why do you break me down

Гахён поцеловала первой. Они сидели на узком, пропахшем спиртом диване, на неудобных тонких подушках блевотного зелёного цвета, окружённые толпой незнакомцев, понемногу напиваясь сами. Юхён слушала, как надрывно и сбивчиво Гахён жаловалась на бывшего, что он в сотый раз разбил сердце, и молча кивала, морщась от вкуса горькой водки. Кивала, не встревала в диалог, ей давно было известно, что если девушка – с которой она вроде дружит, пусть не слишком долго и не слишком близко, – расстроена и удручена, её нужно просто выслушать и не возникать ненужными советами, до тех пор пока не спросят прямо. Юхён наблюдала, как гахёновы выжженные розовой краской волосы спадают на лицо, как Гахён машет руками, как обиженно дует губы, и ощущала себя в пятом измерении, искажённом, заторможенном. Потом девчонка с факультета танцев, её Гахён назвала Борой, притащила два пластиковых красных стакана с водкой, впихнула в руки, и Гахён залпом выпила, при этом скривившись, как полагается первокурсницам. Юхён недолго думая выпила следом. Голова тут же начала кружиться. Во рту стоял неприятный, горький привкус, а на глазах выступили слёзы. У Юхён безбожно горели уши и побаливали губы, потому она вечно их облизывала, кусала, не способная избавиться от чувства. Чувств. К Гахён. Дурацких и неприемлемых. Они знакомы чуть больше месяца благодаря совместным дисциплинам, и Юхён не думала, что они вообще близкие подруги. Они что-то около того. Они обедали вместе в столовой, иногда выходили погулять, делились конспектами и планировали сходить в кино. По дороге на остановку Юхён всегда украдкой поглядывала на Гахён, поглубже засунув в карманы ладони. Глядела, как ветер тормошит её волосы, как Гахён аккуратными белыми ногтями убирает со лба мешающиеся пряди, каждый раз давила в себе желание вытащить суетливо ладонь из кармана, убрать пряди розового цвета волос, ненароком дотронувшись холодными пальцами до покрасневшей от прохлады щеки. Мысли съедали Юхён изнутри. Потихоньку, незаметно. Мысли, что начались неясно когда и неясно когда закончатся. И Юхён с этими мыслями завалилась на вечеринку, ведомая зазывающим гахёновым голосом, что будет весело, с этим мыслями – залипая бесстыдно на блестящие алкоголем губы – перенимала из чужих рук красные стаканчики с алкоголем, с силой вливая в себя. А позже – Гахён начала тыкать в лицо Юхён переписку с бывшим, злилась, почти плакала, развалившись на пропахшем пивом и приторно цитрусовыми духами диване. Юхён от запаха дурно. От ощущения гахёнова горячего спиртного дыхания – мутило. Но она скомкано кивала. В нужные моменты поддакивала. И старалась не отрубиться от переизбытка алкоголя в крови. Ей было неловко. Вокруг резко пахло водкой, чьими-то острыми духами, душными и осенними, и голос Гахён, пьяный и прерывистый, пропадал под шумом музыки. Выпив из четырёх тех же красных стаканов, Гахён вскинула голову, вглядываясь затуманенным взглядом в Юхён: – И вот скажи, зачем я вообще продолжаю про него думать? Юхён неопределённо повела узкими плечами: – Ну, расставания всегда переживаются плохо. Люди так просто не забывают других людей, даже если те нанесли раны. Гахён забавно фыркнула в стакан. Облилась водкой, намочив воротник чёрной рубашки. – Не зря ты с психологии, заучка. На её слова Юхён поморщилась, желая сказать в ответ что-то колкое, но вместо – заняла рот алкоголем в надежде, что от опьянения по правде полегчает, будет весело. Водка осталась горячим в желудке, едва не прожигая грудную клетку. Туманила разум. Юхён напилась едва не в первый раз в своей жизни и только чтобы избавиться от вынужденной роли той самой подружки, что вечность выслушивает нытьё про бывшего. Но ей просто нравилось, как говорит Гахён. Эмоционально, всплескивая руками, смахивая со лба выжженные розовой краской пряди. Они сидели близко-близко. Юхён нехотя чувствовала запах гахёновых духов. И от её голоса – низкого; тягучего, как летняя ночь – по спине ползли мурашки. А потом Гахён, сверкая в полутьме мутными чёрными глазами, вскочила с дивана, покачнувшись, и поставила Юхён перед фактом: – Пойдём отыщем на кухне что-нибудь повкуснее. Она потянула влажной ладонью за руку, а Юхён, путаясь в своих несуразно длинных ногах, ударяясь об острые локти собравшейся толпы, поплелась следом. Помещение кухни маленькое, пустое и накуренное сигаретами. Потолочные лампы слабо светят, потрескивая и изредка моргая. С ними моргала Юхён. Нерасторопно, потеряно. Она сутулилась, силясь сделаться маленькой. Кончики пальцев покалывало от ощущения гахёновой мягкой кожи. И так Юхён стояла, опираясь об стенку, пока Гахён шумно лазила по полкам, сбивчиво рассказывая, как бывший пропустил свидание на их полгода, нелепо оправдавшись поездкой к сестре. У Гахён от алкоголя зарумяненные щёки, скулы, шея, и земляничные губы от частого облизывания блестят. Победоносно она подняла над головой бутылку кокосового ликёра. – От водки уже мутит, – пробормотала Гахён, откупоривая крышку, и, ни капли не стесняясь, что своровала алкоголь в чужом доме, приложилась губами – от взгляда на них у Юхён сладко заныло внизу живота – к горлышку. Юхён невпопад кивнула. – Будешь? – Гахён наклонила к плечу голову, вытянув руку. – Не, пасиб. Мне хватит. – Как хочешь. Сделав три смачных глотка, Гахён вытерла рот рукавом рубашки, привычно вглядываясь в Юхён так, будто желала прочесть её мысли. – А ты не слишком-то хороша в социальном общении. Ну, знаешь, для той, кто с факультета психологии. Юхён второй раз поморщилась. – Психология не предполагает умение взаимодействовать с пьяными людьми в пьяном окружении. – Ага, – вздохнула Гахён, секунду спустя рассмеявшись. – Ты прикольная. Странная, конечно, но прикольная. От ликёра в бутылке осталась ровно половина. – Да и кстати, – Гахён медленно шагнула к Юхён и ткнула пальцем ей в грудь, – ты как бы тоже пьяна. Что, с собой взаимодействовать тоже не умеешь? Гахён едва не на голову меньше Юхён, но Юхён под её саркастичным и самодовольным взглядом ощутила себя ниже, беззащитней, и от близости сердце в груди застучало слишком быстро, что Гахён вполне может заметить. Стена позади мешает отстраниться. Гахён затейливо улыбнулась, приподнявшись на носочках. Дно бутылки упёрлось Юхён в бедро. – Слушай… – шёпотом Гахён обдала юхёново лицо приторным запахом кокоса. Юхён неосознанно задержала дыхание; стук сердца очень громко шумит в ушах. – А ты довольно красивая. – Что? – сипло промямлила Юхён. – Красивая, говорю, – Гахён нараспев протянула комплимент и, не отодвигаясь, подняла бутылку, едва не ударив Юхён по носу, чтобы пить, пить, до такого состояния, чтобы память окончательно отключилась. – С-спасибо? Наверное… И Гахён вновь засмеялась. Приглушённо, хрипло, улыбаясь широко-широко. У Юхён взгляд скосился на гахёнову родинку под губой. На гахёновы губы. Когда они так близко – спрятать жаждущий взгляд куда сложнее. Юхён выпрямилась, чтоб увеличить расстояние между их лицами. Гахён упёрлась макушкой в подбородок. От такого Гахён нахмурилась. Развитие ситуации ей совершенно не понравилось. Потому выбросила бутылку. Послышался треск разбитого стекла, и бледного цвета жидкость растеклась по грязному кафелю. Гахён сжала юхёнову подрагивающую ладонь своей. И, прижимаясь губами чуть ниже уха, отчеканила, вынуждая юхёновы коленки затрястись: – Иди за мной. Юхён повиновалась. То ли шёпоту, то ли приказному тону, но поддалась, чтоб идти за Гахён, ощущая себя ужасно пьяной. Зрение подводило, мешалось в неразборчивую картинку. Юхён замедленно смаргивала дымку с глаз. Моргнув второй раз, открыла, и – глаза резанул чересчур яркий потолочный свет, а громкий щелчок замка сделал звуки музыки в гостиной приглушёнными и далёкими. Юхён сухими губами намеревалась спросить, что стряслось. Вяло повернулась. Наткнулась взглядом на раскрасневшуюся Гахён, посматривающую из-под прикрытых длинных ресниц. У Гахён руки сомкнуты за спиной. Она выгнулась, проходя по Юхён оценивающим, цепким взглядом. От него вновь ниже живота сделалось жарко. Юхён гулко сглотнула, с несколько раз вздохнула и судорожно начала искать по сторонам опору, потому что мир зашатался, затрезвонил, и в помещении безумно душно, вкусно пахнет гахёновыми духами, а её глаза – потемневшие и карие – выглядели совершенно непривычно. Юхён нашла руками края белоснежной раковины. Гахён спустила с губ протяжный выдох, наклонив голову, что её распущенные волосы соскользнули с плеч. На Гахён была тонкая чёрная рубашка, расстёгнутая на первые две пуговицы, и именно сейчас Юхён, проследив путь гахёновых волос, уставилась в открытый вырез декольте, почувствовав сильную слабость в теле. Юхён набрала побольше воздуха в лёгкие: – Эм… Гах-хён? Что ты- У Гахён на веках рассыпаны серебряные блестки. – Забей, – сладкими в тинте губами она почти дотронулась юхёновых, – о том, что я делаю, мы подумаем завтра. Подавшись вперёд, Гахён схватила чужие ладони в свои, вынудив Юхён прикусить язык. У Гахён на земляничных губах появилась хитрая полуулыбка. Она начала гладить большим пальцем по костяшкам, изучающе, довольно, следом проводя по длине пальцев, и Юхён под касаниями распадалась на атомы, собираясь вновь и распадаясь, – когда Гахён вовсе сократила дистанцию, схватив своими невероятно прекрасными руками за ворот юхёнова широкого худи. От неё по-прежнему пахло ликёром и кокосом. Сладко, приторно, и Юхён от неожиданности громко вздохнула, словив дыхание Гахён, потерявшись в глазах, потерявшись в мягкости её кожи на руках. Хватка на вороте стала удушливой. Юхён всё равно перестала дышать. – Руки, – порывисто выдала Гахён, плутая пьяным взглядом по озадаченному и не менее пьяному лицу Юхён. – Р-руки? – Ага, – Гахён переползла ладонью на затылок, надавливая, и Юхён, покорно, наклонилась ниже, нехотя прижав девушку к белой и прохладной стене. – Руки. У тебя руки тоже очень красивые. – А… И тогда Гахён поцеловала первой. Скомкано, мокро, напористо, зажав пальцами шею и запястье. От Юхён вырвался сдавленный стон. Она не сразу ответила на поцелуй, а только стояла истуканом, непонятливо всматриваясь в прикрытые гахёновы веки. Губы Гахён на вкус как самый дорогой алкоголь и конфеты. Её талия – когда Юхён, спохватившись, обняла за спину – безбожно горячая и мягкая. И вся Гахён под ладонями чрезмерно крошечна, отзывчива в поцелуе; а язык горчил давно выпитой водкой и губы начало печь уже через две минуты.        Всё, что запомнила Юхён о той, первой ночи: это сплошные поцелуи, касания везде, под одеждой, под короткой клетчатой юбкой, под тканью облегающей и шёлковой рубашки, треск пуговиц и много, много рваных стонов, заглушённых губами. Всё, что запомнила Юхён о той ночи, как она с Гахён занялась сексом в ванной комнате какого-то студента второгодки на тупой студенческой вечеринке по окончанию сессии, будучи напрочь пьяной, не осознающей ничего, кроме вкуса и ощущений, которые с первых секунд свели по уши влюблённую Юхён с ума. И то, как Гахён, целуя Юхён, заглушала в касаниях чужих к себе ладоней давнишние чувства к безмозглому бывшему парню.