И Бог признаётся ему в любви

Антихрист оказался предлогом: это стало понятно, когда даже после отказа мальчика, начался ангельский призыв. Азирафаэль игнорировал его до последнего: его силой вытащили из книжного, изодрав физическую оболочку о разрушающийся людской мир, и наложили запрет на чудеса. За неповиновение он провёл всё время до битвы взаперти почти без воздуха, а после был послан на передовую. Как приманка для демонов, чтобы остальное войско успело встать за их окровавленными плечами. Азирафаэля сбросили из темноты и холода небес вместе с сотней других неугодных ангелов перед вооруженным отрядом. Он прекрасно понимал: у него всего два варианта. Либо смерть сущности от адского пламени, либо плен. Азирафаэлю не повезло — он приглянулся какому-то командиру. Его схватили одним из первых: другие ангелы бросились врассыпную, когда Азирафаэля сбил столп огня. Чувствуя, как оплавленная форма липнет к телу, он пытался встать и не заметил подошедшего слишком быстро отряда демонов. Его подняли, заломили руки и держали сильнее того, с чем он мог бы справиться. Ангелу осталось только щуриться, выискивая главного, и пытаться вспомнить, когда он в последний раз чувствовал такую же беспомощность. Кажется, когда задирал голову вверх, замечая, как беспомощно люди смотрят на горящие лестничные пролёты на верхних этажах, а после осознанно теряют равновесие — у него тогда тоже не было чудес, закончившихся после первого получаса. После нескольких контрольных ударов в живот и по затылку у него уже не было сил сопротивляться. Его бросили под ноги командиру, и тот, оставив след от подошвы на грязно белоснежной форме под шеей, приказал доставить вниз. А потом добавил, что ангел должен быть в таком же виде, как и сейчас — поднимающий его демон перестал ухмыляться, сильнее сжав когти на плечах и плюнув в сторону. Азирафаэль повернул голову слишком медленно, увидев только шипящую, как от кислоты, смесь травы и земли. Ад не обратил внимания, когда сразу же после перемещения толкнули в первую комнату с брюзжащей дверью. Как его швырнули на пол, не видел уже никто. В глаза сыпалась чернота стен и перегорающее освещение искрами. Голова кружилась, и кожа пропитывалась паникой из мечущихся глаз. Ему дали не больше десяти минут. Демон гаркнул что-то про безнаказанность и невозможность что-либо доказать и оказался за его спиной. Из рванья мыслей Азирафаэль только и успел швами наружу составить мысль о Кроули, когда демон рывком за шиворот поставил его на колени. Когда он рвался из шестипалых рук, он надеялся, что Кроули успел сбежать раньше, чем его напоили на ужин святой водой. Когда ему выворачивали руку и наступали на сустав, надавливая, он вспоминал, что у Кроули был план, как выжить, возможно, потерять всё, но выжить. Когда он, забыв про воздух и сопротивление на грани болевого шока и открыл рот, он думал, что Кроули всё-таки удачливее его. На механические слёзы тут же прилипли слова о том, что ангелочки не умеют терпеть. Демон закончил быстро — у ангела едва успела заболеть челюсть от изуродованности формы. Когда он вытряхнул из рук чужие кудри, Азирафаэль тут же дёрнулся назад, остервенело глотая воздух. Демон усмехнулся. — Неправильная реакция — всему учить тебя надо. Ничего, не волнуйся ты так, хозяин всё тебе расскажет. Сделает из тебя идеальную сучку, удобную и умеющую ублажать на высшем уровне, — демон лениво подтягивал за шлейки бурые брюки, и Азирафаэль, повисая уже привыкшим к световому мельтешению взглядом на двери, понял, что у него только один шанс. Он скользкий и его почти невозможно удержать в руках. Но Бог всегда учитывал силы, при распределении испытаний. — Я пойду, а ты сиди тихо, без лишних движений. А то надоешь всем, даже учитывая, что мы любим ломать наглых ангелочков с характером. Знаешь, что мы с такими, как ты, — и тут он допустил ошибку, которая ни черта не дала, повернувшись спиной к Азирафаэлю. Всего пару секунд. Плюс-минус немного на вальяжную уверенность, что после первого акта насилия ангел тут же потеряет всю волю к сопротивлению. Как же. Азирафаэль бросился к его шее быстрее, чем он успел похвастаться уровнем покорности среди пленных. Одну руку приставил предплечьем к его горлу, а второй надавил на затылок: ангел многому научился у отчаянных мира сего. разрушенного мира Азирафаэль правда поверил, что у него может получиться, когда пытался вдавить чужую голову сильнее вперёд, насаживая шеей. Он не помнил, что у него было, не понимал, что его ждёт, когда он, мнимо свободный, рванётся к двери. Скорее всего, запертой. У него не было «зачем» и «за что». У него были сильные руки Хранителя, на которого в Начале всего делали ставку, вручая меч. Создатель даровал себе семь дней на Создание. Поэтому ангелу, сыну Его, было отведено столько же. Азирафаэль запомнил, что вечность брезгливо взглянула на него, прежде, чем демон скинул его одним точным движением. Он всё-таки был солдатом. Даже не зашёлся кашлем. Он быстрее обычного повернулся к упавшему ангелу и пресек попытки упереться руками и встать тяжелым ударом ниже рёбер. Ангел не успел подавить всхлип. У демона исказился оскал, и он, раскрывая гнилую пасть, грубо схватил ангела за волосы, подтягивая кверху. — Что, сучка решила, что право сопротивляться заслужила? Ничего, специально для таких у меня есть один подарочек, кроме моей спермы, — он одной рукой выгреб из нижних карманов размашистый ошейник. Ангел знал, что это такое, зачем нужно и на ком используют. Знал последствия, причины, связь и примерный механизм. И как после ангелы проклинали день, когда в их нежную кожу вгрызся широкий холод кольца, травмируя и калеча первозданную мощь. Ошейник забирал все силы, оставляя после себя обрубками давящую усталость. Даже если большей части сущности уже не было. Азирафаэль не успел дёрнуться, потеряв последний вздох — на шее захлопнулось покорёженное кольцо. Ангела тут же схватили за волосы, дёрнув наверх, — без чужой руки он обессиленно рухнул бы к чужим ногам. Металл ржаво цеплялся за тонкую кожу около артерий и блокировал ангельское естество. — Попробуешь ещё раз — я тебе лично позвоночник в кашу превращу, — прошипел демон ему в рот — ангел подавился отсутствием воздуха и чужой слюной. Его тело упало на что-то полутвёрдое. Скованность движений позволила ему только разглядеть что-то тканное и скомканное в поле его зрения. У него не было сомнений насчёт того, зачем его приволокли сюда, но холод рванул вниз до пальцев и залез под ногтевые пластины, когда он нашёл подтверждение. Дверью хлопнули, и опустошённая воля разжала свои пальцы. Слабость заливалась между атомами и пачкала его руки, ноги, лицо изнутри. Остервенело до желания избавиться от тела любым способом. Азирафаэль понял, почему ангелы умоляли убить их после начала действия ошейника. Он понятия не имел, сколько прошло времени. Он помнил только, что когда-то демон вбивался в его глотку через хрипы и кашель, царапающий его член, а потом вязко вышел и отпустил его. Это было то ли далеко, как противоположный край кровати, то близко, как протухшее дыхание демона. Образ был слишком ярким, и ангел дёргано поднялся до середины груди. Тело упало быстрее, чем он успел позволить себе, и он безвыходно разрешил себе закрыть глаза до счёта «три», как будто это могло хоть как-то помочь. Даже такой ничтожный отрезок времени без точного знания, что вокруг него, был опасен на грани окончательного развоплощения. Субординацией внизу вытирали лужи от текущих труб, в отличие от строгости на поле боя. На фоне вспухшей темноты Азирафаэль отчётливо вспомнил, что, когда его дёрнуло вниз с когтями на пару миллиметров в его плечах, наверху оставалось яркое пятно света. Демоны сменялись на передовой раз в сутки ближе к темноте. Значит, у него было хоть немного времени — он на каждую секунду был молиться готов. Он помнил, как, зажав рот пальцами, люди шёпотом выкупали у Господа ещё минуту себе на жизнь, когда слышали свист над десятками метров сырой смёрзшейся земли. «Господи, если ты решил взглянуть, как дети твои убивают друг друга, молю тебя, оставь солнце на небосводе, добавь хотя бы минуту — я даже о помощи тебя не прошу. Посмотри — твой преданный сын погибает.» Азирафаэль знал, что Бог не будет участвовать в этой войне, но занять рот бессмысленной мольбой куда лучше, чем надтреснутым о высохшие губы воем. В аду звук глухо бился о стены, и демоны ловили его, лениво размыкая желтые зубы. Он помнил только Кроули и Бога, попеременно наряжая мысли в их плоские образа. Будущего ангел не знал — у него даже сил на это не оказалось бы. Его край — приход командира. Азирафаэль ещё наверху чувствовал, как тот ощупывал раздутым желанием его спину. Командир сейчас казался выдуманным персонажем из плохого картона. Он думал о Кроули. И когда его дёрнуло перемещением вниз, оставляя давящую на горло тошноту, и когда его заставляли открывать рот взамен на исчезнувшую боль, и когда ему рвали волосы за минутное наслаждение, и когда ему между грязью стонов пообещали, что ему вечность в котле домом покажется, если тот попробует зубы сомкнуть. Азирафаэль и сейчас думал о нём. Жив ли он, сумел ли спастись или его поймали отряды Михаил. Ангел решил, что обязательно попросит у Отца защиты для грешного сына его, когда у него будет чуть больше сил. Хотя бы на долгие мысли. «Господи Вымолить ещё секунду Азирафаэль не успел — дверь с особым усилием влетела в стену. У ангела осталось время только обещать себе сохранить гордость хотя бы во взгляде. Кажется, Азирафаэль даже помнил, что надо бросить всё на то, чтобы сопротивляться. Кажется, почувствовал фантомом перекошенную боль по челюсти, когда сальная улыбка командира проскользила вдоль его тела. Ленивым шарканьем он донёс себя до дальней части кровати, где лежал ангел, и уцепился за его подбородок, поворачивая к себе закатывающимися глазами. Всего пару секунд, чтобы после отшвырнуть, но Азирафаэлю уже сдавило сосуды отвращением. — Не зря я решил тебя не на запугивания пернатых отправить, а себе забрать, — у него постоянно вываливались нижние клыки, раздирая нижнюю губу. — Представляешь, никогда не был с ангелом. А говорят, что у белопёрых просто божественная пизда. Я столько веков уже с вашей братией воюю, — обломанные когти начали стягивать драное подобие штанов в чужой крови — Азирафаэль морщится от мысли, что командир пришёл к нему сразу же с передовой. — Должен же я уже однажды лично попробовать своего врага. А вы такие нежные существа — на любое оскорбление ведётесь. Даже на общее. А представь, как вы трепыхаться будете, — Азирафаэля резко накрыло вонью и дряблой тяжестью тела, а жесткие губы впечатались в мягкое ухо, — когда я пересказывать буду, как я тебя трахнул. Как ты плакал, умолял и на всё был согласен, лишь бы я перестал разрывать твою дырку своим огромным членом. Пальцы наждачно прошлись по горлу и остановились на ошейнике. — Я смотрю, шлюха пыталась брыкаться? Как глупо с твоей стороны, — командир щёлкнул по металлу. — Но так будет даже лучше: я сочту за честь сломать одного из первых пленников и сделать из тебя покорного раба, — истасканная улыбка застряла между его зубов. — Чтобы ты перед моим приходом не сбежать пытался, а растягивал себя и раскрывал. Ты же не думаешь, что я этим буду заниматься? Азирафаэль с трудом дёрнулся — командир даже не заметил. Он уже успел запустить руки под обрюзгшие складки своего брюха, сжимая ангела. Его грудь, живот, плечи. Азирафаэль только сдавил тонкие губы — тешить его плачем ангел не собирался. Командир резко двинул бёдрами, и Азирафаэль уже задохнулся от омерзения. Рыхлого, размякшего, вжимающегося в его пах. Командир осторожным движением окончательно вытряхнул себя из формы — казённой, выглаженной. Почти любовно. Ангелу не позволили увидеть — его дёрнули под бедра вверх, стягивая обуглившуюся по швам форму до колен. Командир отстранился и потянул ангела на бок за предплечья. Размякшие кости слушались плохо, слабо — Азирафаэль упал назад. — Какая раздутая шлюха. Ничего, через пару месяцев будешь сиять не жиром, а моими метками. Давай, — он глухим хлопком опустил ладонь на ангельское бедро, — поработай сам. Его затошнило сразу — едва Азирафаэль поднял чуть выше голову и попытался упереть руки под собой. Слабость, жадная сука, вцепилась в горло и обещала выдрать кадык, перемалывая зубами, если он решит двинуться. Он устало уронил голову, а по горлу потёк стон с выкрученным до минимума звуком. — Ленивая ты блядь, — командиру наскучило, и он рванул вбок ангела за волосы, подталкивая за спину. Лицо тут же заскребла жёсткая простынь, когда его подтянули за бедра, чередуя гнилой подзубный смех и шлепки по бёдрам. Азирафаэль не слишком боялся боли. Он всегда знал, что отключится раньше, чем ему выдерут наголо крылья, напоют гноем из ран и изорвут растяжением связки, заставляя ползти к миске с протухшим мясом на изуродованных конечностях. Боль не настолько страшна. Люди, любимчики Господа, рождаются из неё, кровотечений и разорванных мягких тканей. Вместо мгновенного осознания своей неправоты он прокусил губу. Командир, до хруста надавив на податливо усталую спину, плюнул на открывшийся сфинктер. Азирафаэль не успел слабо скривиться, как почувствовал пальцы, которые одновременно пытались раскрыть его и удержать обмякшую плоть. Серией проталкивающих движений он вошёл на половину. Замшелая плоть, чуть качнувшись назад, впечаталась ещё сильнее, дальше, ближе, и мир подпрыгнул на гвозде, накренившись. Пальцы загнулись на бледной коже и потянули на себя, насаживая, разрывая. Вялый член заходил тяжело, терпко. У Азирафаэля хватило сил только вжать ладони в простынь сильнее. Мысли вязко плескались, стекая в такт толчкам в носоглотку, рот, глазницы. Лучше бы захлебнулся, чем чувствовать. Его гордость били в распластанную грудь циклично: вглубь, пауза, назад. Последняя часть была больше похожа на дёрганое трепыхание, как будто у него не хватало сил полноценно работать тазом. Или, может, не хотел заново пальцами пихать опавший член в дырку. Азирафаэль девственно узкий — командир периодически плюёт ему около ушной раковины этим фактом, как оскорблением. Как резкий хлопок сложенной ладонью по ушам. А после сразу удар по затылку до слома костей по швам. Азирафаэль не понял, когда ткань под его щеками стала сырой и он начал дышать ещё тяжелее. Командиру потребовалось слишком много времени, прежде чем сперма гнойного цвета толчками побежала по ангельским бёдрам. Азирафаэль тут же упал вперёд и вбок: желание вспомнить самую жестокую расправу над живой плотью перевесило потребность умолять. Например, чтобы демон одним щелчком и парой литров огня избавил его от осквернённого тела и нарывов от соприкосновения по всем тканям. Ангелу казалось, что появившиеся руки на шее — фантом задыхающегося тела. Но, когда горло сипло задрожало, Азирафаэль с трудом осознал — с него сняли ошейник, а после дёрнули на ноги. — Я не собираюсь тебя волоком на себе тащить — сам пойдёшь. Учитывай только, что ты не единственный ангелочек — чуть что, и тебя будет очень легко заменить — Азирафаэль попытался опереться о чужой режущий гогот, но в глазах потемнело раньше, чем он успел сделать шаг навстречу. С того момента он открыл глаза, сглатывая чувство отвращения, тошноты и раздробленную ненависть, больше полутора тысяч раз. Азирафаэля измарала кличкой и демонической похотью большая часть коллег командира. Он любил делиться своими игрушками с друзьями. Только если они не слишком сильно ломали их — Азирафаэль, потеряв дар исцеления, несколько раз на прощание вспоминал потерянный мир, когда агония заливала ему лицо. Он помнил о Кроули. Воссоздавал его лицо тщательно и подробно, пока ждал своей очереди на очередную пытку. А потом от удара с захлёстом до рассечения мышц металлическим наконечником из головы валились на пол воспоминания. Когда всё заканчивалось, у Азирафаэля уже не было сил подбирать их. Пальцы не слушались, а отёкший глаз не мог различить их между сгустков крови, его и чужой. Он боялся уже только одного: он надоест хозяину, и его бросят к остальным общим. Их лица постоянно менялись — быстрее, чем ангел научился отключаться по ночам от их воя и мольбы просто убить, а не продолжать. Ему начинало казаться, что так было всегда, а спасения не существовало. Его насмешливо звали ангел, привыкнув наблюдать болезненную реакцию вначале, больше четырёх лет, когда Азирафаэль, нарушив запрет на взгляд с колен, увидел лицо, которое, казалось, он уже хотел забыть, как пустой символ надежды на спасение. — Кроули, а я уже и не ожидал тебя увидеть в нашем филиале, — дёрнув цепью с кольцом у ангела на шее, усмехнулся командир.