Please wait, system restore is in progress

      Две недели повышенной готовности, без выходных, проходных, нормального сна и с излишком кофеина грозили сделать из Гэвина ненавистника жестяноидов покруче, чем всякие ебанутые фанатики, которых тут же, едва андроидов вроде как признали разумной формой жизни, начало плодиться, как грибов после дождя. Город приходил в себя после того, что устроили девианты, его трясло и коноёбило, но Детройт был крепкой сукой, справлялся. Хрен знает, как там в остальных городах и штатах, но здесь всё довольно быстро приходило в норму.       Коннор, вон, вообще вернулся в участок на второй день после пиздеца на Харт-плаза. Заявился в строгом чёрном костюме, причём даже самому тупому детективу было очевидно, что ему пиздец, как неуютно в этих тряпках, долго трындел о чём-то с капитаном, потом к ним присоединился Хэнк и тут же начал махать руками, как ветряная мельница. Фаулер что-то гавкал в ответ, а Коннор сидел, прилежно сложив руки на коленях и вызывал у Гэвина смутное едва оформленное желание, которое обычно возникало, стоило увидеть Элайджу: сомкнуть руки на тощей белой шейке и свернуть её к хуям.       Потом всё словно откатилось назад: Коннор снова устроился за своим столом напротив Хэнка, и начал впахивать своими электронными мозгами. Гэвин был объективным мудаком: Коннор действительно основательно разгрузил участок в плане составления отчётностей. Даже Гэвин не побрезговал, скинул ему на стол пару папок с делами, которые он мог успеть сдать вовремя только если ему выдадут сраный маховик времени и новые мозги, и Коннор всё оцифровал в лучшем виде.       Понятно было, что это, вроде как, жест доброй воли и всё такое… тем более, что Коннор остался единственным андроидом на весь участок. Остальные просто свалили и теперь болтались где-то в городе, осмысляя перспективы своей новой жизни.       В отличие от людей херни они не творили - и на том спасибо, а один раз PC200 в гражданском очень вежливо, но настойчиво приволок в участок мудака, решившего, что сейчас самое время ограбить магазинчик электроники. Мудака приняли, андроида настороженно поблагодарили, и всё понеслось дальше своим чередом. А потом Гэвину дали выходной. Может быть даже два, если ни в чью пластиковую башку не взбредёт идея устроить ещё один бунт, блядь. Коннор, когда Гэвин уматывал из участка, спешно подхватив своё барахлишко, чтобы Фаулер не успел передумать, излучал спокойствие и доброжелательность.       Гэвин же от внезапно привалившего счастья (он такой, счастливчик, был не один, конечно, но остальные просто быстро сдриснули по домам), не знал куда себя деть. Он чувствовал себя слишком измотанным, чтобы идти в бар и напиваться, слишком заёбанным, чтобы поужинать и лечь спать, слишком уставшим, чтобы попытаться придумать что-то ещё. Он минут двадцать сидел в своей машине на парковке у участка, пялился в окна, на людей, проходящих мимо, собрался с мыслями и поехал к Дэвиду. Охуеть, как Дэвид обрадуется, просто к гадалке не ходи.       Вообще, Аллен чутка бесился, что его не допускали на спецоперации после того ранения и до сих пор - всё исключительно по состоянию здоровья, берегли, так сказать, ценный кадр. Но Дэйв сидеть на жопе ровно не мог и Гэвин чаще обычного слышал, как тот срался с кем-то из вышестоящего начальства по кабинетам и коридорам. Потом, вроде затих, Гэвин краем уха слышал, что ему вроде как дали кого-то координировать, и Дэйв на время смирился.       Гэвин, пока Аллен валялся в больничке, ходил вокруг корпуса больным побитым псом. Сначала он сновал вокруг палаты, куда его не пускали ни по значку, ни по мольбам - типа не родственник - вали нахер. Потом Гэвина послали нахуй после попытки всучить медсестричке взятку, и вообще перестали пускать на этаж. Потом охрана на первом этаже начала нервно коситься на него, и Гэвин начал бродить вокруг здания, иногда перебрасываясь новостями с другой медсестричкой. Её Гэвин подкупал по-старинке: кофе, плюшками всякими и сэндвичами.       Ну а потом Аллена выписали домой и началась вся эта андроидская херня, потом Гэвин слышал его матюки в коридорах, и вот, теперь он сидел в своей машине, теперь напротив дома Дэвида, и размышлял, нахуя он припёрся, немытый, небритый, голодный и заёбаный. Трахаться? Ну, теоретически Гэвина можно было раскатать как коврик по кровати и ебать, но Дэйв предпочитал, чтобы партнер проявлял живой интерес к его действиям.       Да и вообще Дэвида дома не было - свет не горел ни в доме, ни в гараже, да и с чего бы Аллену тут быть в вечер пятницы, когда в городе уже не пиздец, но ещё чуть-чуть пиздецово?       Даже после этих мыслей Гэвин не уехал: выбрался из машины, перешёл дорогу, уселся на крыльце, с удовольствием вытянув ноги. Двор у Дэйва был прям по линеечке - забор, дорожка, ничего лишнего. Тут даже летом ни одна травинка не рисковала вырасти выше дозволенной длины. Дома у Дэвида тоже было примерно так же и мало изменилось за последние годы: всё чётко, на своём месте, ничего лишнего.       Дома у Гэвина был пиздец и бардак, потому что он не любил убираться и ему некогда было этим заниматься. Нанимать андроида он не хотел, тратить выходные на уборку тёмной двухкомнатной квартиры не собирался - слишком расточительно было убиваться из-за того, что он загадит не глядя, возвращаясь поздними вечерами со смены, раскидывая одежду и упаковки от готовой жратвы.       Сидеть до позднего вечера и ждать Дэйва, как Гэвин делал, когда было совсем пиздец хреново, сегодня Рид не собирался. Ну, может, немножко посидеть, попялиться на проезжающие мимо машины, понаблюдать за парочкой андроидов, жмущихся друг к другу так, словно кто-то сверху вот-вот прихлопнет их огромной ладонью... Задница мёрзла на холодных ступенях, несмотря на то, что Гэвин подсунул под неё сложенную куртку, сам оставшись в плотной, потрёпанной джинсовке. Надо было сваливать, если он не собирался отморозить себе жизненно важные органы. - Заебался? - раздался знакомый голос, и Гэв, ожидавший, что если Аллен и явится, то с другой стороны и на мотоцикле (ну или на машине, врачи ему скорее всего запретили седлать этот огроменный железный пиздец), вздрогнул, едва не подскочив от неожиданности. - Заебался, - просто соглашается Гэвин, и без лишних слов плетётся вслед за Дэвидом в его дом, прикрыв дверь и повернув ключ в замке.       Это всё довольно привычно. Если подумать, то за пятнадцать лет таких встреч было дохера и больше, больше чем любых других с любыми другими людьми, с которыми Гэвин пытался играть в отношения. Игрок из него был хуёвый.       Дэйв идёт переодеваться, Гэвин - умыться. Потом Дэйв идёт в ванную, Гэвин - на кухню: выковыривать из льдов перемёрзшей морозилки обеды в коробках типа “разогрей и жричодали”. К тому времени, когда Гэвин закончит исследования Арктики, Дэйв придёт на кухню и затеет возню с кофе и вискарём. Только Гэвин сегодня без вискаря, а Аллену наверняка запретили избыток кофеина. И алкоголя. У него даже пиво в холодильнике слабенькое, светлое, но на ужин вполне подойдёт.       Рубленный бифштекс, картошка и зелёный горошек (видимо, знаменующий здоровый образ жизни), разогреваясь в микроволновке пахнут… привычно-паршивенько.       Дэйв, заглянув на кухню, забрал пиво и вилки, и пошёл включать телевизор в гостиной, Гэвин присоединился через пару минут, не став даже вытряхивать еду на тарелки - у Дэвида, как и у него самого, посудомойки отродясь не водилось, так что пачкать посуду было дебильной роскошью.       Впервые за несколько недель, почти за месяц, Гэвин смог наконец-то расслабиться. Привалиться боком к Дэвиду, потягивая пиво, глядя на экран телека, где крутили старое, не особо смешное, но и не особо дебильное шоу. Бифштекс из чего-то, что, возможно, на каком-то этапе производства, лежало рядом с говядиной, был сытным, овощи - условно-полезными, день закончился, впереди был выходной, Дэвид сидел рядом, большой и тёплый, медленно цедил пиво. Почти что ебучее счастье для Гэвина Рида. Главное - не разевать пасть для разговоров, все они заканчивались одинаково.       Гэвин широко зевнул и устроился поудобнее, кажется, заурчав, как кошак, когда Дэйв подтянул его к себе. Под футболкой оливково-серого цвета угадывалась тугая перевязь бинтов - выстрелом Аллену раздробило ребро, а срасталось оно у капитана “не могу сидеть на жопе ровно” медленнее, чем у нормального человека, который в состоянии провести месяцок на больничной койке, как и полагается. Гэвин сонно лапал его за бедро, без каких-то намёков на продолжение, просто потому что Дэвид не возражал, а Гэвину охуеть как нравилось его, твёрдого, спокойного, обманчиво-равнодушного, трогать.       Спать завалились, когда шоу закончилось. Дэйв пошел собирать мусор, а Гэвин - в душ и тырить футболку у Дэвида из шкафа. Он не мог бы сказать, что делал это уже сотню раз, наверное… Но несколько десятков раз - возможно. Спать, уткнувшись в Дэйва было охуенно. Это были те редкие случаи, когда Гэвин засыпал почти сразу, несмотря на то, что был трезв. Даже когда он возвращался домой со службы, слишком заёбанный, чтобы пить, он ворочался в постели ещё несколько часов, прежде чем дурной, муторный сон наконец-то накрывал его.       Положа руку на сердце - Гэвину хотелось остаться. Послать в пизду “золотое правило” Дэвида Аллена, перетащить сюда свои малочисленные пожитки (Дэвиду, привыкшему к дому, наверняка было бы некомфортно в городской квартире), и хотя бы три раза в неделю спать, уткнувшись в Дэвида, от которого терпко и вкусно пахло гелем для душа. Гэвин тупо боялся, что Аллен не такой сентиментальный и пошлёт Гэвина с его притязаниями нахуй. Гэвин вообще был не из тех, кто умеет в разговоры… А Дэвид… ну, это Дэвид. Мудила и отморозок. Именно то, чего Гэвину, без шуток, не хватает в жизни.       Дэйв выбрался из постели засветло, ненароком выдернув из дрёмы Гэвина, который решил не подавать виду - всё-таки, у него выходной! - и остался валяться в кровати с закрытыми глазами, прислушиваясь к шагам Дэйва. Тот бродил по дому, шуршал фольгой таблеточных блистеров, наливал в стакан воду прямо из-под крана (правда Гэв, вроде видел у него охуенный очиститель на трубе в кухне), потом всё-таки вернулся в постель, аккуратно умостившись на свою половину.       Гэвин подвинулся, чтобы ему было удобнее, перекатился на другой бок, и, уткнувшись Дэйву в твёрдое плечо, пробурчал: - Дохуя рано тебя отпустили из больницы. - Не отпустили бы, если бы не всё это. В поле всё равно не пустили. - Прямо чувствовалось, что Дэйв охренеть как огорчён этим обстоятельством. - Ага, блядь, “в поле”, - Гэв не стал ворчать дальше, притиснулся поближе, перекинул руку через Дэвида, пониже плотной обвязки, и мечтательно предложил: - Хочешь, отсосу?       Раннее утро располагало к ленивой ебле, тем более, раннее утро выходного дня, но Гэвин никак не мог придумать хоть один вариант, от которого лечащих врачей Аллена не разбил бы инсульт. Даже отсос, в общем-то, был опасной затеей, с его-то темпераментом, так что Гэвин бы не удивился отказу.       Отказа не последовало. Вместо него - привычное давление руки, и Гэвин так же привычно скатился вниз, стряхивая с них обоих одеяло, изнывая от подступающего возбуждения. Подрагивающие от желания пальцы лезли под кромку белья, обхватывали толстый, едва начавший твердеть член, трогали крепкие бёдра, пока рот привычно наполнялся слюной, а в паху тяжелело: Гэвин как и всегда возбуждался от одной только мысли, что сейчас отсосёт Аллену. Кажется, эта хуйня творилась с ним с самого первого раза, тянулась сквозь года, и теперь уже казалась почти нормальной.       Дэйв зарылся пятернёй в волосы и Гэвина привычно повело: он скользнул ладонями по твёрдым бёдрам, расслабил глотку и с неслышным, довольным стоном скользнул губами по члену от головки до самого корня, прикрыв ресницами глаза и расслабившись. Было непривычно: Аллен не двигал бёдрами, вбиваясь в горло, не давил ладонями на виски, фиксируя Гэвину голову, даже свой темп не задавал и, самое охуенное, не был таким тихим, как обычно. То есть, он, конечно, был тихим, но Гэвин, привыкший в спальне слышать только свой охреневший от удовольствия голос, вполне отчетливо разбирал довольное мычание, переходящее в тихие вздохи, когда Гэв особенно хорошо вылизывал налитую головку, или сжимал её пульсирующей глоткой, одновременно перебирая пальцами тяжёлые яйца.       Своё собственное возбуждение Гэвин ощущал скорее фоново - оно растекалось по телу тёплой, тяжёлой волной, хотелось раздвинуть ноги, бухнуться грудью на кровать, вытянуть руки, чтобы их привычно стиснуло ремнём или стальными кольцами наручников, и послать нахер весь этот мир и контроль над своей жизнью. Оно не мешало размеренно и глубоко двигать головой, принимая член, наоборот, Гэв словно утонул в сладкой эйфории, кайфовал от каждого своего движения, жадно лапая руками всё, до чего мог дотянуться, до тех пор, пока Дэйв не напрягся на выдохе, и не спустил Гэвину в глотку, наконец-то сжав пальцы в волосах именно так охренительно сильно, как Гэвин любил. Сглотнув и облизав ноющие губы, Гэв потянулся наверх - за поцелуем, за лаской, за прикосновениями. Даже трахаться не хотелось - хотелось просто не уходить. Захлебнуться в кусачих, властных поцелуях, сдохнуть тихонько от удовольствия в крепкой хватке рук. Главное условие для этого - не открывать рот и не пиздеть. Всего-то. Не смотри, блядь, красавица, что за той дверью, ну куда проще? - Дэйв?..       Через две минуты знакомого до последнего матюка разговора Гэвин разъярённым кошаком метался по комнате, собирая свои вещи.       Казалось бы: пятнадцать лет мозгоебли по одному и тому же кромешно тупому поводу. Можно было даже эксперимент провести: не разевать свою тупую пасть разок и посмотреть, как долго Дэвид не вспомнит о своём сраном загоне. Но нет, Гэвин Рид молчать не может, за что и огребает периодически от жизни по полной.       Дэвид за его метаниями наблюдает с привычной каменной рожей. Гэвин натягивает штаны и, вывернув свою футболку, обвинительно тыкает пальцем в него, рявкнув: - Какого хуя? просто - какого хуя, Аллен? Можно, блядь, подумать, что если я уволюсь, ты на мне, блядь, женишься! Какая нахрен разница? - Да, - после секундного размышления выдал Дэйв, и Гэвин, достигнув наивысшей точки охреневания, запустил в него первым, что подвернулось под руку - каким-то увесистым флаконом, стоявшим на полке. Он об этом сразу пожалел, потому что уклонился Дэвид с явным трудом, поморщившись от резкого движения, но Гэвин был слишком разъярён, чтобы что-то по этому поводу предпринимать. - Ты - грёбаный мудила, - на всякий случай, если Аллен не разобрал этого в предыдущем потоке брани, сообщает Гэвин, вылетев сначала из спальни, а потом и из дома. Хотелось ещё выйти во двор и проорать “мудак!”, чтобы повеселить соседей, но Гэвин решил, что он выше этой хуйни.