Правдивая история о том, почему не стоит забираться в чужие дома, особенно если вас туда не звали

— Сичэнь, давай по порядку. Хочу убедиться, что ты видел то же самое, что и я. — Угу. Цзян Чэн и Лань Сичэнь сидели бок о бок, греясь у камина. В очаге весело потрескивал огонь, отгоняя прохладу и темноту приходящей ночи. Небольшая комнатка на втором этаже, по дозволению, а скорее, приказу Вэй Усяня, стала их неожиданным прибежищем. Изнутри дом имел приятный обжитый вид. На первом этаже располагалась кухня и просторная гостиная. Весь второй этаж был разделён на восемь комнат, по четыре слева и справа. Двери каждой комнаты выходили в широкий коридор, украшенный расписными шёлковыми гобеленами. — Этот господин Вэй. Он спрыгнул со второго этажа, — констатировал Цзян Чэн. — Спрыгнул, — подтвердил Сичэнь. — И никакими нитками привязан не был. — Не был, — снова подтвердил Сичэнь. — Он что-то говорил о… — О заклинании лабиринта, — продолжил Лань Сичэнь, — которое он поставил у подножия горы, чтоб никто чужой не ходил. — Сичэнь, ты тоже видел алые вспышки и всё остальное? Это не бред моего уставшего мозга? — Видел. Яркие алые всполохи, после которых… — начал было Лань Сичэнь, но в комнату вдруг негромко постучали. Приятный женский голос спросил: — Молодые господа, вы ещё не спите? Я принесла вам одежду и ужин. — НЕ СПИМ! — хором ответили Цзян Чэн и Лань Сичэнь. Двумя часами ранее. — Иначе я не могу объяснить то, что вы вдвоём не смогли разбить даже простейшее заклинание лабиринта! Ах-хаха! — Вэй Усянь покатился со смеху, глядя с высоты на растерянных мальчишек. Цзян Чэн и Лань Сичэнь с неподдельным изумлением уставились на Вэй Усяня: — ЗАКЛИНАНИЕ?! Мужчина вдруг поднялся во весь рост, шагнул на перила веранды и ловко с них… спрыгнул прямо на землю, с высоты второго этажа! И сделал он это так плавно и грациозно, будто его поддерживали невидимые нити, как бывает в театре или на музыкальных шоу. Он всё ещё держал в руке чашу с вином. От такого прыжка напиток даже не расплескался. Цзян Чэн невольно представил, как сам прыгает с такой высоты, падает мешком и пытается собрать собственные кости. — Вы… вы сказали «заклинание»? — переспросил Сичэнь. — Заклинание лабиринта, — раздалось в ответ. — Одна из самых простых форм защитного поля, которую юные заклинатели изучают в возрасте десяти лет. Уж в гильдии воров-то об этом точно знают все. Вэй Усянь стал водить пальцами в воздухе, оставляя сияющие алые линии. Одна за одной, они складывались в странный рисунок из двух кругов, перечерченных ровными полосами, и четырёх витиеватых сложных иероглифов, равноудалённых друг от друга относительно окружности. Иероглифы будто бы указывали на четыре стороны света. Рисунок висел в воздухе сам по себе. Повинуясь жестам господина Вэя, изображённое «поле» несколько раз обернулось вокруг своей оси, а потом вдруг бесследно растворилось в воздухе. — Видели такое? — спросил Вэй Усянь. — Этого… просто… не… может… быть, — с трудом выдавил из себя Цзян Чэн. Господин Вэй посмотрел на него так, будто мальчишка подверг сомнению факт наличия четырёх ног у лошади. — Откуда вы оба взялись в Илине? А-ну, признавайтесь. Выкладывайте всё как есть, пока я вам головы не отсёк, — господин Вэй сощурился, губы его превратились в тонкую линию. — В Илине… Сичэнь, мы в Илине. Ты хоть чего-нибудь понимаешь? — неверяще шептал Цзян Чэн. Лань Сичэнь смог наконец взять себя в руки и подняться. Он оказался почти одного роста с господином Вэем. — Мы из Шияня, провинция Хубэй, — ответил Сичэнь, отряхивая одежду. — Впервые слышу, — господин Вэй нахмурился ещё больше и с угрозой, звенящей в голосе, задал вопрос, — какому ордену заклинателей подчиняется эта провинция? Сичэню показалось, что радужки глаз Вэй Усяня блеснули алым. От близкого взгляда на него у Лань Сичэня зашевелились волосы на затылке. Отчего-то этот человек казался крайне опасным. Не просто опасным, но угрожающе непредсказуемым, словно грозовое облако. Юноша вдруг почувствовал себя кроликом, ведущим беседу с удавом. «Орден? — подумал Лань Сичэнь, — наверняка речь о какой-нибудь большой семье или клане, наподобие того, как было в одной из исторических дорам». Он стал судорожно перебирать в уме все известные ему фамилии старинных аристократических родов. В голове само собой всплыло «Чжоу». Боясь рассердить господина Вэя ещё больше, Сичэнь стал импровизировать и выпалил как на духу: — Орден Чжоу из Хубэя! И их глава Чжоу Шэнь! Это очень маленький орден, немудрено, что вы о нём не слышали. Мы с шиди… мы просто беглецы. Натворили в своём ордене бед и сбежали. И заблудились! Простите, господин Вэй, мы нарушили границы ваших владений не нарочно! Меня зовут Чжоу Сичэнь, а моего шиди — Чжоу Чэн! Помилуйте, господин, и не убивайте нас! Вэй Усянь с недоверием повёл бровью. Он открыл было рот, чтобы задать ещё пару вопросов, но тут, словно из-под земли, за его спиной вырос Вэнь Нин. Он мягко положил руки на плечи Вэй Усяня и плавно провёл кистями вверх-вниз, словно успокаивая его. — Г-господин мой, — тихо сказал Вэнь Нин, — мне всё же кажется, что они г-говорят правду. Посмотрите, — он указал на Цзян Чэна, — у н-него волосы острижены, как у п-преступника. Вэй Усянь недоверчиво взглянул на Цзян Чэна. Его волосы и вправду были очень короткими, едва доставая плеч. В порыве гнева заклинатель не заметил этой особенности. У второго мальчишки длинные волосы были убраны в строгий пучок. Но одежда незваных гостей всё ещё сильно смущала Вэй Усяня. — Уже темнеет, — сказал вдруг заклинатель, оборачиваясь к своему спутнику, — А-Нин, скажи Вэнь Цин, пусть даст им, во что переодеться, и принесёт еды. Посели их на втором этаже. При входе поставь соглядатая, чтоб они чего не учудили. Завтра я решу, что с ними делать. С этими словами он сделал несколько шагов и взметнул рукавами ханьфу, открывая запястья. На обнажённых кистях буквально из ниоткуда стал собираться и виться вихрем чёрный туман. Алые проблески играли среди тёмных волн. Вэй Усянь разбежался, подпрыгнул и… взлетел подобно огромной чёрной птице. Тёмная волна тумана окружила его и мягко подхватила. Словно с помощью трамплина, он оказался снова на своей веранде. Лань Сичэнь и Цзян Чэн провожали его глазами, раскрыв рты и боясь моргнуть. Два часа спустя — Яркие вспышки, с помощью которых этот господин Вэй взлетел обратно на веранду, — Лань Сичэнь закончил свою мысль. — И то существо… тот человек на пустоши. Я тоже всё это видел. И это не галлюцинация. Дверь отъехала в сторону, и в комнату вошла молодая женщина, облачённая в длинные одежды, скроенные по старинным лекалам. Алые огненные всполохи украшали рукава и отвороты ее светлой верхней накидки. Копну каштановых волос еле сдерживала изящная деревянная шпилька. В руках она держала резной деревянный поднос, уставленный яствами. В самом центре, среди тарелок и приборов, стоял простой глиняный чайничек с парой чаш. Следом за ней в комнате появился мужчина средних лет в схожем одеянии, в руках он держал объёмистый холщовый мешок. — Вэй Усянь просил подать вам ужин. Пожалуйста, угощайтесь, — сказала женщина, оставляя поднос на невысоком столике. — Благодарю вас, — кивнул ей Лань Сичэнь. — Дева Вэнь, — пробасил второй пришедший, оставляя мешок на кровати, — мне печь протопить надо к ночи, и А-Юань ещё не ужинал. Пойду я. — Конечно, Четвёртый дядюшка, — улыбнулась ему женщина, — ты ступай, я тут разберусь. Спасибо тебе за помощь. Изголодавшиеся гости накинулись на незатейливый ужин. Рис с мясом, приправленный острыми до слёз специями, мальчишки проглотили в один присест. Дева Вэнь помогла разлить чай по чашам. Она смотрела на мальчишек, с интересом разглядывая их странные одежды. Вэнь Цин сообщила, что в мешке находятся сменные ханьфу, и предложила гостям помощь с переодеванием, но те отказались. Она учтиво не задавала им никаких вопросов, молча выполняя то, что ей поручили. — Дева Вэнь, — обратился к женщине Лань Сичэнь, — простите за такой странный вопрос, но какой сейчас год? Вэнь Цин посмотрела на него с удивлением. — Двадцать третий год правления Сюаньчжэна, — ответила женщина. — Благодарю, — кивнул Сичэнь и бросил растерянный взгляд на своего друга. Но Цзян Чэн, увлекшийся ужином, казалось, не слышал их с Вэнь Цин диалога. Как только мальчишки покончили с едой, Вэнь Цин удалилась, оставив их в одиночестве. Цзян Чэн тут же ринулся разглядывать оставленный мешок. Развязав поблёкшие от времени тесёмки, он выудил на свет аккуратно сложенный комплект одежд и пару сапог из мягкой кожи. — Что ты там наплёл этому Вэй Усяню? Какой ещё орден Чжоу?! — спросил Цзян Чэн, озадаченно изучая многослойные ткани, в которые предстояло облачиться. — Если этот человек психически нездоров, — ответил Лань Сичэнь, потягивая чай из чашки, — надо играть по его правилам и стараться говорить на его языке, иначе он навредит нам. Я сам не понимаю, что происходит. И пока мы не разобрались, нужно подстраиваться под ситуацию. — Ладно. Но Чжоу Шэнь?! Почему именно он? — Я был в Нанкине на его концерте неделю назад, — мечтательно улыбнулся Сичэнь, — и должен признать, голос у него занебесный. Не каждый век рождаются такие таланты. Так что… почему бы не Чжоу Шэнь. Я бы сказал, он подобен китайскому Робертино Лоретти, с тем только отличием, что… — Чёрт возьми! — вскрикнул Цзян Чэн, путаясь в многослойных тканях, — и как это надевать?! Как в этом потом ходить?! — Ты слышал, что сказала дева Вэнь? Она считает, что сейчас двадцать третий год правления Сюаньчжэна! Вэньская война! — привлёк его внимание Сичэнь. — Ваньинь! Если я правильно сопоставил факты, и книга, которую ты нашёл, оказалась не так проста, то… ты меня слушаешь?! Цзян Чэн тем временем увлечённо возился с серым ханьфу, пытаясь облачиться в него. Он надел поверх исподнего рубашку и штаны из плотного хлопка, следом набросил на плечи накидку с длинными рукавами, завязав её на правую сторону. Последним штрихом был плотный широкий пояс с незатейливой растительной вышивкой. Сапоги, к удивлению Цзян Чэна, пришлись ему впору и плотно сидели на ногах, будто были сшиты специально для него. — Ну как? — Цзян Чэн покрутился вокруг себя. — Ты похож на даосского монаха, — недовольно заметил Сичэнь. — Так что ты там говорил про год? С этими словами Цзян Чэн достал из мешка и уложил на кровати оставшийся для Сичэня комплект одежд. Переодевшийся в них Лань Сичэнь всем своим видом напоминал небожителя, спустившегося с неземных высот в бренный мир. Глядя на изысканность и изящную гармоничность образа, Цзян Чэн процедил про себя «Ваааау!». Он невольно подумал о том, что друг его, должно быть, родился, чтобы носить подобные одежды. Только обувь оказалась великовата, и Сичэнь оторвал подол от рубашки, чтобы намотать ткани на ноги, наподобие портянок. Вдруг на пол грохнулось что-то тяжёлое. Собирая старые вещи в опустевший холщовый мешок, Лань Сичэнь не заметил, как выронил складной нож. Тот лежал в его прежних высоких сапогах, заправленный в особый кармашек внутри голенища. Цзян Чэн уставился на эту неожиданную, но очень нужную и полезную находку. — То, что надо! — воскликнул он, потирая руки. — Что ты задумал? — изумился Лань Сичэнь. — Стена. Здесь тонкая бумажная стена! Наша комната — последняя в этой галерее, слева точно стена глухая, а вот справа — жилая комната. Там тихо, и, похоже, пока никого нет, но я видел там свет, когда мы проходили мимо. Прорежем оконце и подглядим, что там находится, — затараторил Цзян Чэн, — даже если ничего особенного не увидим, во всяком случае, узнаем хоть немного об этом месте. — Но… это очень неучтиво по отношению к людям, которые нам помогли. Я предлагаю просто лечь спать. А утром действовать по обстоятельствам, — попытался возразить Сичэнь, но Цзян Чэн уже широкими шагами направлялся к стене, зажимая в руке нож. У стены стоял небольшой комод. Он оказался пустым, и Цзян Чэну не составило труда его отодвинуть. Присев на ягодицы, юноша осторожно проткнул стену ножиком примерно на высоте своих колен. Лезвие оказалось остро заточенным, что сыграло на руку. Цзян Чэн тихо-тихо и очень медленно прорезал квадратное оконце три на три сантиметра, так, что надрез походил на вытянутый иероглиф «цюй»*, и прильнул к стене, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь. Взгляд упёрся в желтое полотно, скрывающее обзор. Тогда он сделал ещё несколько надрезов чуть выше и чуть ниже, но все они упирались в точно такое же полотно. — Бесполезно, — прошипел Цзян Чэн. — Может попробовать сделать надрез побольше? — осторожно предложил Лань Сичэнь. Мысленно согласившись с Сичэнем, Цзян Чэн сделал длинный скобообразный надрез и приподнял бумагу вверх. В разрезе снова обнаружилось жёлтое полотно, только на этот раз в нём отчетливо проглядывалось несколько стыков. Сичэнь аккуратно поддел пальцем полотно и потянул на себя. Оно поддалось, только оказалось вовсе не тканью, в простой бумагой, закреплённой на той стороне стены. Небольшие, примерно шесть на двадцать сантиметров, прямоугольные отрезы, похоже, усеивали стену в беспорядке. Цзян Чэн схватил жёлтую бумагу и попытался оторвать, но ничего не вышло. Отрезок был приклеен словно намертво. Тогда он задействовал нож, и, к величайшему удивлению, нож не оставил на бумаге ни царапины! Немало удивлённый происходящим, Лань Сичэнь в свою очередь попытался избавиться от бумаги, чтобы расчистить обзор. Он плавно потянул на себя жёлтый отрез, схватив за нижний край, но тот встал, словно намертво. Тогда Лань Сичэнь переместил пальцы повыше, разместив по обе стороны, и снова потянул на себя, но в этот раз жёстче и решительней. Бумага не поддавалась. — Ах ты! Да чтоб тебя! — прошипел Сичэнь, прикладывая немалые усилия к крошечному отрезу бумаги, — отцепись! И бумага вдруг поддалась! Сичэнь от напряжения завалился на спину, крепко сжимая в руке продолговатый жёлтый отрез. — Как у тебя получилось?! — изумился Цзян Чэн. — Я просто очень захотел, чтобы он отцепился. И он отцепился, — Сичэнь резюмировал очевидное. Поднявшись с пола, он стал внимательно разглядывать бумагу. Отрез оказался совсем непростым. С оборотной стороны он был изрисован витиеватыми алыми и чёрными символами. И если во вторых безошибочно угадывалась тушь, то первые вызывали подозрения, не начертали ли их кровью. Очень уж характерные резкие мазки ложились поверх изящной чёрной вязи. — И что это? — вопрос Цзян Чэна повис в воздухе. Лань Сичэнь молча пожал плечами. Вдруг отрез бумаги прямо в руках у юноши стал обугливаться по краям, хотя никакого огня не было и в помине. Бумага на ладони рассыпалась пеплом сама собой, пока окончательно не истлела. Цзян Чэн открыл было рот, чтобы прокомментировать услышанное, как вдруг… — Ах! Ты можешь осторожнее это делать? — П-простите, господин Вэй. Голоса, внезапно раздавшиеся из соседней комнаты, юноши узнали безошибочно. Переглянувшись без слов, они приникли к разрезу на стене, обратившись в зрение и слух. Вэй Усянь возлежал в глубокой деревянной бочке, полной горячей, почти кипящей воды. Вэнь Нин, одетый всё в те же светлые одежды с солнечными всполохами, сидел позади купели на невысокой скамье и расчёсывал волосы Вэй Усяня частым деревянным гребнем. Вокруг горели свечи на кованых подсвечниках, и света хватало, чтобы разглядеть происходящее в мельчайших деталях. Картина, открывшаяся взору любопытных глаз, находилась перед мальчишками всего в паре метров. — Орден Чжоу, — сказал в задумчивости Вэй Усянь, рассекая пальцем водную гладь, — А-Нин, ты слышал о подобном? — Нет, г-господин Вэй, — ответил Вэнь Нин, проводя гребнем по пряди длинных струящихся волос Вэй Усяня, — н-но предполагаю, что молодой г-господин Лань слышал. Вряд-ли есть в П-поднебесной такой орден, о котором н-не осведомлены в Гусу. — Хммм… возможно, ты прав. Только ждать визита Лань Чжаня можно крайне долго. Пожалуй, напишу ему завтра письмо. Так мы проясним ситуацию куда быстрее, — размышлял Вэй Усянь. — Сейчас в мире заклинателей такая обстановка, что любые подвижки подозрительны. Я всюду вижу шпионов Цзиней! Паршивцы, возомнили себя новыми Вэнями. Того и гляди, заместо солнца однажды на небесах взойдёт золотой пион. Цзини не постесняются замарать руки лишний раз. Не удивлюсь, если эти двое из Чжоу и вовсе никакие не Чжоу, а Цзини, решившие воспользоваться внезапностью и неразберихой как преимуществами! Ну да ничего, одно солнце с небосвода уже сбросили. А уж сорвать как-той-то жалкий цветок для меня и вовсе не составит труда! Вэй Усянь с силой хлопнул ладонью по водной глади, и брызги разлетелись в разные стороны. Вэнь Нин, закончивший с гребнем, мягко закопался пальцами в волосах Вэй Усяня и стал массировать его голову. Тот едва ли не млел от чутких осторожных прикосновений. Вэнь Нин плавно сместил пальцы ниже, касаясь шеи и каждого плеча, и начал умело разминать затёкшие мышцы, надавливая на нужные точки. — Г-господин Вэй, вы напряжены, — участливо заметил Вэнь Нин, — в вашей голове слишком много излишних т-тревог и душа пребывает в смятении. Если в-вы не обретёте равновесие, вы можете заб-болеть. Духовные н-недуги лечатся куда более тяжело и долго, чем н-недуги тела. У заклинателей всё это очень п-плотно взаим-мосвязано. Каждая т-тревога, что лишает сна, лишает в-вас и духовных сил. — А-Нин, от моих прежних духовных сил мало что осталось после… — Тшшш, — Вэнь Нин приложил палец к его губам, — г-господин Вэй, подумайте лучше о чём н-нибудь хорошем, что доставляет в-вам удовольствие. — Удовольствие… ну что ж… А-Нин, иди ко мне, — Вэй Усянь схватил спутника за запястье. — Ты сам заговорил об удовольствии, доставь его мне. — Д-да, господин Вэй, как в-вы пожелаете. Для меня б-будет честью услаждать в-вас. Цзян Чэн и Лань Сичэнь сглотнули одновременно, боясь отстраниться от щели прорезанной в стене и опасаясь слишком громко вдохнуть лишний раз. Сичэню было девятнадцать, Цзян Чэну — восемнадцать. За свои годы, они оба, конечно, не раз видели всяческие ролики для взрослых, но чтобы наблюдать подобное в реальности, да ещё и между мужчинами!.. Вэнь Нин тем временем, мягко высвободив запястье из захвата, поднялся и стал развязывать сложный узел на одеждах. Пальцы слушались его с трудом, словно он испытывал сложности с мелкой моторикой. Наконец лента поддалась, пояс упал на пол, и ткани ханьфу разошлись в стороны. Вэй Усянь не сводил взгляда со своего спутника. Вэнь Нин сбросил с себя верхнее одеяние, а затем и нижнее осталось бесформенной грудой на полу. По обнажённому бледному телу Вэнь Нина змеились чёрные полосы, словно реки на карте. Это было явственно заметно даже в полутёмной комнате. Встряхнув распущенными волосами, Вэнь Нин погрузился в бочку к Вэй Усяню. Горячая вода хлынула через край, но этих двоих такая мелочь не заботила. Вэй Усянь схватил Вэнь Нина за шею и утянул его в глубокий чувственный поцелуй. Зрелище было невероятно постыдным, но вместе с тем и завораживающим, заставляющим сердца биться чаще. — Ммм, у тебя получается уже намного лучше, — прошептал господин Вэй, — почти как тогда, при жизни. — Это всё в-ваши тренировки, г-господин Вэй — подался на него Вэнь Нин и совершил непозволительное, в свою очередь утянув Вэй Усяня в сладкий поцелуй и скользнув рукой под воду. Вэй Усянь громко и неясно застонал ему в губы и запрокинул голову на борт купальной бочки. Господин Вэй дышал часто, пока Вэнь Нин совершал плавные движения кистью вверх и вниз, плотно обхватив совершенно определённый орган своего господина. — Хааа… А-Нин, какой же ты бесстыдник! За такие места меня хватаешь! — Я знаю, как в-вы любите такие ласки, г-господин Вэй. П-прошу вас, расслабьтесь. Я всё для в-вас сделаю сам, — негромко ответил Вэнь Нин. Он высвободил руку и переместился, оседлав бёдра Вэй Усяня. Возбуждённая горячая плоть вдруг проникла в прохладное тело, ещё не успевшее впитать достаточно тепла. Вэй Усянь вздрогнул и толкнулся вперёд, входя в нутро Вэнь Нина до основания. Мышцы деликатно обхватывали живой горячий член, что скользил в теле мёртвого юноши. — А-Нин, как же ты хорош, ты — лучшее моё творение, — простонал Вэй Усянь, хватая Вэнь Нина за волосы и в очередной раз глубоко вонзаясь в его тело, — скажи, что ты чувствуешь. — Я чувствую в-вас, — смущённо прошептал Вэнь Нин. — В-вы очень горячий. Я хочу всё ваше тепло. Быть с в-вами, разделять ложе с в-вами… Вэй Усянь не дал ему договорить, растворяясь в волнах блаженства и снова глубоко целуя Вэнь Нина, ведя цепочку поцелуев вдоль одной из чёрных полос, что словно повторяла расположение сонной артерии. Тот плавно покачивался, позволяя Вэй Усяню делать с собой всё, что угодно. Вэй Усянь вдруг оттолкнул своего спутника и поднялся. — Что-то не так, г-господин Вэй? — встревожился Вэнь Нин. Но тревоги его были напрасны. Вэй Усянь заставил его опереться руками о борт купальни и выгнуть спину, а сам напал сзади, входя невероятно глубоко в размягченное и разгоряченное кольцо мышц. Вэнь Нин мало что чувствовал физически, и уж точно не чувствовал боль, позволяя Вэй Усяню брать себя так жёстко, как заклинатель того хотел. Вэнь Нина пьянила близость к горячему живому телу, живой энергии и вскипавшей иньской Ци. Вэнь Нин поставил ногу на борт купальной бочки. Вэй Усянь смог погрузиться в него ещё глубже и сорвался в быстрый безудержный темп. Вода расплескалась по полу, Вэй Усянь разнузданно стонал, вплавляясь в мёртвое и самое совершенное своё создание. Вскоре он дёрнулся всем телом и излился в нутро Вэнь Нина с серией резких грубых толчков, а потом плавно высвободил член, и обвил Вэнь Нина руками, ласково выцеловывая каждый позвонок на его бледной спине. Вэй Усянь чувствовал себя измотанным и удовлетворённым одновременно. Вэнь Нин извернулся и подхватил его на руки, а после — осторожно вынес из купальни и уложил на кровати. Вэнь Нин отвернулся, чтобы заняться уборкой беспорядка в покоях, да только Вэй Усянь вцепился ему в волосы, не дозволяя уходить. — Ты возляжешь со мной ещё раз, — процедил Вэй Усянь сквозь зубы. — Как п-пожелаете, г-господин Вэй. — Вэнь Нин склонился к нему, — я возлягу с вами столько раз, сколько б-будет в-вам угодно. Какое удовольствие вы желаете п-получить сейчас? — Твой рот, А-Нин, — ухмыльнулся Вэй Усянь. Цзян Чэн и Лань Сичэнь, знатно опешив от происходившего, наблюдали Вэнь Нина со спины. По его бедру вниз стекала струйка белёсой и совершенно ясно какой жидкости. Оторвавшись от прорези в стене, мальчишки уставились друг на друга. — Вот что, Сичэнь. Я хочу кофе. С коньяком. Или коньяк с кофе. Или просто коньяк, — язык в пересохшем рту Цзян Чэна еле двигался. — Напрасные чаяния, — только и мог горько резюмировать Сичэнь. — Похоже, всё это изобретут только спустя несколько веков. А ещё, кажется, мы с тобой оба знатно влипли.