Обратная сторона некромантии.

Розоватый, поблескивающий мельчайшими крупицами мраморной крошки, песок постепенно собирался в кучку, шелестя по толстому стеклу, ограненному деревом и черным золотом. Раскрыв рот и затаив дыхание, очарованная Неминда неотрывно смотрела на то, как эти часы вот уже в третий раз отмеряют десятиминутное время. Место, в котором она оказалась, поражало количеством перегонных кубов, реторт и всевозможных чаш, поблескивавших в неровном и мрачноватом освещении. Чаши были заполнены резко пахнувшими порошками, измельченной травой, мазями и субстанциями непонятного цвета и происхождения. Поначалу она поддалась неуемному любопытству и отправилась бродить вдоль стены, нюхая и щупая все, что только попадалось ей на глаза. Но, опрокинув на себя плошку с жиром тролля, неожиданно решила просто сесть и ничего больше не трогать. Помимо этого внушительное место в комнате занимал старинный шкаф с книгами, и еще более внушительное – с зельями, разлитыми и закупоренными в мензурки, ампулы, бутыли всех форм и размеров. Наученная горьким опытом, она старалась даже не подходить к этому шкафу, опасаясь вылить на себя все, что было обозначено характерным черепком с костями. Что касалось книг, то попробовав пролистать первый попавшийся фолиант с темно-алым крестом, вытисненным на потертой обложке, она в полной мере за несколько секунд оценила реалистичность рисунков, изображающих процесс аборта на третьем триместре, ампутирование руки, пораженной гангреной, и прочие «мелкие» неприятности. Короче говоря, данмерка очень быстро заскучала, а, не отыскав заветных сундучков, тайников и сдвижных панелей, за которыми могли обнаружиться драгоценные камни, и вовсе упала духом. Хотя околачивалась она здесь не поэтому, все-таки неплохо было бы умыкнуть что-нибудь мало-мальски ценное, прежде чем… Шуршание одежды в темном углу говорило о том, что ее ожидание закончено. Постаравшись заслонить собой письменный стол, она, недолго думая, замотала песочные часы в походное одеяло и кое-как утрамбовала все это в заплечный мешок, протестующее затрещавший по швам. Вздохнула по поводу чрезвычайно скудной добычи и затем направилась на звук шуршания, держа в одной руке подсвечник с тремя несгораемыми свечами травянисто-зеленого цвета. Отражение огоньков скользнуло по хрустальным бутылям, уступило сгущающейся темноте, но Неминда заметила, что некоторые зелья так и продолжили испускать тусклое свечение, а в одной литровой банке – она могла поклясться – моргнули два огромных желтых глаза, словно у лемура. Чародей перестал шелестеть своей мантией из плотного атласа и болезненно прищурился, вглядываясь в ее лицо. Неминде нравились чародеи. Не так сильно, как лекари, но все же. Отсутствие грязи под ногтями, аккуратные и экономные движения, красноречивая речь, выточенная вследствие бессонных ночей, проведенных за книгами – все это и так вызывало расположение. А если человек еще и медовый пирог из воздуха способен вылепить, то цены ему просто не было. Однако сейчас данмерке пришлось отбросить заманчивые мысли о вкусном ужине, потому что импозантный и немного помятый маг явно затаил на нее злобу. «Интересно, с чего бы это…» - Добрый вечер, - учтиво поздоровалась она, аккуратно примостив подсвечник на выступающий из стены кирпич. - И вам того же, - хрипло ответил маг, попытавшись принять более удобное положение. Не самое приятное дело – очнуться привязанным волосяной веревкой к своему собственному стулу. Взъерошенный мужчина средних лет мог даже показаться красивым, если бы не выражение кровожадной ненависти на побледневшем лице. Неминде чудилось, что если она сейчас протянет к нему руку, то он изрешетит ее иглами, словно дикобраз. Около часа тому назад оголовье ее кинжала благополучно рухнуло на его затылок, пока чародей, шипя и чертыхаясь, отмывал покрасневшие руки от какого-то ядреного алхимического отвара. Немного погодя в безопасном отдалении от бесчувственного мага скопилась кучка охранных амулетов с шеи, тяжелых колец из непонятного металла, даже крохотная ампула, найденная за щекой. После того, как она рассмотрела и ощупала все части тела, до которых смогла дотянуться, то не без труда домыла его руки, топчась то на атласной мантии, то на самом маге. Не хотелось, чтобы вместо нормальных ответов он начал кряхтеть и исходить волдырями. Он поерзал, прислушиваясь к шороху атласа. Затем облизнул губы, пытаясь скрыть недоумение: - Моя мантия застегнута неправильно. - Я вас раздевала, простите, - невозмутимо пояснила Неминда. Чародей уставился на нее с таким видом, словно она была разбойником, обесчестившим благородную даму. - Мало ли где вы прячете свои амулеты. Я просто не могла успокоиться, пока все не проверила. - Брюки у меня тоже застегнуты криво. Нашла там что-нибудь интересное? Она попыталась держать каменное лицо, но в итоге смущенно уставилась себе под ноги. Он ухмыльнулся, ехидно приподняв бровь. Синие глаза блеснули слабым интересом. - Профессор Арвейн Дариус к вашим услугам, - он слегка подался вперед в знак приветствия, абсолютно не стесняясь своего незавидного положения. Художественно скрученная веревка впилась в его грудь, заставив данмерку сглотнуть и поспешно одернуть себя в мыслях. - Неминда, к вашим, - она поклонилась, чувствуя себя неловко под его колючим взглядом. - Скажи-ка, Неминда, - менторский тон моментально вынудил ее вжать голову в плечи, - По неизвестной причине жжение на моих руках прекратилось. Ты мне что, помогла? - Я просто… не люблю, когда кому-то больно, - совершенно честно призналась она, глядя в сторону. Арвейн медленно оглядел ее темные одежды, сбалансированный кинжал на поясе, отпечаток руки Ситиса на левой стороне нагрудника – и зашелся в таком неудержимом хохоте, что чуть не опрокинулся назад вместе со стулом. Данмерка сконфузилась и решила впредь вести себя построже, даже если это кардинально претило ее натуре. Ночь не бесконечная, время поджимает, а она еще и не поела… Маг тем временем перестал сотрясаться от смеха, вытер выступившие слезы о высокий воротник своей же мантии, и воззрился на нее с выражением чрезвычайного удовольствия на лице. Неожиданно у нее появилась твердая уверенность, что когда он находит какой-нибудь раритет в виде сприггана, умирающего в медвежьем капкане, то смотрит на него точно такими же глазами. От этого холодок побежал по спине, хоть он и сидел перед ней связанный и безоружный, а она замерла шаге от него, готовая в любой момент выхватить кинжал из ножен. - Вот уж действительно, удивительные вещи творятся, - по-прежнему хрипло протянул он, и криво улыбнулся. Неминда нервно дернула плечом и поняла, что пора завязывать с этим подобием светского диалога, и переходить непосредственно к допросу. Потому что она явственно ощутила, как от этой его улыбки внизу живота стало горячо, а в голову настойчиво полезли мысли заново расстегнуть его мантию. Если он и дальше продолжит выбивать почву у нее из-под ног, то она и не заметит, как умрет, не успев выбраться из этого подвала в имперском городе. «Кого-то он мне напоминает…» - Мне нужно, чтобы вы ответили на один вопрос, - она прокашлялась, стараясь не сипеть, - после этого я вас развяжу, и немедленно уйду. - А ты не могла спросить до того, как шмякнула меня по голове? - Мне предпочтительно перестраховаться. - «Предпочтительно», значит? – он сощурился, вызвав еще большее сходство с тем, кто неуловимо ускользал у Неминды из памяти, - Где такая девчонка могла нахвататься таких слов? - Вы меня не знаете, - нахмурилась данмерка. Он усердно уходил от вопроса, а всаживать острие кинжала в тыльную сторону его ладони очень не хотелось – ведь она столько времени отмывала эти руки хозяйственным мылом. - Я могу сказать тоже самое, Неминда, - он окинул ее изучающим взглядом и стало понятно, что сейчас начнется полнейший разнос, - Осанка слишком ровная, запястья слишком узкие, пальцы слишком длинные, лицо слишком тонкое. Все эти «слишком» говорят о том, что ты в жизни даже метлы в руках не держала, не портила себе руки работой простолюдинки, а стоять прямо тебя учили, привязав линейку к спине. Однако на все тех же худых и маленьких руках я вижу белые шрамы от плети, а бледность лица, долгое время не видевшего солнца, проступает даже через твою темную кожу. И как у имперцев хватает наглости запирать на замок девочек из светского общества, а, Неминда? «Да чтоб я что-то помнила…» - Вы скажете мне, где Фендал? – ответила она вопросом на вопрос. - Зачем тебе этот отброс? Со мной совсем не интересно общаться? Давай лучше сядем за стол, устроим поздний ужин, и я послушаю твою историю о заключении в имперской тюрьме, откуда ты, без сомнения, сбежала. «Лашанс… он напоминает мне Лашанса…» - поняла она, наконец, разглядев, как огонь зеленых свечей отражается в его прищуренных глазах. Что же, приятная тяжесть в нижней части живота становится вполне понятна. - Если вы мне не ответите, то придется принять радикальные меры. - О… это какие же? Что может мне сделать ненавистница причинять боль кому-либо? - Защекотать… - буркнула она, не дождавшись круглых глаз и панического обещания выдать любые сведения, вкупе с «только, пожалуйста, не убивай меня». Арвейн некоторое время смотрел на нее с задумчивостью, ожидая исполнения угрозы. Так и не дождавшись решительных действий, ухмыльнулся собственной гениальной идее и устроился поудобнее на скрипучем стуле: - Хорошо, предлагаю сделать так – ты можешь скормить мне любой яд из того богатого ассортимента, который находится вон в том шкафу. Неминда хмыкнула и неосознанно потянулась к темному пятну, оставшемуся после чашки тролльего жира. - Звучит интересно. Откуда мне знать, что у вас нет иммунитета на всю вашу химию? - Верно, иммунитет есть. Но отнюдь не на все. Как раз недавно я поставил на одну неприметную полку одну неприметную скляночку, не успев разработать противоположное по воздействию на разумный организм средство к ее содержимому. Так что дерзай, данмерка. Кстати, забыл сказать – через пару часов взойдет солнце, сюда вернутся мои ученики, и тогда от тебя останется лишь обугленное пятно на стене. - Ну, охренеть теперь… - проворчала она, сграбастав подсвечник так резко, что чуть не облилась горячим воском. Маг выглядел довольным, словно обожравшийся лунного сахара хаджит. Когда Неминда отходила вглубь подвала, оставляя его во тьме, то он покачивался на стуле и напевал под нос мелодию песни, которую за последнюю неделю наигрывали на лютне практически в каждой уважающей себя таверне. Протискиваясь между стеллажами, данмерка подумала, что не повесь она на его шею подавитель магии десятью минутами ранее, то он спалил бы ее на месте, а оставшийся пепел использовал для растопки камина. Это было заметно в выражении его глаз, в жестковатых чертах лица и в словах песни, на данный момент звучавшей в темном и пахнущем травами подвале: - Угрожает он кинжалом, появляется во мгле, Обезумевший убийца, видит цель в моей спине. Поднимает вверх он руку, блеск металла режет ночь, Взбудораженные криком, улетают птицы прочь. Столь внезапное проявление любви к музыке чертовски мешало поискам. Она прекрасно знала, чем эта песня окончится, и от такого прозрачного намека становилось жутко. Предполагалось, что единственный пузырек яда, способный развязать язык магу, будет маленьким, неприметным и чистым, без залапанных следов на слое мохнатой пыли. Однако практически все, чем были заставлены уходящие в темноту полки, было одинаково потертым, старым и потасканным. Как будто у такого состоятельного профессора как Арвейн Дариус не было денег на то, чтобы купить ящик новеньких емкостей для своей драгоценной алхимии. Тем не менее, она не сдержалась и запихнула в широкий карман банку, где сонно плескался самый настоящий водоплавающий лемур. Раньше она видела таких в книге о Чернотопье, но, увы, только в тех местах они и встречались. - Оборачиваюсь кругом, отряхнувшись от крови, Он хрипит, стенает, плачет, наклонившись до земли. «Ты же слаб», - шептал он тихо, с опаленным языком, Без очей, волос и кожи, всем теперь он незнаком. Она поморщилась, и решила, что вместо долгих и беспочвенных размышлений лучше будет просто взять то, что ей больше понравится. Если яд все-таки не сработает, то у нее всегда есть другой вариант, более жестокий и кровавый, но все же не перестающий от этого быть вариантом. Так что она некоторое время любовалась маленькими, но очень многозначительными иллюстрациями на этикетках, и, в конце концов, взяла тот пузырек, на чьей бумажке, по ее мнению, изображение симптомов было передано красочнее всего. Взяв его так, чтобы не выдать ни цветом стекла, ни этикеткой, она быстро развернулась и направилась к магу. Даже не обратив внимания на то, что зелье находилось в несколько другом месте, нежели разноцветные мензурки, обозначенные характерным черепком с костями. - Утром шел имперский стражник, патрулируя тропу, Он споткнулся, чертыхнулся, пошатнувшись на ветру. И лишь раз взглянув под ноги, растерял вид удальца, Позабыв про все на свете, В рое мух успел заметить, Лишь визитку фармацевта и убийцу без лица. Зеленые огоньки свечей отразились в глазах затихшего Арвейна, когда она приближалась к нему с зельем наизготовку. Больше всего Неминде хотелось просто пройти мимо, рвануть засов на прочной дубовой двери и выскочить на улицу, а оттуда все дальше и дальше, за стены города, за горы. Она была более чем уверена, что он ее отыщет, даже если для этого придется перерыть все дикие места в Сиродииле. Он найдет ее несмотря ни на что, откупорит одну из своих любимых баночек и плеснет кислоту ей прямо в глаза. Она будет корчиться и ощущать как с лица слезает кожа, а он будет смотреть на нее, как на умирающего в капкане сприггана. «Скорее бы уже домой…» - прохныкала она про себя, не заметив, что назвала домом место, которое и на дом-то не очень похоже. - Выбрала? – как ни в чем не бывало осведомился он, пытаясь разглядеть то, что было зажато в ее кулаке. Она вздохнула, смирившись с ощущением, что ее упорно пытаются наколоть. Затем решительно распутала металлическую нить, свернутую вокруг крышки и осторожно принюхалась. Совершенно точно пахло ромашкой, спиртом, и жиром тролля. Последнее, впрочем, ее не удивило – она подозревала, что эта вонь будет преследовать ее еще очень долго, даже если все отстирать и отмыть. Профессор Арвейн Дариус, квалифицированный специалист Университета Магии, человек большого ума и такого же большого самомнения, проглотил содержимое пузырька так быстро и бесстрашно, что Неминда моментально усомнилась в его адекватности. - Вы ведь не превратитесь в немого сейчас? – она с подозрением взглянула на него, нервно вертя опустевший пузырек в руках. - Уговор есть уговор. Ты нашла в себе силы отравить невинного человека, я найду в себе силы заложить своего же ученика. Прямо-таки обмен экскрементами. Кстати этого лемура, которого ты украла, зовут Хелсет. Каждый день его надо кормить сырой бараниной и менять воду в банке. - Вам не стыдно называть такое милое существо именем Ядовитого принца? - Он самая настоящая язва. Это я и про лемура, и про принца. Переборов в себе желание водрузить банку обратно на место, данмерка пытливо уставилась на мага. - Не сильна в ядах, но полагаю, что четверть часа у нас еще есть. - Абсолютно верно, - он усмехнулся, ни в коей мере не выказывая беспокойства, - Итак, Фендал. Этот мелкий босмер, о которого хочется вытереть ноги и переступить, исчез из университета около недели назад. Прихватил с собой столовое серебро, старинный глобус и щедро оросил на дорожку любимую клумбу архимага. Уже за одно это его нужно расчленить и бросить останки псам. По его торжествующему виду она уже поняла, что ошиблась с зельем, и ошиблась конкретно. И хотя сейчас он говорил именно то, что ей было нужно, шансы выбраться из подвала живой и невредимой уменьшились вдвое. - … а еще он разбил мой перегонный куб, криворукий скамп… - Арвейн продолжал самозабвенно перечислять весь причиненный Фендалом вред, подкрепляя список витиеватыми ругательствами. Он явно не собирался останавливаться, но когда Неминда уже собралась его оборвать, внезапно застыл и хмуро уставился в пространство. - Вы знаете, куда он сбежал? – данмерка немедленно воспользовалась паузой. – Или вы знаете тех, с кем он общался в городе? Его родственников или бывших дружков? Арвейн не отвечал, сосредоточенно прислушиваясь к себе. Затем неуютно переступил ногами по полу и поднял на нее потемневший от ярости взгляд: - Что ты мне дала? Его хриплый, надтреснутый голос прозвучал столь резко, что Неминда вытянулась по струнке и немедля отрапортовала: - Яд, сир. Все, как вы и заказывали. - Я не могу вспомнить ни одного яда с таким вкусом и запахом, - он болезненно скривился и со свистом втянул воздух через сжатые зубы, - Так что это не яд. - Ну как же… - она беспомощно уставилась на этикетку, - Тут очень достоверно изображен человечек, согнутый в три погибели. У него даже лицо красочно искажено в дикой агонии, а сам он держится за живот и сидит на некоем подобии стула… - Это слабительное! – взревел маг. - Оу… - Дура! Ситуация становилась чертовски любопытной. Округлившиеся и наивные глаза на лице данмерки быстро превратились в две маленькие мстительные щелочки, а сама она вся подбоченилась, уперев в бок руку с опустевшим пузырьком. - Развяжи меня! – видимо, угроза унижения для Арвейна являлась куда большей опасностью, чем смертельное отравление, потому что выглядел он весьма растерянным. - Не хотите ли пирога? Я могу подняться наверх, в вашу кухню, и прихватить оттуда побольше еды. Воронку я тоже постараюсь найти, но, в крайнем случае, можно и без нее затолкать… - Развяжи меня, идиотка! – он рванулся в сторону выхода, чуть не свалившись на пол, и скривился от боли в стянутых руках. - Да вы не торопитесь, у нас вся ночь впереди… кстати, где вы храните молоко с огурцами? Жаль, что я не увижу лица ваших учеников, когда они сюда спустятся, – Она целеустремленно направилась к выходу из подвала, и уже поставила ногу на первую ступеньку, ведущую к двери. - Стой! Стой… - на лбу Арвейна проступила испарина, и он поспешно вытерся о тот же воротник. Затем, наконец-то, заговорил. – Фендала отправила ко мне его мамаша, живет в Анвиле. Решила, что у сыночка есть какие-то способности к магии, и он способен, якобы, подучиться и вытащить ее из долговой ямы. Но увы, отброс способен родить только отброса. Честное слово, Неминде было даже жаль, что он так быстро сдался. Ей нечасто удавалось пообщаться с симпатичными лицами противоположного пола, пускай они и испытывают некоторый дискомфорт во время разговора. - Отличненько, - она выудила именной кинжал из ножен, и заметила, что вокруг узлов на его запястьях уже проступают красные следы и местами виднеется содранная кожа, - Прошу прощения, надо было выбрать веревку помягче. И на будущее – не ищите меня. Я не хочу становиться убийцей без лица. Он пробубнил что-то оскорбительное себе под нос, но вопреки содержанию прозвучало это вполне смиренно. - И Хелсета я кормить буду, так что не беспокойтесь, - она лучезарно улыбнулась его затылку и исчезла из подвала прежде, чем маг успел обернуться. Гогрон гро-Балмог, орк в тяжелом вооружении, чье имя она сумела запомнить, только записав его на бумажке и приколов к прикроватному столику, начал хохотать еще на середине рассказа. Однако к тому времени, как Неминда закончила повествование и потянулась к кубку с вересковым медом, вокруг нее умывалась слезами уже вся компания. Смеялся даже Мраадж Дар – он отвернулся к стене и прижал скрещенные руки к груди, так что она лишь по трясущимся плечам поняла, что он не так уж непробиваем. Данмерка, уже привыкшая к подобному поведению, запивала долгий рассказ медом, чувствуя, как кто-то стучит ее по спине, все еще сгибаясь в припадке неудержимого веселья. После того, как ей удалось не совсем мирным и спокойным путем умертвить Руфио, она действительно выскочила тогда из таверны посреди ночи и умчалась куда глаза глядят. Однако уже к утру, вымотанная до крайности, нашла в себе силы лишь добрести до ближайшего населенного пункта, позабыв о том, что хотела махнуть аж за горы, в Скайрим или Хаммерфелл. Люсьен не заставил себя долго ждать. Он явился к ней с таким выражением лица, словно вот-вот треснет от радости, и позволил себе пару раз хихикнуть, в паузах между напыщенными и продиктованными нормой братства фразами. Неминде было так стыдно, что она не имела понятия, куда деть глаза, но при всем своем смущении она смогла кое-что вспомнить. Именно этот смех она слышала позади себя, когда уронила на острый камень ту безумную нищенку в Имперском городе. И, несмотря на собственное, данное самой себе обещание отказаться от приглашения непонятно в какое место и непонятно в какую семью, она почему-то покорно кивнула в ответ на ироничную похвалу. А затем протянула ему потребованный кинжал, мимолетно прикоснувшись к ладони, затянутой в черную перчатку. Почему она не отказалась, почему так упорно прятала взгляд – эти вопросы возникали в ее голове и по сей день. Но не сказать, чтобы данмерка придавала им какое-то важное значение. Потому что как только она спустилась в жуткий, поросший паутиной подвал, как только преодолела зловещую дверь, отмеченную черным отпечатком руки, как ее окутало тепло. Вместо окриков и ругательств, которыми ее награждали случайные прохожие на улице, ее здесь встретили дружеские похлопывания по плечу и несколько наивная любознательность. Вместо того, чтобы делать вид, что Неминды не существует, они останавливали ее посреди коридора, и задавали какой-нибудь совершенно нелепый вопрос, вроде того, любит ли она засахаренные лимонные дольки. Вместо злобных гримас – доброжелательные улыбки, а вместо колючего тона – отечески-наставительный. Кровать пахла дубом и свежей постелью, комната пахла уютом и (теперь уже) сырой, размоченной в воде бараниной. Кухня пахла пирожками и жареным мясом, а ходячий скелет в своеобразном вестибюле – прахом и, почему-то, дустом. В первые пару дней ей еще было страшновато, но после того, как самый здоровый и устрашающий во всем убежище орк отвел ее в сторонку и предельно вежливо попросил подыскать для него томики весенней поэзии в книжных магазинах, она поняла что бояться здесь кого-то просто не имеет смысла… А еще она уяснила, что они все тут слегка сумасшедшие. - Отличная история, - выступил из темного угла Винсент Вальтиери, и ощерился клыкастым ртом. Бледный, худой как палка, с темными волосами, старомодно перевязанными лентой, он смахивал скорее на комара, чем на вампира. Обычную пищу его организм не усваивал, так что на кухне он околачивался в основном для разговоров, совещаний и внезапных выпрыгиваний из все того же темного угла, когда ему становилось особенно скучно. Выудив из-за спины маленький сверток, он осторожно положил его на стол рядом с недрогнувшей рукой Неминды. - Скушай, - доверительно предложил он, сверкая темно красными глазами, выглядевшими совершенно дико на белом лице. Вымораживающе улыбнулся в ответ на благодарность данмерки и отступил обратно в тень, вынудив поежиться розовощекую Антуанетту Мари. Неминда почти не сомневалась, что в этом свертке обнаружится не что иное, как самый обычный кекс из кондитерской лавки. Пару месяцев назад Винсент, парадоксально оживленный для неживого существа, предложил ей кое-что, по его словам, необычное, экстраординарное и невыразимо приятное. Когда она, выслушав его призрачные намеки и уклончивые фразы, поняла, что это самое «невыразимо приятное» включает в себя раздирание ее собственной шеи вампирскими клыками, то запертая дверь в ее комнату стала казаться бесконечно далекой, а сама фигура вампира потемнела и угрожающе вытянулась чуть ли не до потолка. Призвав на помощь все свое мужество, она бледно улыбнулась, и призналась, что ей бы не помешало сменить штаны. А затем добавила, что с сожалением вынуждена отказаться от такого щедрого предложения. Винсент поначалу застыл, но тут же спрятал разочарование за степенным поклоном, и уверил, что не держит на нее зла. Но почему-то теперь, почти каждый день, во время каждого визита Неминды в убежище Темного братства, он трогательно всучивал ей в руки пирожные. Сначала она решила, что он добавлял туда снотворное, или паралитик, так что решительно складывала все съедобные подарки в укромном месте, не желая прикасаться к ним лишний раз. Сломалась через неделю, обнаружив на своем столе медовый пирог, аккуратно завернутый в хлопчатобумажную ткань. Позже она со стыдом признавала, что удирать в окрестности Брумы, чтобы слопать его, было немного лишним. Однако пирог оказался сладким, мед – цветочным, и после всего этого она не ощутила ни малейшего желания поспать или окоченеть на морозе. Объяснение удалось отыскать в словах магика из все той же Брумы, который на пальцах объяснил ей, что к людям, ненавидящим сладкое, комары и москиты вовсе не пристают, зато сладкоежек лопают самозабвенно и жадно. С тех пор она относилась к Винсенту и его зубам с некоторой настороженностью, и почти каждое утро внимательно рассматривала свою шею в зеркале. Но пирожные все равно ела, уж больно вкусными они были. - Это все равно не сравнится с твоим дебютом с Руфио, - ухмыльнулась Антуанетта. - Он выбил кинжал у меня из рук, - данмерка беспомощно повела плечами, слушая очередной взрыв смеха, вызванный напоминанием о самой первой истории ее убийства. Тогда Руфио, слишком уж резкий и быстрый для вдрязг пьяного человека, кубарем скатился с лежака ей под ноги, и ударил снизу вверх, метя кулаком в живот. Ошеломленная Неминда едва успела опустить руки, и от удара почти перестала чувствовать все ниже правой кисти. Разумеется, кинжал выпал из сведенных судорогой пальцев, звякнув по дощатому полу, а сама она попыталась отскочить к двери, проклиная все на свете. Однако по пути зацепилась каблуком за колченогий табурет, и грохнулась на спину, выбив воздух из собственных легких. Задыхаясь и хватаясь за поясницу, данмерка уже приготовилась к скоропостижной смерти, как услышала, что Руфио тоже обо что-то споткнулся, с грохотом упал, зашелестел сальной одеждой и забормотал, шурша руками по полу. В течение пяти минут они соревновались в неуклюжести, безуспешно рыская в поисках оброненного оружия, швыряясь мебелью и предметами обихода, и всячески уговаривая друг друга сдохнуть поскорее. Так продолжалось бы до самого рассвета, если б Неминда, окончательно дезориентированная во всем этом бардаке, не наткнулась на нечто, по форме своей напоминавшее глиняную вазу с таким широким горлышком, что туда вполне могла пролезть человеческая голова. Вручную убедившись, что в ней достаточно жидкости, она поняла, что пора перестать грезить о красивом убийстве. Подскочив на месте, данмерка пошла напролом, бесстыдно пнув скорчившегося беднягу куда получилось, и потащила к вазе за шиворот... - Я понимаю еще уронить его лицом на раскаленную печную заслонку, как ты проделала с тем графом… но утопить в ночном горшке?! Неминда действительно не могла понять, почему все заказы, которые ей приходится выполнять, в итоге превращаются в цирк. Она изо всех сил изображала фанатично преданного своему делу убийцу, старалась все делать по инструкции, и поначалу ей всегда казалось, что ситуация под контролем. Но каждый заказ непременно кончался одинаково абсурдно, и становился отличным поводом, чтобы позднее сесть за обеденный стол с кубком горячего вина, приготовившись к очередной истории. И хотя смеялись все главным образом над ней, но в этом смехе не было ни капли злости, так что Неминда не видела причины для обид. Единственным, кто никогда не появлялся в убежище, был Люсьен Лашанс, убийца с жадными и фанатичными глазами. Она уже давно поняла, что он обретается где-то в другом месте, но все равно время от времени проверяла несколько необжитых комнат, ожидая увидеть там знакомую фигуру в черной мантии. В такие моменты она сама не понимала, зачем он ей так нужен, и что она ему скажет, если случайно встретит. Когда все немного успокоились и перевели разговор в более мирное русло, касающееся растущих цен на алхимические яды, данмерка почувствовала на себе пронзительный взгляд Очивы. Ей нечасто доводилось общаться с аргонианцами, но она точно знала – если им нужно что-то от конкретного человека, то они будут смотреть на него, не моргая, не шевелясь и действуя на нервы, словно затаившиеся в засаде ящерицы. Стряхнув крошки с коленей, она выбралась из-за скамьи и настороженно приблизилась к ней. Раньше она хотя бы выжидала положенные несколько часов отдыха, прежде чем давать новое поручение. Видать, в этот раз заказ действительно заслуживает особого внимания. - Держи, - хмурая аргонианка протянула ей запечатанное письмо, - Это большая честь. Не рассказывай о содержании даже мне. - А? – данмерка действительно не могла понять прелесть всех этих шпионских штучек, вот и в этот раз недоуменно уставилась на неподписанный конверт, гадая, от кого она могла получить свое первое в жизни письмо. Очива не удостоила ее ответом, молча направившись в свою комнату, судя по всему, разбираться с документами. Хелсет зашипел и окунулся в воду с головой, заметив отворяющуюся дверь. Неминде показалось, что в банке ему мало места, так что она притащила в свою комнату пустой бочонок, и каждый день баловала его отборной бараниной. Но, невзирая на предоставленные удобства, это создание можно было назвать только вредной тварью, и никак иначе. Не обратив внимания на два огромных фосфоресцирующих глаза, сердито глядящих на нее со дна бочонка, она уселась на кровать и принялась сдирать с письма печать. Комната пахла свежей постелью и пирогом, втихую пронесенным сюда Винсентом. С кухни доносилось еле слышное бормотание орка, больше похожее на невнятное, недовольное гудение – сегодня ему выпало мыть посуду. В соседней комнате жила Антуанетта, и сейчас там что-то весьма громко лязгало и дребезжало, словно эта хрупкая и цветущая девушка ухитрилась обустроить свое лежбище под кузницу. Также она знала, что примерно в это время Винсент читает очередную историческую книгу, запивая приятное занятие бокалом красного… красной. Мраадж Дар ругается над исчерканным свитком заклинаний, поминутно окуная перо в чернильницу. Телаендрил спит как убитая, набираясь сил перед очередной вылазкой в дальние провинции. Очива возится с торговыми счетами, а Теинаава лезет ей под руку, безуспешно пытаясь помочь советом. И, какими бы странными, кровожадными и эксцентричными не были эти люди, среди них она чувствовала себя в безопасности. Наконец-то, в безопасности и в покое. *** - Смотри, смотри! Вон та высохшая мумия продает фальшивые рубины. Ей осталось жить от силы два месяца – я уже чую тление и распад… А вон тот мальчишка только что упал и разодрал колено, и лицо у него теперь, как у тебя, когда я случайно уронил в печь твою одежду. Он тоже… ну, да неважно. Ах, прекрасные звуки боли и страданий, запах крови и грязных каналов. Обожаю города, помню еще в мое время... - Заткнись, - лениво протянула Ракшари, кутаясь в плащ и стараясь держать дистанцию между собой и болтливым призраком, который оживленно жестикулировал и с любопытством рассматривал рыночных торговцев. Осторожно обходя большие скопления нагруженных покупками людей, она продвигалась в сторону самого крупного бревенчатого дома на холме, с арками и широкими мостиками, перекинутыми через потоки серой, пенящейся воды. Вайтран, окруженный бурой степной травой и широким кольцом щербатых гор, встретил ее сухим воздухом и холодным солнцем. Резкие порывы ветра грозили подхватить ее и швырнуть в ближайшую стену, а понаставленные на каждом углу жаровни непрерывно стреляли искрами, которые вполне могли подпалить ей шерсть. Не обращая внимания на то, что окружающие зябко подергивают плечами и шарахаются от мутного, степенно расхаживающего Лашанса, она молилась, чтобы нужный ей человек оказался сейчас на месте. Потому что иначе она просто-напросто не выдержит и взорвется. Или, в качестве альтернативы, отыщет где-нибудь мешок лунного сахара, чтобы уснуть крепко и надолго. - Давай купим вот это? – предложил он, указав рукой на сердечник генератора центуриона, валявшийся на пыльном прилавке. От него исходило такое мощное гудение, что дребезжали стоявшие рядом плошки с механическими болтами. Кусочек таинственной и бессмертной техники двемеров, артефакт, который в некоторых странах считался контрабандой, лежал весь в отпечатках чьих-то грубых пальцев, словно дешевая безделушка. - Зачем? – она внезапно почувствовала такое внутреннее опустошение, что ей захотелось сесть прямо на дороге и вытянуть ноги. Ничего удивительного, ведь ей пришлось довольно долго валяться в постели в той гостинице. За ней внимательно следили, тщательно отогревали, избегая слишком высоких температур, а назойливый призрак неустанно вертелся рядом. Словно ему и в самом деле было какое-то дело до нее… - Он вертится, - таинственно прошептал Люсьен, словно мальчишка, впервые увидевший магию. - Сейчас ты у меня завертишься. Замолчи и за мной! Говорить призрак перестал, но и молчания от него добиться она тоже не смогла. Судя по всему, в Вайтране царил какой-то затянувшийся праздник. В воздухе парили хвостатые воздушные змеи, дети с аппетитом поедали еще горячие орехи в меду, а взрослые отложили в сторону фартуки и рабочие инструменты, разгуливая в чистенькой выходной одежде. Все это не могло не подействовать опьяняюще на такое изголодавшееся по жизни существо, как Люсьен Лашанс. Так что, запрокинув голову, он набрал побольше воздуха в несуществующие легкие и запел: - Жила-была дева прекрасней заката, Весной на старинном Стросс М’Кай. Она была знойной, блондинкою стройной, Чей взгляд растлевал весь тот край. Однажды под вечер зажгла она свечи, И скинула с плеч свой наряд. И путник уставший, под чары попавший, Наутро был сказочно рад! Стайка головорезов из местной гильдии бойцов, по воле случая оказавшаяся поблизости, взорвалась глумливым хохотом и одобрительно захлопала. - Я тебя ненавижу, - чистосердечно прошипела хаджитка. - Был бы я жив, ты бы сейчас сгорала от вожделения, - немедленно выдал он таким тоном, словно в этих словах не было ни намека на пошлость. Ракшари медленно начинала закипать, замечтавшись о кляпе, осиновом коле, и экзорцисте с наклонностями мясника. На ее счастье, дом ярла был уже совсем близко, а там рукой было подать до того, кто ей поможет. И затем наступит свобода, одиночество и тишина. Вот то, чего она действительно вожделела в этот самый момент. - Кстати, а куда мы идем? Сомневаюсь, чтобы в самом знатном доме города находилось наше братство. «Ха, почуял недоброе…» - злорадно оскалилась она, толкая высокие двойные двери, ведущие в главный зал. Внутри было тихо и безлюдно, если не считать стражи, неподвижно замершей на своих постах в некотором отдалении. Негромкие голоса доносились из глубины зала и поднимались вверх, к перекрестным дубовым балкам и светлому дыму, плывшему от щедро растопленных жаровен. Ярла донимал очередной проситель, взахлеб рассказывая о пожранной волками корове. Кажется, в обмен на обглоданный дочиста скелет он хотел трех новых буренок, денежную компенсацию и церемониальное извинение от Соратников, которые, якобы, обязаны были следить за безопасностью в округе. Не желая соблюдать утомительный этикет, чтобы поприветствовать того, кому на всех глубоко плевать, Ракшари спокойно кивнула ближайшему стражнику и шмыгнула в боковой проход, узкий и освещаемый факелами в настенных кольцах. Где-то здесь должен быть маг, столь необходимый ей сейчас. Он точно сумеет запихнуть Лашанса на самый глубокий и темный план Обливиона, где он застрянет навеки, мучая своими безумными монологами дремор и прочую нечисть. Магов Ракшари ненавидела. Не так сильно, как лекарей, но все же. Надменные, заносчивые, на всю голову больные ублюдки, которые готовы продать собственную мать на органы, лишь бы им позволили вскрыть какое-нибудь беспомощное, прикрученное к столу существо. От каждого из них веяло чужими страданиями и опасностью. Той самой опасностью, с запахом пепла и ледяного огня. Несмотря на столь острую неприязнь к подобным людям, хаджитка признавала, что обратиться к чародею за помощью в такой проблематичной ситуации – не самая плохая идея. Она умела видеть выгоду даже в тех делах, которые заставляли ее неосознанно выпускать когти и желать смерти всем окружающим. Маг по имени Фаренгар отвлекся от чтения пыльной и заляпанной воском книги, уставившись на престранную парочку, вошедшую в его покои. Выглядел он весьма удивленным, но не слишком занятым своими неотложными делами. Так что Ракшари решила не оттягивать грядущий триумф над призраком и согнулась в уважительном поклоне. - Доброго дня. - А, Ракшари, я о тебе наслышан… - чародей поднялся и подошел ближе, довольно кивая и оглядывая хмурую хаджитку с ног до головы. – Наш многоуважаемый ярл до сих вспоминает тебя и твои заслуги. Утверждает, что без твоей помощи у него совершенно не получается решить проблемы с великанами. Может быть, ты сможешь… - Спасибо, но я пришла с просьбой, - решительно перебила она его, примирительно подняв руку. – Мне очень нужно, чтобы вы отцепили от меня… вот это. Она повернула голову в сторону призрака, чтобы собственными глазами лицезреть испуг, исказивший его полупрозрачную физиономию, но вместо этого остолбенела и осеклась на полуслове. Люсьен Лашанс, приутихший еще с улицы, являл собой вполне обычное зрелище умудренного долгой жизнью мертвеца, но для Ракшари это поистине являлось чем-то доселе невиданным. Он непонятно когда успел снять капюшон, выпустив собранные в низкий хвост волосы, доходившие ему до середины спины. Вытянулся по струнке и замер в позе на все готового и на все угодного слуги. И, наконец, выражение его лица было настолько умиротворенным и безмятежным, что ему обзавидовались бы все неупокоенные призраки, недовольные своими хозяевами и своей жалкой пародией на существование. - Ты чего? Что это за рожа блаженного? – ошарашено пробормотала она, передернувшись от отвращения. - Госпожа? – от исходящего патокой голоса у нее мороз пробежал по коже, - Я всего лишь ожидаю ваших распоряжений, госпожа. Фаренгар переводил взгляд с призрака на хаджитку, неловко покашливая в кулак и будучи в некотором замешательстве. Ему предстояло еще много дел сегодня, ведь на вечер намечались фейерверки… - Вам нужно помочь его отозвать? - Да… - медленно кивнула она, напряженно рассматривая призрака и ломая голову над тем, почему он внезапно стал вести себя как шелковый. Что он замышляет? - Тогда пусть он для начала выйдет на середину комнаты. Лашанс даже не пошевелился. Вместо этого он повернул голову и уставился на Ракшари с выражением вечной преданности на зыбком лице. Она же смотрела на него, как на гремучую змею. - Госпожа? - Выйди на середину комнаты, - мрачно повторила она за магом, ежесекундно ожидая какой-нибудь гадости. Мертвый наемный убийца послушно сделал несколько шагов и вновь застыл, словно аршин проглотив. Маг, наблюдавший за всеми этими действиями, бросил в сторону хаджитки один-единственный взгляд, раздраженный и усталый. Но и этого хватило, чтобы Ракшари поняла, чего Лашанс добивался. «Вот мерзкая змея!» - Право слово, я не понимаю, что вам могло не понравиться в нем… - Фаренгар непонимающе развел руками, - Прекрасный пример удачного возвращения души с того света. Услужливый, послушный и немногословный. Да и к тому же хорош собой, если я правильно истолковываю женские предпочтения. Будь я хозяином такого образца, то для меня он был бы незаменим… Разъяренно зарычав, она подскочила к Лашансу вплотную, ощутив волну стужи на лице и вперив горящий взгляд в то место, где у него должны были находиться глаза. Он воззрился на нее с покорной наивностью. Словно получившая нагоняй собака, которая не понимает, в чем она провинилась. - Слушай ты, скотина… - ей все это уже настолько осточертело, что перед глазами заалела пелена неконтролируемого бешенства, - Если ты сейчас же не перестанешь вести себя как проклятый евнух, то клянусь, я тебе устрою сладкое существование. Я буду убивать направо и налево, с удовольствием и зверством, упиваться кровью и утекающими из моих рук жизнями. Я буду сутками развлекаться с мужчинами и женщинами всех рас, какие только встречаются в этом богами забытом крае, не гнушаясь любых извращений. Я буду жрать все, на что только упадет твой алчный взгляд, и нахваливать то, насколько вкусным оно оказалось. Я буду делать все, что ты сделать не можешь, и наслаждаться тем, чего ты теперь лишен навечно. И начну я с целого бушеля самых дорогих, красивых и сочных яблок, которые так и тают во рту! В наступившей тишине были слышны лишь отклики блеющего голоса крестьянина, вымаливавшего себе корову. На секунду ей показалось, что Лашанс сейчас вытащит из рукава свой тонкий хирургический скальпель и полоснет ее по лицу. Но уже через мгновение пришлось отмести в сторону эти пугающие мысли. Как, впрочем, и надежду о своем скорейшем освобождении из-под гнета этого туманного тирана. Потому что весь огромный дом содрогнулся, пол под ногами задрожал, а из общей залы донеслись испуганные возгласы. С потолка свалилась парочка пауков, а стрельчатое окно потемнело, накрытое тенью чьих-то размашистых крыльев. - Дракон! – воскликнул Фаренгар, бледнея и подскакивая к зашатавшемуся канделябру. Подтаявшие свечи чуть было не подожгли портьеры. - Ну почему когда мне нужно сделать что-то важное, неизменно появляются эти тупые брюхоногие ящерицы?! – с отчаянием разругалась Ракшари, хватаясь за голову. – Отзовите это чудовище! - Ракшари, ты обязана помочь Вайтрану! - С какого это рожна?! Снаружи донесся оглушительный рев, а затем дом сотряс такой мощный удар, что из окна во все стороны брызнули осколки. С полок посыпались тяжелые книги, увлекая за собой старинные резные шкафы. Человеческие крики пробивались даже сквозь каменную толщу неприступных стен. Болезненные, леденящие, они были скорее похожи на вой одного огромного умирающего животного. - Отзовите его! Эта тварь чуть меня не убила! – вопила Ракшари, едва не срываясь на визг и с каждой секундой все сильнее теряя самообладание. - Убей дракона! Люди гибнут! – заорал в ответ маг, носясь по комнате в попытке уберечь хрупкие приборы. Пол ходил ходуном, по стенам побежали трещины, а Люсьен Лашанс наблюдал за истерикой своей хозяйки молча, неподвижно, и с выражением хищного удовлетворения на бесплотном лице. И в этот момент хаджитка поняла, что с нее хватит. Достаточно. Расставив ноги по ширине плеч, она прочистила горло и вдохнула поглубже, не упуская из виду мельтешащего чародея. Клокотавшая внутри ярость, бессильная и темная, наконец-то нашла выход. - Fus ro dah! – оглушительно гаркнула Ракшари, прижав обе руки к диафрагме. Она еще успела увидеть глаза Фаренгара, широко раскрытые и испуганные, услышать его изумленное: «Не может быть». А затем всю комнату заполнило разрушение, напрочь скрывшее мага из виду. Разбросанные по полу фолианты волной врезались в противоположную стену, словно были невесомыми пушинками. Деревянная стойка для книг с хрустом оторвалась от постамента и разбилась на куски о растрескавшийся камень стен. Портьеры рвались в лоскуты, емкости с зельями лопались, расплескивая вокруг содержимое, осколки оконного стекла свистели в воздухе, решетя гобелены. Разломались доски пола, обнажив каменное дно, теперь уже густо усеянное щебнем и щепками. Грохот и скрежет ломающейся мебели на несколько секунд перекрыл даже то, что творилось снаружи, заложил уши, забил нос и рот поднявшейся пылью. Она ссутулилась, не в силах сдержать надсадный кашель, мучивший ее каждый раз, когда приходилось использовать крик. А затем, сосредоточенно восстанавливая дыхание, медленно направилась в ту сторону, где, предположительно, должен находиться сметенный криком неудачливый чародей. Он лежал на горе разодранных книг, совершенно оглушенный, весь покрытый царапинами и ссадинами. И хотя несчастный маг вряд ли мог ее расслышать в этот момент по причине полнейшего помутнения сознания, Ракшари все равно заговорила, не в силах сдержаться, ломким и надтреснутым голосом: - Думаешь, мне есть дело до каких-то там людей? Да пропади они пропадом, эти грязные тараканы! Я надеюсь, что эта летающая жаба сравняет город с землей, и знаешь почему? Да потому что не будь я Довакином, о мою спину вытирали бы ноги те, кто сейчас пытается лизать мне пятки! Двуличное стадо необразованных, тупоголовых обезьян, которые готовы заковать в цепи всех, чье лицо хоть немного отличается от их уродливых физиономий! Ответь мне, почему я должна помогать тем, кто заставляет мой народ ночевать за стенами города в тоненьких палатках? Они замерзают там до смерти, в надежде, что проходящий мимо человечишка соизволит купить у них хоть что-нибудь и тем самым обеспечить им еще несколько дней жизни. Но знаешь что? Никто к ним не подходит ближе, чем на двадцать шагов, потому что у них лапы, и хвост, и клыки, и, следовательно, они презренные нелюди, которым не место в Скайриме! Почему я должна помогать этим тварям? Почему я должна терпеть рядом с собой вот этого подонка?! Отвечай! Фаренгар ответить не мог. Судя по всему, она раздавила ему что-то внутри, потому что сейчас он боролся с рвотными позывами, скорчившись на своих бесценных книгах и прижимая руки к левому боку. Краем глаза она заметила, как Лашанс невозмутимо роется в горе мусора, выискивая какую-то одному ему нужную вещь. При этом он напевал под нос ту самую песню, которую полчаса назад горланил на улице. Как ни странно, это ее немного остудило, и плечи ее устало поникли: - Мне ни до кого нет дела. Мне никто не интересен. Мне даром сдалась эта ноша, которую вы все на меня взвалили. Я просто хотела вернуться домой, но в итоге застряла здесь, среди людей, которые улыбаются мне в лицо, но шепчутся за спиной. Так что будь добр, сделай так, чтобы мне стало хоть чуточку легче. Чародей, позеленевший и осунувшийся, с трудом выпрямился и сел, тяжело дыша и потирая голову. Его руки были в крови, а плечи мелко тряслись, но смотрел он на нее безо всякой злобы и ненависти. Как, впрочем, и без особого желания помочь. - Убьешь дракона… и я сделаю то, что ты хочешь, - тяжело прохрипел он, вытирая рукавом разбитый нос. На мгновение он уже было решил, что она крикнет еще раз, теперь уже не жалея ни его, ни своих собственных сил. Безжалостно вомнет грудную клетку внутрь, раздавит голову и расплющит конечности, превращая его в кровавое месиво. Но вместо этого девушка только вздохнула со смертельной усталостью, и исчезла в коридоре, направляясь к выходу из дома. Копошившийся в разбитых сосудах призрак резко выпрямился, и последовал было за ней. Но неожиданно замешкался, обернулся, и взглянул на мага, бессильно распростертого на перемешанных книгах. И хотя глаза мертвеца едва угадывались в туманных и расплывчатых очертаниях, Фаренгару вдруг стало по-настоящему жутко. Потому что он понял, кого на самом деле ему нужно было бояться. Он был действительно великолепен. Золотисто-зеленый окрас, длинный шипастый хвост, черные маслянистые клыки и роскошные мерцающие рога, словно присыпанные бриллиантовой крошкой. Горбоносый, массивный и чрезмерно злой, он был способен одним своим взглядом поставить на колени любого, кто посмеет на него только замахнуться. Даже чьи-то ноги, торчавшие из перекошенной пасти, почти не портили картину. Очень жаль, что придется его убить. В мертвой красоте нет никакого очарования. - О, дева прекрасней заката! - Братва, расступись! Пришел орущий мартовский кот! - Скажи, какой это уже по счету у тебя? - Настоящий Довакин загасит дракона с одного выстрела… - Кто-нибудь, отдайте ей свой лук… Только тетиву ослабить не забудьте, хех. - Заткнитесь, - хмуро бросила Ракшари, поморщившись от привычного хихиканья где-то позади себя. Соратники, в принципе были, неплохими людьми, добродушными и скорыми на расправу с обидчиками мирного населения, если не брать во внимание странные изменения в поведении, проявлявшиеся по крайней мере раз в месяц. В это самое время они становились раздраженными, вспыльчивыми и резкими, отталкивали с дороги нерасторопных прохожих и так усердно налегали на жареное мясо, что от их обжорства страдали все ближайшие таверны. А еще они очень сильно не жаловали хаджитов, при каждой встрече с Ракшари демонстрируя свою неприязнь издевками и насмешками. Она, на самом деле, давно уже привыкла к такому отношению, прекрасно зная, что со временем любой человек привыкает к ее существованию. Всем рано или поздно надоедало неустанно проезжаться насчет ее мехового хвоста и продрогших на холоде ушей. Соратники же были и остались упертыми ослами со стойкой ненавистью к любым существам семейства кошачьих. Она никак не могла понять, почему. Но сейчас главная проблема была не в этом. Дракон выплюнул башмаки неизвестного бедняги в ближайшую яму и низко зарычал, уставившись злобными рубиновыми глазами на собравшийся неподалеку отряд. Пока Ракшари неслась с холма вниз, минуя мосты, каналы и аккуратную цветочную рощу, то успела заметить, что Вайтран потерпел не такие уж серьезные разрушения. Ну да, десяток погибших, полный разгром на продуктовом рынке, пара догорающих домов, и сплющенная в блин кузница, на которую дракон, судя по всему, неоднократно приземлялся. Кроме этого, и раскрошенной в порошок брусчатки под когтистыми лапами, все было в относительном порядке. Она видела и похуже. Она видела обугленные руины деревень и покинутые замки, почерневшие от копоти. Полегший в поле скот и скелеты, слишком маленькие для того, чтобы принадлежать взрослым. И ей каждый раз хотелось пожать плечами и уехать, подальше от беспрестанно рыскавших в небе драконов. Но вместо этого Ракшари вздыхала и с неохотой шла вперед, разламывая под ногами сожженные доски и растаптывая в прах чьи-то останки. И жаль ей было не уничтоженный урожай, не погибших людей и не разрушенную архитектуру. Единственный, к кому она испытывала сострадание, был сам дракон. - Мы вроде как ранили его в левое крыло. Поэтому он больше не взлетает, - доверительно сообщил ей один из Соратников, низкорослый и насупленный. - Вот сами его и добейте, - буркнула она недовольно. Действительно не удавалось понять, в чем состоит сложность победы над раненым драконом. У нее получалось настолько легко, что было даже как-то неудобно это демонстрировать. Вместо ответа низкорослый воин молча протянул ей лук, тяжелый, тугой и рассчитанный на то, чтобы пробивать стальные доспехи латников на поле боя. - Его можно забить даже вилкой, если она будет в твоей руке, о, дева прекрасней заката, - нахально заявил другой, - Мы прикроем. Не дождавшись от нее согласия, Соратники мельком проверили свое оружие и слаженно направились в сторону дракона, перебрасываясь шуточками и дружескими подначиваниями. Он же, в свою очередь, нетерпеливо царапнул когтями по мостовой, оставив на ней внушительные полосы, и грузно заковылял к ним, опираясь на сложенные крылья и переваливаясь с боку на бок. Хаджитка знала, насколько эта медлительность обманчива, так что поспешила поскорее наложить стрелу на тетиву, не желая лицезреть еще больше трупов. Она только сейчас заметила, что по спине больше не тянет холодом, а в окружающей ее обстановке больше не наблюдается блеклой, туманной фигуры, сыплющей ядовитыми замечаниями. Лашанс куда-то исчез. Хаджитка на мгновение озарилась надеждой, что ему надоело ее мучить, и он добровольно ушел в неизвестном направлении, но это вряд ли могло оказаться правдой. За все время с момента произнесения того злополучного заклинания вызова, она успела довольно неплохо разобраться в его личности, характере и упрямстве. Он совершенно точно где-то в городе, достает кого-то другого, или сводит с ума того недальновидного священника, посмевшего плюнуть ему под ноги этим утром. И, безусловно, радовало то, что этот надоедливый гад не будет путаться под ногами, пока Ракшари делает грязную работу. Золотисто-зеленый ящер хитроумно сделал вид, что раненое крыло беспокоит его куда сильнее, чем оно выглядит. Болезненно рыкнув, он оступился и припал на брюхо, изображая слабеющего и беспомощного. И в тот момент, когда отряд воинов бросился к нему, неправильно истолковав предоставленную возможность, он неуловимо пошевелил треугольной головой и бросил свое тело вперед, на ходу распахивая пасть. Соратники бросились врассыпную, пригибаясь чуть ли не к самой земле, но избежать смерти удалось не всем. Моментально повернув голову и прочертив витым рогом искры по камню, дракон успел ухватить одного из людей точно поперек туловища. Затем, безо всякого видимого напряжения, перекусил его пополам, с легкостью смяв броню и кости. Парень - тот самый нахал, который заговорил про вилку - не успел произнести ни звука, выронил меч и буквально развалился на части, в один момент перестав быть живым существом. Был человек, и нет человека. Когда эта огромная, опьяненная кровью рептилия выпрямилась, медленно поводя в стороны оскаленной пастью, Ракшари отпустила тетиву, жалея, что не выстрелила несколькими секундами раньше. Стрела, снабженная лихим разделителем звука вокруг оперения, с надсадным визгом вспорола воздух и погасила один из рубиновых огней на морде ящера. От резонирующего вопля, полного боли и обиды, полопалось несколько витражных стекол в окружающих домах, а самой хаджитке пришлось бросить лук на землю, чтобы прикрыть ни в чем не повинные уши. Соратники, не обращая внимания на осколки камня, летевшие во все стороны от бьющего по брусчатке хвоста, подскочили к раненому дракону с обеих сторон, вооруженные копьями, алебардами и трезубцами. Обезумевший от боли дракон извивался ужом, когда острые серебряные наконечники пробивали плотную мембрану крыльев, накрепко пригвождая его к земле. Со смертью товарища помертвевшие лица Соратников приобрели еще более злобные черты, а в их глазах проявилось что-то волчье. Дракон перестал вырываться, шумно вздохнул, и от его дыхания щепки и каменные осколки веером отмело к ногам приблизившейся девушки. Через неплотно стиснутые зубы проступила кровавая пена, а разглядев остановившуюся всего в паре шагов Ракшари, вооруженную широким кинжалом, он начал затравленно скулить. Услышав этот звук, хаджитка затряслась и почувствовала себя самой гнусной тварью на свете. - Эй, может, хоть в этот раз ты дашь это сделать нам? – медленно обратился к ней ближайший Соратник. Она решительно покачала головой, вызвав негодующее ворчание и затаившие злобу взгляды в свою сторону. Каждый из них спит и видит, чтобы зарезать дракона, и тем самым снискать всеобщее уважение и почет. Вот только если бы она не оказалась рядом, они не смогли бы подобраться к нему и на расстояние полета стрелы. Дракон всматривался в нее единственным уцелевшим глазом, содрогаясь от боли в изуродованных крыльях. Безобразная пасть приоткрылась, между зубов промелькнул шершавый язык, а сам он едва-едва подался вперед, словно силясь что-то ей сказать. Давился воздухом, захлебывался горячей кровью, но все равно пытался сложить из этих звуков различимые для нее слова. Они всегда пытаются заговорить человеческим языком, донести до нее что-то важное. Когда уже нет пути к спасению, когда безумная жажда крови в глазах сменяется измождением и испугом, они все силятся что-то объяснить. Как-то раз она терпеливо ждала несколько часов, всматриваясь в глаза умирающего дракона и всячески напрягая слух, ломая голову в догадках. Но в итоге он только окончательно выбился из сил, а затем свернулся клубком, подставил ей незащищенную шею и заскулил. Заплакал. - Прости меня, - выдавила она с трудом, поудобнее перехватывая кинжал. Под драконьей челюстью есть одно место, слабое, мягкое и теплое. Чешуя там нежная и гладкая, и от малейшего прикосновения к этому месту драконы жмурятся от удовольствия, выпуская черный дым из ноздрей. Она узнала это потому, что таким образом пришлось успокаивать свернувшегося в клубок ящера, который так старался что-то произнести, что смотреть на него было просто больно. Тогда Ракшари была слишком непривычной, чтобы убивать существо, которое настолько страдает. Теперь же она привыкла, ожесточилась и сердце у нее постепенно каменело. Один удар снизу-вверх и на ее руки хлынул поток темной крови, заляпав рукава до самых плеч. Соратники радостно оживились и даже снизошли до нескольких поздравлений в ее адрес, отчаянно завидуя и мечтая оказаться на ее месте. А сама Ракшари почувствовала себя так, словно только что зарубила слепого котенка. Мрачноватый отблеск алого в драконьем глазе постепенно угас, а сам он обмяк и опустил голову на землю, безвольно приоткрыв окровавленную пасть. И в этот момент до хаджитки докатился темный, тяжелый вал, накрывший сознание и выбивший почву из-под ног. Так происходило всегда, если ей приходилось убивать дракона, отбирать его жизнь и смотреть в угасающие глаза. Перед взором замелькал калейдоскоп гор, ледяное солнце, островерхие утесы и чье-то гнездо с опустевшими скорлупами от яиц. Образы и силуэты складывались в картины, картины превращались в слова. Короткие, примитивные, они взрывались в голове, эхом отдаваясь в ушах и вынуждая ее корчиться от боли на разрушенной мостовой Вайтрана. «Кто это?» «Почему я это делаю? Я не хочу!» «Я оставила детей одних!» «Больно. Больно! Больно!!» Погибший дракон продолжал кричать в ее голове те самые слова, которые, возможно, пытался проговорить вслух за несколько минут до смерти. Воспоминания сменялись все медленнее, и все чаще перед своими глазами она видела опустевшее гнездо, высокие отроги, уходящие к горизонту. Последним она увидела что-то маленькое, копошившееся в куче хвороста, и несомненно живое… И когда Ракшари сумела приоткрыть слезящиеся глаза, с трудом соображая от нестерпимой головной боли, перед ней лежал лишь белый драконий скелет, из глазницы которого торчала пущенная ею стрела. Не обращая внимания на столпившихся вокруг Соратников, и не думавших оказать ей хоть какую-то помощь, она поднялась на дрожащие ноги и поплелась обратно к дому на холме. - Делайте с ним, что хотите, - бросила она напоследок. «Я не могу им помочь. Я не знаю тех мест, которые мне показывают. Здесь все горы на одно лицо. Я просто хочу вернуться домой…» Самочувствие было, прямо сказать, не из лучших. Голова просто раскалывалась, ноги отказывались повиноваться, а при попадании в задымленный и темный главный зал ее еще и замутило. Кое-как прошагав по широкому холлу мимо опустевших постов стражи, она свернула в нужный коридор с погасшими факелами, по стенам которого змеились угловатые трещины. Не стоило и сомневаться, что ярл сбежал куда-то в подземелья, оставив город на съедение теперь уже мертвому дракону. И сейчас она сомневалась, что в его обители остался хоть кто-то кроме нее. Но убедиться все же стоило. Комната Фаренгара была темной, тихой, и выглядела так, словно здесь прошлось племя великанов с мамонтами. Ракшари с трудом могла разглядеть даже собственную, вытянутую вперед руку, так что пришлось добираться до окна и распутывать клубок, в который превратились изорванные портьеры. Рассеянный свет выхватил из сумрака разломанные шкафы, и тряпки, которые ранее были бесценными гобеленами. И очертания неподвижно застывшей фигуры в темной мантии. Маг потерянно смотрел в стену, повернувшись спиной к окну и тяжело шатаясь. Хаджитка вздохнула с облегчением. Все уже почти кончено. Она избавится от этого прилипчивого призрака и сможет спокойно жить своей жизнью. Может, ей, наконец, удастся добраться до Эльсвейра, до родного дома и семьи. С этими обнадеживающими мыслями она принялась обходить груды мусора и обломки мебели, приближаясь к Фаренгару. - Я все сделала. Вайтран не превратился в руины, твой ярл наверняка жив, и серьезные потери понесла только кузница… которой, в принципе, больше нет. Но вообще все прошло очень даже неплохо. Довольно ухмыльнувшись, она подобралась вплотную к чародею и снисходительно тронула его за плечо. Она была настолько воодушевлена, что даже не заметила столь знакомого холодка, скользнувшего по щеке и забравшегося за шиворот. Мужчина испуганно вздрогнул, резко повернулся… и вынудил ее попятиться. - Фарен…гар? – прошептала она, борясь с приступом усилившейся тошноты, - Это ведь не ты, верно? - Не правда ли, так он гораздо симпатичнее? – донеслось откуда-то со стороны. Оттуда, где сходились сгущающиеся тени, а по стенам ползли ледяные узоры. Из темноты выступил Лашанс. На его белесом лице играла загадочная улыбка, а сам он практически лучился от счастья. С чувством собственного достоинства он подошел к продрогшему магу и критично его оглядел. Словно художник, оценивающий свое собственное произведение. - Что ты сделал? – она продолжала пятиться, спотыкаясь о раскрытые книги. Кажется, впервые с момента появления призрака рядом с собой, она ощутила, что боится его, и боится до панического ужаса, - Что ты наделал?! - Странный вопрос. Все мои действия и так написаны у него на лице, - он досадливо вздохнул, и принялся объяснять с таким раздраженным видом, словно нянчился с ребенком, - Чтобы он не рассказал тебе, как прогнать меня, я взял его язык. Чтобы он не показал тебе, как прогнать меня, я взял его глаза. Фаренгар, почувствовавший присутствие живого существа, мучительно застонал и шагнул вперед, с отчаянием шаря по воздуху руками. Самообладание изменило Ракшари, и она пораженно вскрикнула, чуть было не упав. - Чтобы он не указал тебе, как прогнать меня, я взял его пальцы. Она с омерзением отвернулась, почувствовав, что вот-вот расстанется с завтраком. Холод, исходивший от призрака, спасал от того, чтобы не отключиться окончательно, грохнувшись прямо в пыль. Она слишком устала, слишком разочарована, слишком виновата. И слишком боится, чтобы говорить еще хоть что-то. - Я не хочу уходить, - спокойно продолжал Люсьен Лашанс, герой, мученик, и прочее-прочее, - Здесь есть цвета, запахи и жизнь. Даже твоя испуганная полосатая мордашка доставляет мне удовольствие. Давно я уже не чувствовал себя так хорошо. А там, внизу, одна только тьма и бесконечная череда мертвых лиц. Ты не представляешь, как это утомляет и сводит с ума. Попробуй выдержать все это две сотни лет, и я посмотрю на тебя и твое чувство смирения. Я силен, я не устаю шататься по миру живых, в отличие от остальных слабаков, призванных какими-то недоучками. И сомневаюсь, что вообще когда-нибудь от этого устану. Так что запомни мои слова - всех, к кому ты обратишься с аналогичной просьбой, что достиг ушей бедного-несчастного Фаренгара, ждет такая же участь. Кстати, у него теперь и ушей-то нет. Уж прости меня за каламбур, прекрасная дева. Хаджитка по-прежнему не отвечала. С каждым услышанным словом ее наполнял все больший ужас, и острое осознание того, что она очень серьезно влипла. Неизвестно, кто кому теперь должен подчиняться. Зато совершенно понятно, чьих действий теперь стоит опасаться всерьез. «Будь он проклят…» - А теперь у нас остался один нерешенный вопрос. Что прикажешь делать с магом? Можешь оставить его жить, хотя в подобном состоянии его скорее выбросят на помойку. Честно сказать, он похож на меня, когда я болтался два века в какой-то богами забытой бездне. Как поступишь? Порадуешь Ситиса? Она нехотя обернулась, услышав шорох подошв по разгромленному полу. Фаренгар видимо посчитал, что прикосновение ему только почудилось, и он по-прежнему остается один, в темноте и тишине. Болезненно скривившись, он грохнулся на колени и завыл, спрятав лицо в обезображенных ладонях. Ракшари захотелось убежать как можно дальше, лишь бы не слышать этого звука. Вой искалеченного человека загадочным образом изгнал страх к мертвецу из ее сердца, оставив там только жалость и вину. И твердое намерение избавиться от призрака раз и навсегда, любым способом. - Перережь ему горло, - мрачно ответила она, и в ее голосе не было слышно ни капли сомнения. Призрак одобрительно улыбнулся. Спокойно и деловито ухватился за всклокоченные волосы чародея, запрокинув его голову, и блеснул скальпелем, зажатым в бесплотной руке. Ракшари, изможденная и замученная, не хотела на все это смотреть, так что уже шла по коридору, стремясь как можно быстрее увеличить расстояние между собой и Лашансом. И все равно, сквозь звуки предсмертной агонии, от которых кровь стыла в жилах, ей удалось различить слова, предназначавшиеся именно ей. - И все же ты не такая сволочь, какой пытаешься казаться. На улице, прямо перед распластанным скелетом дракона, собрались бледные и рыдающие люди. На очищенную от обломков мостовую, накрытую растянутой парусиной с грязными пятнами, складывали погибших в ряд и лицом к белеющему остову. Словно хотели показать им, что виновник их смерти побежден и сломлен, превратившись в грозное воспоминание, которое вскоре растащат на ингредиенты и материал для брони. Ракшари сидела на уютной скамье в цветочной роще, отстраненно наблюдая за процессом сквозь буйно разросшиеся кусты вереска. Она была совершенно опустошена этим чертовски длинным днем, так что не желала никого видеть, выслушивать чью-то вынужденную похвалу, и уж тем более снисходить до разговора. Размышлять над сложившейся ситуацией с призраком у нее тоже сил не было, потому что она просто не могла придумать ничего путного. Для решения ее «маленькой» проблемы единственным вариантом остаются только те умники из Темного братства, которые и одарили ее таким бесценным спутником, как Люсьен Лашанс. Главное - не подвергнуть их опасности. Они были одними из немногих, чью компанию она могла терпеть без зубовного скрежета. Не хотелось бы их терять, отдавая на растерзание такому чудищу. К дракону вынесли еще больше ткани, бережно заворачивая каждого мертвеца в белый саван. Хаджитка сморщилась и закрыла лицо руками, согнувшись на скамейке. Ей показалось, что у одного трупа была содрана коленка. Всматриваться повнимательнее решительно не хотелось. - Прекрасный вечер прекрасного дня, - послышался безмятежный голос совсем близко. Ракшари замычала что-то скорбное, не утруждая себя поднятием головы. Она знала только одно существо, которое было способно получить наслаждение от такого немалого количества смертей за столь короткое время. - Твоего дракона распиливают на куски. Не хочешь взять себе берцовую кость? Она будет отлично смотреться над камином, – невинно предложил он, усевшись рядом и обдав ее порывом ледяного воздуха. Она вновь ничего не ответила, только плотнее запахнулась в теплый плащ, решив, что здоровые почки ей еще пригодятся. Призрак тем временем, следуя своей гадостной натуре, принялся ощупывать все цветы, до которых смог дотянуться. Они стремительно увядали, темнели и покрывались блестящей коркой инея, но похоже, Лашанс не испытывал по этому поводу ни малейших угрызений совести. Ее у него просто не было. Когда ему наскучило мучить ни в чем не повинные растения, он некоторое время вертел головой по сторонам в поисках очередной цели для издевательств. Не отыскав ничего подходящего, талантливо изобразил огорчение и вцепился в хвост хаджитки, вызвав возмущенный вопль и пинок, который, конечно же, прошел сквозь его тело, не причинив никакого вреда. - Меня только одно интересует… - медленно и вдумчиво начала она, пытаясь усмирить очередную вспышку ярости и для верности отступив от Лашанса на пять шагов, - Почему ты ко мне цепляешься? Я же вызвала тебя из твоей ненавистной бездны, ты должен мне в ноги кланяться или хотя бы относиться по-человечески… если так вообще можно выразиться. Что я тебе такого сделала? Он непонимающе наклонил голову набок, вызвав у нее нестерпимое желание взять и придушить кого-то, хоть кого-нибудь. Затем призрак тяжко вздохнул, всем своим видом демонстрируя, как сложно ему отвечать на четко поставленный вопрос. - Придется тебе признаться. Это все потому, что я люблю тебя. - Ситис, избавь меня от этого! – в ужасе вскричала Ракшари, уставившись на него квадратными глазами. Лашанс с горечью улыбнулся и взглянул в сторону с деланной застенчивостью. - Твоя шерсть неопределенного цвета, твои обломанные усы и особенно этот соблазнительный хвост просто сводят меня с ума. Честное слово, так и хочется выпотрошить тебя, засушить шкуру и расстелить в гостиной. Я бы с бесконечной любовью возлагал на твою спину свои ноги каждый вечер и… - Ну все, хватит! – раздраженно оборвала она его. Она поняла, что никогда не слышала, чтобы он говорил в ее адрес что-либо серьезное. Только бесчеловечные шуточки, отдающие то нездоровой зоофилией, то холодящей кровь ксенофобией. А эта ядовитая улыбочка вообще убивала на корню все желание хоть немного проникнуться к нему пониманием. - Шутка, на самом деле ты меня бесишь, - донеслось до нее со скамейки. Что и требовалось доказать. - Может, я тебе завидую. Может, у меня аллергия на кошек. А может, я считаю, что ты не годишься в профессиональные убийцы. - Неужели? – прошипела она, опасно сузив глаза. Так он ее еще не оскорблял, и надо признать, эти слова, в самом деле, смогли серьезно задеть ее гордость. - Сама подумай. Ты жестокая, эгоистичная, озлобленная на весь людской мир кошатина, которая кичится своим рабским прошлым и жалеет себя из-за этого вот уже много-много лет, будучи неспособна перешагнуть прошлое. Но убийца? Ты чуть не разрыдалась перед этой тупой брюхастой ящерицей, а безглазый маг довел тебя до состояния кисейной барышни, завидевшей мышь у туалетного столика. Если в нашу семью теперь берут таких как ты, то возможно, закат Темного братства уже не за горами. Дрожь берет от мысли, во что превратилась организация, в которую я вложил столько сил… - Мы никуда не исчезнем, - буркнула она уже спокойнее. – Я стараюсь держать все на плаву. - И при этом рвешься сбежать из провинции. Хорошо же ты дела ведешь. На твоей шее висит не один десяток человек, которых нужно прокормить, обеспечить необходимым обмундированием и отмазать от поимки и тюремного заключения. Однако единственная проблема, которая занимает твою бессовестную голову – это поиск способа, который поможет от меня избавиться. Она сердито засопела, не сумев подыскать достойного ответа. Он был прав, как ни обидно признавать. - Впрочем, и в мое время бывали убийцы, которые походили скорее на воспитателей детского сада, чем на суровых палачей, - Лашанс улыбнулся. Улыбка получилась задумчивой, тоскливой и чудовищно разнилась с теми гадкими ухмылочками, которые блуждали по его лицу во время любого разговора, - Я знал одну данмерку, которая не могла ни один заказ провернуть, чтобы не влипнуть в какую-нибудь неприятность. Сомневаюсь, что она выучила все пять догматов, и сомневаюсь, что она совершала все это под влиянием всепоглощающей любви к Ситису. Она была жутко наивная и доверчивая как овечка, а кожа у нее была теплая и матовая. Ракшари безмолвно застыла в отдалении, изумленная такой неожиданной откровенностью. Впервые она не слышала в его голосе ехидства, притворства или обмана. Девушка так этому обрадовалась, что боялась его перебить, неосторожно пошевелиться или еще каким-то образом разрушить этот редкий проблеск чистого разума. Но почему-то, при взгляде на его мутное и расплывчатое лицо, ей показалось, что у этой истории нет счастливого конца. - Только за несколько часов до смерти я понял, почему взял ее в семью. И от этого умирать было во стократ больнее. До них донесся оглушительный скрежет пилы. Крестьяне, столпившиеся у подножия холма, разламывали на две части тазовую кость дракона, которую не смогли сдвинуть с места даже пятеро крепких мужчин. Хаджитка зверски проголодалась, продрогла и вымоталась так, что гостеприимно горящие окна шумной таверны неподалеку вызвали у нее щемящую тоску. - Даже если я куда-то уйду, то я все равно буду следить за тем, чтобы братство не распалось. Тебе нет нужды беспокоиться, - обратилась она к призраку, постаравшись вложить в свои слова как можно больше уверенности. К ее удивлению он лишь молча кивнул и поднялся, оставив за собой несколько погибших от холода кустов и покрытую льдом скамейку. Кажется, он ей не очень-то поверил, но она не стала убеждать его и дальше, рискуя нарваться на обидную колкость. Для этого у них еще полно времени. Так что Ракшари, чрезвычайно довольная тем, что им удалось в кои-то веки поговорить нормально, подняла с земли заплечный мешок, предвкушая горячую еду и теплую постель. И тут же почувствовала, что он стал подозрительно тяжелее, чем был до этого. - Люсьен Лашанс… - ей стоило огромных трудов сохранить спокойное выражение лица. – Что в моем рюкзаке делает чертов генератор сердечника центуриона? - Он вертится, - прошептал Лашанс с таким заговорщицким видом, словно делился с ней сокровенной тайной.