Keep silence

— Ты точно хорошенько подумал насчет домашнего обучения? — уточнила мама, стоя напротив него в коридоре. Дверь не особо защищала, поэтому кусачий холод просачивался в дом, заставляя маму ежиться и растирать плечи руками, — Я не думаю, что мы здесь надолго, так что тебе не обязательно… — Да, я подумал. Если мы тут ненадолго, то всё нормально — пойду в школу. А иначе только дома сидеть… — Антон, до этого завязывающий шнурки, распрямился и посмотрел на маму терпеливым взглядом, взвывая к пониманию. Спорить не хотелось — мама и без того была уставшей последнее время. Ругань с папой, ещё пару лет назад заставляющие её кипеть злобой, сейчас только изводили. И хоть Антон чувствовал, что это плохо, он не мог не ощущать облегчения от того, что у мамы не было такого запала попрекать его или разубеждать в чем-то. Она поджала губы, рассеянно глядя сквозь него. Повисла неловкая тишина, которую хоть пальцами черпай. Антон вздохнул, обернувшись к ней спиной, лишь бы не видеть её тяжелого взгляда. Пару лет назад ему было проще сносить это. Он питал надежды на скорый конец склок с папой, да и психика была гибче. Тогда всё казалось проще. Но не за горами семнадцатилетие, а это всё продолжается и продолжается, от этого вся семья будто на шаткой байдарке. Оставалось только грести сломанными вёслами. Наконец, ухватившись за обыкновенную дежурную фразу, Антон, потянувшись за зимней курткой, висящей на крючке, произнес максимально буднично:       — Оля уже готова? Мама подхватила, явно почувствовав облегчение: — Почти. Завтракает ещё. Подожди её немного, — её рассеянность слегка сбила Антона с толку, но он постарался не придавать этому особого значения. Он согласно промычал, а после бросил короткий взгляд на зеркало. Внешний вид не особо удовлетворил его, — в семь утра вообще сложно выглядеть на все сто — но с этим ничего нельзя было поделать. И хоть очки уже не казались такой вопиющей проблемой, как раньше, но все ещё смотрелись как-то нелепо на его лице. В остальном же все было совершенно обычно. Даже волосы неплохо смотрелись, а не так, будто его смяло подушкой ночью. — Оля, кушай быстрее! Тебя ждут! — мамин окрик заставил его, заплутавшего в своих мыслях, вздрогнуть и обернуться — рядом было пусто. Мама отошла на кухню и оттуда её голос звучал приглушенно: — Скорее давай. Антон позволил себе прочувствовать секунды спокойствия, прежде, чем ему придётся собраться. Только сейчас, оставшись наедине с собой, он признался, что в нём подрагивает волнение перед новым классом. Он понятия не имел, какие сами по себе местные школьники. Тем более в этом крошечном городе, которого даже на карте, скорее всего, нет. Утром мелькала мысль о том, чтобы все-таки согласиться на домашнее обучение, но Антон усмирил её. Переживания перед новым коллективом делали перспективу сидеть дома привлекательной. Но он бы быстро об этом пожалел, едва понял бы, как скучно сидеть так день за днём. — Я готова! — Оля влетела в коридор, как торпеда, и быстро выдернула его из мыслей, — Ну что, как я выгляжу? — она покружилась, отчего юбка её черного сарафанчика взметнулась красивой волной, и спешно огладила волосы. — Ничего не торчит? Сарафан вон отглаженный какой! — волнение перед первым учебным днем клокотало в ней не меньше, чем в Антоне. Только оно было радостным. И ему, возможно, следовало у неё поучиться. Антон разулыбался, глядя на неё и невольно оттаивая: — Красивая-красивая, Оль. И сарафан твой глаженый точно все заметят, — усмехнувшись, он огладил ей волосы и помог ей надеть курточку, а вместе с ней и ранец. Его волнение казалось сейчас глупым и бессмысленным. Он взрослый и, к счастью, за себя постоять сможет. А вот Оле не следовало наблюдать его волнение. Ей как раз наоборот и нужна уверенность Антона, чтобы успокоиться с концами. — Во-от, я тоже так думаю! — Оля, хихикнув, заулыбалась, и на её щеках появились аккуратные ямочки, — Я надеюсь, там всё хорошо, а то не очень… — Так, давайте поживее, — поторопила их мама. Она посмотрела на них строго, однако Антон замер, на секунду уловив в её взгляде незаметно скользнувшую растроганность. Мама будто хотела сказать что-то, но не смогла. Не решилась, может быть. Или не сформировала слова. Она лишь постояла пару секунд молча, и, наконец, отмерев, произнесла. — В школе аккуратно, хорошо? Оля, если папа за тобой не приедет, подожди Антона и иди с ним. На улицу одна — ни ногой, — Оля кивнула, потупив взгляд, а мама, наконец, немного оттаяла. — Ну все, давайте в школу, не опаздывайте. — Пока! — Оля замахала маме, стоящей на пороге, в то время, как они приближались к выходу со двора. Мороз щипал Антону щеки, а клубы пара то и дело возникали перед лицом. Идя по протоптанной дороге, он не мог отвести взгляда от жутковатого леса, окружавшего его дом. Такое чувство, будто деревья старались столпиться поплотнее, не дав Антону и Оле возможности найти выход. Антон нахмурился и, стараясь вслушиваться в хруст снега, обратил внимание на Олю и звуки её восторженной болтовни: — Как думаешь, много там ребят в классе? Мама говорила, что не очень, потому что отсюда все уезжают, но мне кажется, что немало! Мимо неспешно проплывали дома с мерцающим в окнах светом, лаем собак и дымом, валившим из труб. — Надеюсь, что там много девочек! Мы играть будем! И если у них куклы ещё есть… — Оля чуть не взлетела от восторга, — Главное, чтобы мальчики нам не мешали… Мальчики вообще всегда портят всё! Антон за эту фразу зацепился и не сдержал усмешки: — Оль, ну, не всегда так получается, что везде все одинаковые. — Это я знаю, — сестра замахала руками. — Но сколько я мальчишек видела — все хулиганят! То дразнят, то вещи твои отнять хотят! Ещё и делают это все так, будто им смешно! Антон прыснул, решив не говорить сестре, чем именно обусловлено желание маленьких мальчишек дразнить девочек. Это уже потом, когда Оля повзрослеет, начнутся и цветочки, и конфетки, и прочие милости. Естественно, он позаботится о том, чтобы у Оли были нормальные ухажеры. А то и от мудаков всяких застраховаться было нельзя. Антон вдоволь насмотрелся на это в своей старой школе. — Может, ты и права… — пробормотал он. Оля продолжила непринуждённо говорить, пока они постепенно приближались к школе. Здание светило окнами в темноте зимнего утра, и, подойдя, Антон не обнаружил ничего примечательного. Разве что его старая школа выглядела чуть опрятнее, чем на первый взгляд, но это всё мелочи. Если они тут и правда ненадолго, то стерпеть и не такое можно. Оля чуть прижалась к нему, пока они проходили мимо толпы старшеклассников, но Антон не нашел этот жест чем-то постыдным, лишь приобнял сестру одной рукой. Скоро она станет подростком и в ней проснётся желание быть самостоятельной. Так что сейчас он старался быть для неё старшим братом столько, сколько возможно. Когда они зашли в школу, Оле, кажется, стало ещё более не по себе. Антон, видя её пошатнувшуюся уверенность, поспешил успокоить сестру, взяв за руку и произнеся: — Пойдём, найдём твоё расписание. Оля немного взбодрилась от этого, оттарабанила: «Хорошо!», и они, переобувшись, пошли в раздевалку, повесив куртки каждый на крючки своего класса. Антон успел прикинуть, что первый этаж, скорее всего, ведёт только к столовой, спортзалу и ещё нескольким кабинетам. Поэтому они не стали тратить время и сразу поднялись этажом выше, где и было найдено искомое расписание. Вокруг него толпилась небольшая кучка ребят, которые, галдя и хихикая, выискивали свой урок и кабинет. Детей Олиного возраста тут не было — в основном среднее звено. Антон вспомнил, что младшеклассники учились на третьем этаже. Но подниматься наверх он не спешил — решил проверить свою догадку. Протолкнувшись вместе с Олей к расписанию, он нашел взглядом строчку четвертого класса и негромко произнес: — Оль, на третьем этаже у тебя урок. Пойдём, отведу. Учительница в классе Оли, к облегчению Антона, оказалась очень приветливой и приятной. Она сразу же узнала его сестру, которая до начала учебной недели приходила в школу за учебниками, с искренней радостью поздоровалась с ней и заверила Антона, что всё будет хорошо, и Оле среди сверстников понравится. Такой расклад его очень порадовал, и Антон даже оптимистично подумал, что и его класс может оказаться неплохим. Может, он даже будет чувствовать себя там в своей тарелке. Антон спустился вниз, выискивая кабинет с нужной цифрой. Он забыл о волнении, пока увлеченно пытался найти дверь с заветной цифрой «23», поэтому столкновение с учеником школы не оказалось сюрпризом. Он сдавленно охнул, когда впечатался в чужое, очень плотное тело. — Бля, смотри, куда прёшь, — голос вынужденного собеседника был отрывистым, будто его обладатель вот-вот лопнет, точно передутый шарик. Антон скривился из-за потока скабрезностей и процедил, не вглядываясь в чужое лицо: — Извини, если задел. — Извини… — судя по голосу, парень пренебрежительно фыркнул, и Антон, скривился от резко бросившегося в нос запаха сигарет. Аж глаза заслезились. Говнюк протопал к лестничному пролету, шипя себе под нос. — Чучело… Антон нахмурился и уже хотел бросить что-то едкое в ответ, но быстро остался в одиночестве. Он поджал губы. «Угомонись. Это мелочь.» Подарком судьбы после маленькой стычки стал найденный двадцать третий кабинет, куда Антон с нескрываемым облегчением буквально вплыл, лишь бы не столкнуться в коридоре с кем-нибудь ещё. Он сумел никак не выразить своего переживания, когда с десяток глаз впились в него взглядами. Это было нормально — новое лицо в коллективе, всегда хочется рассмотреть повнимательнее. Но всё равно было волнительно. — Тут же десятый класс? — повезло, и голос прозвучал ровно, спокойно. — Ага, — ответила только одна девочка. Она сидела за одной из первых парт, закинув ногу на ногу. В отличие от Антона она явно ощущала себя хозяйкой положения. И он знал таких девчонок. Волосы гладкие, лицо чистое, одежда отутюженная. А слова сочатся ядом. Может, она и была хорошей, но пока за своего Антона не принимала. — А ты новенький? — теперь, когда она произнесла несколько слов подряд, Антон услышал скользящее в её голосе ленивое ехидство. Он не стал заморачиваться со словами и просто кивнул, — А фамилия какая? — Петров, — раздражения сдержать не удалось. Возможно, он даже с этим перегнул, она явно не оценила его нерасположенность. — Петров… — девочка постучала пальцем по парте и, задумавшись, произнесла, — В журнале тебя нет. Антон едва не сдержал язвительного замечания. Он прекрасно знал, что это не так. Когда он приходил в школу на зимних каникулах, классный руководитель на его глазах занесла его в список. Возможно, она хотела поставить его на место за высокомерный тон, но он всего лишь разменял одинаковые монеты: ей и самой следовало подубавить сарказма. — Внимательно посмотрела? — ещё можно разрешить спор мирно. — Ещё бы! — она положила руку на сердце, однако журнал на её парте остался нетронутым. Её соседка посмотрела на неё с выгнутой бровью, слегка пихнула в бок, и Антон догадался, что ситуация раздута беспричинно. Так, всё. — Так ты все-таки журнал возьми да посмотри! — на её манер он положил руку на сердце, — Я тебе верю, конечно… Но посмотри-ка ещё раз. Моя фамилия — Петров. С «П»… В середине должна быть. — Спасибо за уточнение, — произнесла та, не обрадованная чужой едкой реплике. — Я просто хочу помочь, вдруг ты растерялась, я всё понимаю… — Нет, а откуда столько высокомерия? — фыркнула она, поднявшись с насиженного места и привлекая внимание остальных к себе. — Я не начинал первый, заметь, — обратил её внимание на эту деталь Антон. У него заледенели пальцы от волнения. Он не хотел балансировать на этой грани. Если эта девушка думала, что могла сказать ему двусмысленную фразу, которой частично оскорбляла его, а он это сожрёт без единого упрека, то следовало дать ей понять, что так делать не стоит. Только главное не тягаться с ней на равных. Он не хотел раздувать конфликты: — Слушай, просто посмотри фамилию и отметь меня, — Антон вздохнул и потёр переносицу, — Я стоял рядом с учительницей, когда она заносила мою фамилию в список. И я знаю, что я там четырнадцатый. Что за детский сад? Её выражение лица чуть смягчилось. Самую малость, пусть она и не растеряла негативного настроя. И едва только появилась надежда на мирный расклад, как с дверного проёма послышался тот самый натужный, ехидный говор: — Ну и чё у вас тут? На Катьку кидаешься? — Бабурин, мне твоя защита не упёрлась, — сказала, по всей видимости, Катя, скрестив руки на груди. Но Бабурин не обратил на это внимание, явно чувствуя себя звездой: — Ты новенький, что ли? Круглота его голоса соответствовала оболочке. Плотное телосложение, следы от прыщей, до конца не сошедшие с лица. Желтоватые зубы. Антон и в старой школе таких парней встречал, но держались они куда менее уверенно, чем этот. Судя по тому, как внимательно он рассматривал Антона с таким оскалом, ничего хорошего это явно не предвещало. — Как видишь. — Как вижу, — тот рассмеялся, — Интеллигентно пиздишь. А на деле че? Я ж за проёмом слышал — выкобениваешься многовато, Петров Антон. Антон почувствовал острое желание начать оправдываться, но понял, что любое его действие, которое он предпримет, сочтут провокационным, поэтому попытался сделать глубокий вдох и мыслить рационально. Если поведётся на первое же желание ответить — его задавят. Забавно, подумал он про себя. Значит, фамилия его в журнале все-таки была. Зря эта Катя устроила такие баталии. Теперь наверняка сама же и жалеет. — Я не с тобой говорил, — уклончиво ответил он, и Бабурин, зыркнув на него недоброжелательно, фыркнул: — И повезло, что не со мной, — тяжелая рука, которая внезапно оказалась у него на плече, сбила с толку, — Хавальник открывай поменьше, здесь тебе не хата родная. Борзым не побудешь — тебя быстренько пришпорят. Ладонь была горячей даже сквозь ткань рубашки, и Антон, поморщившись, сбросил её с себя, процедив: — Руки убрал свои. — Я ж тебе только что сказал: не борзей. Щас пацаны придут, мы-то тебе… Антон проглотил застрявшее в горле нецензурное оскорбление и лишь выжидающе приподнял брови. Ну и гнусь. Все это начинало порядком его раздражать. А этот Бабурин и вовсе не вызывал ничего, кроме желания поскорее отойти от него. — А одному что, страшно? — в этот раз Антон не смог удержать язык за зубами, поскольку раздражение било через край. Такое чувство, будто в классе никто даже и не думал предотвращать затянувшуюся потасовку. Либо никто и не воспринимал этого мудака всерьёз. — Что? — Бабурин едва ли не зашипел на него. Он хохотнул и замахнулся. — Ну нет, я даже не буду… Антон напряг тело. Нет уж, если тот попытается его тронуть, то молча дать себя побить он не позволит — загрызет Бабурина безо всякой жалости, даже если силы будут неравными. Тут послышался шум из коридора, что означало: дверь открылась. Потом практически сразу уши Антона едва не свернулись от пронзительного свиста и последовавшего за ним хриплого и протяжного: — Сёма, съеби с прохода, че ты кулаками махаешь? Он тут же развернулся, и в его глазах появилось торжество. Он даже произнёс с улыбкой. Чуть не горделивой, будто демонстрировал Антону «На, погляди, какие у меня друзья». И произнёс он так, будто прекрасно знал, что сказать, чтобы создать нужное впечатление: — Да, Ромка, тут пришёл один… Интеллигентно пиздит. Думает, получше нас будет. В глазах Семёна так и полыхало: «Ну всё, сейчас надерут тебе задницу…». Антон резко развернулся и обомлел, встретившись взглядом с обладателем такого развязного голоса. Болотная зелень в глазах напротив. Редкий цвет. Перед ним стоял парень и, судя по тому, как он разговаривал с Семёном, они явно люди одного круга. Антон уже приготовился к настоящей драке, но стоящий перед ним парень явно не был намерен бросаться в бой. Его звали Рома, и это все, что Антон успел выяснить за те доли секунд, что успели пройти. У этого парня взгляд был другой. Не агрессивный, ехидный и язвительный, как у Семёна. Не стремился уйти в подначки, не пытался огорошить агрессией. Однако это не вызывало меньшей настороженности. Такого волчьего взгляда Антон ещё не видел. Да и было в этом что-то, будто на нём вот-вот сорвутся. Его самого тоже изучали. Рассматривали, разглядывали, точно пытаясь взглядом найти слабые места. Антон весь подобрался, словно пытаясь укрепить себя. Он не понимал, что Рома хочет в нём найти, однако старался не выдать своих переживаний. Горделиво вскинул подбородок — они были почти одного роста. Это Роме тоже не пришлось по вкусу. — Звать как? — вопрос, тем не менее, прозвучал не с откровенной агрессией. Скорее там было столько же настороженности, сколько у Антона. Они оба изучали друг друга и явно приходили к неутешительным выводам. — Антон, — спокойно произнёс он, — Я думаю, что ты и так знаешь. Твой друг почему-то знал. — Бля, братан, прости, на, но ты Гандон, а не Антон, че злой такой? — явно развеселился темноволосый парень с узким разрезом глаз. Залился смехом над собственной шуткой, и некоторые даже подхватили. Пусть и беззлобно, но Антон был слишком напряжен, чтобы улыбнуться. И слишком зол, чтобы воспринять это, как нечто безобидное. Особенно если сбоку глыбой нависал Семён. — А ты шепелявый такой? В рой пчёл голову засунул? Смех стих, и Антон уже было расслабился, поняв, что сумел осадить его, но Рома вдруг двинулся вперёд, не оценив его тонкого юмора. — Ты лучше не строй из себя сноба такого. Здесь такие никому не нравятся. За Бяшку тебе сразу всыплю, понял? Антон нахмурил брови, впившись ответным взглядом в Ромку. Он явно проигрывал этот бой, но отчего-то не хотелось покорно соглашаться со словами. Это все равно, что позволить задавить себя. Нужно было тянуть время, пока не придет кто-либо ещё, а иначе Антона силой заставят признать поражение. — Да у вас прям любовь, — нараспев произнёс он, не сдержав ироничной усмешки, отчего Рома вскипел гневом. В этот раз удача оказалась на стороне Антона. — Та-ак, что тут творится? — класс сразу же подскочил от глубокого голоса классного руководителя, которая вошла в класс и немедля пришпорила всех своим холодным взглядом, — Марш по партам и никаких стычек на моем уроке. Антон распрямился, глядя на Ромку, которому пришлось отступить. Тот не сводил с него внимательного, холодного взгляда, который подсказывал Антону, что разговор явно не окончен. Оставалось только уповать на сорок пять минут литературы. На это время он в безопасности.