Гэвин
30 июня 2021 г. в 10:15
Гэвин занимался пиздостраданиями. Ему действительно было хуёво, в этот раз, почему-то, даже хуёвее чем во все предыдущие за все пятнадцать лет. Обычно он… или надирался как свинота, или просто забивал на это всё — Гэвину даже казалось, что он как-то, привык, что ли, к заёбу Аллена на эту тему.
Но в этот раз всё по другому сложилось, зацепило, Гэвину впервые в жизни всерьез хотелось вернуться и вмазать Дэвиду по серьёзной хмурой роже. Обычно он это желание испытывал фоново, оно плескалось себе незаметно где-то далеко за желанием отсосать, желанием вылизать горячий жадный рот и желанием быть выебанным этим охуенным членом. А тут выперлось на передний план (хотя остальные тоже никуда не пропали).
И, почему-то, Гэвину дали выходной на рождество. Он-то хотел остаться в участке, просто чтобы не тащиться в пустую квартиру, в которой даже жратвы нормальной не осталось — Гэв заедал депрессию пиццей с пепперони и сладкой газировкой, — но Фаулер… был очень настойчив. В участке оставалась «перспективная молодежь», и Гэвину, по всей видимости, нехуй было сбивать эту самую молодежь с пути истинного своей помятой рожей и красными от недосыпа глазами.
Коннор, сменивший похоронно-черный костюм на пастельно-серый, выпорхнул из участка прямо в объятия своему дружку-роботу, которого Гэвин теперь частенько видел по телеку. Оба жестяноида выглядели просто омерзительно счастливыми — Гэвин так долго пялился им в спины, что сигарета, которую он вроде как курил, дотлела до фильтра и обожгла пальцы. Гэв выматерился и прикурил новую, хотя желудок, которому с утра только досталась чашка кофе и подсохший кусок пиццы, нервно ёкнул. Минут через несколько — Гэв докурил почти до середины, — вышел Хэнк, протопал к своей машине, и укатил, весь такой невозмутимый.
Гэвин ещё вернулся в офис, побродил там пару минут, пока не обнаружил на себе внимательный взгляд капитана, спустился в зал, убил полчаса на то, чтобы поколотить грушу (и он правда не представлял на её месте Дэйва, Гэвин слишком заебался, чтобы что-то там представлять). Потом пришел Фаулер и тоном, не терпящим возражений, приказал: «Гэвин, вали домой».
Гэв съязвил насчёт того, что ценные кадры нынче не в чести, если у них нет пластиковых деталей, и свалил раньше, чем капитан раскипятится.
Вместо того, чтобы пойти домой, к буклетам из местных пиццерий и телеку с хреновой тучей каналов, Гэвин поехал в супермаркет. Интуиция подсказывала, что гастрит, язва и инфаркт в сорок уже машут ему ручками из-за ближайшего угла, в конце концов, можно было заедать депрессняк и чем-то более полезным и существенным, чем не самая лучшая пицца в городе.
Готовить Гэвин не умел. После смерти родителей они с Элом жили то у одной тётки, то у другой, там их к плите не подпускали, да и у них обоих никакого желания кашеварить не наблюдалось. Потом Гэвин съехал в общагу и все его кулинарные таланты уперлись в умение сварить пачку сосисок или разогреть замороженный обед из магазина. Эл, наверное, даже андроидов изобрёл лишь бы не убирать в комнате и не готовить.
Но вкусно пожрать — нормальное удовольствие, доступное даже совсем криворуким, при наличии микроволновки или, ещё лучше — духовки. Духовки у Гэвина, конечно, не было, но разделанную тушку запечённой индейки вполне можно было разогреть и в микроволновке. К ней Гэвин взял ещё клюквенного соуса. И пару салатов. И ещё пару салатов. И охлаждённый стейк. Упаковку, вообще-то. И пиво. Слабоалкогольное, так что две пачки. И пакет замороженной картошки фри — у него был шанс справиться с её приготовлением. И пару бутылок воды. И хренов торт.
Да, блядь, Гэв любил всякую сладкую хуйню, пусть даже об этом не знал ровным счётом никто на свете — Гэвин никогда не палился, даже в детстве. Знал, что Элу только повод дай, он найдёт обидное злое прозвище для любой слабости близнеца, а потом привык, да и… коп который любит пончики? Ебучий стереотип. Тем более, что как раз пончики Гэвин не любил.
До машины от всё это довёз в тележке, так что до самого дома у него не возникало никаких вопросов относительно степени свой ебанутости (и депрессняка). А вот когда он припарковался, открыл багажник и понял, что он просто физически не доволочет это всё до дома и, тем более, не сможет всё это сожрать… Вопросы возникли.
Гэвин стоял над открытым багажником, закуривая, с неба начал сыпать снежок, мороз щипал за обтянутую джинсами задницу. Гэв в тысячный мучительный раз думал над этим ебанутым Дэйвовым «Да» и вообще над всей ситуацией, которая из привычно-идиотской вдруг стала кромешно-дебильной.
Докурив и растерев окурок каблуком ботинка по серому асфальту, Гэвин закрыл багажник, сел в машину и поехал знакомыми поворотами и перекрёстками к Дэвиду.
На то, чтобы перетаскать все пакеты со жратвой из машины на крыльцо у него ушло минут пять, так что когда он уже возвращался с последним пакетом, входная дверь всё-таки открылась.
Это же Дэвид. Дэвид никогда не спрашивает «какого хуя ты приперся», он вообще тупых вопросов не задает — Гэв, который мог держать свой пиздливый язык за зубами только в том случае, если рот был занят членом, от этой Дэйвовой особенности тоже млел. Да и вообще — от всего Дэвида.
Но сейчас Гэвин был охренеть, как зол.
— Знаешь что? Иди нахер, Дэвид Аллен.
Дэйв навряд ли собирался встревать с ответами, он стоял весь такой здоровенный и домашний, в мягких штанах, футболке, сунув руки в карманы и внимательно глядя на Гэвина, который ткнул в него пакетом, в котором была коробка с тортом.
— Ты, блядь, не трахаешься с копами.
Дэйв просто кивнул. А мог ведь съязвить, типа, охуеть какой ты, Рид догадливый, всего пятнадцать лет понадобилось, чтобы запомнить. Но это же Дэвид. Он не язвит, он, если нужно, просто с лестницы спустит, ну или, там, зубы в желудок забьет. Но не язвит.
— Хорошо. Окей. — Гэв так кипит, что чудом не булькает от возмущения. Ему хочется заорать что-нибудь нецензурное, а ещё у него мёрзнут ноги в ботинках и жопа в джинсах. — Тогда, блядь, мы налаживаем совместное проживание, узакониваем всю хуйню и занимаемся ёбаной любовью, так пойдет?
Гэвин немного жалеет, что не закупился каким-нибудь цветочным букетом. Он бы сейчас с удовольствием швырнул его в каменную физиономию Дэвида просто для эмоциональной разрядки. Но в руках у него был торт, а его было жалко.
— Двадцать девятого тебе нужно будет взять выходной. И лучше сразу несколько — по семейным обстоятельствам. — Конечно, если Гэвин рассчитывал на эмоциональный отклик в ответ на свою тираду, ему следовало тащиться с ней к кому-нибудь другому. Он рассчитывал на два варианта ответа: «Да» и «Иди нахер», а не на вот эти ребусы с календарём. Пока он стоял, обескураженный, срочно придумывая что ответить, Дэйв оценил количество притащенных Гэвином пакетов, подхватил несколько и уже собирался уйти в дом, когда Гэвин наконец-то отмер:
— А что будет двадцать девятого?
— У нас запись в мэрии. «Узаконить всю хуйню», как ты выразился. Забирай пакеты и двигай в дом, холод собачий.
Гэв подхватил оставшиеся пакеты, закрыл дверь и поплёлся за Дэвидом на кухню.
Вся злость и ярость куда-то сгинули. Гэвин десять дней ебал себе мозги и бесконечно от этого устал.
— А с чего ты взял, что я согласен? — пробурчал он, закидывая пакеты на кухонный стол. Дэвид окатил его взглядом, который Гэв противоречиво охарактеризовал как «ты красивый, но тупой», хотя красивым он бы себя не назвал, а вот тупым чувствовал прямо сейчас.
— Гэвин.
— Ладно, блядь, я понял, — Гэв попытался скрыть покрасневшие щеки, сунувшись в холодильник и принявшись распихивать содержимое пакетов по полкам. Задавать этот вопрос после того, как сам приперся практически с предложением руки, сердца и задницы в полноправное узаконенное пользование, было действительно… тупо.
Дэвид подавал ему контейнеры и упаковки, которые Гэв нахватал в магазине, а Гэвин распихивал их по большому, полупустому холодильнику в полной тишине. Дэвид, наверное, сказал всё, что хотел, а Гэвин обдумывал всё произошедшее и все внезапные перспективы…. Когда он ехал сюда, он не особо задумывался над тем, что будет после того, как Дэвид ответит, независимо от того, каким будет ответ. Ему было важно выговориться и донести до этого отморозка, что для Гэвина вся эта хуйня — важна.
Очевидно, что для Дэйва тоже. Запись в мэрии. Охуеть. Это значит, он уже и рапорт начальству подал. Он по званию выше, так что корявыми записками Гэвина никто и не интересовался. Охуеть.
— Так стоп, это что, уже и Фаулер в курсе? Бля, Дэвид!
Дэйв стал выглядеть как человек, который, возможно, признает, что в каком-то пункте своего плана он проебался. Гэвин сердито затолкал бананы в ящик для овощей и захлопнул заполненный холодильник, обнаружив, что пакеты всё ещё далеко не пусты.
Дэйв сделал жест рукой, типа, давай меняться, и Гэв послушно отошёл к столу, разбирать пакеты, пока Дэйв переставлял продукты в холодильнике по какой-то своей эргономичной системе.
— То-то он меня всё домой выпинывал… спасибо хоть не брякнул, что я перед свадьбой волнуюсь, — ершится Гэв, достав из пакета двухлитровую бутылку подсолнечного масла. Дэвид взглядом указывает на шкаф, где ей место, и Гэвин отправляется туда, продолжая негромко бухтеть.
— И дату сам выбрал, — продолжает он ворчать, вернувшись и протягивая Дэйву пакет картошки фри. — А кольца? Всё ж наверняка закрыто будет?
— Я купил кольца, — терпеливо сообщил Дэйв, сунув картошку в морозилку. — Ты взял еды на неделю?
— Ещё на свадебный ужин хватит, — огрызнулся Гэвин, зыркнув на Аллена из-за пакета.
Выражение лица у Дэвида было знакомым… Однажды Гэвин истерил и выёбывался после ебать-какого-пиздецового-дела, и Дэйв перегнул его в спальне через колено, уткнул мордой в подушку, и отходил ладонью по жопе. Гэвин только поскуливать мог к тому времени, когда Дэйв его наконец-то трахнул.
Это было три или четыре года назад, но Гэвин помнил, кажется, любую мелочь, связанную с Дэвидом. Бережно хранил в памяти.
— Навряд ли, — невозмутимо парировал Дэйв.
Гэвину страшно хотелось вмазать ему по спокойной (красивой, породистой, охуенной) физиономии, и так же страшно хотелось целоваться, трахаться, просто обниматься, сидеть рядом перед телеком ближайшие шестьдесят лет и даже держаться за руки.
«Язык мой — враг мой», — определенно придумали про Гэвина. Тот, кто первым ляпнул это точно знал, что через тысячу лет на свет появится Гэвин Рид, который вместо «Я люблю тебя» пробухтит:
— А если оно мне не подойдет?
А ведь он ещё хотел спросить — а если мне не понравится? — но вовремя щелкнул зубами и заткнулся. Совсем уж по-девчачьи.
Дэвид закрыл холодильник, посмотрел на Гэвина, коротко дёрнул бровями и вышел из кухни.
Гэвин трижды про себя умер, прежде чем он вернулся.
Вернулся Дэйв с небольшой бархатной коробочкой тёмно-синего, почти чёрного цвета, из которой выудил золотое кольцо с серебристой жилкой посередине, и без лишних церемоний ловко надел обомлевшему Гэвину на палец.
— Подходит, — резюмировал Дэйв, взглянув на Гэвина, который смог только безмолвно приоткрыть рот и кивнуть, глядя на свою руку.
Коробочку Дэйв убрал в карман, чему Гэвин был ужасно рад, потому что был не готов прямо сейчас расставаться с кольцом.
Ощущение было странным. Гэв не глядя подавал Дэйву продукты, а сам никак не мог отвести взгляда от своих пальцев. Дело было даже не в том, что кольцо ему действительно понравилось. Просто это было нечто совершенно невероятное — понимать, что кто-то такой охуенный как Дэвид на полном серьезе хочет связаться с Гэвином на всю жизнь. Не только для охуенной ебли, но и для всего прочего.
И в случае чего Гэвину не придется побитой псиной таскаться под окнами больницы.
Гэв вздрогнул и уронил коробку молока.
— Бля, прости, — он поморщился своей криворукости, затихнув, когда Дэйв, подняв коробку, потянул его к себе и обнял, вдруг сентиментально уткнувшись носом в висок.
Гэвин едва не заурчал — ему нравилось, несмотря на нервное напряжение, от которого его едва не трясло.
Гэвин никогда не думал, что у него будет семья. Никаких мыслей о хорошенькой девушке и паре-тройке ребятишек никогда не возникало у Гэвина в голове даже до знакомства с Дэвидом.
Модель классической семьи была для него источником одних только нервотрёпок, да и вообще, любые формы родственных отношений лишь тяготили. Гэвин не помнил, когда было иначе. Когда-то было, давным давно, когда родители были живы, тётки приезжали лишь по большим праздникам и умилялись «мальчикам». Так давно, что казалось неправдой.
— Иди в душ, — Дэйв с тягучей, ленивой властностью, от которой Гэвина тоже всегда вело, зарылся пальцами в волосы на затылке, потянул, и Гэв послушно запрокинул голову, посмотрев на него. — Я что-нибудь на ужин накидаю пока.
— Может, со мной пойдешь? — ухмыльнулся Гэвин, прищурившись от удовольствия.
— Потом, — Дэйв ослабил хватку в волосах, отпуская, и Гэвин, невыразительно бурча себе под нос о том, что «потом — это и через пять минут и через неделю», утопал в ванную, раздеваясь по пути.
Кинул вещи на стиральную машинку и забрался в ванную, крепко выругавшись, когда душ для начала окатил его ледяной водой.
— Блядь, — ещё раз добавил он, злобно вперившись взглядом в мокрую светло-голубую кафельную плитку.
По факту, Гэвину было охуеть как плохо. Он не слишком хорошо справлялся со стрессом, во всяком случае — традиционными методами. Всякая йога, правильное дыхание и самоуспокоение нихера на него не действовали, он злился ещё больше, стоило только подумать о том, что ему нужно, блядь, успокоиться. Он и правда заебался за последнюю неделю. А до этого — за последний месяц. Сначала Дэйв загремел в больницу, потом андроиды устроили пиздец, потом Гэвин устроил пиздец, а теперь пиздец устроил Дэвид, и у Гэвина не было никаких эмоциональных сил реагировать здраво. Да и вообще реагировать. Утопиться под душем казалось неплохой, перспективной идеей.
И это несмотря на то, что в груди сладко, непривычно и трепетно ныло, когда Гэв разглядывал кольцо, так и оставшееся на его пальце. Вообще, наверное, Гэв был счастлив. Просто он нихуя не привык к такой хуйне и от этого ему было плохо.
Дэвид был вообще самым лучшим что могло случиться с Гэвином в жизни. Без вариантов. Он, блядь, понимал Гэвина лучше, чем сам Гэвин, который стоял в клубах пара, подставляя плечи и спину обжигающим струям воды и пытался собраться с мыслями, чтобы пойти, поужинать, провести вечер, ночь и жизнь, не ляпнув какой-нибудь лютой дичи, которая испортит вообще всё.
Бля, как же Гэв боялся всё испортить.
Вариантов была масса. Гэвин не был приспособлен к совместному проживанию (хотя очень хотел), считал себя эмоциональным и бытовым калекой, был женат на работе (хорошо, что Дэйв тоже) и одержим болезненным, изматывающим пониманием несовершенства и несправедливости мира.
Гэвин портил буквально всё в своей жизни, как ему казалось сейчас, когда он оглядывался на тридцать шесть сумбурных, наполненных дичью, одиночеством и редкими вспышками счастья, лет.
Дэйв, как оказалось, зашедший в ванную, пока Гэвин нырял в глубины своего Я, первым делом прикрутил горячую воду, доведя её до приемлемой температуры. Плечи и спину перестало жечь.
— Я нахрен вылил всю горячую воду, да? — обречённо уточнил Гэв, уперевшись двумя руками в скользкую мокрую стену. Голова была тяжёлая от мыслей и пара.
— У меня большой бойлер. — Кажется, Дэйв пожал плечами. Он остановился у Гэвина за спиной, привычно опустив ладони на бёдра, а Гэвин так же привычно прогнулся в спине, предвкушающе закрыв глаза.
Охренеть, как он этого хотел. Без прелюдий, без поцелуев, царапать ногтями скользкую стену, срываться, пытаться удержаться на ногах, подмахивая жёстким, глубоким толчкам.
Но Дэйв потянул его на себя, развернул, вжал лицом в стену, навалился всей своей охуенной тяжестью, обернув одну ладонь вокруг члена, второй оттянув в сторону ягодицу, чтобы притереться тяжёлым членом между, прямо по жадно запульсировавшей дырке. Возбуждение было неумолимым, как тайфун — Дэвид всегда именно так действовал на Гэвина.
— Бля, — тихонько проскулил Гэвин, прижавшись щекой к кафелю. — Бля, Дэвид…
Тёплая ладонь, ещё раз скользнув по ставшему твёрже члену, прижалась к животу, поднялась выше, выше, остановилась на шее, обнимая с непреклонной, неотвратимой нежностью. Дэвид тяжело дышал, прижимаясь к спине Гэвина, пальцами второй руки разминая неподатливый, тугой вход.
— Выйдешь за меня? — Ладонь немного сжалась на горле, когда Гэвин попытался заскулить, а сам Гэвин охуеть как сжался на толкнувшейся внутрь паре пальцев. Было больно, туго и сухо — то, что надо, чтобы вся ёбань выпала из головы.
— Ага… — Гэвин попытался двинуться, насадиться на фаланги пальцев, но безуспешно — Дэвид удерживал его, как и всегда. — Охуеть, как это тебе в голову пришло…
— Это логичный вывод из нашего долгого и насыщенного знакомства.
Гель для душа вместо смазки и ладонь на горле вместо опоры — Гэвин действительно просел на коленях, судорожно цепляясь пальцами за стену, когда Дэйв прижал головку к едва растянутой дырке и толкнулся внутрь.
У Гэвина потемнело в глазах, а под рёбрами вспыхнуло золотым маревом, обожгло. Дэйв прижался губами к шее почти у загривка, вгрызаясь клыками в кожу на очередном движении. Если кто-нибудь увидит этот след, то у него не останется ни единого сомнения в том, в какой позе ебали детектива Гэвина Рида на этот раз.
Целый мир возвращался на круги своя. Гэвину было хорошо. Ему не хватало воздуха, не хватало возможности лапать Дэвида, целовать его, кусая губы до крови и сталкиваясь зубами, у него дрожали колени, с члена текло, задница горела (и наверняка он сможет завтра только лежать жопой кверху, что не означает, что Дэйв этим не воспользуется. И хорошо), в горле клекотало что-то нечленораздельное, собираясь то в восторженный вопль, то в потерянный скулёж. Гэвин подмахивал бёдрами, насаживаясь на член с остервенелым отчаянием, запрокидывал голову, выпрашивая поцелуй, и тонул в очередном, вылизывая всё, до чего мог дотянуться.
Дэвид дал ему посвоевольничать какое-то время, чувствовал, как и всегда, что Гэвину это нужно, а потом жёстко сжал пальцы на бедре, задержав Гэвина на половине движения, толкнул ещё ближе к стене, рыкнул на ухо, вжавшись так, что Гэвин едва не задохнулся, и врубил свой любимый темп, вытрахивая из Гэвина последние остатки связного бормотания. Гэв не смог бы двинуться даже, если бы захотел, всё что оставалось, так это орать от удовольствия, когда очередной жёсткий толчок внутрь приходился прямо по простате. И Гэвин орал. Только голоса не было, так что получалось восторженное сипение и жалкий скулёж, перешедший в отчаянные глубокие вздохи на самом пике.
Гэвин не помнил, как сорвался, его словно арматурой по затылку треснули, он, кажется, даже вмазался лбом в стену, прежде чем обмякнуть в руках у Дэйва, крепко перехватившего его поперек торса.
Дэвиду хватило пары движений, чтобы кончить, и, наверное, полудюжины минут, чтобы привести их обоих в порядок — вода в душе начала остывать с неприятной скоростью. Гэвин ещё не успел начать соображать, а уже натягивал на себя футболку и домашние штаны Дэйва (своих вещей он у Дэвида не держал), и лапал ленивым сонным взглядом одевающегося Аллена.