why do you break me down

Когда Юхён вернулась в общежитие после зимних каникул, проведённых дома у родителей в Инчхоне, яркий и громкий Сеул напомнил о яркой и громкой девушке, улыбку которой Юхён пыталась забыть неделями. По пути на свой этаж, Юхён столкнулась с Шиён, тоже вернувшейся сегодня, дала обещание сходить на неделе в закусочную, поздоровалась с Борой, вышедшей из шиёновой комнаты, и зайдя в комнату свою – ощутила острое, болезненное одиночество. Через открытое шторами окно прорывалось февральское солнце. Юхён упёрлась головой об входную дверь; зажмурила глаза. В горле стоял неприятный ком. В мыслях крутилось отвращение к себе. Злость на Гахён. Кожа на ноге у кармана джинс начала печь – до того, как Юхён сбежала из Сеула, на следующий день после студенческой, той самой, вечеринки Гахён прислала сухое и короткое сообщение, а Юхён, в тот момент ждущая в очереди свой кофе, замыленным от похмелья взглядом усматривала буквы, кусала губы, всеми силами не показывая шторм эмоций внутри.        «Прости, Юхён. Давай сделаем вид, что ничего в ту ночь не произошло?»        И потом в коридорах университета Гахён намеренно избегала Юхён. Уводила взгляд, шустро убегала к подругам – которые не будут бесчисленное количество раз засматриваться на губы. И Юхён постаралась принять. Успокаивая своё саднящее в груди сердце. Но к ней по ночам подбирались чёткие воспоминания, пусть Юхён запомнила всё смазано, смутно, одними ощущениями, одним розовым цветом. Кончики пальцев пару дней продолжало покалывать; раздражающе; и Юхён снилось, как руками она бережно, нежно, проводила по гахёновой груди, спешно расстёгивая маленькие чёрные пуговицы, чтоб поцеловать ниже ключиц. Не получилось настроиться на учёбу. Все мысли были забиты одним. Одной. В первый день в новом семестре, после утомительного разбора вещей, походов в магазин за тетрадками и ручками, Юхён, сидя в большой, прохладной и залитой блеклым солнцем аудитории, вздрагивала от каждого вошедшего через широкую дверь. Без толку трепала рукав худи. Из-под стекол круглых очков волнующе осматривалась вокруг. И – когда зашла Гахён, заливисто смеясь, держа в правой руке сумку, по телу прошла привычная дрожь. Юхён уткнулась носом в конспекты. Выровняла сбившееся дыхание. Рядом с громким «Привет» села Шиён, хлопнув дружески по плечу. Юхён подскочила. Шиён испугалась. – Ты… С тобой всё ок? – Шиён обеспокоенно заглянула в глаза. – Да, – Юхён нервно кивнула, поправила чёлку, ещё раз вздохнула. – Почти всю ночь не спала. Вот и хожу рассеянная. – Рассеянная – слабо сказано. За учёбу переживаешь? Опять на тебя навесили до черта ненужных рефератов? Юхён вымучила из себя улыбку. От шиёнова голоса ей капельку полегчало. Фокус теперь не только на Гахён, безмятежно прошедшую с подругами – вроде Хандон, приезжую из Китая, и Минджи, старосту группы, – к задним рядам. Юхён, пряча взгляд, путь их проследила. И, вернувшись к разговору с Шиён, ответила: – Если бы они уже с начала семестра меня загрузили, я бы, наверное, умерла от переутомления. – Плохо быть лучшей на курсе, да? – со смехом Шиён отвернулась, поздоровалась с Борой, многозначно ей подмигнув. – Кстати, – внезапно начала она, – одна девчонка с актёрки устраивает пьянку в общежитии сегодня. Я думаю пойти. А ты? У Юхён по затылку прошёл неприятный озноб. – Нет. Мне прошлой хватило. – Жаль, я не смогла пойти. Потому что… – Шиён приблизилась, шепча продолжение на ухо, будто издеваясь: – Ты с того самого дня сама не своя. У меня, конечно, есть предположения… Но с твоей личностью они не складываются. – И какие у тебя предположения? – Юхён с вызовом вздёрнула бровь. – Ну… Её слова прервал вошедший преподаватель. Разговор затерялся. А Юхён затерялась в размышлениях. Думая, скажи Шиён, что Юхён вдруг с кем-то переспала, кого-то подцепила или с кем-то познакомилась – Юхён бы ей всё равно правды не рассказала. Произошедшее стало тайной, хранимой вместе с Гахён. И это знание по-странному будоражило. Юхён вновь повернулась назад, украдкой, будто не специально. Гахён, окружённая друзьями, привычно улыбалась, без умолку болтала о всяком, приглушённо смеялась, крутя на указательном цепочку медальона. Двумя месяцами ранее – Юхён, возможно, слушала бы ту самую гахёнову речь. Узнала бы, что та вновь сошлась с бывшим, или нашла нового парня, или новую кофейню, или решила поменять гардероб, слушала бы, как Гахён у дома подкармливает кошек, как расплакалась во время просмотра ужастика, слушала бы, слушала. Но вместо, Юхён, терпя стучащее в безответной любви сердце, по тысяче раз проводила по губам и шее невесомыми касаниями, покрываясь мурашками. Отчего-то именно вкус гахёновых поцелуев запомнился самым ярким. \ В библиотеке Юхён провела с несколько часов. За окном потемнело, облака стали тёмно-синими, предвещающими ледяной дождь. И на душе – было примерно так же. Темно и тёмно-синим. Тоскливым; холодным. Юхён знала, что вернувшись в комнату, застанет либо молчаливо читающую книги Юбин, либо пустоту, а за дверью – шум и крики напившихся студентов, в числе которых будет её соседка. Потому Юхён медлила, рассматривая книги научной литературы, думая, какую художественную на днях прочитать. И очень сильно хотела – на самом деле – стиснуть Гахён в объятия, смотря вместе с ней тёплый, уютный фильм, наблюдая, как переливы света красиво играют на красивом лице. Забирая со стеллажа толстую книгу, Юхён громко вздохнула, осознавая, что подобное с Гахён невозможно. Потому что шанс быть с ней подругами уже потерялся. Шанс стать с ней любовниками – никогда даже не был. И потому что Юхён не видит, что с Гахён можно просто, просто, просто – лежать в обнимку на кровати, слушая дождь на улицы, слушая чужое спокойное дыхание, изредка прижимаясь к теплой щеке своей щекой. Гахён кажется очень чудесной, невероятной, такую не поймать на вечер в комнату, такую встречают на дорогих банкетах, на крутых вечеринках, и редко-редко такие дозволяют приблизиться на миллиметр ближе. Юхён была к ней незаконно близко. Ненавидя и обожая ту ночь одновременно. И ей правда нужно выкинуть Ли Гахён из головы. Навсегда забывая. Никогда не вспоминая. Размышления о ней – яд. И Юхён – этой любовью отравлена. Закончив со списком книг, Юхён аккуратно собрала их в стопку, рискуя уронить, и, попрощавшись с библиотекаршей – что, наверное, только Юхён по имени и знает, – вышла в нежданно тихий коридор. Тишину нарушил звук шагов. Когда Юхён подняла голову, книги вывалились из рук с глухим стуком, а сама она, неловко сжимаясь в плечах, уставилась на застывшую впереди Гахён, смотрящую с удивлением и смущением. Рассыпанные у ног книги прикрывали краешек кед. В коридоре повисло неуютное молчание. Юхён пялилась, на расстоянии нескольких метров, и за долгое время их взгляды снова пересекались, а Гахён свой не прятала. В пустом коридоре сбежать с отговорками сложнее. Первой опомнилась Юхён. Она встряхнулась, быстро присев, чтоб собрать книги. Придавленная к полу собственными чувствами и гахёновым безмолвием. Сердце стучало бесяче громко. Стук отдавался в ушах, в висках, в запястьях, начали трястись руки – Юхён ощущала себя полной дурой, щурясь от стыда. – Привет, – неуверенный и притихший гахёнов голос разрезал тишину. Она присела рядом, чтобы помочь. В нос тут же ударил запах её духов – приятных, ненавязчивых, цветочных и несправедливо весенних. – Угу, привет, – Юхён по привычке кивнула, не поднимая головы. Потянулась к тому по психологии – и их с Гахён руки соприкоснулись. Юхён резво руку одёрнула. Гахён на миг зависла и, шумно вздохнув, взяла книгу, передавая Юхён. – Семестр только начался, а ты вся в учёбе? – в её тоне читалась лживая веселость; Гахён пыталась разрядить напряжение. Не получилось. Юхён тягостно отвечать на её вопросы. Тягостно – посмотреть на неё. Снова потеряться в карих глазах. Она суетливо сгребла книги, кое-как схватив в руки, и, плотно скрепив на груди, поднялась на ноги, напугано поднимая взгляд. Гахён отошла на пару шагов. На губах у неё – легкая улыбка, но глаза; глаза всё выдают. Настороженные, робкие. Никакого пьяного блеска, азарта, похоти. Гахён, закутанная в вязанный свитер, сонливая от погоды за окном, неуклюже переминается с ноги на ногу, она выглядела настолько настоящей, что у Юхён болезненно заныло в солнечном сплетении. Когда Гахён такая – картинка, как они вместе лежат, смотря романтичные фильмы, так и появляется в голове. – Да, в учёбе, – Юхён сильнее сжимает ладони на корешках книг. – Молодец, – натянутой усмешкой. – Ладно, я пойду. И Гахён развернулась, пусть явно ей нужно было в ту же сторону, что и Юхён. Но она разворачивается, сбегая подальше от неловкой ситуации. Но Юхён её остановила на полпути из ниоткуда взявшимся вопросом: – Гахён, мы, получается, теперь даже дружить не можем? Ей не стоило задавать этот вопрос. Потому что ответ понятен. А Юхён никак не успокоится; ни внутри себя, зная, что логично, правильно, выгнать из головы всё-всё связанное с Гахён, ни снаружи: продолжая искать с Гахён встреч и вот, сейчас в наглую задавая самый неудачный и бесполезный вопрос. Гахён вновь застыла, но уже повёрнутая спиной. Юхён с расстояния чувствует её напряжение, волнение, смятение. – Я… – Гахён словно задохнулась после первой буквы. – Послушай, – она медленно обернулась, становясь полубоком, – мне искренне жаль, как я поступила. Выпив, всегда начинаю творить всякую фигню. – Творить фигню – это станцевать на столе, – под приливом возникшего возмущения (и решительности) возникла Юхён, – но мы же с тобой… – Я знаю, – прервала Гахён. Она зачесала волосы ладонью. Бросила на Юхён несколько беспомощный взгляд. – Прости, дурацкая формулировка. Но я не думаю, что мы после всего сможем быть друзьями. Вновь Юхён почувствовала себя использованной. У Гахён всё так просто – первой завести с Юхён разговор, первой звать на прогулки, первой целовать, чтобы потом, первой, без сильных угрызений совести, разорвать общение, заменяя юхёнову компанию другими. Юхён, разозлившись, отчеканила, сухо и холодно, будто февральский ветер забрался через щели в окнах: – Я с самого начала не хотела с тобой дружить. Гахён поняла по-своему. Гордо вздёрнула подбородок. Прищурившись, окинула Юхён обиженным взглядом. – Значит, никаких проблем. Едва погасив в себе желание уронить все книжки снова и уронить на Гахён, Юхён вторила: – Ага. Никаких.        \        В этот же вечер Гахён заявилась на порог юхёновой комнаты. Несколько неровных стуков в дверь. Юхён едва расслышала под пьяным шумом в коридоре. Она, откинув плед с коленок, нерасторопно встала, уложив книгу на тумбочку, и босыми ногами дошла до двери. Думала, что вернулась Юбин, потеряв ключ. Или пришла Шиён попробовать ещё раз позвать с собой. Без сомнений она открыла дверь. На Юхён была надета спадающая с плеч белая футболка, обнажающая выпирающие острые ключицы, и в этой одежде, под внезапным мутным гахёновым взглядом, Юхён почувствовала себя голой. С секунду она не могла понять происходящее, оттого глупо пялилась на девушку по ту сторону порога. Гахён хитро улыбнулась. Покачалась из стороны в сторону. В её ладони Юхён заметила бутылку допитого на половину белого вина. В животе стало горячо. К горлу подступил ком. – Ты зачем пришла? – ровным тоном спросила Юхён, не спеша закрывать дверь. Наверное, нужно было. Наверное, Юхён правильно хлопнуть дверью перед носом Гахён, не позволяя ей сказать ни слова. Потому что Гахён пьяна. И Юхён сразу понимает, что к чему. – Ну… – протянула Гахён с улыбкой. Подалась вперёд. Юхён испуганно назад отступила, неосознанно давая Гахён шанс зайти в комнату. Медленно Гахён прикрыла за собой дверь. Юхён громко сглотнула, отчего-то чувствуя себя загнанной в угол добычей. В полутьме гахёновы глаза поблёскивали серебром. А от её дыхания – в помещении словно враз стало горячее, как на орбите солнца. – Гахён, – Юхён постаралась собрать всю свою злость в этом имени. Но в ответ – Гахён шутливо вздёрнула бровь. – Уходи. Я понимаю, к чему это идёт, поэтому уйди сейчас, чтобы потом… Слова Юхён прерывал влажный поцелуй. Гахён в один шаг преодолела разделяющее их расстояние, поднялась на носочки и настойчиво впилась в чужие губы. Схватила Юхён за ворот футболки, потянув на себя. Юхён возмущённо простонала в поцелуй – и возненавидела себя, Гахён, с новой силой, когда тело отреагировало на касание, когда приятная дрожь свела бёдра. У Гахён земляничные губы вновь отдавали алкоголем, горьким, кислым вином, но целовалась она по-прежнему вкусно, от таких ощущений становятся зависимыми. Но Юхён сопротивлялась. Не отвечала на поцелуй; а – подняла руки, упираясь ладонями Гахён в грудь, чтобы оттолкнуть. Гахён посмотрела горящим, умоляющим взглядом снизу вверх. Облизала приоткрытые губы. Юхён беззвучно ругнулась. Вздохнула. – Ты ведь совершаешь ошибку, – её голос звучал хриплым и глухим. – Не надо снова. Подумав, Гахён навалилась на Юхён, на её ладони, вновь поднявшись на носочки, и в миллиметре от её губ надрывно прошептала: – Пожалуйста? И следом Гахён поцеловала Юхён, а Юхён, поддавшись, не смогла повторно оттолкнуть. Потому что целовать эту девушку приятно, потому что она пылающая, отзывчивая на касания, потому что льнёт ближе, слишком близко, вплотную, дрожа от желания. Гахён опустила недопитую бутылку вина на пол, закинула руки на юхёнову шею, повиснув на девушке. Напирала поцелуями. Надавив на затылок Юхён, она прижала к себе, забирая любую инициативу. Кусала губы, проводила по мелким ранкам горячим языком. Карябала ногтями у линии роста юхёновых каштановых волос. У Юхён от Гахён начала кружиться голова. Она покорно – опять – повиновалась, делая любое, что захочет Гахён. Когда Гахён выгнулась вперёд – Юхён уложила на её спину руки, поглаживая поясницу, когда Гахён требовательно потянула её губу, Юхён опустила голову, позволяя удобнее себя целовать, когда Гахён начала толкать назад, Юхён начала ступать следом, ведя их двоих до кровати. Они упали на голубое постельное белье с громким хлопком. Гахён оказалась сверху. От её тяжести на бёдрах Юхён до боли закусила внутреннюю сторону щеки. Уже сама потянулась, хватая руками Гахён, наматывая её розовые пряди на длинные, подрагивающие от ощущений пальцы. Наклоняясь, Гахён хрипловато засмеялась. У Юхён вся спина извелась в мурашках. От звука мокрых поцелуев сильно горели уши. Юхён ощущала, как горит вся: от ступней до щёк; ощущала горячее в голове, болезненное, тягучее, и в груди билось беспокойное сердце, а разум упорно заглушался. Юхён не слушала ничего, кроме прерывистого гахёнова дыхания и её редких тихих стонов. Когда ненужные мысли начали биться в висках, Юхён порывисто стиснула Гахён в своих руках, опрокидывая её на кровать и под себя. И застыла, потеряв способность дышать. Гахён под Юхён, нависающей на расстоянии нескольких жалких сантиметров, тяжело дышала, смаргивая упавшие на глаза волосы, её руки были заведены над головой, и Юхён одну руку за запястье нехотя прижимала к постели. А второй рукой Юхён, как зачарованная, провела по румяной гахёновой щеке, засматриваясь на её припухшие, влажные губы. У Гахён странно блестели глаза. Нежданной нежностью, беззащитностью, и она смотрела на Юхён упрямо, с мольбой, но не двигалась, лишь молча лежала. Юхён хотелось до срыва голоса шептать, насколько Гахён красива. Но разговор будто может разрушить. Всё; юхёнову покорность, юхёново упорное желание не думать, что Гахён вновь ею пользуется, юхёново спокойствие, юхёнову решительность, в которой она прижимает своим телом хрупкую девушку, что бесстыдно украла сердце, его же разбив. Юхён поцелуями спустилась на тонкую шею, и Гахён подняла голову, открывая побольше участков кожи для чужих губ. Протрезвев, Гахён точно – попросит обо всём забыть. Протрезвев, Гахён точно – вновь будет игнорировать и избегать. Протрезвев, Гахён точно – никогда не станет вот так тянуться за поцелуем, прося едва слышимо снять с неё всю одежду. Юхён понимала, но всё равно… Она поцеловала меж ключиц, суетливо расстёгивая пуговицы на нежно бежевой рубашке Гахён. Упёрлась взглядом в узоры цветов на ткани. Внизу живота узел скрутился сильнее. От возбуждения, от зарытой в волосах гахёновой ладони, Юхён спешила, не наслаждалась каждой секундой, как хотела бы; она спешила, оставляла мокрые касания губами на медовой коже, неосторожно поставив несколько тусклых засосов на плечах. На кровати во много раз удобнее, чем в тесной ванной. Может, потому Гахён стонала чаще, громче и вела себя развязней, обхватывая ногами узкую талию Юхён. Гахён откинула голову на подушки, сильно кусая губы и закрыв глаза. Когда Юхён потянула с неё рубашку, чтобы снять, Гахён приподнялась, помогая, нетерпеливо выдёргивая руки из рукавов. И даже не смотрела на Юхён. Была занята своими ощущениями. Позволяя всё: поцеловать у кромки лифчика, до видного следа прикусив зубами; водить пальцами по тазобедренным косточкам; очерчивать контур своих губ большими пальцами; щекотно убрать волосы с лица; целовать себя везде, на каждой части тела, каждый миллиметр. Одна Юхён смущалась. От любого действия. И, расстёгивая гахёнов чёрный лифчик, прикрывала стыдливо глаза, а откинув нижнее бельё – нырнула вниз, целуя-кусая рёбра. Пронзительную, заполненную стонами и тяжёлым дыханием тишину, разрезал низкий, сиплый голос: – Принеси мне бутылку вина. Юхён недоумевающе подняла лицо с гахёнова живота, нахмурившись. – Шутишь? Гахён засмеялась. Мышцы на её животе начали сокращаться, и Юхён, посчитав это очаровательным, вновь поцеловала, из-за чего Гахён осеклась в своём смехе и шумно вдохнула через нос. Спустя секунду она приподнялась на локтях. Взглянула на Юхён, расположившуюся внизу, просяще и ласково. Заговорила: – Юхён-а, – её голос был слаще сахара, – ну принеси. У Юхён помутнело перед глазами. Она неуклюже кивнула. Неуклюже вскочила на ноги, находя брошенную бутылку вина. Неуклюже вернулась на кровать, сев на коленки и протягивая Гахён вино. – Спасибо, – она улыбнулась. Отпила от бутылки оставшуюся половину. И Юхён, не выдержав, приблизилась к её лицу, кончиком языка слизывая пролившиеся капли белого вина. Гахён поражённо выдохнула. И тут же растянула губы в лисьей улыбке, пододвигаясь. – Будешь? – прошептала Гахён. – Нет, – Юхён закивала головой, – тебя хватит. Гахён в несколько спешных глотков прикончила бутылку. Отбросила на кровать. Схватила Юхён за голову, притягивая к себе, на себя, и легла на кровать, вынуждая Юхён забраться сверху. Они снова поцеловались. Как безумцы. Лихорадочно, второпях, будто выкрадывая друг у друга воздух. Юхён нашарила тугую застёжку на гахёновых джинсах. Со снятием Гахён помогла – она приподняла бёдра, и Юхён легко стянула джинсы, кидая вглубь комнаты. Гахён притянула ближе, ближе, до душного, до нехватки кислорода, и Юхён уткнулась носом в гахёнову ключицу, вдыхая её свежий, весенний запах посреди холода и тьмы зимы. Сбивчиво Гахён вновь принялась шептать наставления, чтобы Юхён двигалась быстрее. И Юхён повиновалась. Не могла иначе. Забралась ладонью под ткань нижнего белья, выбивая из Гахён протяжный, чересчур громкий стон. Хватка на шее стала сильнее. Так, что Юхён побоялась, что Гахён её может задушить. Но Гахён ослабила хватку. Вздрогнула всем телом. Нашла губами губы Юхён, до крови кусая, глотая стоны. И Юхён бы хотела сейчас наблюдать за Гахён, за каждой эмоцией, видеть, как она делает каждый вздох – в первый раз, на той вечеринке, она была слишком пьяна, чтобы запомнить. Запоминать желалось всё. Обо всём. Ощущения влаги на пальцах, то, как горели губы от нескончаемых, чувственных поцелуев, как стискивало в груди сердце, как было больно и сладостно одновременно. Во второй раз, когда она с Гахён занялась сексом, Юхён было паршивей, чем раньше, хуже, чем раньше, и горло стискивало тошнотой, пусть она не была пьяна, и потому у неё не было оправданий, почему поддалась – она поддалась, желая этого; а Гахён лишь во второй раз хотела забыться.        \        Закончив, Гахён спешно собралась, натягивая впопыхах одежду, и ушла из юхёновой комнаты, на прощание не оставив поцелуя. И Юхён не спала всю ночь. Потому что кровать хранила запах гахёновых духов и просто; запах Гахён. Юбин вернулась к рассвету, не спрашивая, почему в комнате пахнет алкоголем – из бутылки вино пролилось на постель, – и почему Юхён бледнее, чем обычно, почему у неё красные и опухшие губы; глаза, завалилась спать. На утро ожидаемо пришло сообщение:        «Прости. Мне очень жаль».        Юхён безрадостно усмехнулась, читая. Конечно, ей жаль. И поэтому, отделавшись одним сообщением, Гахён вновь игнорировала в университете, пусть Юхён и не ждала обратного, поэтому сбегала от любого контакта взглядами и не позволяла Юхён подходить ближе, чем на метр. Но несмотря на это – Юхён нечаянно заметила на шее Гахён, на линии воротника рубашки, тусклое, почти сошедшее красное пятно. Заметила, криво улыбнулась и более не искала с Гахён встреч. Потому что Гахён эти встречи начала искать сама. И Юхён каждый чёртов раз поддавалась, несмотря на саднящее в ужасной боли сердце.