Ирма
Пальцы перебирали цветки календулы. Соломенная шляпка ловко прикрывала ее и без того загоревшее лицо от солнца. «Не хотелось бы, чтобы мои веснушки проступили на щеках, совсем стану как чернорабочая выглядеть», - думалось деве. Удивительно, как быстро она свыклась с гномьим образом жизни. Конечно, у нее не было ни бороды, ни хоть сколько-нибудь приличных бакенбардов как у некоторых статных леди, и девичьи формы, хотя она всегда находила их приятно округлыми в отличие от худой, угловатой сестры, здесь были все равно что соломинки на фоне пышных дам, разгуливающих по гномьим чертогам. «Впрочем, многие служанки выглядят более тощими, чем остальные гномки, ведь им приходится много работать и сновать то и дело вверх и вниз по бесконечным лестницам. Может, я и не так выделяюсь среди них. Но уж веснушки это слишком!» В детстве Ирма считала за благодать носиться босой по лугам, полных люпинов и дикого лука. Иногда она не отличала полезные цветы от зарослей и приносила матери домой целые букеты нарванных с корнями сорняков, которые та с вымученной улыбкой ставила в вазы. Плескаться в озерах в чем мать родила или мечтательно разговаривать с пчелами - ей тогда совсем не было дела чем себя занимать, интерес приходил сам, стоило завидеть высокие и крепкие лопухи, которые ловко сходили за сабли, коими она нещадно лупила деревья, воображая себя одной из разбойниц-харадрим или пираткой из Умбара. Было ли тогда или когда-нибудь после дело до муравьев в сандалях или ушибов, или, Эру, до каких-то веснушек? Ни за что! Вот незадача: гномки и гномы, жившие в цитадели Траина считали иначе. Какие могут быть обгоревшие руки, когда дни напролет почишь внутри горы, не выходя на свет? Алебастровая кожа была столь же прекрасна в их глазах, как и натертые киркой и кувалдой руки. Упорный труд мужчин и каменное заточение женщин были эталоном красоты, какая наивность! Но соответствовать приходилось. Натянув шляпку ниже от жарких объятий солнечного света и опустив рукава по самые пальцы, Ирма ступала среди диких трав и цветников с корзиной наперевес. День клонился к закату, и она решила медленно ступать к замку в горе. Туманные мысли не давали деве покоя. Подозревает ли ее в чем-то король? А зачем отпустил? А еще - какие у него неожиданно глубокие глаза. Светло-голубые или серые? С карими прожилками или землистыми? Эти мысли она старалась отгонять. Но вот, что ее во всем ее смутном положении радовало - память ей все так же верна. Стоило Зене уснуть, руки девушки коснулись угли и принялись усердно работать, вспоминая по крупицам то, что она успела увидеть и запомнить. Она вновь не выспится этой ночью...И к балрогу это! Ох! Если бы она предусмотрела то, что по темным коридорам могут ходить не только архивариусы, чье времяпрепровождение она знала наизусть, она бы так не ошиблась. Будет ли король ждать ее там снова? Придется подождать еще пару недель и попытаться снова. Карты и волшебные пергаменты были для нее ценнее их злата. Шагая дальше, прислужница все возвращалась мыслями к одному гному. Оставив корзину на столе травницы, она пощебетала с той о том, что видела в гномьей деревне у подножия горы, чем торговали на рынке, какие ткани привезли с севера портнихе. Нехватку выходов в мир гномки усердно восполняли рассказами служанок, что не чурались делать работы вовне могучей скалы - собирать травы на просторном лугу, говорить с торговцами, ухаживать за гончими. Ирма шагнула в кухню, щедро овеявшую ее ароматами бобовых и свежих нарубленных овощей. Кивнув кухарке, она направилась в свои покои, но Зены там не обнаружила. Решив, что у нее есть еще, пожалуй, с полчаса до прихода подруги, дева разложила на полу пергамент - для едва грамотных (как правило) стряпчих и слуг столы в комнаты не полагались. Одну ногу девушка расслабленно потянула, вторую же подогнула под себя, чуть сгорбившись над бумагой. Рука слепо потянулась за соусом. Серый мелок мгновенно отпечатался масляным пятном на пальцах, и прежде, чем дева успела понять, что за рисунок восстает в ее сознании, брусок очертил широкую дугу. Дальше рука наметила большой круг и двинулась вниз, вырисовывая челюсть и ворот мужской рубахи. На вороте тут же расцвела вязь с орнаментом гномов Одинокой горы. Круг тоже претерпел изменения: внутри него показались виски, высокие скулы; уши тоже нашли свое место. Волосы дева добавила в конце, задумавшись, а не оставить ли его и вовсе лысым. Какая потеха - безбородый и безволосый гном! И тут же замерла, вспомнив, каким доверием и уважением к короне были пронизаны все гномы, которых ей приходилось знать. После странного ночного инцидента у подножия гномьих архивов ей и самой меньше хотелось потешаться над королем. Даже в своей голове. Будто Ирма наконец осознала, насколько реальна и осязаема была его власть и приводимые в исполнение приказы. Воспоминание подарило ее творению новую деталь - тонкие чувственные губы, произносившие ей слова помилования после большой глупости. Глаза гнома остались напоследок. Иных цветов кроме серого она не имела, значит, радужка будет сиять цветом холодного мрамора. Пока масляный стержень заканчивал свой танец на поверхности пергамента, лицо стало вполне себе узнаваемо. Взгляд мужчины на нем не выражал злости или высокомерия. Он был спокоен, даже нежен. «Значит, все-таки серые», - думала служанка, уже всем телом завалившись на каменный пол и усердно растирая соус по бумаге. Цвет глаз она смогла угадать с первого раза. Закончив, она обнаружила, что прошел час, никак не меньше, но покуда Зена не торопилась явиться, дева могла вдоволь налюбоваться проделанной работой. Пальцы - масляные и грязные от тона - мягко скользнули по прямой линии челюсти, любовно очерчивая массивный подбородок. Когда еще спустя час колокол призвал всех к ужину, дева нехотя убрала пергамент как можно дальше от загребистых ручонок Зены, которая не упустит, если найдет портрет, возможности заподозрить Ирму в тайных желаниях. Ведь их не было. Совсем. Нисколечко! Так она себе и сказала, и смело вышла навстречу смеркающемуся вечеру.Торин
Торин не был склонен к любовным интригам и страстям. Однако круговерть неясных взглядов, кратких разговоров и «хорошей вам ночи, Торин»…ввели его в некоторый ступор. Готовность к любому подвоху, к которой его приучила жизнь, давала о себе знать. Ей что-то было от него нужно. Несомненно. Но ведь он первый проявил к ней внимание? И она все равно отказалась. Балрогово дерьмо! Он ничего не понимает в женщинах. Торин не стыдился своего порыва. Он был гномом, а значит - всегда идущим вперед подобно скале, без преград, без стеснений. Если он хотел проявить восхищение, он проявлял. Самолюбие кольнуло ее отвержение, но сам поступок его нисколько не смущал. Вот с тех пор все и пошло наперекосяк. Легкая симпатия стала навязчивой идеей, от которой ему хотелось утопиться. Возможно, он бы даже позволил какому-нибудь безбородому эльфу его пристрелить. Оставалось молиться Ауле, чтобы после его безвременной кончины никто об этом позорном конце не узнал. - Дядя! - Фили…почему не собран? - Торин придирчиво оглядел наряд племянника, разодетого для прогулок по дворцу, но никак не для похода в шахты. - Уезжаем днем, а пока я… - Да? - повисло неловкое молчание. - Я…я шел попрощаться с мамой. - Палаты Дис в другой стороне. - Да-а, точно, - Фили откровенно паниковал и тщетно скользил глазами по стенам, пытаясь отыскать на них объяснение своему смущению. - Вы, верно, уже попрощались? - решил пойти навстречу принцу Торин. - Да, к-х-м…да, - сбивчиво продолжал гном. - Значит, тебе повезло больше, чем мне! Я планировал дать Двалину несколько личных поручений, но никак его не поймаю… - тут лицо его племянника посерело. - …Я думаю, он мог зайти к Дис, ты не- - Нет! - вырвалось у Фили быстрее, чем ему бы хотелось, - нет, - уже спокойнее повторил он, - он выехал раньше, но я могу передать ему. С подозрением оглядев юнца, Дубощит достал из рукава небольшое письмецо и вложил в руки наследника. Тот отрывисто кивнул и поспешил покинуть дядю, дворец, Синие горы и страшную сцену из материнской спальни, которая навсегда запечатлелась в его памяти и включала нагого Двалина. Фили шел, и его передергивало. Торин задумчиво проследил за принцем, пока он не скрылся за поворотом, судорожно двигая конечностями. О чем он там думал до этого? Орки, предстоящий прием Длиннобородов, для которого он уже искал повод, чтобы не появляться в Железных горах, намеки Дис на поиски невесты для Фили…было ведь что-то приятнее…верно! Он провернул ловкий ход, заманив одну из служанок на разговор. То была гномка, что делила с ней комнату. Их диалог вышел на удивление плодотворным, хотя Дубощит подозревал, что сильно напугал ее. Впрочем, так или иначе, он был рад. Все было просто чудесно.Зена
Все было просто ужасно! Ирма выпытывала из нее, почему она была столь взбудоражена после разговора с Дис, но и не подозревала, что это был вовсе не разговор, а скорее допрос, и вовсе не с Дис, а с ее братом. Устало вздохнув, она промолола в голове результаты своих измышлений, пока могла находиться в одиночестве. Уж лучше бы она говорила с Дис. Зена откровенно тянула время, спрятавшись в чуть освещаемом чулане. Она удобно расположилась на бочке, помахивая ногами в воздухе, занятая своими мыслями. Она на своем опыте знала, что…Нет, лучше решить это по порядку. Гномка принялась загибать пальцы: что у нее есть? Первое. Ирма любит шутить и язвить над ним, ему это почти нравится, насколько Зена может судить. Второе. Неизвестно как давно, но ему симпатична ее подруга, несмотря на то, что она человек низкого рода и у нее едва хватает длины волос, чтобы заплести хоть сколько-нибудь приличную косу. А бороды и густые длинные пряди волос - это важно - с глубоко мудрым видом заключила она. Третье. Можно было бы предположить, что Ирма - её Ирма! - пытается добиться определенного положения в Синих горах и ведет неизвестную игру. Гномке захотелось немедля отмести этот вариант. Но вот незадача - когда был Дуринов день, Ирма танцевала в верхних ярусах всю ночь, она сама ее туда провожала. Деве крайне повезло, что их миры почти не соприкасаются: вельможам неизвестно было ее лицо, в ней не узнали ту, что носит их постель и исподнее. А вот слуги, с которыми и Ирма и Зена каждый день топчутся в одном улье, набросились на эти слухи о неизвестной в голубом наряде весьма рьяно. Гномка изо всех сил держала подругу подальше от этих злободневных сплетен и считала, что справилась на твердое «отлично». Вероятно, Ирма была бы крайне расстроена, узнав, что по гуляющим по замку разговорам, ее появление на балу нашли неуместным из-за очевидности ее происхождения, а короткие, как у неровно стриженного барана волосы, отсутствие хоть одного мало-мальски приличного перстня и сухие формы были осмеяны. Хотя кавалеров в тот вечер у нее было предостаточно…Возможно, светские пышногрудые дамы несколько переусердствовали с убогим описанием служанки, и ведь ей, ох, как повезло, что никто не знал, что она служанка. Никто кроме короля да его племянников. Занимательно. Четвертое. Зену крайне кстати посетила мысль, что это ведь один из этих самых племянников и принес платье и уговорил ее соседку унестись в пляс на всю ночь. Буквально положил ее на растерзание этим стервятникам, мерзавец! Впрочем, вероятно, это было лишь проверкой на стержень и попытка представить ее двору. Возможно ведь такое? Пятое. Ирма не искала встреч с королевской семьей и не говорила о нем в последнее время. В отличие от того, что ей недавно пришлось услышать из уст короля о ней. Уж Его Величество осмотрительностью не отличался. Прямо сказал, что она интересна. Великий Ауле, да что же могло успеть закрутиться, раз король сам вмешивается? Шестое! Кому это она желала добрых снов? Ночью? В библиотеке? У нее было свидание? В архивы никого не пускают кроме тех, кому положено по службе или по чину. Королевской семье там самое место. Как и везде. Как и в любое время. Значит, она уже тогда была с ним близка, и теперь неудовлетворенный таким ходом дел король решил сам понять, с кем имеет дело. Ирма! Щебня тебе на голову не сыпь, какая же ты глупышка…И что теперь может сделать Зена? Да ничего, только руками развести - ее подруга много месяцев симпатизировала младшему принцу, и теперь, когда это вскрылось, бедная гномка могла только рвать на себе волосы, представляя, какое наказание может осыпаться на их бедные пустые черепушки. Он подарил ей бесценное платье, недвусмысленно заманивая на этот маскарад. Он учил ее танцевать. Он провел ее в библиотечные архивы, в которые ей так хотелось попасть. А как он хромал недели назад? Наверняка тогда Торин все и узнал…не зря говорили, что он на собственном празднестве был темнее тучи. Ну конечно! «А как она дразнила служанок, заявляя, что знает, в кого он влюблен!» - гномка, у которой от собственной гениальности и внимательности, но также от ужаса, замирало сердце и отвисала челюсть, едва не упала с бочки, словно Эру пораженная. «Как она могла так глупо себя и его подставить?» Балрогов Кили. Ему крайне не повезло, что он не уезжает в шахты.