***
Дождь закончился ещё давно, а Питер из отеля выходит только несколько часов спустя: слишком содержательный диалог со Старком за завтраком, длинною в полтора часа, и навязавшийся с ним всё тот же Тони — сильно тратили время. — Вот скажи мне, Питер, это решении принимал твой мозг или сердце? — в который раз заводит старую шарманку Тони и всё по новой. — Другой темы для разговора нет? — раздражено фыркает Паркер, разворачиваясь к мужчине, и чуть ли не бьётся с ним носами. Со стороны это похоже, что Питер очевидно мамочка, нервы которой изрядно потрепало её чадо — Тони, который ходит за её спиной кругами. — Хорошо, ты никогда не говорил о семье, она у тебя есть? — Да, у меня есть семья: сестра, отец и собака. Ну, Питер практически не соврал. Сестра и вправду есть, отец вроде бы тоже, а Фенрир вполне себе годится на роль собаки-переростка. — И кто же они? Чем занимаются? — продолжал расспрашивать Паркера Тони, явно получая удовольствие от этого. — У сестры свой похоронный бизнес, а папа — по-разному. И вот опять практически правда. Ведь царство мёртвых же считается за похоронный бизнес? Ну, а, что? Да, необычная у него семейка, разношёрстная. Как говорится, семью не выбирают, но ему противоречит другое высказывание, которому его учили: «Семья — общей кровью не заканчивается, но и не начинается на ней.» Странно, да? И то, и другое ему говорил отец. Кажется, он сам до сих пор не определился что из этого верно. — Как занимательно. — Тони закатывает глаза и не верит рассказу парня. Ни разу не уезжал на рождество, день благодарения или чьё-то день рождения, складывается ощущение, что либо они в ссоре, либо их нет. — Какая прелесть. Может, тебе дать ещё и мой альбом с фотографиями полистать? — усмехается Питер мыслям Тони, не сворачивая с заданного пути. Он не был в Лондоне с пятидесятых, здесь всё изменилось, но так хотелось надеяться, что то кафе так и осталось на своём месте, продолжая свою работу. — Куда мы идём? — Неважно, я быстро зайду в одно место, ты подождёшь у входа. Питер видит чересчур знакомый дом, он стоит здесь с послевоенного времени. Вот на одной из плит гарь от пуль, кажется, внутри сделали косметический ремонт. Парень, оставив Тони у входа, поднимается на самый верх; здесь всего две двери, в отличии от остальных этажей, значит и квартиры гораздо больше. Помнится, как Говард наотрез отказывался покупать, вообще любую квартиру в Лондоне, но, увидев как загораются глаза Паркера при виде города, он сдался под натиском влюблённости. Ключи. Точно, как Питер мог забыть? Без связки ключей, которой у него нет, вход в квартиру ему закрыт. Двери пуленепробиваемые, но не замки, их всегда можно взломать. Парень вплотную приставляет руку к нужному замку. Несколько секунд бормотания на чистом асгардском, и замок самостоятельно поворачивается, разрешая войти в квартиру. Питер толкает тяжелую дверь внутрь. Тихий скрип, дверь не открывали полстолетия, рвётся паутинка, а он делает шаг внутрь. На всех поверхностях лежит толстый слой пыли, кажется, перед его ногами только что пробежал паучок. Обои уже успели выцвести и пожелтеть в тех участках, куда падает солнечный свет. Паркет поскрипывает при каждом шаге, а парень тем временем проходит в самую отдалённую комнату — в их с Говардом спальню. На не заправленной кровати такой же слой пыли, что и везде: в последний раз они собирались впопыхах, оба проспали, и только Питер знал, что больше не вернётся в эту квартиру. Пора отпустить Старка. На тумбе, абсолютно не вписываясь во всю концепцию комнаты, лежит альбом с фотолентой в виде закладки и прикрепленых несколько, на первый взгляд, обычных ручек. Стоит только парню открыть злосчастный альбом, из него тут же валится небольшая карточка. Питер и Говард в Аризоне делают селфи, там Паркер мило морщит носик от солнца, а Говард обнимает его одной рукой, другой держа камеру, они тогда ещё выяснили что парень при нахождении на солнце всегда чихает. Но всё фото будто бы продавлено в писанине, Питер ничего не понимает это их любимая фотография, одна из немногих где он фотографируется добровольно, и, стоит ему перевернуть карточку, как в глаза тут же бросается слишком знакомый почерк, слишком похож на печатный с исключением нескольких букв. «Привет, это Говард. Если ты когда-нибудь вернёшься в эту квартиру, знай, мне жаль, если я сделал, что-то не так. И, я хоть и гений, не понимаю причину нашего расставания. Если ты читаешь это — значит вернулся. Ты можешь здесь остаться, это твой дом, квартира, кстати, записана на тебя. Я тебя люблю, любил и буду любить. Твой Старк.» Глаза тут же наливаются слезами, и Питер оседает на пыльную кровать. Он знал, что причиняет Говарду боль, но не думал, что тот будет так жалеть об их расставании. Хотя, кого я обманываю. Паркер надеялся, что тот будет счастлив со своей семьёй, но так хотел стать ему той самой семьёй. Он продолжает листать альбом в мягкой обложке, погружаясь в каждое из фото. Тогда становится понятно сразу — он не может расстаться с единственной вещью, связывающей его со Старком. Альбом оказался в кратчайшие сроки запихнут в висящий на плече рюкзак. В него, кстати, также отправляется стоящий на этой же тумбе бутылёк с туалетной водой. Ну, а, что? Сейчас её больше не делают, так, может, удастся воссоздать формулу. И кеды всё это время стоящие в шкафу — это самая удобная обувь в мире. Больно вновь оставлять эту квартиру, но её время ещё не пришло, когда-нибудь обязательно, но не сегодня. Паркер ещё пару минут возится с обратным заклинанием, и, даже не стараясь вытирать слёзы, спускается на первый этаж. В руках кеды, на плече рюкзак, в душе пропасть. На улице, будто бы c его настроения, начинает разгораться дождь. Тони всё это время смотрит на лифт и терпеливо ждёт, когда из него выйдет парень. Происходит это минут через двадцать; покрасневшие глаза, опущенная голова и плечи выдают Паркера с потрохами, когда он подходит к Старку. — Даже не спрашивай. — успевает опередить Тони парень, не позволяя вставить и слово. — Здесь недалеко есть миленькая кафешка. Можем быстренько добежать. — говорит Питер, в тоже время утирая слёзы со щёк. Больно? Наверное. Обидно? Конечно. Он виноват, он разрушил своё же счастье, и «так было надо» несколько не отговорка и не оправдание. Старк, будто бы всё знает и понимает, молча кивает головой и, поджав губы, улыбается. По-дружески похлопывает по плечу; старается по-дружески. Сказать, что у него любовь к Питеру — значит соврать. Паркер просто ему симпатичен, нравится, называйте это как хотите. Отказ, возможно, задел эго, а секс… Ну секс был хорош и всё. Ну, конечно же, это не всё, мы все это прекрасно понимаем; они, в первую очередь, друзья, а и ещё оба симпатичные парни. Это нормально, когда люди друг друга хотят в физическом плане, это не препятствует всему остальному.***
— Что это за дом? — в пол голоса спрашивает Тони, когда они присаживаются за самый дальний столик у окна в такой же милой и уютной кафешке, что и раньше. — В том доме была квартира моего деда, по наследству она перешла мне, просто решил посмотреть, что вообще с ней, а нашёл некоторые мои старые вещи. — Кеды? — Старк изгибает бровь и кривит губы в доброй усмешке, — Не думал, что ты так сентиментален. — Эй! Это самые удобные кеды в мире! — чуть обиженно восклицает Паркер. — Охотно верю! У Питера много друзей, и в их число входят не только люди, но и маги, ведьмы, вампиры, оборотни. Скажите: «их не существует!». Пожалуйста, не верьте, ваше право. Но Тони, обычный человек, будто бы знает, что происходит на душе парня. Знает, что тот чувствует сейчас. Они доверяют друг другу. Не всё. Есть то, что так и должно стать тайной лишь одного человека и грызть его изнутри вечно.***
Они возвращаются в отель поздно вечером и только для того, чтобы собрать вещи и вновь поехать в уже знакомый аэропорт. Кажется, аэропорты для Паркера стали уже вторым домом: частые перелёты, смена часовых поясов уже не казались такими непривычными. Они заходят на трамп, им мило улыбается стюардесса и проверяет билеты, проходят на свои места в люксе, всё как обычно. Кроме одного. Питеру невероятно плохо: голова раскалывается, а боль будто бы пытается стать словами, он обессилено падает в кресло и еле как цепляет ремень. Тони не видит его, и хорошо, тот сидит спереди, но всё же пытается узнать что с ним. «Нам нужна твоя помощь, Питер.» — боль и шумы на фоне постепенно складываются в абсолютно непонятную фразу. Кому? Зачем? Как? И вот только голос всё проясняет. Папа…