам бегать, сопляк. — слышится со стороны Тойи, на что Фуюми, сидевшая рядом, негромко хихикнула, прикрывая рот рукой. Ночами… да ничем. Хотелось бы, как не стыдно признаться. Хотелось бы попробовать, но я не хочу давить на Изуку, поэтому глушу в себе всё до самого конца, молча иногда стоная в подушку, лаская себя пальцами.       Я смутился, прикусывая губу изнутри и слегка покраснел, но преодолевая смущение, криво улыбнулся. Это заметил брат и негромко усмехаясь, сооружает из пальцев «пистолет», наставляя его на меня.       — Ага! И я об этом не знаю? — произносит он хитро, понимая, что явно попал в цель, на что я махаю головой, подходя к дверному проёму, сдерживая собственное смущение, пытаясь держаться как обычно.       — Отстань. — бормочу я по-ребячески, на что он тыкает меня под бок, от чего по телу раздаётся приятный импульс. Щекотно, я дергаюсь, выдавая негромкий смешок. Он лишь хмыкает, пропуская меня в коридор.       — Какие мы серьёзные. — усмехается белобрысый.       На душе так хорошо, не припомню, чтобы я вообще так общался с родными.       Я выхожу в коридор, где вижу суетящуюся маму, собирающую какие-то вещи в сумочку. Она выглядит такой счастливой. После терапии она такой не выглядела, а вот когда у Тойи дела пошли в гору, она прям расцвела. Всё меняется к лучшему, неужели.       Я подхожу к двери, опускаясь чтобы обуться. Слушая как о чем-то по телефону говорит отец… даже не отец, я привык к этому, но думаю… может вскоре я назову его папой, как бы глупо это не прозвучало. В коридоре слышен смех, веселые разговоры какие-то подколы и анекдоты, безобидные.       Идиллия, сон. Точно сон. Такой прекрасный, не помню, чтобы такое было, но я не хочу, чтобы это заканчивалось.       Тут вдруг, в дверь постучали. Постучали настойчиво, так, что обычный стук пробрал меня мелкой дрожью до костей. Тойя молча прошел к двери мимо меня, отличаясь храбростью, ведь в отличии от меня характером пошёл исключительно в отца, смелый и уверенный в себе, даже чересчур. Он открывает дверь, а там стоят мужчина и женщина, неизвестные мне.       Мужчина неприятной, откровенно бандитской внешности, темной бородой и грозными глазами, в которых не было ничего, кроме какого-то звериного гнева. Я видел такой взгляд ранее, но далеко не все злодеи могут им обладать. Меня пробрал холодок, а люди в дверном проёме принялись говорить.       Рядом с неприятно выглядящим мужчиной, стояла девушка с волнистыми блондинистыми волосами, пугающей улыбкой.       — Здравствуйте. Мы из «центра усопших». — странно улыбаясь, мертво проговорила женщина, от чего у меня душа в пятки ушла. Люди начали говорить о том, что жить в моих условиях с родителями ужасно, и не раз меня хотели отдать бабушке, но к счастью всё обошлось с прохождением реабилитации.       Отец непонимающе нахмурил брови, возмущенно на тех взглянул, подходя ближе к проходу.       — Но все условия выполнены ещё полгода назад. Все члены семьи либо закончили реабилитацию либо продолжают её. — напряженно проговорил отец. Я неумышленно кивнул, ведь так то оно и было на самом деле. Ничего не предвещало опасности, да и к тому же… разве на проверки в проблемные семьи приходят какие-то страшные мужики?.. К тому же, что еще за «центр усопших».       — Да, но в Японии ввели систему проверок. Прошу, выйдите на лестничную клетку, пока мой коллега не проверит ваш дом.- продолжает странно улыбаться девушка, на что уже недовольно возмущаются и Нацуо с Тойей.       — Покажите удостоверение! Откуда мы знаем что вам можно верить? Пришли, без звонка, и планируете, что мы покинем квартиру по сомнительному приказу? — слышу я разозлённый голос Нацуо.       Девушка прищурила глаза, но медленно показала нам орден, и разрешение на проверку дома. Они и впрямь были члены организации которая учреждена правительством, но черт подери, что за «усопшие»?       Я напряженно выдохнул, когда мама дёрнула меня за кофту сзади, попросив встать и выйти. Мы послушно вышли на лестничную клетку, а тот мужчина молча зашёл в квартиру, захлопывая дверь.       Подозрительная барышня начала что-то быстро тараторить, что походило на бред шизофреника. Такие несвязные слова. Предложения перерастает с другие предложения, что определённо завораживает, но так пугает. Я видел, что никто её не слушает, кроме меня. Она говорила какой-то несвязный бред, с безумной улыбкой.       — Знаете, семей много не бывает. Одна, две три, и не одни вы такие особенные. Знаете. Дети тоже особенные, и более того, чувствуют постоянно. Может стоило бы сменить детей. — улыбаясь тараторила она, глядя мне в глаза, пока внезапно за дверью не начали доносится звуки разрушения, битого стекла, ударов по мебели и скрипа дерева. Родственники, окружающие меня, принялись ломиться в дом.       Им удалось открыть дверь и я смог увидеть, что от дома нет и живого места. Всё разломано, всё побито и разбросано так, что я не видел ламината.       Не успеваю я удивиться и вникнуть в слова родителей и братьев с сестрой, как вдруг за моей спиной, по лестничным пролётам начала спускаться орущая толпа людей. Они кричали, плакали и бежали вниз толкаясь, пока их сопровождали какие-то голубопёрые птицы и крысы.       Я широко раскрыл глаза, смотря на то, как люди ногами давят детей, или других людей, которые в этом табуне споткнулись.       Под ногами было кровавое месиво, где словно палки валялись разломанные кости и раздавленные под каблуками черепа. Люди кричали, не обращали на это внимание, даже тогда, когда своими ногами они убивали беззащитных детей, раскалывая им головы.       Я почувствовал, как грудь охватил озноб, а ноги застолбенели. Я хотел отвернуться, но с каждой секундой рассматривал бесконечную толпу людей, несмотря на то, что на верхнем этаже было только 3 квартиры. Этаж сверху — последний. Откуда толпа в сотню человек?       Я стоял, пока моё тело медленно охватывала дрожь, но внезапно заметил среди толпы бегущую, знакомую мне, крысу, прям передо мной, на краю всего этого ужаса. Это крыса Деку. Я узнал его по пятнами синему поводку.       Внезапно, я сам рванул в эту безумную толпу прямо за крысой, которая каким-то чудом пробежала по свежим трупам без травм, избегая чужих ног. Я не чувствовал как меня толкают, меня словно обтекали водой, словно я был смертельно заражён и одно прикосновение погубит другого человека. Я, окликая крысу дабы не потерять из виду и успокоить самого себя, бежал в её сторону, пролёт за пролётом, но внезапно, в подъезде запахло неприятно. Удобрениями и землей, болотом и так, как не пахло даже в морге, в гробу так смердило, от чего я скривился, закрывая нос рукой.       Останавливаясь посреди толпы, дабы найти глазами зверька, которого я потерял из виду, я заметил, как людей становилось меньше. Видимо толпа убежала, оставив меня одного. Чудно. Немного помедля, дабы прийти в себя, я шел дальше, замечая с наступающим шоком и некой тревогой то, что вместо шестого этажа было безграничное болото.       Там не было стен, это была бесконечная нора где-то у озера. Влажная грязь, глина, озёрная висящая на потолке трава и, готов поклясться, там были глаза, прямо в грязи. Оно моргает, смотрит на меня, и потом смотрит под себя. Я в ужасе медленно поворачивают голову вниз, куда меня подначили посмотреть эти глазные яблоки и вижу как люди, некогда бежавшие вперёд, валялись внизу. Оказывается, лестница обрывается, а шестого этажа не было. Он слился с пятым, и чтобы попасть вниз, надо было прыгнуть через целый этаж.       Люди лежали кучей, перепачканные без глаз, перекрывая собой гнилые туши, которые и воняли, а на этой топле сидела какая-то большая тварь. Я не знаю что это, примесь лягушки и рыбы.       Оно было похоже на кабана ростом с лошадь. Множество глаз, которые по размеру точно были не меньше баскетбольного мяча, по всему телу, которые пугающе смотрели на меня. Огромный рот, который прятался среди водянистых выпуклых очей, ужасная склизкая коричневая текстура грязь между глаз. Что-то белое, что напоминало остатки гуаши на этих многочисленных глазах. Сзади виднелся рыбий хвост. Оно ходило на четырёх коротких лапах, и просто молчало. Его глаза направлены на меня, я отчётливо видел зрачки. Слезящиеся больные глаза, я видел, как оно в полной тишине поедало людей, их головы, топча и ломая под своим весом излишки. Оно ело только глаза, и выплевывало человека, как мы выплевываем косточку от курицы. Существо медленно повернуло ко мне свою морду. Где глаз не было, а был лишь рот. Я видел, как молча он перебирает уродливыми губами.       Я почувствовал дрожь в коленях. Ноги хотели убежать, пока оно меня не тронуло. Я ухватился за перилла, и по перилам, ползя по местам, где раньше они сопровождали лестницу, я пролез до новых пролётов, где был цемент. Существо меня не тронуло. Даже не рыкнуло.       Там, на другом этаже, света было значительно меньше. Окон не было вообще, но я увидел факелы. Я подошел ближе, касаясь одного из них, а потом внезапно дёрнулся, когда огонь вспыхнул искрами, словно говоря мне «не трогать». Я не доверял этому огню и поэтому воспользовался левой рукой, зажигая маленькое пламя в руках. Это и впрямь было верным решением ведь мой огонь в отличии от огня факела не привлекал насекомых и мелких мошек, коих я очень боюсь. Я с напряжением выдохнул, наконец оставаясь наедине, но это ни капельки не успокаивало и не давало мне возможности сосредоточиться и обдумать происходящее.       Направляясь вниз, на улицу, в надежде вдохнуть свежего воздуха. По пути, я увидел у стен других людей. Люди стояли неподвижно у стен. Мальчики лет 15-14, стояли держа в руках церковную свечу, прижимаясь спиной к стене.       Из их рта лилась какая-то рвота, с приместью смолы и жуков, и иногда из пасти можно было разглядеть выплывающие в этой жиже глаза, от чего к горлу и у меня самого подступала тошнота. Я отвёл взгляд, пытаясь не обращать внимания на журчание из жутких людей, которые ровно, как солдатики стояли аж до самого первого этажа.       Наконец увидев дверь я бросился к ней, и подбегая к ней, он дергает за ручку. Но внезапно, оказавшись уже на улице, я почувствовал, как ветер густел. Воздуха казалось не было, и дышать было, откровенно говоря тяжело. В растерянности поднимаю взгляд, и вижу как в агонии и ужасе пытаются улететь совы, сопровождавшие толпу на верхних этажах. Они плачут и кричат, а я опешил, когда увидел возле подъезда стоящего Шигараки Томуру, некогда опаснейшего злодея. Он смотрел на мучающихся птиц и вытягивал в их сторону руки.       Несчастные крикнули во всё горло, что пронеслось по всей улице. Шигараки отдёргивает руку в свою сторону противоположную от птиц и те теряя свой окрас, замертво летят на землю.       Я медленно повернул голову в сторону Шигараки, понимая, что не могу бежать. Мои ноги более не двигаются. Злодей хитро ухмылялся, глядя на птиц, одну из которых он кинул мне. Я вздрогнул, машинально поймав трупик, и он, передал мне воспоминания Томуры.       Я задрожал от пробирающей боли, и внезапно открыв глаза, оказался в другом месте. В комнате Деку. Клетки с крысами. и Мидория сидящий на стуле напротив каких-то хмырей. Они выглядели очень непрезентабельно и пугающе. Я понял, что меня они не видят и что это воспоминание судя по расплывчатым границам.       Деку мялся, как-то кусая губы и волнуясь. Пока люди в костюмах напирали.       — Ваш уникальный склад ума. Сэр, вы обязаны нам помочь! Это естественный процесс. — произносит один из мужчин.       — Понимаете… планы… они немного изменились. — мямлит Деку.       — В каком смысле? Прошу вас, юный Мидория, отношения с Тодороки были лишь игрой ради цели!       Лишь игрой? Что это значит? Мидория. Неужели. Нет… он не мог! Как, но почему… Нет, для чего?       — Да, но… понимаете я… — мямлит Деку, а затем меняется в лице, становясь похожим на хищного зверя, что теперь мужчинам стало неудобно. — Это моя добыча. — не своим голосом, рычащим басом произнёс он       Воспоминания обрываются. Не успеваю я взглянуть на Томуру, как за спиной внезапно доносится звук страшного треска. Я медленно разворачиваюсь и вижу, как медленно рушится здание.       Этажи ломаются под весом друг друга и здание медленно, мучительно медленно, превращается в огромную кучу обломков, под которыми будут завалены мои родители, мои браться, моя сестра.       А я ведь мог их увести. Я ведь мог остаться, но… почему. Я падаю на колени, смотря на то, как обломки оседают, и пыль поднимается, а я чувствую как мои уши до боли заложило.       Я почувствовал как мою шею обжигали слёзы, но на самом деле. Не помню, чтобы я плакал. Я помню, как мне было невероятно больно. Помню, как по телу растекалось обезболивающее из-за шока.       Я потерял всё. Побежал за тем, кто этого не заслуживал и… потерял. Потерял всё. Всех и всё, что только что нормализовалось.       Я чувствую как болевой шок отходит и моё тело пронзает боль от которой из горла вырывается крик, от которого мне рвало горно до боли и скрежета.