самоликвидация на ментальном уровне

Девочка дико визжит своим тоненьким голоском, неуклюже дёргается в хватке Санчеза, пытаясь освободиться, а затем кусает его за запястье так, что на повреждённой коже выступают следы крови. Не ожидавший настолько яростного сопротивления Рик чертыхается, рефлекторно выпуская орущую благим матом Мортишу, и уже замахивается, желая лишить её парочки зубов, но прибегать к насилию не приходится — паника берёт своё, и девчонка безвольной куклой падает на пол собственной спальни. Эта маленькая блондинка, бьющаяся в диких конвульсиях эпилептического припадка под ногами Санчеза — грязный и покрытый трещинами драгоценный камень, забытый всеми среди обычных, не достойных никакого внимания людей. Это — его достояние, его родная кровь и просто прелестный ребёнок, который совсем скоро станет воплощением идеальных генов их семьи. Гениальный разум, скованный рамками психического расстройства и физической инвалидности… Уникальный в своём роде мозг, за обладание которым любой из Риков отдаст собственную руку. Ну и что, что она девчонка — хватит парочки операций на мозгу и маточных трубах, чтобы превратить Мортишу в идеальное бесполое существо, не подверженное влиянию сраных гормонов. Надо лишь позаботиться о сохранении генетического материала этого живого подтверждения теории о том, что пути развития эмбриона неисповедимы… Он ждёт конца припадка, а затем вонзает шприц с мощным транквилизатором в напряжённые мышцы плеча внучки и даёт девчонке пару болезненных пощёчин, чтобы привести её в сознание. Лекарство на ребёнка действует мгновенно — действие препарата угадывается по непозволительно расширенным зрачкам, по замутнённому взгляду, не фокусирующемуся на окружающей обстановке, и по полному отсутствию реакций на происходящее. Рик без проблем подхватывает хрупкое девичье тело на руки и наконец шагает в портал, навсегда оставляя родной дом внучки позади.

***

Он не знает, когда Бэт заметила первые странности в поведении дочери. Быть может, это произошло в тот день, когда Мортиша впервые вместо привычной истерики упала на пол с закатившимися глазами и текущей изо рта кровавой пеной. Быть может, это произошло в тот час, когда к незадачливой мамаше пришло осознание: отсутствие попыток заговорить со стороны трёхлетней дочери нормой не является. Быть может, это произошло в ту минуту, когда Мортиша неосознанно опровергла подозрения о диагнозе вроде умственной отсталости, исписав половину своих рабочих тетрадей примерами из стащенных у старшей сестры учебников. Быть может, это произошло в тот миг, когда Бэт поняла, что Морти не умеет проявлять даже зачатки эмпатии, что движения этой маленькой девчонки больше похожи на постоянные нервные тики, что малышка не переносит звуков обычной, казалось бы, громкости, и абсолютно не понимает, чего от неё пытаются добиться окружающие. Быть может, все пошло крахом в тот самый момент, когда Бэт поняла, что её дочь — лишь жалкое подобие на человека, бракованный и не приспособленный к жизни экземпляр хомо сапиенс, в котором от слова «сапиенс» присутствуют лишь биологические потребности и невероятные способности к изучению вещей, признанных мозгом малышки достойными внимания. Но итог этих хитровыебистых переплетений судьбы… Итог оказался крышесносным. Одно-единственное обещание освободить измученных родителей от несносного ребёнка-аутиста — и девочку ему на воспитание, под понятием которого скрывалась правда об экспериментах похлеще лоботомии, отдали добровольно. Вызванная постоянными проблемами усталость может убить любую привязанность. Ненависть, зародившаяся из растоптанных желаний о счастливой семье, способна уничтожить любые угрызения совести. Сложно любить ребёнка, если вместо маленького человечка ты начинаешь видеть в нём лишь диагноз психиатра из объемной больничной карты.

***

На память об операциях по созданию идеального человека Мортише остаётся лишь несколько тонких шрамов; тот, что расположен на виске, практически полностью скрыт вьющимися светлыми волосами, а тот, что на животе, ровной бледной полосой рассекает кожу чуть выше лобка. Чипирование и вовсе проходит без видимых повреждений — разве что за правым ухом, приглядевшись, можно разглядеть крошечный рубец, оставшийся от прокола специальным шприцем. Рик покрутил на хую ошибки в коде её ДНК, превратив девочку-эпилептика с тяжёлой формой аутизма в некое подобие живого робота. Малышка беспрекословно слушается своего нового хозяина — выполняет прописанные Риком обязанности и тихой тенью следует за ним по лабораториям, помогая дедушке в его безумных экспериментах по мере возможностей человека с синдромом саванта. В приключения Санчез её практически не берёт: технологии технологиями, но в некоторых измерениях и оружие массового поражения спасти не может, а терять столь ценный экземпляр не хочется. По опасным местам с ним бегает, отчаянно матерясь, другой Морти, ещё один бракованный и никому не нужный ребёнок Цитадели, даже без влияния чипов воспринимающий своего Рика кем-то вроде Бога. Мортиша теперь тихая и отвратительно послушная, она разговаривает без проблем и совсем не прячет от собеседника глаз — девочка смотрит на Рика прямо и открыто, вот только этот взгляд настолько пустой и бессмысленный, что лучше бы его, блять, и вовсе не было. Порой Санчезу даже становится немного жаль, что вместе с диагнозами он вычеркнул из этого хрупкого детского тела всё то, что делало Мортишу Мортишей, но наука беспощадна и в своей ледяной жестокости подобна красоте: уникальные знания всегда требуют жертв. Невозможно стать гениальным хирургом без недосыпа, неврозов, постоянных мигреней и хронической усталости. Невозможно разобрать на запчасти сознание больного ребёнка, препарировать каждый его недостаток и талант, убрать восвояси психическое расстройство, но не убить при этом уникальную детскую личность. Впрочем… Даже вернувшись назад во времени, Рик определенно повторит свой выбор без каких-либо колебаний. Неповторимое мышление, основанное на абсолютной гениальности, определённо стоит намного большего, чем одна маленькая аутичная девочка, не способная даже на разговор с собственной матерью.