***
Она по привычке положила руку на стойку Гильдии Искателей Приключений. Джинн поймала на себе взгляд двух чёрных омутов Катерины и маленькой усмешки от такой, хоть и не специальной, но всё равно настойчивости. Она всё так же неизменно носила каре вместе со специальной и обязательной формой для таких лиц. Или точнее — «обложек» Гильдии. — Добрый вечер! Люмин ещё не заходила? Гуннхильдр специально пришла уже под конец принятия поручений у Искателей Приключений, ведь, как было замечено, путешественница пунктуальна во всём, но только не в своевременном выполнении заданий Гильдии. — Добрый, Джинн, сегодня она раньше все закончила, будто куда-то спешила, — сказала как отрезала Катерина. — А. Хорошо, всё равно спасибо. Душа ухнула вниз, сделав петлю. Появилось липкое чувство страха, на кончиках пальцев кричащее забросить всё и оставить, как есть. Но разум твердил обратное, окатывая миллионами фактов, которые должны были найти своё подтверждение. Люмин, путешественница, спаситель. Много имён у данного человека, но какое было истинным для Джинн? Какое место она занимала там? В каких мыслях присутствовала? Душа Гуннхильдр петляла от стенки к стенке, ища ответ на этот вопрос. Влюблённость. Какое наивное слово, это то, что должно ассоциироваться с чем-то нежным и приятным. Особенно первая влюблённость, когда вы ещё молоды, полны амбиций и мечтаний, но всё ломает реальность. Джинн не четырнадцать, весь романтизм давно выветрился из светлой головы. Остались только факты, грустные и хлёстко бьющие по щекам факты. — К звёздам и безднам, дорогая, — прозвучал за спиной немного сочувствующий голос. — Да благословит анемо Архонт, — сказала Джинн с напускной радостью и собранностью. Джинн любила составлять планы на день и решать проблемы в сию же секунду, но этот день переносился каждый раз, стоило только увидеть краешек на календаре, помеченный красным маркером. Но вот он настал, и пора было раставить все точки над «i», чего бы это ни стоило. Много воды утекло с их первого знакомства, проматывая воспоминания, можно было бы снять целый фильм. Симбиоз этих настолько разных и одновременно похожих людей был идеальным. Дополнение каждой частички друг друга. Но время — не вечность, на всё был срок. Ведь даже Бог Вечности не смог обогнать само Время.***
Вариантов, куда могла пойти Люмин, было немного. А точнее, их вообще не было. Но как гласила личная установка Джинн: «Ищи там, где не ожидаешь найти». И поэтому она просто шла за городом куда глядят глаза, вдыхая свежий воздух и наслаждаясь таким коротким мигом отсутствия головных болей от недосыпания. Возможно, некоторые решили бы, что Джинн поступила глупо и по-детски, но разве не в этом суть? Разве нельзя хотя бы раз в жизни не думать о последствиях и быть таким же наивным, как ребёнок? Почему у Гуннхильдр порицалось такое отношение к жизни, а у Барбары — нет?! Барбара. Сестра от развода. Отдельная тема, которую Джинн не хотела затрагивать. Семейные узы её рода — это то, во что могли тыкнуть все, и тыкали они в больное место. Временный магистр не маленькая девочка, она всё понимала и не винила никого из обеих сторон. Нет. Она винила часть себя, которая решила, что это шанс, шанс быть взрослой. И так с кучей обязанностей. Она страдала, пытаясь что-то доказать самой себе, и эти доказательства стали как наркотик. Девушка шла около храма Тысячи Ветров, прыгая по сломанным ступенькам и бордюрам, вдыхая какую-то аутентичность этого места. Каменная, заросшая мхом арена, окружённая некогда соединяющимися массивными колоннами, что сейчас, кажись, дотронешься — и они рассыпяться в мелкий мрамор. Будто под обломками некогда сгоревшего дома. Чувствовался привкус старого отчаяния и боли оплакивающих. Но пепел всегда давал лёгкую грусть и надежду, таков был парадокс мира. Вдруг где-то слева, в стороне небольшого обвала, послышалась какая-то возня и лёгкие насмешки до странности мелодичного голоса. «Это она!» Девушку вновь на секунду одолела паника, но Джинн быстро взяла себя в руки, настырно двинувшись вперёд. — Паймон, конечно, сильная, но, ЛЮМИН, ЭТА ШТУКА БОЛЬШЕ МЕНЯ В СТО РАЗ! — Этот ребёнок негодующе петлял в воздухе. — Но, Па-а-аймон, неужели тебе лень? Я сегодня есть что-то не хочу, может, вообще на диету сесть? Хм… Как думаешь? Путешественница скорчила издевательски задумчивое личико, гаденько улыбаясь, подняв карие, нет, золотые глаза к небу. Она держала в руках механизм Стража Руин, с поразительной лёгкостью покачивая его в разные стороны, всё ещё изображая задумчивость. — Ладно, ЛАДНО, давай её сюда. Проводница подлетела к светловолосой, что, видно, всё ещё издевалась и то давала, протягивая в маленькие ручки Паймон механизм, то будто передумывала и клала его под мышку, начиная качаться с пяток на носочки. И всё это с максимально серьёзным лицом. Джинн чувствовала жуткий нарастающий дискомфорт от неминуемого разговора, к которому она в любом случае подведёт! Тряхнув легонько головой, заместитель магистра наконец-то почувствовала прилив спокойствия. Что-что, а смотреть страху в глаза она научилась ещё в детстве. — Привет, Люмин! — Неловко двигая ногами, переступая камни, Джинн всё-таки спустилась на уровень девушки. — А Паймон?! Слушай, а ты с этим выпивохой за одно, да? Все вы бедную Паймон не любите! Всё, я с вами не дружу больше. — Всё это было больше наигранно, чем являлось действительностью. Во время тирады проводница тихонько и «незаметно» кинула взгляд в сторону механизма в руках путешественницы, на что она безапелляционно кивнула, вызвав маленький шок у Паймон. — Ай, ладно, Архонт с вами, давай сюда?.. — всё ещё неуверенно говорила Паймон, смотря прямо в глаза Джинн, что неловко отвела руки за спину, как во время военной подготовки. Люмин всё время молчала. Как, собственно, и Джинн. Говорила только Паймон. Под рёбрами нарастало беспокойство: а что, если она не решится; что, если не скажет; а что, если… «Что, если…» в её мыслях было много настолько, что голова, которая, как надеялась девушка, больше её не потревожит, снова начала болеть. Дальше была картина, которая повергла Гуннхильдр в шок. Люмин, как от сердца отрывая, отдала механизм Паймон, который был чуть меньше её самой. Путешественница слегка повернулась в сторону Джинн. Вдруг вокруг Паймон появилась туманная дымка, которая начала неистово светиться разными цветами. Иллюзия космоса, материи, чёрных дыр, ткани мироздания. На секунду показалось, что Джинн и правда очутилась посреди огромных небесных тел. Но туман так же быстро развеялся, как и секундное помешательство, как только проводница вынырнула из этого сгустка. — Всё, услуги Паймон аннулируются. Если у вас был сертификат, просьба, выкиньте его ко всем Архонтам и не трогайте бедную Паймон! — пытаясь сделать злобное личико, что, честно, выходило паршиво, прокричала Паймон. — Что это сейчас было? Глаза расширились, а ноги немного разошлись. Но Люмин будто только и ждала такой реакции. Со скоростью фурии она подлетела к Джинн и, схватив её руку, вытянув указательный палец и чуть-чуть наклонившись на одной ноге вбок для эффектности, поднесла тот к губам: — А это, дорогая, секрет! И она залилась искренним и звенящим смехом, согнувшись пополам, увидев лицо Джинн в этот момент. Но, так и не отпуская руки, мотала её в разные стороны, смотря, куда ещё потянет от поглотившего Люмин хохота. А у Джинн, кажется, утекли последние крупицы самообладания. Весь образ стальной и непробиваемой своей логичностью девушки она буквально, ползая на коленях, пыталась собрать, будучи на последнем издыхании. Такую резкую боль, воткнутую в самое сердце, кажись, с особыми пристрастиями, Гуннхильдр испытала впервые. — Ха-ха-ха-ха! В унисон Джинн начала содрогаться от смеха и, сдерживая порывы, стала хрюкать от ниоткуда взявшейся смешинки. Вопросы… как много же вопросов было у неё. Так много, что слова переставали иметь смысл. Запястье нещадно жгло от прикосновения, но со смехом, который всё больше становился каким-то горьким у обеих, это перестало волновать. Девушки посмотрели друг другу в глаза. Они сидели, соприкасаясь коленями, и всё ещё хихикали иногда. — Ты слишком напряжённая, успокойся, — сжав ладонь Джинн, произнесла с серьёзным лицом Люмин. И так же резко встала, опустив онемевшие пальцы Гуннхильдр. — ПАЙМО-О-О-ОН! — ни с того с ни сего прокричала путешественница, смотря прямо на проводницу, летающую в метре и тихо хихикающую. — Паймон, не хочешь сходить в «Хорошего Охотника»? Хм, может, хоть теперь я смогу искупить вину перед Тимми? Джинн, как думаешь, тому мальчику, вечно стоящему на мосту, понравится копчёная курица прямиком из печи? Поворачиваясь через плечо, она посмотрела на всё ещё сидящую на траве Гуннхильдр, не ожидая ответа. — Люмин, хватит уже манипулировать бедной Паймон, мы же подруги! — Спутница перестала делать вид, что она рассматривала кору деревьев, а не смеялась, и подлетела к Люмин. — Ближе, — каким-то даже повелительным тоном произнесла путешественница. Медленно вставая, Джинн чувствовала, что разыгрывался очередной спектакль, но это не особо её волновало. Ладони с мелкой дрожью отрывались от шелковистой травы, оставляя на кончиках пальцев приятных холодок. В теле чувствовалась свобода. Девушка понимала, чего хотела путешественница. Жить настоящим. Такая же ли у неё мотивация? Отключиться от мыслей. Эта идея казалась такой глупой, такой несуразной и детской, но это было то самое, что придало сил уставшему телу и вызвало непроизвольную улыбку на устах Гуннхильдр. Погода была чудесной. Сквозь зелёные кроны деревьев пробивалось жаркое солнце, но оно не палило, а нежно поглаживало, даря прекрасное настроение. Облака всегда любили обходить Монд, поэтому небо было ясное, в цвет глаз Джинн, как ей однажды сказал Кейа. «Твои глаза настолько чисты, а мысли непорочны, что они сливаются с небом…» Эти слова были непривычны для капитана кавалерии, но никто не воспринял их всерьёз, и только сейчас девушка задумалась. Зелёная трава тихо похрустывала под сапогами Джинн, пока она подходила к парочке, уже усердно что-то обсуждающей и так же быстро замолчавшей, завидив в поле «прослушивания» Гуннхильдр. — Слушайте, а давайте правда куда-нибудь сходим? Естественно, если я не мешаю вашим планам. Слова давались так легко, что действующий магистр не успела даже задуматься. Люмин легонько обернулась через плечо и с извиняющимся лицом произнесла, чуть скрутив пальцы: — Прости, мы буквально только что поели, но ты можешь помочь. — И уже с лёгким ехидством она добавила: — И искупить свой должок. Люмин уже полностью повернулась к Джинн и теперь забавно щурилась из-за лучей, пробивающихся сквозь деревья, но всё так же смотрела прямо в глаза. Паймон, левитируя около правого плеча путешественницы, тихонько сжала маленькие ручки, будто готовясь к чему-то. Джинн стояла прямо напротив, поэтому успела заметить весь спектр эмоций, проносящихся на лице этой парочки. Одна не была уверена, собиралась, другая таилась в ожидании, как будто бы предвидя приговор. Это заставило немного нахмуриться, что, несомненно, не осталось незамеченным, но это было больше для вида, ситуация только поднимала смешинки в груди и щекотала горло. — Делайте, что хотите. Паймон не наелась, жалкие четыре порции яичницы не могут уталить голод! — не то с обидой, не то с сарказмом произнесла спутница. — Так что… дашь немного моры? Паймон много не надо, честно. Надо было видеть лицо Люмин в этот момент: светлые брови взметнулись вверх, взгляд стал острее, наконец оторвавшись от Гуннхильдр, а губы нервно задёргались в попытке сдержать кривую улыбку и спросить: «ЧТО?» — Да, конечно, — с неким скрежетом произнесла путешественница, доставая изящными, намеренно плавными движениями свой «кошель» из кармана платья. В районе груди было так тепло… так тепло, что, казалось, Джинн готова была свернуть горы, настолько душа пела, наконец-то почувствовав запах свободы. Мозг же нервно плакал об эмоциональной неразвитости. Таких моментов прилива сил было немного в её жизни, от силы штуки три. Первая и самая важная для веры Гуннхильдр — это история Ванессы. Момент, когда она узнала её исповедь, стал переломным. Взгляд прояснился, туман развеялся. Появились цель, мечта и нерушимые принципы. Эта девушка, будучи простым рабом, смогла устроить государственный переворот, возглавив его, и много того, до чего Гуннхильдр расти и расти. Но самое главное — Ванесса основала Ордо Фавониус. По сей день девушка ходила к тому самому старому древу и молилась. Молилась во славу погибшим и о благополучии ныне живущих, всегда до коликов радуясь, слыша звуки птиц. Она была уверена: переродившаяся Ванесса следила за ней, а также за Мондштадтом. Вторым стал уход Варки и повышение её до временного магистра. Джинн буквально физически чувствовала, как ступала на новый этап жизни. Девушка поклялась, что по возвращении истинного магистра она изменит Монд в лучшую сторону, несмотря ни на что. Третьим и относительно недавним стала победа над Ужасом Бури или же Двалином. В те несносные дни Гуннхильдр была на грани отчаяния. Жалобы полонили её стол, невыгодные предложения разных стран сразу же выкидывались. Они рассчитывали, что от безысходности Мондштадт сдастся в почти условное рабство. Горло буквально жгло от таких предложений, а язык желал плеваться ядом. Касаться этих бумаг было просто отвратительным занятием, ведь они оказывались правы. Ей не хватило пары мгновений до роковой подписи в договоре с Фатуи. С самой грязной и запятнанной организацией в Тейвате. Всем были известны их мотивы, но рынок процветал благодаря им, и, как бы аморально ни звучало, даже Мондштадту было бы невыгодно, если бы Снежная вышла с торговой арены. Но в самый неожиданный момент появилась она. Люмин. Принеся на своём клинке множество загадок и вопросов без ответа. Именно тогда, ещё при первой встрече, Гуннхильдр почувствовала ауру величия и вечного скитания. Чужеродность её — как элемента — чувствовалась намного сильнее, чем обычно. От путешественницы несло великим грузом вопросов, возникающих на протяжении долгих столетий. Люмин была сильна и будет только сильнее. Джинн это поняла ещё до сражения с Двалином. Она никогда не недооценивала возможных противников, но именно тогда загорелась искра. — Спасибо, ты у меня самая лучшая! Проводница закружилась в воздухе, по-детски дёргая маленькими ножками. Ручки задорно прикрывали монеты, а глаза жадно светились. — Давай уже! — прыснула путешественница от милости Паймон, прижав кулачок к уголкам губ, поворачиваясь спиной к Джинн. Пока Паймон скрывалась за кронами деревьев, откуда появилось лёгкое свечение, — «всё ещё не доверяет» — Джинн рассматривала спину Люмин. Бледная, с выступающими лопатками и в меру жилистыми мышцами. Было бы странно, если бы какая-нибудь лёгкая на подъём девушка, которая за всю жизнь таскала лишь коробки с яблоками, могла так просто побеждать разных отродий. Не то чтобы Гуннхильдр не понимала, для чего это всё разыгрывалось. Много свободного времени, угроханного на развитие экономики, социальных сфер и обдумывание дальнейших действий на мировом рынке, сделает даже самого отбитого человека стратегом хоть чуть-чуть. Хотя Джинн казалось, что все её положительные качества начали уже потихоньку угасать, добровольно отдавая управление нервным срывам и поспешным решениям за счёт недомогания. Та просьба Лизе сделать зелье, устраняющее все потребности человеческого тела, была совсем не шуткой. Ну правда, вы хотите сказать, что та самая тёмная лошадка — лучшая ученица академии Сумеру — не сможет выполнить такую лёгкую просьбу? — Я хотела попросить помочь мне со сбором Сесилий, — раздался спокойный голос, вырывая из пучины мыслей. Люмин всё так же стояла спиной и лишь чуть-чуть повела плечами, разворачиваясь с каким-то больным вздохом. От неё веяло атмосферой их первой встречи, глаза искрились многовековой историей, которую многие осудят и не простят. — Ты тоже хотела поговорить, так ведь? — спросила Гуннхильдр. Атмосфера умиротворения и спокойствия царила на лицах обеих. Тела девушек были расслаблены, а мышцы не дёргались от каждого шороха. Казалось, маски спали. Гиперболизация эмоций, присущая всем живым существам, исчезла. — И это тоже, но всё-таки давай сначала сходим за цветами? — в голосе сквозила безудержная усталость с капелькой надежды. Казалось, от такого тона тонкие плечи Люмин напросто сломаются. После ухода Паймон девушка оснулась. Теперь было видно, что редкие искры в глазах — это бесконечное метание и усталость. — Дай свою руку, — нежно, но с толикой приказа попросила Гуннхильдр со вздохом. — М-м, зачем?.. Люмин даже отступила на несколько шагов назад, смотря с подозрением то на протянутую руку, то на чересчур странную улыбку, будто она была нашкодившим ребёнком. В ответ на это Джинн просто преодолела расстояние в пару шагов и взяла путешественницу под руку, начав производить манипуляции пальцами. Люмин сначала на инстинкте попыталась выдернуть руку, но вскоре успокоилась, почувствовав лёгкий холодок и приятную негу. Джинн убрала натёртость от механизма, которая потихоньку переходила в кровавую ранку. Ранка начала светиться ярко-бирюзовым. Вокруг руки протянулся лёгкий поток воздуха, окольцовывая её и, казалось, возрождая кожу. После, уже смотря на труды своей недолгой работы, Гуннхильдр наконец отпустила давно спокойную и заворожённую Люмин, невзначай проведя пальцами по руке. Получив за секунду миллиард укоров от своей совести. — Минус вавка, хех, — нервно произнесла Люмин и добавила уже каким-то глубоким голосом: — Спасибо. — Ничего, я просто помогла, — спокойный ответ и ощущение, как покраснели уши. И наконец, перестав стоять на месте, девушки двинулись к месту скопления Сесилий — Утёсу Звездолова. Дорога была не то чтобы долгая, но и не очень короткая. Идя спокойным шагом, девушки преодолевали ветвистые тропинки, проходили заброшенные сооружения, заставляющие восхищаться своим величием, и также убивали отродий бездны, которые смели встать на пути. Разговоры плавно тянулись на протяжении пути, не вызывая отторжения или какого-то дискомфорта у обеих. Мелодичный смех раздавался на всю территорию Анемо Архонта. —Ха-ха, а действительно ведь! Хм, всё-таки правда надо было позвать с собой Кли, она бы нам уже целый букет Сесилий принесла. И идти на Утёс Звездолова не пришлось бы, — задумчиво произнесла Джинн. — Да, и половина из них была бы сожжена, и милую бомбардировщицу отправили бы сидеть в тюрьме. Опять, — насмешливо произнесла Люмин. — Да чего ты, я не настолько строгая! — возмущение так и сквозило из фразы Гуннхильдр. Девушка даже остановилась, разведя руки в стороны. — Да-да-да, знаем мы вашу «нестрогость», временный магистр Ордо Фавониус, — легонько щёлкнув по носу Джинн, произнесла путешественница, весело смотря на то, как щёки девушки напротив налились красным, а взгляд затуманился. Медленно выдохнув, Джинн пыталась скрыть смущение, чувствуя себя, как, простите за грубость, малолетка. Она имела статус высокопоставленного лица и так глупо краснела от прикосновения всего лишь одной — на голову ниже, маленькой, но до дури опасной — девушки, у которой в голове были лишь сплошные вопросы без ответов. Впрочем, Гуннхильдр недалеко ушла. — Слушай, а тогда было много хиличурлов? Она вспомнила момент их недавней и последней за это время встречи. Когда Джинн благополучно спала под деревом, а на неё, оказывается, хотели напасть пара хличурлов с митачурлом. Что, несомненно, было странно, ведь эта раса, по своей сути, являлась разумной, да и мотивов нападения на Джинн у них не имелось. — Я… — Люмин запрыгнула на камень сбоку от тропинки. — Соврала, — без зазрения совести и малейшего промедления произнесла она, вперив взгляд в Гуннхильдр, ловя малейшие перемены эмоции. — Ты хотела… — чересчур спокойным голосом начала Джинн, но была перебита. — Да, я хотела увидеть страх за себя. Хоть какие-то эмоции, кроме бесконечного самоконтроля, лишь бы не упасть прямо тут, — закончила Люмин даже с каким-то полувскриком, что было очень нетипично для вечно спокойной и в некоторых моментах едкой девушки. Руки были раскинуты в стороны, активно жестикулируя незаметно для самой путешественницы, губы двигались, будто придумывая, что ещё такого сказать, но, передумав, Люмин лишь тяжело вздохнула. — Правда, тебе стоит больше заботиться о себе. Не я одна так думаю, поверь. Твой образ спокойствия уже давно никто не воспринимает всерьёз. Спрыгнув наконец с камня, Люмин подошла к столбом стоящей посреди тропы Гуннхильдр, взяв её за руки и потянув к лицу. — Пожалуйста, хватит настолько убиваться, — не то с мольбой, не то с отчаянием произнесла Люмин. Джинн лишь долго смотрела в эти молящие глаза и на опущенные уголки губ. Было видно, что путешественница встречала таких людей. И она страдала, видя подобное у дорогого человека. Эта самоотверженность имела далеко не хорошие последствия, но было уже поздно. Слишком поздно, чтобы что-то изменить. Джинн жила так ни один год и даже ни два года; привычки, заведённые с детства, почти невозможно изменить. Гуннхильдр лишь медленно окольцевала руками тело Люмин, обнимая. Та с промедлением, но крепко обняла в ответ. Джинн пробивало током от медленных содроганий её собственного тела. Только секунду назад было весело, они спокойно шли и разговаривали обо всём, что могли вспомнить. И тут тема зашла про это. Надо было ей спросить? Стоило ли оно того? Чистый сгусток боли и непонимания поднимался из груди к горлу. Как много вещей она портила собой? Казалось, так много, что хотелось просто умереть. В руках Люмин тело начало потихоньку содрогаться, а руки за спиной стали нервно дрожать. — Я с тобой, запомни. Я всегда буду с тобой, — проговорила это, как мантру, путешественница очень спокойным и без капли жалости голосом, выводя узоры на спине Джинн. — Всё в этой жизни можно исправить, и неважно, какое мнение об этом у большинства, либо у тебя самой. Поверь, я знаю, о чём говорю. В глазах путешественницы, казалось, отразилась бездна. Они уволокли в тёмную пещеру без света, что Джинн даже пожалела, что подняла голову. Столько всего было в этих глазах. Калейдоскоп воспоминаний, вспышки осознания, боли, счастья и холодного клинка, не имеющего никакой морали, ведь это просто кусок железа. — Прости, просто накопилось, я… я обычно никому не высказываюсь, — приходя в себя, проговорила Джинн, медленно опуская руки. На это Люмин лишь вернула их обратно и произнесла: — Давай чуть-чуть так постоим? Обнимашки ещё никому не мешали, и, вообще, наукой доказано, что они помогают психическому здоровью, — сделав намеренно умную интонацию, поговорила Люмин, вызвав лёгкую смешинку у Джинн, на что путешественница улыбнулась. Простояв так около двух минут и просто чувствуя тепло тела напротив, Джинн ощутила, как ей действительно начало становиться легче. Было чувство, что камни, вечно висящие на плечах, смазали слизью слаймов и они медленно стали скатываться в пропасть, освобождая хозяйку. На душу накатывало то самое спокойствие и облегчение. Пальцы Люмин всё так же выводили разного рода узоры на лопатках, переходя на поясницу и обратно. Было ощущение, будто путешественница о чём-то размышляла, находясь на грани понимания мира и мыслей. Джинн наконец убедилась, что Люмин и правда хороший человек. В такого действительно сложно было не влюбиться. Правда, думать об этом не стоило. Путешественница за всю свою долгую жизнь познала немало страданий, и было видно, что она не хотела переносить их на себе вновь, отсюда и вытекала такая самоотверженность. — Всё так на деле просто, — еле-еле, шёпотом куда-то в пшеничные волосы проговорила Джинн, на что её лишь крепче обняли. — Пх. Гуннхильдр пробило на маленький и едкий смешок. Она наконец осознала, насколько её проблемы глупы и несуразны. Столько людей пытались влить нужную и правильную информацию в её голову, но она будто не слышала. Заперлась в своём капкане страхов, отдавшись им полностью. Всё это выглядело так, будто Джинн сдалась. Но нет, чтоб она — и так просто? Да ни за что! Бороться. Всегда было за что бороться, но остаться на поле боя во время войны, зная, что погибнешь, — это признак того, что ты сдался. Но Гуннхильдр не сдалась, это не в её планах. — Спасибо, правда спасибо, ты… — Девушка не знала, как выразить благодарность. Такое было впервые, когда она не просто не подбирала слов, а даже банально не понимала, что сказать. — Давай уже соберём Сесилии, ей богу, — выкрутившись из капкана рук, с наигранным возмущением протараторила Люмин, раскинув ладони.***
И снова Джинн оказалась тут. Воспоминания о разговоре с Венти нахлынули вновь. Не зря по городу ходила легенда, что иногда, в особенный для вас момент, можно было услышать звуки лиры в этом месте. Это Анемо Архонт играл во славу своего народа, и будь рад, что тебе стало дозволено услышать это. Так гласила легенда. Можно обесценить эту сказку, сказав, что это играл лишь странный бард, живущий не одно столетие, который отказался от своего титула и позорно пал на колени перед кем-то. Но в жизни всё было не так просто, и настолько перевирать историю Архонтов не стоило. Пшеничные волосы, затянутые в тугой хвост, слегка растрепались, и пара прядок били по лицу, залезая в глаза. Джинн стояла на конце склона и крутила подушечками пальцев цветок. Этот цветок всегда украшал шляпу того самого барда, а также собирался одной путешественницей, дабы попрощаться. Люмин — человек, не стоящий на месте. Она как безудержный ручей — течёт всё вперёд и вперёд. И ничто, никакие чувства не встанут перед ней и её будущим. Джинн чётко поняла тогда, что хотела донести до неё путешественница. «Я не хочу быть… я не хочу быть ограничена настоящим. Есть будущее, прошлое, а также есть цели…» Когда девушка говорила о брате, её глаза превращались в ничто. В них не отражалось абсолютно ничего. Это была потеря самой себя, чувство неполноценности, непонимания и даже позора. У Люмин был только близнец, и он был её вселенной, как для Джинн — Мондштадт. Тейват — лишь ступень к будущему этих двоих, лишь ступень некой истории, воспоминание. Столетие — столетием, годы — годами. Всё сменяется, будет другой мир, другая вселенная. Было видно, с какой болью давались эти слова Люмин, как ей было сложно произносить это вновь и вновь. Казалось, они выгравированы на подкорке сознания кровавой правдой. Это не впервой, и это било хлесткой плетью по щекам. Это единственное, что путешественница ненавидела в своей жизни. Прощания. Девушке приходилось игнорировать себя, свои чувства и всё ради будущего и ответов на вопросы, которые были только внутри. Оказывается, даже человек, живший больше десяти веков, так и не смог разобраться в себе. Видимо, их привлекло друг в друге сходство, неопределённость и больная преданность. Неизвестно, во что бы вылился такой симбиоз, ведь жизнь продолжалась. Она лёгкой струёй вливалась в тело и тянула за собой в это самое страшное будущее. Две девушки помогли друг другу этим днём и храбро вступили в завтра, позабыв то самое прошлое. Сесилия была мягко воткнута в основание хвоста, украшая силуэт, обтекаемый лучами утреннего солнца. Мягкая улыбка озарила лицо Джинн. Девушка могла поклясться, что слышала звуки лиры. Всё закончилось именно так, как и должно было.