Огнём и Кровью

—… Тоже мне… Царевич! — Ну, а кто ж он ещё? Игорь недовольно повернулся на старческий хохот. Действительно… Так коль Сергей Царевич, так пущай и ведёт себя подобающе, а то — э-ка, чуть ли не Всевышним себя возомнил! — Ты тут не серчай, Игорёк! — Прокопенко похлопал по плечу юношу и улыбнулся. — Не наше эт дело. И не твоё тем более! — Дядь Федь, — вздохнул Гром. — Ну, как «не серчай»? Вчера простолюдина, Кожехова нашего славного с Люда вышвырнул за дверь, а завтра что? И за Околицу выселит? Игорь еле сдержался, чтобы со всей силы как следует не пнуть лежащий на песчаной дороге булыжник. Спорить с Прокопенко не хотелось, да вот тот все хорошее только в Царевиче видит. А он же… Особенный. Дурной какой-то. Всё книжки читает да развлекается. Сейчас испытание в качестве правителя проходит, пока Царь при смерти лежит. — Брось, Игорёш, на то право есть у Сергея, чтобы всякую мелочь со двора из хором выгонять, — махнул рукой Прокопенко. — Чадо из народа как всегда пропадало, так и будет пропадать, жизнь такова, не тот случай, чтоб к Царевичу идти, да ночью уж… Ты лучше вот что мне скажи: а сам в нежить ты веришь? — Дядь Федь, — хмыкнул парень. — Я смотрю, Солнце Вам слегка излишне нагрело голову Вашу седую… Да кто ж верит-то? Упаси Господь шутников, которых все всю эту дрянь от нечего делать и надумывают. — Эх, юнцы зелёные! — закатил глаза Мастер. — Что взять с вас… Ты хоть рукописные легенды видал? — Видал! — А читал? — Конечно же, читал, Вы о чем, Дядь Федь? Муть мутнющая. — Вольно, Игорёш, вольно, — Прокопенко чуть ускорил шаг. — С вами-то спорить тяжело да бесполезно, уж больно вы умные стали. Расскажи, как дела у тебя хоть? Игорь почесал микину в раздумьях. — Неплохо… — Сжал в руках паёк с товаром сильнее. — Вон, как Вы хотели, да продать все полушубки к зиме я не могу. А зима-то через десяток уж лун… — Не про это толковать мне надо, и сам я вижу! — Фёдор рассмеялся и кивнул на паёк в руках Грома. — Девушка-то есть у тебя? А то вон, сверстники твои уже во всю за девами приударили, ухаживают. Игорь, пытаясь не рассерчать на месте, отвернулся и зашагал дальше. Да зачем ему эти девушки вообще? Голову заморочат, торговать не дадут, времени уделять надо. Не готов он ещё к этому, нет! Уж про женитьбу и вообще заикаться не стоит. И одному жить неплохо. Да даже не одному — с Прокопенко-то он постоянно рядом! И делу обучается, и ночует в их доме. Проживут они вместе! Зато в спокойствии. — Ой, да не хочешь отвечать — ну и Бог с тобой! — дал отмашку Фёдор. — Одного не пойму: чу один-то постоянно? И так при дворе самого Царевича шатаешься вместе со мною, так и присмотрел бы себе там деву красную! Вон Ленка, например, — коса светлая до пояса, личико румяно, очи тёмные-тёмные! — Дядь Федь, да Елена эта ваша уж три года как души в Царевиче не чает! — разгоготался Гром. — Как только тот во двор явится, так она тут же подле него! А Сергей не шугается её: пока она речи лестные ему молвит на ушко, он стоит да улыбается. Да мало ли Елена — Царевич со всеми манерничает, перстни целует, руку подаёт, коль спуститься надобно девице куда-то. Вот Елена и беснуется. Всё с Царевичем быть хочет, да вот, не судьба. Кабы ворожить она его не надумала, окаянная… Много подобных дев видал Игорь при дворе Царевича. Они ж все как можно лучше делают, лишь бы юноше да угодить. Гром уж с отрочества раннего по мелким поручениям рыжевласого носится, так столько же и Елена подле Сергея бегает. Да вот… Не обращает он на неё особого внимания. Что во дворе, что на праздниках своих роскошных. Помнится Игорю, как она перед ним выплясывала на церемониях, а он сидел себе на месте своём и даже краешком глаза на неё не взирал. — Да уж, — прокряхтел Прокопенко. — Царевич этот на расхват жених. Небось, кто-то за Околицей уж и приглядел его себе на помолвку. Умен ведь он, не по годам мудр, красив. Вот девы наши все никак и не налюбуются. — Да что ж им любоваться-то на него, Дядь Федь? — хмыкнул Игорь. — Царевич он как Царевич, таких и в Заморье сыщешь на раз-два! — Игорёш, словами не разбрасывайся, — Мастер рассмеялся и похлопал Грома по спине. — Молод ты. Юный. Как росток зелёный. А вот как созреешь — так и слова мои вспомнишь. Игорь закатил глаза. — Ладно уж, а долго ль путь нам ещё держать? — Никак нет, Игорёш. С холма этого высоченного нам спуститься — вот и прибыли мы с тобою на место. А путь держали Мастер и его Подмастерье на Ярмарку пышную. Шли с товаром в руках, где-то ехали на повозках, странствовали уж три дня и две ночи. Прокопенко товаром своим славился далеко за пределами их земель, люд охотно брал изделия, денег не жалел. Вот и Гром тоже на Фёдора равняется, отставать не желал. — А, внимай, все рассказать забываю! — Прокопенко внезапно хлопнул себя по лбу, отчего погрузившийся в думы Игорь подпрыгнул. — Помнишь про мальчонка этого своего? Светленький такой, с глазами голубыми? — Дубина что ль? — Игорь улыбнулся во весь свой щербатый рот. — Да, Димку! Рисует он ох как! Диву даёшься. Будто вот как есть в жизни — так и рисует. Небось, Дар у него таков, от самой Матери-Природы! — Дядь Федь, так чтож с ним случилось-то? — А вот Батюшка наш взял его, бедного, к себе на попечение. Собирается иконописца с золотыми руками из него воспитать. Вот и будет у Мастеров обучаться ремеслу этому. — Иконописцев? — ахнул Игорь. — Во Дубина, во даёт… А сам он, небось, в верования подался? — А что ж ему ерепениться-то, Игорёк? — Прокопенко хмыкнул. — Люд целый у нас православен, Бог оберегает всех своим благословением, а таких дарованных миру людей с золотыми руками, того же Диму возьми, он издалека видит. Может, и выжил этот твой Дубин благодаря ему. Игорь встретил Дубина года так четыре тому назад. Сидел он возле избы и прутиком на земле рисовал. Худой и бледный, аж ребра его из боков видны были. Да и пожалел Игорь его: хлеба принёс, а потом и вовсе к Прокопенко отвёл. А тот как глянул, как Дима рисует, да ахнул. Потом некоторое время светловласый досточки для кухарок расписывал узорами причудливыми. А сейчас — вон что! Лик святых писать будет, чтоб люди на него молились. — Царевич наш ему ещё предлагал для хором царских узоры на стенах расписывать, да только Дима головушкой своей как замотает, как перекрестится, как побежит с двора Сергея, так к Батюшке и пришёл, — рассмеялся Фёдор. — Не ты ж все один в Царевиче нечисть узрел! Ну, да, на месте Дубина Гром сделал бы в точности также. Чтоб с Сергеем ужиться — надо либо от Господа отречься, либо голову свою на плечах не иметь. Иначе сожрёт тебя с потрохами он, даже косточки не выплюнет, так и не подавится. Непростой ихний Царевич. На две стороны монеты лик его. А Царь уж и помрет скоро, да и начнёт юноша на престоле чертоворотить. Что у него на уме — даже Богу не ведать. Да, впрочем, может, он и мудр так, просто по-своему. В конце концов, не Игорю о его мудрости судить, когда сам на улице вырос, ни одной книжки полностью не прочитал. Да будь что будет! Всё равно у Игоря дело свое есть, Прокопенко с семьёй его торговля. В любом случае проживут. — Поэтому, Игорь, — Прокопенко развернулся к Грому и тыкнул пальцем в грудь юноши. Резко перешёл на полушёпот: — В дела Царские не лезь. Царевичу — не смей перечить! При дворе его шатайся только по поручениям, и то, коль что задаст выполнять — выполняй, даже вякать рот не открывай, а то казнят! С придворными дружбы не води! Понял меня? — Да понял я Вас, дядь Федь, понял…