Ты (на) остров(е)

Взрывной волной Ольгу Синичкину протащило через холл — метров двадцать, не меньше, протащило вместе со стойкой администратора, которую от удара смяло, как картон. Ольга вылетела бы на улицу через громадное витражное окно, но та же сила остановила ее и вздернула в воздух. Обычный человек не пережил бы такое нападение. Но Ольга Синичкина была пусть и человеком, но все же необычным. — Дневной Дозор, взываю! — закричала она, как только получилось набрать воздуха в грудь. От крика расшатанные ударом кости завибрировали — Ольга опустила глаза вниз и увидела, что сквозь окровавленную, изорванную блузку торчит что-то белое, острое, больше всего похожее на обломки ребер. — Взываю! В этот раз крик не получился — вырвавшийся из раскромсанной груди звук больше был похож на вой измученного, загнанного животного. — Они не придут, Оля. Никто не придет. Огонь охватил весь холл за долю секунды. Загудело окно, пережившее несколько революций и две мировые войны; стекла лопались, и черный густой дым клубами валил на улицу. — Помогите! От жара лицо Ольги покраснело, кожа на щеках уже начинала идти пузырями. Она пыталась вырваться, билась и извивалась — но невидимые путы стягивались все сильнее. Сквозь гул и вой пламени послышался треск костей. — Никто не поможет тебе, Оля. Ты умрешь в одиночестве. Следующий удар выгнул тело Ольги дугой. Она закричала — жутко, оглушающе, как кричат только перед смертью — а потом из ее горла вырвалось пламя. Мгновение — и великолепная, гордая женщина исчезла в огне, оставив после себя только черный дым и удушливый запах горящей плоти. — Посмотри, как красиво. Черт, как же жарко. Нужно как-то остановить пожар, пока не сгорел весь город. — Разве это не справедливо? Разве эта женщина не заслужила очиститься огнем? Разве ее грязная, порочная душа не стала лучше, пройдя через страдание? Поздно — языки пламени уже вырывались наружу, через лопнувшее окно. Слышались с улицы крики и вой сирен; но здесь уже не было дыма, только пламя, пламя повсюду, пламя на руках, оно ползет вверх, по плечам и груди, оно сжирает кожу, обугливает мышцы, и кости в пламени изгибаются, чернеют и плавятся, переплетаются в что-то ужасное, непохожее на человеческий скелет… — Хватит! Пощечина ощущалась, как удар боксера. Гром попытался ответить — и тут же на него вывернули, кажется, целую цистерну ледяной воды. Он захрипел, отплевываясь, разодрал глаза — и увидел довольное лицо Федора Ивановича. — Пытаете подчиненных помаленьку? Гром глубоко вздохнул несколько раз, убедился, что по лёгким свободно ходит чистый воздух, без гари и копоти. Какой же всё-таки омерзительный кошмар — запах паленого мяса никак не хотел уходить. — Давай, Игорёк, приходи в себя. Гром похлопал себя по плечам, убедился, что ледяная вода на голову ему только почудилась. Расточительный человек Федор Иванович, устроил ему фальшивый душ вместо настоящего. Сам Гром в такой ситуации не поленился бы и сбегал за ведром воды. Хотя наверняка Федору Ивановичу было жалко кабинет и любимое кресло, в котором сейчас разлегся Гром. В это кресло никогда не разрешалось садиться посетителям; Гром пытался пару раз претендовать на него, но Федор Иванович решительно пересаживал его на стул. Гром думал, что кресло для особых гостей — оказалось, для магических манипуляций. — Ну херня какая-то, Федор Иванович, — с чувством сказал Гром. — Я отчет аналитиков смотрел — не жгли Синичкину вместе со зданием. Ее уборщица на следующий день нашла, и скорую вызвала на сердечный приступ. В таком пожаре от нее бы только кости остались. Федор Иванович нахмурился. — Доступа к отчету по Синичкиной у тебя, предполагаю, не было. Опять двадцать пять. — Да я одним глазком, Федор Иванович, в образовательных целях… Тихий кашель прервал и Грома, и уже открывшего рот для грозной отповеди Федора Ивановича. — Не будь таким строгим, Федор. Ты же сам уже понял, что дело не в неуемном любопытстве Игоря. Только сейчас Гром понял, что в кабинете был кто-то еще. Темный. Худощавый, невзрачный, сидевший так скромно, как будто он забежал на минутку взять справку о временной регистрации. И эта скромность, конечно же, заставила Грома насторожиться. — Федор Иванович… Темный заулыбался, обнажая мелкие, белоснежные зубы. — Неужели я забыл представиться? Дневной Дозор Москвы, отдел аналитики. Так сказать, помогаю молодым и неоперившимся коллегам в расследовании. Интересно. В питерском Дневном Дозоре действительно не было по-настоящему старых магов — как не было их и в Ночном. Но такая ситуация была скорее правилом, чем исключением. Не располагали опыт и мудрость к тому, чтобы заниматься оперативной работой, гоняться за спятившими вампирами и лепить регистрации оборотням. То ли этот москвич из верхов Дневного Дозора, то ли просто зубоскалит не по делу. Гром ухмыльнулся и, поймав вопросительный взгляд Темного, решил не церемониться. — Цитируя одного вашего коллегу, ваш загадочный убийца охотится за озлобившейся шушерой, которая боится настоящей силы. Это вы ее, значит, из Москвы примчались защищать? Темный укоризненно цокнул языком. — Потрясающее неумение держать язык за зубами, да еще и перед Светлым. Наверное, какой-то новичок. Мы своих не бросаем, Игорь, какого бы мнения и не были о их способностях. Кстати о способностях. Гром попытался прощупать ауру Темного — и наткнулся на глухую стену. Обычное дело, когда пытаешься пробить защиту сильного мага… необычно только, что такой маг представляется аналитиком. Темный смотрел на него укоризненно. — Воспитанные люди сначала задают вопрос, Игорь, а не лезут сразу в карман за мелочью. — Меня-то вы уже сто раз просканировали, — буркнул Гром, донельзя уязвленный тем, что Темный оказался сильнее него. Первый уровень… может быть, очень опытный второй. Непростого аналитика прислала Москва. Темный развел руками. — Такова наша служба! Впрочем, я понимаю, что вас интересует. Второй уровень, Игорь. Нужно ли уточнять, что маг? Гром заскрежетал зубами. Федор Иванович смотрел на Темного со смесью негодования и изумления во взгляде — как будто собирался хлопнуть по столу ладонью и гаркнуть: «Ну, что еще расскажешь, сукин сын?» — Закончили со светской частью? — Закончили, к моему большому сожалению. Остальные части будут гораздо более неприятными и полными неразрешенных загадок. Я, с твоего позволения, резюмирую для твоего сотрудника, раз уж он дело Синичкиной видел только одним глазом. Так вот, Игорь, Ольгу действительно нашла уборщица, за два часа до открытия банка. Поскольку к тому времени мы уже разбирались с грустной историей Кирилла Гречкина, со скорой выехал наш сотрудник. Когда стало понятно, что смертью от сердечного приступа тут и не пахнет, Ольгу забрали в наш морг. Там, собственно, и открылась та же картина, что и с Кириллом — полное отсутствие внешних повреждений и сожженные дочиста органы. Буквально — горсть пепла внутри. И при таких повреждениях причина смерти — полное лишение Силы. — Разве это смертельно для неинициированных Иных? Гром задал вопрос наобум — откуда ему было знать, что для неинициированных Иных смертельно или не очень? Но Темный одобрительно кивнул — ему вопрос понравился. — Как мы теперь узнали — да. Неинициированные Иные вообще редко лишаются Силы, и, как правило, это несчастный случай. Жертвы даже ничего не чувствуют, они просто… становятся людьми. Что случилось в этот раз, сказать сложно. По предварительным оценкам — извлечение Силы было очень быстрым и грубым. Возможно, что сама Сила убийцу даже не интересовала. По крайней мере, убийство Зильченко мы заметили из-за сильнейшего выброса. На месте его убийства Сумрак до сих пор нестабилен. — Да какая там Сила от неинициированного Темного… — Не скажи, Игорь, — тихо сказал Темный. На «ты» он перешел совершенно непринужденно. — У Зильченко был мощнейший потенциал. Через несколько сотен лет он смог бы стать Высшим. Думаю, мой коллега сейчас очень жалеет о том, что принципиально не давал согласия на инициацию ребенка. Повисло неловкое молчание. Гром думал — неудивительно, что сейчас здесь сидит дозорный из Москвы, а не сам глава питерских Темных. Если он действительно потерял потенциального Высшего, очень скоро в руководящем составе Дневного Дозора случатся большие перемены. Может быть, аналитик и метит на место Николая… хотя какой он, к черту, аналитик. Тянет Москва свои щупальца, присылает ставленников. Если этот невзрачный, скромный Темный окажется на месте Николая — тяжело придется Светлым. Впрочем, политические игрища — не дело Грома. Словно почувствовав, что мысленно Гром хоронит главу Дневного Дозора, Темный улыбнулся — очень дружелюбно, совершенно не к месту. — Неопытность — не порок. Очень жаль, что моему коллеге пришлось одному разбираться с такой нетривиальной задачей. Не сносить Николаю головы, подумал Гром. — Хотя у него, конечно, не было на руках очень любопытной части головоломки, — и с этими словами Темный склонил голову, указывая на Грома. Все это время Федор Иванович молчал, только неодобрительно поглядывал на Темного; но, как только речь зашла о Громе, подался вперед. — Переходи к аналитике. Я тебя пригласил не для того, чтобы перед тобой вывернуть память моего сотрудника и попрощаться. — Ты вообще меня не приглашал, Федор, — очень мягко произнес Темный, так, что от этой мягкости свело зубы. — Я здесь, потому что в Петербурге грубо и неоднократно был нарушен договор. И заметь, мы, Темные, пострадавшая сторона — не требуем крови, линчевания, и не обвиняем огульно всех Светлых. Просто для сравнения — если бы кто-то объявил охоту на твоих людей, разве ты сидел бы мирно в кабинете и вел бы переговоры? Или уже тряс Москву, требуя выслать подкрепление? — Если бы кто-то объявил охоту на Светлых, каждый Темный в этом городе дышал только после моего личного разрешения, и Москва бы мне для этого не понадобилась, — сказал Федор Иванович, понизив голос, и Грому показалось, что воздух в комнате сгустился, как перед грозой. Это почувствовал и Темный — и, вместо того, чтобы ответить угрозой на угрозу, замахал руками. — Ценю твою преданность своим! Ценю, честное слово, вот только подумай — что, если наш загадочный убийца — не Светлый? Зачем нам тратить ресурсы на слежку, которая только разозлит вас, но ничего не даст? — То есть твоя рабочая версия — убийца кто-то из ваших? — Может быть, это спятивший Инквизитор. Или такой же неинициированный Иной. Был в Москве несколько лет назад любопытный случай… — В котором вы же своих и подставили под удар? Темный поднял руки — мол, сдаюсь, сдаюсь, не всегда играем честно. — В тонкости не вдавался! Но важен прецедент — неинициированный Светлый с мощнейшей защитой. Кажется, его и нашел кто-то из Высших… — Предлагаешь собрать из Высших патруль и выпустить в Питер? Смех у Темного был неприятный — высокий и напряженный, как будто через силу. — О, они откажутся. Поэтому предлагаю сосредоточиться на том, что у нас есть. Снова кивок в сторону Грома. Федор Иванович вздохнул, с неудовольствием сказал: — И то, что мы увидели, скорее указывает на Светлого. — Очень предсказуемая риторика, да. Только давай сначала ответим на вопрос, насколько мы можем ей доверять. Три жертвы, все убиты одинаково, судя по всему — мгновенно. А твой сотрудник вдруг начинает видеть сны, где они погибают в пламени! В муках! Гречкин сгорает, запертый в машине, Синичкина погибает вместе со своим банком, Зильченко убивают с родителям… Какой-то плохой фильм про маньяка, не находишь? Как это сейчас называет молодежь — хоррор-муви? На реплику про молодежь Гром решил не реагировать. Вместо этого он озвучил самую, пожалуй, очевидную версию. — Есть вероятность, что убийца потом убрал за собой? Темный вздохнул. — Крайне маленькая. Я бы даже сказал, практически нулевая. Если мы примем твои сны за реконструкцию действительности, тогда окажется, что убийца не только восстановил разрушенные здания, но и изменил воспоминания нескольким сотням людей. Вспомни сон про Ольгу — ты отчетливо слышал сирену. И при этом никаких признаков, что люди вообще заметили пожар. Не думаю, что нашему убийце это под силу. Надо быть очень, очень могущественным магом, чтобы провернуть такое. Гром покосился на Федора Ивановича. Тот смотрел на Темного с интересом, но, почувствовав взгляд Грома, отвернулся. — Я не смог бы, Игорь. Из питерских Светлых… четверо или пятеро смогли бы. Может быть, еще десяток справились бы при поддержке соответствующего амулета. И все это — ценой сильнейшего забора Силы. Такое уж точно не скрыть, тем более три раза подряд. Темный заговорил снова: — Я вообще не готов пока ответить, что это такое. И ты, Федор, думаю, не готов. Проекции, видения, пророчества, искажения реальности, другая линия вероятности? Куда не ткни, любая версия не выдерживает критики. Мы ищем черную кошку в темной комнате. Удивительно, но Грому стало обидно — как будто его, вместе со странными то ли снами, то ли отражениями реальности, признали бесполезным. — Но ты, я думаю, уже понимаешь, что показалось мне любопытным, — продолжил между тем Темный. — Он говорил после смерти Ольги. В первый раз за все время разговора Темный посмотрел Грому прямо в глаза. — Думаю, что он говорил не просто так. Думаю, что он говорил с тобой, Игорь.