***
Когда Кирилл искал аккаунт своего нового (заочно) знакомого во "Vmeste", то думал, что с аватара на него будет смотреть уже знакомый рыжеволосый парень, или же он увидит какую-нибудь эстетичную картинку, вроде коллажа по настроению, да даже просто знак "Виктори". Кирилл ещё раз посмотрел на никнейм и убедился: аккаунт официальный. На аватаре у самого знаменитого человека в этой соцсети — мем с вороной, держащей в клюве сигарету, в кадре рука человека с зажигалкой, помогающая прикурить. — А кому сейчас легко, да? Особенно мне, — иронично шепчет себе под нос Кирилл, уже битый час втыкая в экран ноутбука и пытаясь сообразить, что ему делать теперь. Найти информацию об интересующем его человеке в век цифровых технологий было делом двух минут, но вот что делать с этой информацией — другой вопрос. Кирилл и предположить не мог, что тот парень, сразу зацепивший его на вечере богатеньких особ именно своей непохожестью на других, окажется создателем всем известной соцсети. Кирилл никогда не интересовался историей и личностью создателя этой весьма полезной штуки, однако, когда он заводил себе профиль во "Vmeste", промелькнула мысль о том, что состряпать практически империю в одиночку не получится ни у кого, уж тем более не у юного парня с не сильно прокачанными социальными навыками. (Стоял ли за его спиной кто-то гораздо влиятельнее, тот, чья картинка, в отличие от представленной восходящей ярко-рыжей звезды современного поколения, не понравилась бы обществу?). Кирилл узнал о Сергее Разумовском немного и будет хорошо, если хоть половина — правда. Позалипал на видеозапись нескольких последних презентаций обновления соцсети и практически отсутствующих интервью — убедился, что его нынешний интерес весьма неловок в общении со СМИ и подаче себя на публике. Нервный он, в общем, какой-то. Но даже это привлекало Кирилла в человеке по ту сторону экрана, что стоял на сцене, подсвеченной радугой прожекторов, создавая впечатление иллюзорности. Ненастоящей картинки, что существует лишь на экране. И только живая мимика выдавала в нем живое, настоящее волнение, на которое было, что уж там, приятно было смотреть. Небольшая сутулость плеч и дрогнувший голос в первые секунды, сменяющиеся затем уверенным наклоном головы к плечу и снисходительным взглядом на публику из-под длинной чёлки. Единственное, что оставалось неизменным, — лёгкая дрожь рук, угадываемая даже с такого расстояния на видео. Уверенность в словах и аргументах, снисходительная обольстительность — всё ради публики — гениальность от мысли до слова. У Гречкина-младшего никогда не было желания быть похожим на своего отца, который по всему дому и офису развешивал портреты и картины каких-то блеклых и скучных, безвкусно разодетых людей прошлого века, что портили своим видом холл и кабинет, выглядывая из-за углов. Но вот именно сейчас Кириллу захотелось повесить портрет, а ещё лучше — изображение во всю стену одного конкретного человека. Такого не было со времен "Нирваны" и первого "Тёмного рыцаря". Тогда они нравились Кириллу за смысл и содержание. А тут... Они ведь даже не говорили. Но за смысл и содержание он не боялся. Сергей Разумовский всегда был тем, чья наружность кристально чисто отражает суть. Не мог не быть.***
Это начинает входить в привычку: прошла всего неделя, и вот мы опять здесь. Классический костюм так же стесняет движения, огни люстры пляшут на бокалах шампанского, а тот, ради кого он сегодня заявился на вечеринку без приглашения, не желает быть увиденным. За последние полчаса Кирилл обошёл, кажется, весь банкетный зал вдоль и поперёк раза три. Неловко тупил в разговоре с Гречкиным-старшим, что слегка ошарашенно рассматривал сына, который почти не появлялся даже на обязательных приёмах. Сегодня же он заявился без приглашения, непонятно как прошёл внутрь (козыряя именем отца, не иначе), а по прошествии получаса разочаровался в банкете и решил улизнуть. — Его здесь нет, — Гречкин уже второй раз за вечер подошёл к сыну, чтобы перекинуться парой слов, стало быть, и правда сегодня в этом самом месте собрались одни зануды, — и не будет. Если посчастливится увидеть его раз в месяц на людях, то считай, что очень повезло. Не нужно делать такое удивлённое лицо... Отец мягко улыбается, покачивая в руке бокал чего-то со льдом, а Кириллу не остаётся ничего, кроме как смотреть на пузырики, всплывающие со дна его фужера, избегая прямого взгляда. — Единственная радость приевшегося времяпрепровождения на такого рода мероприятиях — наблюдение. Когда надоедает перемывать косточки всем подряд, ты начинаешь просто наблюдать. Спустя некоторое время знаешь всё и обо всех. Смотри, — Гречкин-старший чуть поворачивается в сторону группы из троих человек, в одном из которых Кирилл узнаёт Лидию Абрамову, модель, владеющую своей линией одежды и давнюю знакомую отца, — в последние пару раз на вечеринках она появлялась исключительно в нарядах из своей новой коллекции и я аккуратно восхитился этим на сегодняшнем вечере. Рассыпавшись в благодарностях она обещала замолвить за меня слово своему мужу, который, как ты знаешь, является одним из ключевых партнёров моей компании. Вновь отвернувшись от зала и смотря на собеседника, Кирилл почувствовал руку отца на своём плече, слегка сжимающую и притягивающую ближе. — К чему я всё это тебе говорю. Когда-нибудь тебе всё же придётся научиться ответственности и занять своё место в этом мире. Научиться хитростям и уловкам, которые помогут тебе не только в бизнесе, но и в других сферах. Любой, случайно подмеченный факт может помочь тебе сорвать куш. И иногда нужно предпринимать более активные действия, но только если ты действительно хочешь того, чего хочешь. Тебе кажется, что ты делаешь достаточно, но этого иногда мало. Я понимаю, что сейчас для тебя это всё — игры, в которые играют дети, — отец посмотрел в глаза Кириллу и слегка улыбнулся, — Когда-нибудь настанет время, а пока что ты можешь наслаждаться обществом людей гораздо более приятных и подходящих тебе по интересам, чем те, кто собрался здесь. Всем иногда хочется ощутить глоток свежего воздуха в этом мире, где все одинаковы и поверхностны, если ты понимаешь, о чём я. — Кажется, я слишком задержался на этом вечере. Сегодня здесь ничего интересного. В общем, хотел сказать тебе спасибо за наставления и всё такое, я возможно даже вспомню их в самый неподходящий момент своей жизни. И попробую сделать достаточно в следующий раз. Уже на улице, направляясь к любимой красной ламбе, Кирилл отвлекается на звук уведомления. Сообщение от отца со ссылкой на новости, которое он открывает лишь сев в машину. На экране смартфона — фотография башни "Vmeste" с нижнего ракурса, красиво подсвеченная оттенками синего и заголовок, вещающий о проведении пресс-конференции с создателем уже завтра. Кирилл гасит экран и смотрит на него ещё пару секунд, прикидывая, сколько ещё ему придётся терпеть, а самое невероятное то, что это всё только ради возможности поговорить. Не затащить в постель, как бывает с большинством бывших девчонок, не добиться отметки "в отношениях", а просто — наконец познакомиться.***
На пресс-конференцию он почти опаздывает. Долго выбирает в чём пойти, так, чтобы эффектно и неформально. Долго скроллит ленту соцсетей, хотя пора бы уже выходить. Долго думает над тем, что он будет говорить и как представляться, если всё же кто-то узнает в нём отнюдь не журналиста или инвестора. В результате забивает на всё, решая действовать по ситуации. На ходу набирает водителя отца, чтобы отвёз его и уехал, дабы не светить авто у башни "Vmeste", договаривается и, подождав пару минут, садится в автомобиль, который сразу начинает казаться тесным и неуютным. То ли дело в неудобной одежде (хотя он в привычных джинсах и футболке, разве что поверх пиджак нацепил), то ли в неприятном чувстве, что скребётся где-то внутри, не давая спокойно выдохнуть. На пути к своей цели как никогда сильно хочется повернуть назад. Ведь он сам толком не может понять, нужно ли ему париться по этому поводу? Мимолётное увлечение обычно не стоит того. На него всегда толпами девчонки вешались и Кирилл никогда не был тем, кто бегает за чьей-то юбкой. Но всё же, посмотреть ближе было бы интересно.***
Конференция длится, наверное, целую вечность, а не заявленные два часа. Сначала презентация, затем — бесконечный поток вопросов, ответы на которые кажутся сгенерированным нейросетью набором слов. Сколько бы он не пытался вникнуть в суть того, что говорит человек перед ним, не получалось зацепиться ни за что. Он даже готов поставить на то, что все эти журналюги и сами не понимают, что им говорят, но профессионально делают заинтересованный и участвующий вид. План, придуманный на ходу, был до бесконечности прост: он просто должен был занять место как можно ближе, а потом, уже после конференции, окликнуть и попросить переброситься парой слов. Высший уровень самонадеянности даже для него — пойти и подкатить, совершенно не зная, что ответить на вполне закономерный вопрос о том, зачем ему всё же понадобилось приходить сюда ради знакомства. Атмосферка ближе к концу была премерзкая: гомон десятка голосов сразу, никак не желавшие затыкаться журналисты и страшная духота в помещении, хотя были они достаточно высоко. Кириллу малодушно хотелось пойти плутать по этажам, пока все здесь немного не успокоятся. Он, можно сказать, немного прогулялся по прибытии сюда, когда на радостях от успешного проникновения в башню пропустил нужный лифт и не запомнил этаж, пока шёл. Прогулка на пару этажей ниже нужного была приятным бонусом, здесь не было чувства, что всё вокруг безликое и серое. Даже несмотря на то, что на этих этажах не жили, а просто иногда проходили мимо, нельзя не отметить некий уют и правильность. Конфиденциальность. Кирилл всё никак не может выцепить момент и подойти к Разумовскому, который теперь уже стоит в окружении оставшейся после официальной части кучки журналистов. Вопросы перестают быть только рабочими, связанными с развитием соцсети, сам Разумовский, кажется, становится ещё более нервным и нерешительным, а Кирилл просто хочет минуту покоя. А ещё громко выматерить всех неугодных в этом помещении, включая себя. Разумовский отступает от своих преследователей в сторону лифта понемногу, но уйти от этих людей — задача наивысшей сложности. Видимо, наступает самый неподходящий момент в его жизни, иначе почему же Кирилл вспоминает то, что отец говорил буквально вчера. Он никогда не признается, что вспомнил его нравоучения тогда, когда ему действительно нужен ментальный пинок. Миниатюрная девушка со светлыми волосами, видимо, из издательства (хотя с такой кукольной внешностью ей бы не на разговоры людей разводить), стоящая совсем рядом с Кириллом, громко спрашивает: — Сергей, скажите, каково это — основать соцсеть в довольно юном возрасте, полностью погрузившись в работу и не жалеете ли вы о годах, потраченных не на веселье? В этот момент Кирилл не знает, собирается ли ответить Разумовский, поскольку он сам разворачивается к журналистке и, становясь прямо перед ней, с насмешкой проговаривает: — Простой способ ни о чём не жалеть, милочка — лови момент!, — для наглядности он слегка оттягивает ворот футболки, из которого выглядывает красноречивое "Carpe diem"*, а после, пока все в секундной заминке не обращают внимание на Разумовского, резко разворачивается в его сторону и, схватив за руку, тянет в отличном от изначального направления — к лестнице. Осталось только не прогадать с дверьми — он шёл сюда именно так, по лестнице с нижнего этажа, но сейчас не был уверен, что вспомнит, куда свернуть. Бесконечные двери абсолютно идентичного оттенка не добавляют уверенности, но, кажется, вон та дверь, вторая слева — и есть выход на лестницу. Разумовский не пытается ничего сказать или остановиться, а Кирилл не отпускает его руку — так и продолжают бежать и это почти весело, вот только дыхание уже начинает сбиваться. За дверью совершенно точно оказывается лестница, по которой они бегут на четыре пролёта вниз, а после выходят на этаж, где наконец останавливаются и переводят дыхание. На этом моменте Кирилл не знает, что делать дальше. Так они и стоят, ничего не говоря, а Гречкин вдруг понимает, что рассматривает Разумовского беззастенчиво и любопытно. — Какие же они мерзкие, — решает начать разговор Кирилл, потому что вряд ли он дождётся хоть слова от собеседника, — пару раз очень хотелось высказать им всё, что я думаю об этих журналюгах. — А Вы разве не из СМИ?, — Разумовский наконец поднимает взгляд на него, чуть отталкиваясь от стены, на которую он опирался всё это время. — Хех, не совсем. Я Кирилл, Кирилл Гречкин. Не то чтобы я интересовался подобным раньше, но сегодня было весьма... увлекательно. Вас было клёво послушать. — Спасибо... И за помощь тоже. Они бы меня там разорвали, — Разумовский чуть улыбается и протягивает руку, которую Кирилл пожимает, — я же не представился, я — Сергей. Хотя Вы, наверное, в курсе. Я, кажется, тоже о Вас слышал. Вы родственник Всеволода Гречкина? На это Гречкин-младший лишь вздыхает. Ему никогда не нравилось, когда люди имеют о нём представление только из-за отца. Это, конечно, бывает полезно, но иногда хочется независимости и свободы от параллелей, проводимых между ним и отцом. — Типа того. Значит, будем знакомы. Повисает неловкая тишина. Разумовский, как тогда, на вечеринке, нервно крутит часы на правой руке, словно не решаясь сказать ещё что-то, а длинные волосы скрывают глаза, так, что и не посмотришь. Всё, что может сделать Кирилл в этот момент — залипнуть на него, наслаждаясь возможностью просто смотреть. Ведь он выглядит сейчас так... живо и по-настоящему. Но, к сожалению, долго это не длится: Разумовский в один момент весь как-то подбирается и, видимо, решает закончить бессмысленную молчанку и переглядывания. — Слушайте, я хотел бы сказать Вам спасибо ещё раз. За всё. Может, я могу чем-нибудь Вас отблагодарить? После этих слов в голове Кирилла остаётся просто зияющая пустота. Это просто идеальный момент, чтобы позвать куда-нибудь развеяться, но придумать прямо сейчас место, где понравится — что-то из разряда фантастики. Он ничего не знает о Разумовском, поэтому нужно что-то нейтральное, но при этом с достаточным количеством людей. — Будет ли наглостью пригласить Вас на вечеринку по случаю дня рождения моего отца через неделю? Мне жизненно необходима там приятная компания, — Гречкин подмигивает и улыбается, надеясь, что выглядит не маниакально. Приглашать на вечеринку по случаю дня рождения отца — это верх комедии, особенно учитывая, что его день рождения через полгода, а самого Кирилла — и того дальше. Но ничего не поделаешь: предлог встретиться нужен вот прямо сейчас, а там он что-нибудь придумает. — Да, конечно, я буду только рад. Тогда может, обменяемся контактами?, — Разумовский достаёт телефон и принимается в нём печатать. Кирилл же, смотря как неловко он пытается улыбаться, может думать лишь об одном: очарование достигло предела. Будет жаль, если он поедет крышей только от одной перспективы увидеть Разумовского ещё раз.