"В" значит...

Длинный шлейф благородных до рези в животе предков обеспечил Сибилле такое имя, что его можно было использовать как элемент заклинания и призывать им, скажем, демонов. Внушительное имя потянуло за собой мучительное изобилие обязанностей — например таких как необходимость отмечать именины минимум пять раз в году. Ваймсы не могли позволить себе среднего имени. Что в настоящий момент только радовало сердце сэра Сэмюэля, избавленного от необходимости светских приёмов в свою честь. Однако он чувствовал себя обязанным присутствовать на именинах Сибиллы, — отнюдь не из уважения к гостям, а для того чтобы порадовать саму Сибиллу фактом своего присутствия. Ещё во время подготовки и составления списка гостей Ваймс поинтересовался осторожно, стоит ли ему, с учетом недавно изменившихся обстоятельств, вообще брать на себя роль хозяина вечера. Однако Сибилла заверила, что ему необязательно даже изображать энтузиазм, достаточно просто быть. - Разумеется, тебе стоит присутствовать, - величественно кивнула Сибилла, впихивая в пасть недавно вылупившегося рахитичного дракона кусок пирита, - так ты продемонстрируешь, что всё с тобой хорошо и какие бы грязные слухи ни ходили в закоулках — они совершенно безосновательны. Держись подальше от освящённой воды и всё будет в порядке. Ваймс кисло улыбнулся, думая о том, что, кажется, даже смерть не в силах избавить его от герцогских лосин. Спокойствие, с которым Сибилла отреагировала на новую сущность Ваймса, вызывало у последнего тревогу. Она просто… согласилась. Приняла к сведению. И даже не стала задавать вопросов, когда одним вечером Ваймс ушёл из дома, задыхающийся от приступов кровохарканья, а вернулся совершенно здоровым. Как будто её совершенно не волновал вопрос, кто же стал лекарством, и это лишь добавляло огня красок тому омуту гнева и смятения, в котором барахтался сейчас Ваймс. Не то, чтобы он жаждал задушевных бесед (веди себя так, будто всё в порядке и всё под контролем, даже если земля уходит у тебя из-под ног, — одно из многочисленных кредо Сэма Ваймса), Ваймс вообще никогда не относился к тому сорту людей, которые умеют — а главное хотят — говорить о собственных переживаниях. В сущности он сам не особенно осознавал, что именно испытывает. Для этого требовалось в первую очередь переломить себя, чтобы позволить себе мысль о собственных тревогах, — и дущащее отчуждение опутывало его всё сильнее, точно липкие щупальца подводной твари, мешая соображать. Как бы Ваймс ни старался притворяться — и иногда умудрялся даже верить в собственное притворство — на светских раутах он теперь чувствовал себя ещё более неприкаянным и неуместным, чем раньше. И сейчас в ярко освещенной бальной зале он бесцельно дрейфовал среди разряженных гостей как оторвавшийся от айсберга кусок льда, мечтая о каком-то чрезвычайном происшествии, которое послужит достойным предлогом избежать расшаркиваний, реверансов и вальтцев. Чтобы хоть как-то скрасить отупляющую скуку и отвлечься от назойливого пиликанья маленького скрипичного оркестра, он рассеянно и негромко напевал незатейливую песенку о лордах города, их отношению к балам и «к этому»: Силачия для того целый дом заполняет, А Ржав, даже с рыцарями, порой, зажигает. Позволяет резвиться им в своем он проходе, Ветинари же совсем того не делает, вроде. Ни один из девяти куплетов не блистал изысканностью слога, не всегда там была даже рифма, а ритм и вовсе каждый исполнитель подбирал на свой вкус (в зависимости от степени опьянения), но вопиющая двусмысленность и похабные смешки, сопровождающие каждое исполнение, — вот что не позволяло песне о лордах исчезнуть из городского фольклора. С тех пор как список лордов города пополнился Ваймсом, к песне добавился ещё один куплет. - ...Сэр Сэмюэль Ваймс может, но без охоты, - мурлыкал Ваймс себе под нос, стараясь двигаться по зале так, чтобы остаться незамеченным никем из тех, с кем он не желал беседовать. - Заместо себя хочет взять он кого-то. Брешут же и не стесняются! А может сбежать в середине процесса. У патриция ж вовсе нет интереса. - К чему у меня нет интереса?.. С таким звуком должен захлопываться капкан на шее крысы, недостаточно умной для того, чтобы сообразить, что сыр в ловушке — во-первых, вовсе не сыр, а во-вторых, даже эта субстанция в Анк-Морпорке не раздается бесплатно. Ваймс развернулся на пятках. Что ж, справедливо: этим вечером ему удавалось избегать светской болтовни слишком долго, чтобы удача продолжала ему благоволить и далее. Он надеялся, что после засвидетельствования почтения имениннице-хозяйке Ветинари ещё минут пятнадцать побродит среди гостей, с вежливым и брезгливым энтомологическим интересом, после чего откланяется, сославшись на дела и в полной мере подтверждая свою репутацию нелюбителя балов. Словом, поведёт себя так, как и полагается занятому человеку, а сверх того ещё и тирану, вознёсшемуся выше священных правил, предписывающих оставаться на балах до тех пор, пока слуги не начнут поднимать стулья на столы, чтобы начистить паркет. Однако сегодня Ветинари никуда не ушёл. Одетый в угольно-чёрный фрак, с повязанным на шее чёрным же кружевным платком и застывшем во всей фигуре выражением легкой скуки он не ввязывался в беседы и выглядел откровенно чужим на этом пёстром празднике жизни. Настолько же чужим, насколько чужим себя чувствовал и Ваймс. - Это один из тех остроумных образцов народного творчества? - безмятежно и вежливо поинтересовался патриций. «Остроумных» в его устах звучало почти как «самоубийственных», - какой из? О любви к собакам, том, чем я не занимаюсь, или о полировке трости? - Второе, ваша светлость, - выдавил Ваймс. Он был горд собой. Его голос не выражал ничего, кроме учтивого равнодушия. Если бы Сибилла не была так занята остальными гостями, то она пришла бы в восторг от того, как мастерски Ваймс держит лицо. - Ах это, - Ветинари мягко улыбнулся, что при его диапазоне Публичных Эмоций было сравнимо со смехом, - да, презабавные куплеты, - он подождал ответной реплики, но Ваймс не испытывал особого вдохновения для поддержания беседы и лишь с мрачной миной пожал плечами. - Чудный бал, сэр Сэмюэль, - после минутной паузы улыбнулся Ветинари, кивком указывая на толчею вокруг именинницы. Ваймс изобразил постную радость и с деланным энтузиазмом обернулся к одному из множества фуршетных столиков. Когда-то он был бы безумно счастлив найти в груде тарелочек с крохотными бутербродиками хоть что-то неопознаваемое и горелое и поиск чего-то съедобного среди груд закусок хоть как-то развлекал его на балах. Однако эта радость жизни, кажется, запаковала чемоданы и отбыла в неизвестном направлении. Сейчас сэндвич с латуком на вкус не отличался от фирменного Обугленного Омлета от Сибиллы, и это заставляло сердце командора сжаться. Он понятия не имел, нормально ли подобное для всех вампиров или это всего лишь побочный эффект обращения, который исчезнет через десяток-другой лет. А может быть это результат того, что он попробовал человека… То, что единственным ярким вкусом в его нынешней после-жизни может навсегда остаться вкус крови Ветинари, вызывало у Ваймса ощущение, близкое одновременно к панике и тянущей колючей тоске. - Наверное подготовка потребовала много сил… - такие неожиданно неловкие попытки Ветинари поддерживать светскую беседу наткнулись на совершенно непробиваемое нежелание Ваймса идти навстречу — вместо того, чтобы отвечать, Ваймс схватил с ближайшего блюда украшавшую его головку чеснока и захрустел ей как яблоком. Дёсны и горло обожгло, - но для того, кто во время оно мог натощак выхлебать настолько крепкий самогон, что он разъедал салфетки, это было не страшнее щекотки. - Всё отлично, ваша светлость! - прошамкал Ваймс. Из-за чесночного сока кожа на его губах потрескалась, будто от сухого и холодного ветра. Ветинари слегка поднял брови, пораженный ребячливой зловредностью Ваймса. - Пожалуйста, примите во внимание, что я не планирую быть вашей походной аптечкой, - негромко, но очень твердо произнес он. Ваймс посерел. Такой прозрачный, очевиднейший и наглый намёк на случившееся три недели назад в Продолговатом Кабинете, заставил желчь подступить к горлу. …Мрачный кабинет, тени в углах которого выглядели почти угрожающе, будто из каждой мог в любую секунду вылететь серебряный дротик, сильные пальцы на затылке Ваймса, тяжёлый аромат свежей крови, смешивающийся с напряжением, трепетом и острой, пугающей уверенностью. И вкус, боги!.. Ваймс тряхнул головой, будто вода попала в уши. Да пропади он пропадом, этот чёртов патриций! Ваймс мог справиться сам, он дождался бы исцеления, если бы Ветинари не втемяшил себе в голову необходимость выступить лекарем и не сыграл на новоприобретенных слабостях Ваймса как те скрипачи — на сушеных кошачьих кишках, преследуя свои неведомые цели. А теперь в дрёме, заменившей ему обычный сон, Ваймса преследовало это выражение блаженства от боли, эти старания не позволить инстинкту самосохранения взять верх… - Не желаете ли, ваша светлость, полюбоваться портретной галереей Овнецов? - таким тоном скорее пристало предлагать выбрать между мошной и жизнью, и людоедская улыбка Ваймса лишь усугубляла это впечатление. *** Стук трости гулко отражался от паркета и поднимался к высокому лепному потолку. Лица с портретов смотрели на идущих с обычной для парадных изображений холодной насмешливостью. Они-то точно не повели бы себя так глупо — читал Ваймс на каждом лице — они бы точно не оказались в таком смехотворном и возмутительно нелепом положении. - Я думал, вы поведаете мне о запечатлённых на портретах Овнецах, - отметил Ветинари, без видимых усилий следуя за Ваймсом в привычном тому темпе Молчаливого Раздражения Командора. - Они все умерли, - не оборачиваясь, бросил Ваймс, - достаточно? Я просто не собираюсь доставить этим напыщенным петухам удовольствия слышать, как я буду орать о том, что вам, ваша светлость, пора захлопнуть пасть. Сюда. Галерея заканчивалась библиотекой — наследием тех времен, когда Овнецы считали своим долгом приобретать каждую выходящую в городе книгу, даже «Рукаводство по Визанию Рукавиц Для Самых Маленьких», потому что книги приравнивались к элементу роскоши — Ваймс толкнул дверь. - Что это было? - Рад, что мы можем наконец побеседовать тет-а-тет, - игнорируя вопрос, Ветинари опустился в кресло с таким видом, будто это он был хозяином дома, а вовсе не Ваймс. - Последнее время с вами решительно невозможно поговорить наедине. - Что это было? - с нажимом повторил Ваймс. Не находя в себе сил оставаться на месте, он прохаживался перед креслом Ветинари. Четыре шага в одну сторону. Четыре шага обратно. - Констатация факта. Я не планирую становиться вашей походной аптечкой. И, раз уж мы оказались здесь, без лишних ушей, то осмелюсь озвучить, что вам совершенно определенно не мешало бы ознакомиться с новыми особенностями вашего бытия из первых, так сказать, рук. Ввиду этого я взял на себя дерзость попросить об одолжении мою давнюю подругу… - ошарашенному резкой сменой темы Ваймсу потребовалось несколько секунд на то, чтобы осмыслить слова Ветинари и воссоздать всю картину, после чего Ваймс скривился, брезгливо и почти растерянно. - Но она же… она вампир, а… - Ах да, и в самом деле, как я мог забыть: вы не переносите вампиров, - Ветинари по-прежнему улыбался, но уже холодно и безжалостно. - Однако вынужден вас огорчить — вы сами один из них. Скрывать это — более чем разумно, но отрицать — исключительно недальновидно. - Кому ещё вы рассказали об этом?! В каких ещё Убервальских замках сейчас за рюмочкой крови обсуждают новую диету Анк-Морпоркского командора?! Ветинари поморщился чуть брезгливо, раздраженный тем, что Ваймс всё-таки перешел на крик. - Успокойтесь, я не поступил бы так, не будь я уверен, что информация останется строго summo secretum. То, что происходит за закрытыми дверями, — остаётся за закрытыми дверями, не так ли? - Мне не нужны никакие наставники! - не меняя тона, рявкнул Ваймс, указывая Ветинари в грудь пальцем. - Я прекрасно держу себя в руках! Да, признаю, один раз вы меня заставили, хорошо, спасибо большое, теперь я могу бить людей дубинкой с прежней силой. Но больше — никогда. Больше я те… себе этого не позволю. Я понятно выразился?! - Понятнее некуда, ваша светлость, - в голосе Ветинари было отчётливо слышно предупреждение, и Ваймсу следовало бы уже понять, что он играет с огнём. - Ваша выдержка хорошо известна. Однако я был убежден, что вы захотите уберечь близких от… риска несчастных случаев. Сама мысль о том, что Ваймс может не сдержаться, была ужасна. Намёк на то, что он может сорваться на родных, был попросту оскорбителен. Ветинари точно окатил его кислотой и смотрел теперь, как она разъедает кожу. У Ваймса задрожали руки. Но сейчас он не мог, просто не мог пред лицом такой провокации продемонстрировать всё свое возмущение. Ваймс выдохнул. Мысленно достал ведро с песком и засыпал пламенеющие угли бешенства, тщательно затоптав мелкие искорки. - Прекращай уже, - только и сказал Ваймс. - Прекратить что, ваша светлость? - Делать вид, будто вам не наплевать. Будто моя способность выполнять свой долг — не единственное, что вас волнует. Будьте спокойны, милорд, я буду работать, как работал раньше, - потому что а что мне ещё остается? Выражение лица Ветинари медленно стало из вежливо-отстраненного раздражённым. В случае с Ветинари можно было даже сказать, что это — самое близкое к гневу, что он когда-либо позволял себе показывать. Выжигающий ледяной гнев, от которого плоть застывала чёрными кусками обмороженного мяса. Как будто обвинение Ваймса действительно задело эту глыбу равнодушия. Ваймс поймал себя на мысли, что, кажется, в кои-то веки ему удалось довести Ветинари до бешенства. - Прекратить? Будь по-вашему, - Ветинари резко поднялся, неожиданно куда более угловатый и высокий, чем выглядел обычно. Ваймс уловил в воздухе острую вспышку ещё не понятной ему эмоции, но бурлящее раздражение помешало сконцентрироваться и опознать её наверняка. - Не позволяйте мне отнимать ваше время, - в несколько шагов Ветинари оказался у двери, но Ваймс опередил его. - Я не закончил! - гаркнул он, ударяя по двери ладонью и захлопывая её. - Вы сами начали этот разговор — и теперь мы будем беседовать, раз вам так этого хочется. - И о чём же мы будем беседовать? - не оборачиваясь, холодно осведомился Ветинари. Ваймс едва сдержался от того, чтобы расхохотаться. - Ха, у нас столько всего, о чём мы не говорили! Например, - зачем. Зачем вы сделали это? Когда я был ранен. Мне не нужна была такая помощь. - Мне нужно было, чтобы вы как можно скорее вернулись в строй, - медленно обернувшись, отчеканил Ветинари со всей возможной вежливостью. Но за интонацией безбрежного спокойствия уже ощущалась Ярость, и Ваймс чуть было не поприветствовал эту свою давнюю знакомую (пожалуй, надо послать ей открытку на следующее Страшдество), однако вместо этого он лишь усмехнулся: - Осторожнее: я же чёртов вампир и я пил вашу кровь, вот возьму и прочитаю сейчас ваши мысли и узнаю, что вы там задумали. Во всех подробностях. Ваймс блефовал, причем очень топорно. Он немало знал о вампирах, но преимущественно знания эти черпал из городского фольклора, в котором помимо способности читать мысли своих жертв вампирам приписывали умение превращаться в веники и арбузы, а также панический страх перед умыванием. - О, - только и сказал Ветинари. - И что же я задумал?.. - к ужасу Ваймса, он чуть подался вперед, слегка склонив голову набок. Глаза его опасно заблестели, но не торжеством человека, раскусившего неумелый шантаж, — в них Ваймс видел облегчение. Необходимость озвучивать что-то очевидно болезненное отпала — и проклятый Ветинари не считал нужным скрывать, что он думает по этому поводу. Это было так непохоже на него, так по-человечески, что Ваймс утратил дар речи. Он почти никогда не беседовал с Хэвлоком Ветинари — как правило на их встречах присутствовал исключительно патриций, и лишь по обрывкам фраз и крупицам слухов Ваймс мог догадаться о том, что личность Ветинари куда глубже, чем созданный и тщательно поддерживаемый им образ беспощадного тирана. Только недавно Ваймса ошарашила та неожиданная и жуткая готовность к самопожертвованию ради… только ли ради блага города? Что-то изменилось — неуловимо и необратимо — в момент, когда Ветинари предложил свою кровь, уже не в качестве проверки, а чтобы помочь. Так и не дождавшись ответа, Ветинари хмыкнул, словно хотел сказать «так я и думал, сэр Ваймс», но в последний момент решил, что стоит промолчать. Его глаза будто даже потускнели, он снова отвернулся к двери, но Ваймс резко накрыл ладонь Ветинари своей, едва тот успел взяться за дверную ручку. Взгляд Ветинари остекленел, и Ваймса окатило холодом. Осознание медленно просачивалось в вымотанный волнениями разум. Он. Схватил. Ветинари. За. Руку. За правую руку. Ту руку, к которой Ветинари подносил лезвие, с которой Ваймс, обезумев от боли и звериного голода, слизывал кровь, забыв о том, что он человек и не должен, не должен, не должен. Воспоминание взметнулось, яркое, как пламя, щедро политое спиртом, и Ваймс осознал, что не дышит, страшась снова ощутить этот запах бьющегося под тонкой кожей пульса, запах живой человеческой плоти, запах согласия и готовности облегчить муку. Всего этого было слишком много, чтобы Ваймс мог вынести удар лавины и удержаться на ногах. - Зажило? - вырвалось у Ваймса. - Разумеется, - прошелестел Ветинари, едва размыкая губы и не поднимая взгляда. - Я видел повязку под манжетой. - Чтобы ткань не натирала во время письма. - А… а тут?.. - Ваймс чуть коснулся пальцами шеи. - Да, - коротко кивнул Ветинари, - да, конечно. Здравый рассудок подсказывал, что сейчас самое время сыграть дурака, притвориться, что он не понимает, о чем речь. Однако его неубедительное бормотание перекрыла целая толпа, воющая на разные лады. «Давай, - ехидно подзуживала часть Ваймса - давай, схватись за свои ножи, чёртов высокородный ублюдок. Увидим, кто быстрее!» «Хватит водить меня за нос! Я знаю, что ты ничего не делаешь просто так!» - злобно рычал Стражник. «Вкусно-вкусно-вкусно» - лязгала зубами скулящая тварь под грудиной - Покажи, - просипел Ваймс после ещё нескольких секунд, наполненных удушающе неловким молчанием. Ветинари не шевельнулся. - Мне нужно увидеть. - Ветинари мягко высвободил запястье из руки Ваймса и одернул манжету. - Чтобы получить предлог ненавидеть себя ещё больше или очистить совесть таким, кхм, искаженным проявлением беспокойства? - Беспокойства? Черта с два! Просто покажи. Ветинари поднял брови и прищурился, как будто разговор приобретал такой поворот, который не входил во все возможные варианты развития беседы, которые он продумал, бросая реплику о походной аптечке, которая кому угодно показалась бы безобидной (и достаточно бессмысленной). - Как вам угодно, - неожиданно согласился Ветинари. Он ослабил шейный платок, быстро расстегнул высокий ворот рубашки, и обострившееся обоняние Ваймса взвыло от такого знакомого аромата кожи. Ваймс уставился на синяк — грязно-зелёный, с жёлтыми разводами по краям. С оставленных клыками круглых следов уже отходила коричневая корка засохшей сукровицы и из-под неё показалась глянцеватая поверхность зажившей кожи. Рука Ваймса, — невольно, как будто невидимка вёл его кисть на нити — поднялась на уровень глаз. Его тянуло коснуться следов укуса, словно это могло исправить, стереть из бытия момент, когда Ваймс не удержал тварь на цепи. Он ожидал, что Ветинари оттолкнет его руку, был почти готов получить удар серебряным кинжалом за такое нарушение границ — ведь это было в сотни раз хуже, чем кричать, хватать за руки или угрожать. Однако Ветинари стоял, неподвижный как статуя, напряжённый, самую толику взволнованный — но не испуганный. Даже сейчас он не боялся Ваймса, он был абсолютно уверен в том, что и сейчас Ваймс сдержится, и эта уверенность ранила. В глубине души Ваймс не доверял сам себе. Но Ветинари снова подставил шею, снова готов был рискнуть и вверить свою безопасность чудовищу! - Больно? - произнести это слово было так же тяжело, как видеть последствия своей ошибки. - Нет, - выдохнул Ветинари едва слышно. То, как он старательно отводил глаза, лишь бы не встретиться взглядом с Ваймсом, начинало пугать. - Уже нет? - не сдавался Ваймс. Смотреть на синяк становилось мучительно и Ваймс сам запахнул ворот, чтобы скрыть следы своего жалкого поражения, и методично, одну за другой, застегнул мелкие, выскальзывающие из-под пальцев пуговички. Ветинари позволил ему и это, дыша глубоко и как-будто-бы-даже-спокойно. - В моей жизни бывали вещи куда более болезненные, - негромко произнес он, когда Ваймс кое-как завязал платок и сделал шаг назад, растоптанный и собственным порывом, и реакцией Ветинари, - арбалетный болт в плечо, например. - А дубиной по уху прилетало? - мечущееся между паникой, гневом и ужасом сознание Ваймса ухватилось за этот повод говорить и ни в коем случае не думать. - Мало что хуже этого. Потом несколько дней только и можешь, что блевать. - Не доводилось. Но пропороть ступню о железный прут… - …а когда падаешь на руку и ломаешь её собственным весом?.. - Хм, ружие?.. - Да, должно быть это было адски больно. Хуже, чем когда кучер огреет кнутом поперек спины, чтобы не мешался под колесами. - А стальная гаррота? - О, было неплохо. Все пальцы об неё изрезал, - всё это звучало почти как обычная беседа хороших знакомых. Дружелюбно, но без панибратства, как будто именно сейчас Ваймс впервые за долгое время беседовал с Хэвлоком Ветинари. Осознание этого не столько ошарашило Ваймса, сколько донельзя сконфузило, и он осёкся, не зная, какое ещё увечье вспомнить, чтобы возобновить разговор. Ваймс никогда не думал, что его допустят настолько близко — а кроме того не был полностью уверен, что ему хочется оказываться здесь, в незнакомой, неизведанной, опасной стране — и повисшее молчание быстро стало неприятным и тягостным. - Полагаю, этого разговора не было? - осведомился Ветинари. На нём уже была личина патриция, Хэвлок отступил в тень. - Не было, - следом за патрицием на арену вернулся Ваймс, Решительный Ваймс, Ваймс-который-будет-стоять-на-своём, Ваймс-который-не-может-приятельски-трепаться-с-тираном. - И мы об этом больше не говорим. Никогда. Сейчас эти мастера кошачьих кишок и конского волоса закончат с ушевертюрой, продуют свои пыточные орудия, и начнутся танцы. Вы, как хороший гость, будете танцевать с Сибиллой. Первый танец за мной, - этикет, мать его, - но от второго вам не отвертеться. Видят боги, вам это нравится не больше, чем мне, но в противном случае Сибилла будет огорчена, а я не позволю её расстраивать. Ветинари бережно расправил криво завязанный Ваймсом платок. - Что ж, вы правы, танцы — не самое моё любимое времяпрепровождение. Однако я с удовольствием пройду тур вальса с вашей прекрасной супругой. *** Прислонившись к колонне, Ваймс наблюдал, как Сибилла — усыпанная бриллиантами стенобитная машина чистого обаяния — вальсирует с Ветинари. На фоне колышущегося цунами лазурных шелков патриций выглядел как жердь с прибитыми к ней черными фалдами. Впрочем, кого Ваймс пытался обмануть. Ветинари выглядел как обычный человек, двигающийся необычно ловко и грациозно для того, кто, как правило, не расставался с тростью. А под одеждой этот человек скрывал самые обычные человеческие шрамы. На плече — от арбалетного болта. На ступне — от куска металла, пропоровшего ногу. На бедре — от выстрела ружия. На шее — от гарроты. И зубов Ваймса.