Огнём и Кровью

… А из кустов на неё взирали два огромных жёлтых глаза, и от взора того Юлькино сердце ушло в пятки. Вот он какой… Волколак треклятый… Нечисть, девчонку людскую за Околицу утащившая! Серёжа стоял где-то позади упавшей мары. Дева не видела очей его, но, даже не смотря, чуяла юношеский трепет перед нечистью. Неужто не боится он волколака? Царевич в свою очередь медленно присел на корточки, ближе к подруге своей, и прошептал: — Вставай. — Ты сдурел?! — прошипела мара. — Коль я встану, так он на нас и набросится! — Вставай. — Более настойчиво приказал Сергей. Юля сглотнула поступивший к горлу ком. — Серёж, не… Царевич вдруг грубо схватил за плечо деву, аж многочисленные перстни на пальцах его полоснули кожу мары, и сам резко встал, так и Юльку за собою потянул. Мара тихо охнула от происходящего, но встать вслед за Сергеем на ноги ей пришлось. А рыжевласый стоял подле девы ни жив ни мёртв: кровь от лица отошла, пуще мела письменного бледным стал. Шугается всё же… В кустах раздался рокочущий рык, и рык тот не имел ничего общего с рычанием той же собаки людской. Этот — будто из самой Преисподни вышел: гулкий, протяжной, глубокий. Юля уже от страха успела выхватить свои лук и стрелы, но как только стрела легла на тетиву, то что-то больно ударило деву по руке. — Окаянная, лук брось! — зашипел сзади Сергей и грубо ухватил за руку Юльку и на себя дёрнул. Тетива с глухим звуком задребезжала, и пальцы мары получили сильный шлепок. — Выбрось лук, кому говорю! Пальцы горели, от ногтя потекла тоненькая алая струйка. Дева еле сдержалась, чтоб не толкнуть со всей силой непутёвого Царевича, но понимала, что любое неосторожное движение — и крест поставит она на обоих. А в серо-голубых очах Сергея выплясывал откровенный ужас, смешанный с растерянностью. Губа, как у зайца зашуганного, дрожала, да руки Царевича отдавали мелкой дрожью. Юля медленно поднесла к устам своим палец и коснулась его, слизывая алые капли. Не хватало ещё, чтоб волколак почуял запах кровушки мары. — Извини, — вздохнув, прошептал рыжевласый. — Но слушаться сейчас надобно меня. Доверяй мне, как раньше. Он чует страх твой, не смей нападать. А коль нападёшь, так и в гроб нас двоих заведёшь. Юля прохрипела нечто про «кто из них двоих и веточки боится, а тут вдруг из себя знатока волколачьего строит», но повиновалась, и вскоре и лук, и стрелы лежали на жухлой, уже пожелтевшей к осени траве. А Сергей ей кивнул да вперёд осторожно вышел. Чуть ближе он к волколаку — так и рык все из кустов громче доносится. Юля желала уж одного: чтоб нежить на кусочки Царевича не разорвала. Бог с ним, волколаком, упустят — так и Судьба такова! Но друга родимого потерю она не переживёт. А тот — совсем страху потерял! Шаг увереннее, напористей. Как бы он волколака в кустах не раззадорил… Рыжевласый медленно пригнулся к кустам. Руки его дрожали, Юлька видела это, но тот все-же принялся медленно раздвигать кустистую заросль. Ветки шуршали, хрустели, шипы кустарника с громким хрустом обрывались… Царевич кололся о шипы эти, ежился, но упрямо продолжал ползти на встречу волколаку. — Юль… Дополз, значит! Сердце девы уж успело несколько ударов пропустить от сковавшего ужаса из-за представления картины, как нежить друга её разрывает. Но нет, юноша знал дело свое, недооценила она… — Юля! Ранен он! — Сергей резко развернулся к маре. — Сюда иди, скорее! Дева сделала глубокий прерывистый вдох. На выдохе расправила плечи. Так вроде уверенности побольше, коль идти ей надобно на встречу. И сделала мара свой шаг к кустам. А волколак уж и не рычал вовсе, а лишь жалостно скулил, зализывая свою глубокую рану на боку. И торчала из раны той стрела… — Серёж, мы не первые, кто его ловить пытался… — Дева ахнула и подошла к нежити ещё ближе. Стрела ободранная: точно, мальчишками из Люда сделана. Не умеют же они как следует ветки оттесывать на лук, то и глядишь, так кривыми и стреляют. Да и оперенье у стрелы тоже сделано в лучших обыкновениях юношей: не орлиное, а воронье. — Значит, видел тебя кто-то… — Рыжевласый сел рядом с мордой волколака. Юля с ужасом уставилась на него: Бог с ним, чудищем, ранен он, а вот чтоб садиться около его пасти зубастой — это надо совсем страх потерять… Но Царевич не боялся. Напротив — так рассмельчал, что аж в руки морду волколачью взять попытался. А нежить сначала голову свою одёрнет, клыки жёлтые оскалит, но вновь скулить начнёт, ибо стрела засела в боку глубоко. Сергей подозвал жестом Юлю ближе, бросил ей свой кинжал, а сам снял с себя дорогую царскую накидку. — Я кровь останавливать буду, внимаешь? — взирал на Юльку Царевич. — Внимаю, — кивнула мара. — А я что?.. — А ты стрелу вытаскивай. Оставшись в одной рубахе и штанах, юноша взял в руки морду волколачью и ладонью с перстнями прошёлся вдоль шерсти. Волколак даже не дёрнулся. Вот оно, как на него Метка действует… Юля ахнула: да эта нежить любому другому б уж и руку по плечо самое откусила, так и не подавилась! А тут — лежит. Смирно лежит. Не шевелится дальше. Рыжевласый времени не терял: взял и приложил к ране кровоточащей одежды верхние свои, да рукой прижал. Мара и очам собственным поверить не могла — не уж то, друг родимый с отрочества её так с нечистью управляется? А ведь… Давно она заметила особое отношение юноши к нежити, дак просто внимания не уделила, за ребячество сочла. Всегда ему это было любо, всегда грезил, чтоб вживую тех же волколаков узреть… А теперь и сидит с ним на траве, в руках морду держит. Да только переоценил он мужество своё, вот и сидит, дрожит, как осинка, не знает, что делать. Одежды Царевича тут же приобрели кровавые пятна. Да и ткань уж перестала держать кровь, вот и промокла, аж пальцы Сергея сами в ней и оказались. — Юлька, не жди! — рассерчал Царевич. — Не жди! Стрелу вытаскивай! Юля пала на колени перед волколаком. Ей надо всего-то вытащить стрелу, чего ж она так шугается?.. Ведь уж она и спасала юношей людских от подобного, да вот… С нечистью она такого ещё не проворачивала. Да и то — коль ранены были люди, так и лежали они без сознания. А волколак… вот он — дышит! Поскуливает, голову свою тяжёлую на колени Сергея положив. — Юля! — в голосе Сергея стояла невыносимая тревога. Он чуть ли не кричал. Все сжимал морду волколачью в руках своих, да на мару пялился. Дева взялась за стрелу руками. Вздохнула. Это всего лишь стрела — один рывок и все, но… — Юля, поспеши! — орал Царевич. — Ты понимаешь, что мы тогда ничего и никого не найдём, коль волколак сгинет?! Дева зажмурилась и потянула стрелу на себя. Извлекать её было тяжело, слышался хруст порванных живых тканей тела волколака. Мара аж поморщилась: и противно, и страшно до одури, так сердце в пятки и уходит. Внезапно нежить дернулась и дева взвизгнула: это, все-таки, даже не человек, что ему в голову вообще взбредет?! Но чуть-чуть усилий — и стрела уже лежала на ладонях Юльки; с наконечника капала потемневшая кровь, марала сарафан и пальчики мары. А Серёжа все голову волколачью в руках держал, да трясся. Никак юноша успокоиться не мог. Губа нижняя по-прежнему дрожала, пальцы в крови перебирали тёмную шерсть. Такой… Жалкий… Аж сердце девы над ним сжалилось, и вместо того, чтобы расчерчать на него за выходки, от которых, пожалуй, на головушке Юльки и волоса не седого не осталось, та вздохнула да к нему в плотную сидящему подошла. — Серёж, — мара коснулась его плеча. — Сходи к пруду, умойся, руки в воду опусти, так заодно и одежды постирай. А я пока волколаку рану перевяжу. Рыжевласый поднял на неё свой серо-голубой взор, по-прежнему мелко дрожа и шевеля губами. На лице застыла ужас от увиденного кошмара, но почему — мара могла лишь догадываться. То ли, пробыв практически всю юность у себя в роскоши, юноша так и не увидел ничего кровавого, помимо разделки курицы на кухне, то ли найти так именно в это время волколака он не ожидал. А тут пришлось нежить спасать. — Серёжа-а-а! — протянула дева. — Умойся, отдохни. Да и спать ложись. Вернёмся домой, как только от волколака всю правду узнаем. Не переживай ты так. Будет волколак твой жить, будет. На дрожащих ногах Сергей встал и направился нелепой походкой в сторону озера лесного. Юноша и без того худощавый был, так без одежд вообще казалось, что от рыжевласого только кожа да кости остались. Скрюченное и тощее очертание тела Царевича вскоре уж скрылось из виду из-за утренней дымки. Точно! Рассвет же вскоре! Мара вздохнула, и, вытерев кровь с рук о сарафан свой, принялась грязь с раны волколака вычищать. Серёжа спать, наверное, сейчас уляжется, а ей ещё выведать надо кое-что.