Огнём и Кровью

—… От-т-тдай мне сердце своё! — Чёрное Нечто тянуло лапы когтистые к парню, обвивая его тело с ног до головы своим колючим хвостом. Оно его душило, зажимало рот, рвало на нём старую льняную рубаху. — Отдай! — шипение Нечто переходило в злобный смех, от которого тёмное видение неба будто раскалывалось на маленькие осколочки. Когти касались лица того, оставляя на нём глубокие кровоточащие царапины. Этот кошмар преследовал его уже несколько лун, заставлял бояться закрывать глаза, душил того ночами, лишал всякого желания просыпаться. От Нечто веяло страшным смрадом, который забивался в лёгкие и не позволял дышать. — От-т-тдай мне всё… А он ничего не мог вымолвить, ничего не мог сделать. Он просто стоял в своём кошмарном сне, замерев. Его било в холодном поту, он задыхался, но пошевелиться он не мог. Отчётливо чувствовалась боль в районе груди: будто кто-то под дых ударил и попытался лёгкие того вырвать. — Ты мёртв! — смеялось Нечто, приближаясь к тому ближе. — Мёртв! Тебя нет! Парень хотел кричать что есть мочи, кричать, чтобы его хоть кто-то услышал. Но с уст сорвался лишь больной хрип, так напоминающий хрипение умирающей псины. Постепенно разум того обволакивало понимание, что он — один на один с этим Нечто. Никого здесь нет, не было и не будет. Это лишь его боль, лишь его кошмар. И он абсолютно один, надеяться на то, что его кто-то услышит — бессмысленно. Эта тварь его поглотит в свою чёрную, бестелесную плоть, эта смрадящая глотка вскоре сожрёт того с потрохами. — Ты полностью мой! — Нечто истошно завизжало. — Игорь! Ледяная вода окатила спящего с ног до головы и видение этого чудовища пропало также внезапно, как и явилось ему. Гром заорал. Его всего колотило как в лихорадке, бил дичайший озноб, дышать будто нечем… Он по-прежнему чувствовал этот удушающий смрад, что скручивал его изнутри. По лицу стекали, смешавшись воедино, слезы, пот и кровь. Неужто действительно тот зарыдал во сне, сам тому не внимая? Игорь никогда не позволял себе горевать, а уж тем более плакать. Считал это… Слабостью?.. А он что? Будто силёнок полон после этого кошмара? Гром злился на себя, он был готов провалиться сквозь землю после сна. Ну, надо же, ещё и тайны его кто-то ведать начнёт! «Ты слабак, Игорь!» — сам себе сказал парень и прикрыл глаза. Темнота под тяжёлыми веками чем-то успокаивала. Хотя, ещё одну попытку заснуть он навряд ли переживёт. «Игорь, ты просто жалкое ничтожество, ты просто…» — Игорь, ты всё лицо расцарапал… — Прокопенко в страхе глазел на Грома, держа в руках опустевшее ведро. Позади него стояла замеревшая от ужаса жена. — Что с тобой?.. Гром попытался что-то вымолвить, но его слова затерялись в протяжном хрипящем кашле. Хрип шёл откуда-то из глубины тела его, будто кто-то сначала лёгкие тому в узел скрутил, а потом воздух свежий вновь внутрь попал. Кашель драл горло, от слабости было тяжело даже двинуться, больно было даже расправить плечи. Но Игорю ничего не осталось, кроме как приподняться на дрожащих локтях. — В… Воды… — просипел Гром и вновь залился диким кашлем. Ощущение — будто умирает. А умирать тому так рано ещё не хотелось, коль молод совсем, так негоже и дух испускать. Но сейчас Игорь чувствовал себя каким-то… разбитым глиняным горшком, которого просто не удержал кто-то в руках и он при падении разбился на тысячу мелких кусочков. Да за что ж ему напасть эта?.. Елена, жена Прокопенко, засуетилась, по хате забегала, да воды в блюдечке поднесла. Гром перенял посудину дрожащими руками и к устам своим поднёс. Пил неряшливо: вода всё стекала по его подбородку, по шее, куда-то вниз шла ручейками, под рубаху его ночную. Но как-то ясно осознавать этого Игорь не мог: пить хотелось дико, на опрятность уже как-то всё равно было. — Игорёш, что приключилось-то? — Прокопенко уселся на край скамьи. — Отчего ты во сне на помощь звал?.. — Я ещё и на помощь звал… — хмыкнуть как следует у парня не удалось: слабость сковала все мышцы. Остроумность следовало бы оставить на потом. — Дядь Федь, — Игорь поднял на того свои красные глаза, — Вы не видели в кошмарах, чтоб Вас Нечто душило? — Нечто?! — ахнул Фёдор. — Ну да, Нечто. Само по себе чёрное как смоль, а как только пасть свою распахнет — так и запах тысячи мёртвых человеческих душ оттуда валит. Смрад невыносимый… Прокопенко в ужасе перевёл взор свой на жену в надежде на то, что хотя бы она найдёт, что сказать. Но и Елена просто молчала, не в силах вымолвить даже простого «Это кошмарно, Игорь». Женщина стояла вся бледная как мел, всё взирала на мужа. А Фёдор в думах начал вдруг пальцами хрустеть. «Слабак, Игорь, слабак.» Игорю было лет так девять отродясь, как только его к Прокопенко отправили на обученье. И уж тогда, как только порожек избушки ветхой Гром перешагнул, начали мучить его кошмары. И мучили они его постоянно. Только вот тогда они были самыми наивными и детскими. Всё чудилось тому, что огонь хату Прокопенко или семьи Громов поглощает, да и не более. Жаловался он Фёдору на это, тот с отцом Игоря решение принял, что надо бы того отдать к маре на излечение. Дак и нашли ему бабку какую-то старую, одноглазую. Гром мало что помнил, а уж что у него и в памяти прижилось, так лишь то, что кошмары того пропали на «пятнадцать лет жизни ребяческой». Зато спать Игорь не мог. Как только глаз прикроет — и начинается сущий ад. А вот сейчас, видимо, прошли эти пятнадцать лет. То ли напасть другая, то ли Гром устаёт дико за работой своею и в сон того клонит не по-детски. Грешил сам Гром на второе, ибо в напасти всякие он не верил; как никак, а здравый смысл сохранять надо бы. Вот, как раз — только с Ярмарки они возвратились, путь долгий проделали, так Игоря в сон дикий и поклонило. А доверять людским догадкам — пустое. Верить в напасти сверхъестественные — то же самое, что верить и в нечисть всякую. Не дело это! Ведь Люд во всё это с нечего делать и верует, дак ещё и детей пугает волколаками редкими. — Игорёк, ну ты чего, что ж делать нам с тобою… — вздохнул Фёдор. Елена молча подошла к лежащему на скамье Игорю и забрала у него из рук блюдечко, пока тот капли с уст своих рукавом подтирал. — Давно напасти не было такой, а тут — да чтоб её, мару треклятую, что часы сна у тебя отняла! — и дрянь эта возвратилася… — Дядь Федь, а что делать-то? — Игорь, пошатываясь, уселся. — Что делать, спрашивате? А ничего, жить как дальше. — Игорь, да ты ж не понимаешь! — в беседу вмешалась Елена. — Ни у кого кошмаров этаких нет! Это точно мщение чьё-то. — Тёть Лен, да вы ещё скажите, что мары на меня проклятье наложили! — хмыкнул Гром и провёл рукавом по лицу. На заношенной льняной ткани остались красные кровавые следы и Игорь поморщился: а он даже боли от расцарапывания не почуял, вон как был в сон погружён. — Дак почему бы и нет? — Елена развела руками. — Знаешь ты, что мары — это нечисть в обличьи человеческом, а вся эта дрянь, что творится с Людом — их ручонок беленьких дело! Бесполезно с ними, стариками, спорить уж. И так постоянно то бабаев всяких упоминают да мар проклинают, то про вурдалаков чушь несут; что с семьи Прокопенко и взять-то? Разум ихний забит чепухой всякой, с детства же им байки все эти и поведали. Игорь встал со скамьи и на трясущихся ногах прошлёпал к распахнутому на ночь окошку. Его тут же обдало холодным, практически зимним воздухом. Вот это дела… Гром цокнул языком: давненько столь рано холода не наступали. Вот только же бабье лето кончилось, а тут и мороз всё сковал! Не к добру это всё, ох, не к добру! Обычно ночами ещё тепло стоит, а сегодня и кости могут остыть, как только на улицу из избы шаг сделаешь. «Зато, — Игорь начал сам себя успокаивать, — товар с Дядь Фёдором распродадим скорее. Люд, пожалуй, сам уж не успел и глазом моргнуть, а тут колотун-бабай стукнул!» — Ну-ка, Игорёш, — Фёдор коснулся плеча его. — Собирайся! Гром опешил: — Эт куда мы на ночь глядя пошагаем? — К марам, Игорь, к марам. Игорь вырвал своё плечо из-под пальцев старика. Ага, сейчас, пойдёт он с ним к этим чертовкам! Нет бы дома отсидеться из-за мороза, так надо же через все улицы бежать к девам этим треклятым! — Федя, а ты уверен, что Игорь вообще путь пройти способен? — залепетала Елена, держа в руках заплатанную накидку Прокопенко-старшего. — Его ж только что кошмар поедал, а ты тут его с собой через все поселенье да к марам потащишь… — Да, Дядь Федь! — Игорь, надо бы признать, слегка трусил чрез такой мороз бежать к нечисти. Да и зачем? Смысла в этом не было никакого, только новыми пророчествами его обделят, видимость, что колдуют что-то, сделают да и всё. — Давайте я просто на скамеечке тут полежу, ну, не впервой же мне бодрствовать ночью кромешной! Или вот что: поделаю я ночью что-то из заказов! — Игорь-Игорь… — цокнул Фёдор. — Чтоб тебя, нам же ты с Ленкой покоя не дашь! Чтоб заказ исполнить — сыскать вещицы всякие надо, нежели ночью ты будешь по улочкам в одиночку шарахаться? — Дак… — Не самый стоящий довод вышел, и Игорь запнулся. — Вот и всё, нечего, значит, тут рассусоливать, — Прокопенко начал торопливо сбираться, подгоняя парня. Сам Игорь лениво шагнул от окна к печи, сделав вид, что будто ищет он верхние одежды свои. А на самом деле Гром просто время тянул, ведь Фёдор разозлится из-за нерасторопности Игоря, так они никуда на ночь глядя не пойдут. И что вообще взбрело ему в голову, что мары — лучшие врачевательницы на свете белом? Не уж то другие люди, что науку эту знают, не могли бы разобраться с кошмарами Грома? Единственное, что могло оправдать это верование в целебные свойства мариных заговоров — привитое старикам ещё с детства раннего верование в нечисть всякую. Фёдор уж и приготовился полностью, и к двери подошёл, и на парня несколько раз рявкнул, чтоб тот «баклуши не бил, а одевался скорее», но внезапный резкий стук в дверь прервал их сборы. Лица всех троих, включая Елену, резко переменились: не каждый день, а точнее, ночь, к тебе так настойчиво стучат в кромешной тьме. Разве что так слухи о бедах горьких доходят, а от этого у Игоря по спине холодок пробежал. Поди, приключилось что-то ужасное… — Кто там? — Прокопенко кашлянул и спросил. — Чего ночью жалуете? — Отворите дверь, пожалуйста, мне Игорёк нужен срочно! Гром чуть ли не заныл от досады: этот знакомый приторный, словно мёд, голосок, с примесью какого-то запевания… Вот только белобрысой тут не хватало! У Елены был какой-то редкий дар являться именно тогда, когда явление её не требовалось от слова «совсем». Так и сейчас — стоит красна девица на пороге, Прокопенко не сумел ей в милости этой отказать, вот дверь и отворил. Щёки от холода румяны, костяшки пальцев красные, сама кисти рук замёрзшие заламывает, а стоит с улыбкою на лице. Переводит взгляд то на Игоря, то на семью Прокопенко. — Игорь, да не гоже это дело, чтоб девка на пороге стояла, а мужик в избе грелся! — Елена Прокопенко недовольно дёрнула Грома за рукав. — Ну-ка, в глубь избы её заведи! Убрав с лица скисшую гримасу, парень аккуратно втолкнул деву внутрь да дверь за нею захлопнул. А та стояла и пошевелиться долго не могла. Вон мороз какой, у Елены, поди, и ума, чтобы одеться как следует, не хватило. Пришла в одном сарафане да оборванной накидке, э-ка она, само собой, простудилась насквозь. — Ну-с, — Прокопенко осторожно начал. — Чего это вы, красна девица, вдруг к нам ночью в избу стучитесь? — Игорь мне нужен! — Елена взяла Грома под локоть. — Надобно мне Царевича сыскать… — Ну уж нет! — на этот раз на эти уловки парень не поведётся, пусть даже не надеется! Коль сама беду на свою головушку отыскала, так пусть и сама с нею разбирается! — Я никуда сегодня не пойду, а вы… — Гром обвел рукой всех троих, что стояли подле его скамьи, — а вы все на сегодняшнюю ночь меня в покое оставьте, ни к марам не собираюсь, ни на поиски этого рыжего болвана! — К марам? — после довольно грубого ответа дева слегка поникла, но услышав до боли знакомое упоминание нечисти, то тут же оживилась. — Эт зачем тебе к ним? — Уже не за чем. — Отрезал Игорь и провалился на скамью. Излишнее внимание со стороны людей подле всегда делало Грома недоброжелательным и серчающим. А уж внимание от такой девы, как Елена, так вообще, выводило из себя. Игорь вытянул ноги: — Можете меня пока одного здесь оставить? — А как же мары, Игорёш?.. — растерянно пробормотал Прокопенко. — Неужто ты?.. — Да, Дядь Федь, да! — Гром раздражённо выдохнул. В груди так сразу свободнее стало, хоть и болела она у него. — Никуда не пойду, это моё окончательное решение. Белобрысая, по всей видимости, уходить не спешила. Всё сверлила очами своими лежащего на скамье Игоря и явно что-то обдумывала. То локон свой на палец накрутит, то отпустит его, то и вовсе сожмёт. Губы еле заметно шевелились, значит, что-то проговаривала, чтоб не забыть. — Ох, да что ж мы, окаянные, покоя мальчишке не дадим? — Елена Прокопенко всплеснула руками и принялась всех расторопно провожать в другой угол избы. — Пущай Игорёк отлежится, всего-то, несколько часов до расвета осталось! — А я пойду, пожалуй, — кивнула Елена да только шаг за порог сделала, так цепкая хватка старой женщины оказалась у неё на запястье. — Ну уж нет, милочка! Никуда не пойдёте Вы, коль ещё утра нет! Заходите, усаживайтесь, мы Вас чем-нибудь сейчас подчевать будем. А за дверь раньше рассвета — не смейте выглядывать даже! Вся нечисть за такими девам и в такое-то время на охоту и выходит…