самоликвидация на ментальном уровне

Морти знает, что его дедушка — самый лучший человек на свете. Такой сильный, умный, красивый и смелый… Готовый на всё, чтобы защитить своего внука и сохранить их маленькую семью. Морти ощущает себя так странно в эту ночь, когда ему приходится делить постель с другим человеком. Ради Рика он готов перетерпеть любое испытание — и спровоцированную отсутствием смазки боль, разрывающую тело изнутри, и внутренний трепет из-за сжимающихся на его горле рук, и невыносимый холод, обжигающий обнажённую по чужой воле кожу… Но удивительное единение с самым дорогим в мире человеком прерывается появлением женщины, которую он уже никогда не сможет назвать своей матерью. Мать должна понимать, любить своего ребёнка, уважать его выбор, а эта сумасшедшая сука, увидев их вместе, дико визжит, кидается прочь из комнаты, а затем появляется за спиной Рика, такая бледная и испуганная, словно ставшая свидетелем сцены жестокой расправы над сыном… Морти видит, как расширяются глаза его дедушки, как он отшатывается, скуля, и задыхается от боли, абсолютно теряя контроль над своим телом. Морти не сразу понимает, что происходит, а когда осознание происходящего наконец настигает его, внутри всё холодеет от ужаса; из бока Рика торчит рукоять кухонного ножа — первого, видимо, средства самообороны, что попалось старшей Смит под руку. Бэт выглядит так, словно сейчас потеряет сознание от страха и отвращения, но она каким-то чудом берёт эмоции под контроль, хватает ошарашенного сына за плечи и с трудом оттаскивает его подальше от Санчеза. Морти дрожит всем телом и чувствует себя так, словно вот-вот не то сойдёт с ума, не то просто упадёт в обморок; он подаётся вперёд, к Рику, на водолазке которого расплывается яркое пятно крови, он хочет сказать, что всё будет хорошо, что всё в порядке, но Бэт с силой тянет его в соседнюю спальню, запирает двери на замок и судорожно прижимает сына к себе, обнимая его. Она не слушает жалкий лепет находящегося в шоке подростка. Она заливается слезами, перебивает его едва слышные возражения и говорит, что им обязательно помогут, что представители закона сделают всё, лишь бы эта мерзкая тварь больше никогда не притронулась к Морти, и что полиция уже в пути. Она ведёт себя, как ёбаная тупая сука, не желающая разбираться в происходящем, и по её вине ночную тишину разбивает вой сирен, от которого кровь стынет в жилах. Работники скорой осматривают Рика, перевязывают его рану, крепко фиксируя перекрывающий потенциальное кровотечение нож, укладывают мужчину на медицинскую каталку и под яркими багряно-синими огнями направляют его в отделение неотложки. Заходящегося в истерике Морти, перепачканного своей и чужой кровью, вначале пытаются уговорить на содействие полиции обычными словами, а затем в ход идут успокоительные с транквилизаторами, и юношу против его воли увозят на судебно-медицинскую экспертизу. Врачи говорят, что его желание убить всех, кто собирает свидетельства против Рика, нормально. Они всё повторяют, что это шок, что жертвам сексуального насилия свойственно реагировать на действия судебных экспертов и полицейских необоснованной агрессией… Вот только Морти — не жертва, а произошедшее не было ошибкой, изнасилованием или проявлением жестокости его старшего родственника. Юноша бы руку на отсечение дал ради того, чтобы дедушку не считали насильником и моральным уродом, но отчаянные мольбы подростка ожидаемо остаются проигнорированными. Ложь психиатра о посттравматике, о том, что сознание Морти обеляет образ насильника в попытках защитить себя от жуткой моральной травмы, для прокурора и адвокатов оказывается ценнее правдивых показаний так называемой жертвы. Судебный приговор являет собой олицетворение человеческого лицемерия, и юноше хочется выстрелить себе в голову из-за происходящего вокруг него пиздеца: псевдосправедливость скрывает за своей киноварной печатью истину о том, что Рика клеймили званием преступника абсолютно незаслуженно.

***

Они встречаются снова десятилетия спустя — ложно обвиненный в насилии Рик и повзрослевший, но все еще крайне очаровательный Морти. Смит ловит на себе тяжелый, полный ненависти взгляд дедушки, слабо, но искренне и светло ему улыбается, а затем получает вполне заслуженный удар по лицу и падает, весьма ощутимо ударяясь плечом о светлый линолеум. Травмированная переносица отзывается вспышкой острой боли, а он всё никак не может стереть с губ улыбку, даже когда его грубо хватают за руку, затаскивая обратно в квартиру и бесцеремонно швыряя на пол. Время словно застывает, и происходит то, чего Морти отчаянно ждал годами — события в конце концов зацикливаются, возвращая их двоих в воспоминания многолетней давности: Рик вновь сжимает руки на шее задыхающегося внука, получая полную власть над его жизнью, вновь травмируя шатена как морально, так и физически, а Морти… Морти лишь улыбается в ответ, чувствуя, как из души наконец уходит тяжесть вины, изгоняемая этой невыносимой болью, смываемая его собственной кровью, медленно текущей по внутренней стороне бёдер. В этот раз их не прервут, и никто не назовет Рика педофилом, насильником или грязным извращенцем. В этот раз тело Санчеза не украсят смертельно опасные раны, оставленные рукой любящей матери и дочери — ничто не помешает Рику довести дело до конца, сделать то, что должно было стать неотъемлемой частью их жизни более пятнадцати лет назад. Морти задыхается от нехватки кислорода и от бесконечного пьянящего счастья, хватается за запястья дедушки в рефлекторной попытке ослабить давление на горло, со своей улыбкой на окровавленном лице выглядит так жутко и сюрреалистично, что впору заподозрить правоту психиатров из его детства. Морти впервые за многие годы по-настоящему счастлив: он сглатывает собственную горячую кровь, текущую из разбитого носа, жадно ловит хриплое, тяжёлое дыхание Рика и чувствует каждое движение худощавого, но такого сильного тела, вжимающего его в холодный пол. Он наконец сливается в единое целое с человеком, которого по-настоящему любит, и растворяется без остатка в этой сладкой боли, в неописуемом ощущении правильности происходящего, смешанного с извращённым удовольствием. Ему так плохо и хорошо одновременно — он сам впустил Рика сюда, в свой дом и свою жизнь, своими руками сделал всё, чтобы наконец урвать хоть кусочек положенного ему тепла. Морти самостоятельно приучил себя получать удовольствие от того, что нормальные люди считают жестоким насилием… И наказание в лице происходящего кошмара он примет с искренним наслаждением. В конце концов, этот седоволосый мужчина — весь смысл жизни Морти, его уродливое, дефектное и окровавленное сердце, многие годы назад вырванное матерью откуда-то из-под рёбер и наконец вернувшееся на положенное место в середине грудной клетки. Смит поставит на кон всё, что у него есть, но больше эту часть своей души никогда не потеряет — как не потеряет и Рика, его жгучую ненависть и собственную нездоровую любовь, отзывающуюся лишь болью где-то глубоко внутри.