Огнём и Кровью

— Совсем… Совсем я один остался! Сергей с мрачным видом захлопнул ставни окон своих хором. Не хватало уж и чтобы его речи о том, о чём сердце его болит подслушивал люд простой. Царевич осторожно взял в руки лучину и поднёс немного ближе к лицу, рассматривая то, как небольшой огонёк тянется вверх, своим свечением сжигая тоненькую щепку. — Меня всегда огонь завораживал, внимаешь? — прошептал Сергей. — Пламя-то людьми ценится, тепло им даёт, какую-то… Надежду? Да, именно её. Люди на огонь молятся. Только вот… Коль обращаются они с ним небрежно, так и убить он их волен. Юноша медленно отстранил лучину от себя и зажёг свечу. В хоромах стало чуть более светлее. — Знала бы ты, какие слухи про меня люд пустил! Одни трепещут, как только лик мой видят. А вторые… А вторые во мне Лихо подозрят. Белая ворона громко хлопнула крыльями и приземлилась как раз на плечо Царевича, уцепилась своими когтями на лапах и уселась смирно. Тот еле заметно улыбнулся и провел рукой в перстнях по её белоснежным перьям. — Меня же нечистью кличат, слыхала? — юноша горько усмехнулся. — К вурдалакам приписывают… Так еще и на крещение уломать пытаются. Да напрасно вот только они меня уговаривают! Знают же, что в жизни своей не пойду на это. Убьёт же меня сразу… И не будет у вас Сергея-Царевича. Ворона тряхнула крыльями и наклонила голову вбок, будто внимательно слушала его. Сергей прошёлся вдоль покоев к висящим на деревянных стенах иконах и скрестил руки. Отец-Царь запретил снимать их со стен, всё надеется с Батюшкой заодно, что Господь приемника его убережёт от бед. Что юноша «одумается и Православие примет»… Наивные. Ополоумел отец со старости совсем. — Лгуны они, Марго, все. — Сергей хмыкнул. — В единого Бога веруют. Да себя ж самих обманывают. Плевать ему на них, внимаешь? И на меня плевать. Рыжеволосый протянул руку к иконе. Коснулся пальцами лика Святого, по холсту ими прошёлся. По очам сначала, по устам, по сложенным в молитве рукам… Остановился на кресте, что держал Святой. Надавил сильнее. — Чую я, как бы горько ни было, что отец мой скоро в мир иной отойдет… Так зато избавлюсь я от этого всего, Марго, — юноша тихо рассмеялся. — И уж тогда на земле нашей и до самой Околицы воцарит спокойствие! Люд-то наш переврал все, глупцы! С ног на голову перевернули! Так и меня в это всё пытаются втянуть… Того же Батюшку взять, что меня воспитывал — светлая голова, умён, править мог бы давно, глядишь! «Нет, — говорит. — Богу служить до кончины буду.» Затуманили разум ему в детстве. Царевич руку убрал да с презрением о полы одежд своих отряхнул. Юноша мотнул в разные стороны своими рыжими прядями и продолжил: — Не при мне, ох, не при мне продолжаться будет это, Марго! Сами уверяют, что Бог любит всех и ко всем добр и справедлив, а на нечисть — так сразу с вилами и топорами в драку бросаются! А ведь они тоже твари Божьи… Сергей скрестил руки у себя на груди и принялся в раздумьях гневных по покоям расхаживать. Марго то и дело, что покачивалась у него на плече. — Двулики они! Ворона подпрыгнула. — Лгуны! — Царевич! От неожиданности Царевич споткнулся о ножку своего письменного тяжелого стола. Марго уже окончательно не удержалась у него на плече и поднялась на крыльях в воздух. Пролетев расстояние до своей клетки, ворона смирно уселась на прутьях. — Царевич Сергей! — если судить по голосу за дверью, то это никто иной, как сам Степаныч ломился в покои. — Да? — В народе случай не из приятных! Человек к Вам жалует. — Пущай войдёт! — Сергей ринулся к дверям. — Нечего ему стоять на пороге! Двери отворились, и в покои ввалился Степаныч, держа за шкирку перепуганного простолюдина. В глазах у того стоял ужас, перемешанный с наиглубочайшим отчаянием. Сергей предложил тому выпить, но мужчина резко замотал головой из стороны в сторону. На миг Царевичу стало не по себе от того взора, но не самое лучшее время, чтоб раскиснуть, и поэтому, коль гость отказался от предложенного юношей вина, то и продолжить пора: — Что ж у Вас-то стряслось, раз ко мне ночью жаловали явиться? Губы простолюдина дрогнули, мычание сорвалось с губ, но он так и не смог ничего выговорить. Сергей вздрогнул: неужто нежить встретил? — Промолвите уж что-нибудь! — вздохнул юноша. — Волколака тот увидел у себя, вот что! Взял и прямо на глазах из человека в огромного бурого волка обратился! — в беседу вклинился смирно стоящий Степаныч. — Волколак?! — опешил юноша. — Так точно, Царевич! На землю его взобрался да девчонку унёс… За Околицу потащил, небось! Пропала девчонка совсем… Сергей сглотнул подкативший к горлу ком и встревоженно покосился на сидящую на клеточных прутьях Марго. Волколак… На глазах в волка обратился… Да этакой чертовщины уж давно, века как три на их Земле не ведали! Царевич погряз в сомненьях: не при полной он власти, а только замещающий своего Отца больного… Вседозволенности нет ещё. А на престол его нога ступит лишь когда Царь отойдёт в Мир иной. Не мог он ещё принимать решения такие, не имел права. И просто не ведал, что же делать, за чьей помощью бежать. Кто этот волколак? Что забыл он в Землях ихних? — Ах, з-забыл я сказать Вам, Царевич… — простолюдин заикнулся. — Одна была у меня эта девчушка… А он мало, что её унёс за Околицу, так и сына моего до смерти запугал, говорить отказывается… — А… — начал Сергей. — Много ли из люда уже знают об этом? О волколаке? — Никак нет, — гость заломил кисти рук. — Не волнуйтесь, Царевич. Лишь Вы. Я. Стражник Ваш… Да и Господь Бог. Юноша смотрел пустым взором на чистящую клювом свои белоснежное оперение Марго и еле удержался, чтобы не закатить глаза. Он да Бог единый… Да нет никакого Господа, нет. А вот сказать об этом горе-очевидцу было бы неимоверной глупостью, поэтому Сергей провел рукой по своим волосам, откидывая назад спавшие пряди, вынес свой приговор: — Вы, Господин, идите-ка в дом свой. Убережёт он Вас от пут волколачьих, да не бойтесь Вы. Найдём мы Вашу девочку, ещё и живой приведём к Вам. А тварь эта по заслугам получит. Ступайте с… С Богом. Доброй ночи. — Но, Царевич! — Никаких больше «но»! — юноша рассерчал. Изрядно ему сегодня уже поморочили микину, так и ночью покоя нет. — Я сказал Вам — ступать вон отсюда, из моих хором! — Я только хотел сказать… — простодюлин заикнулся, но был прерван разгневанным Сергеевичем. — Стража, вывести его из дома моего, живо! Степаныч скрутил руки простолюдину и толкнул того под зад на выход. Пострадавший заикнулся в последний раз, но тут же замолк, когда получил смачный удар под ребра, а то и в других местах. А Сергей всё же остался в той тишине, которую требовал разум его несколько минут назад. Но вот уже с камнем над сердцем. Давно нечисть не бродила у них в Землях. Уж и забыли, кто есть, как становися. В времена-то смутные грядут. Под крики простодюлина уже где-то внизу под окном, пока Степаныч все ударял его под дых, Сергей навсегда захлопнул двери в хоромы свои.