Я больше к тебе не вернусь

Такого напора от Серёжи Игорь явно не ожидал. Мужчина даже подумал, что сегодня настал его “час побыть снизу”, но, к счастью майорской психики, Разумовский усаживается сверху, бёдрами уже начинает эмитировать пенетрацию. Сквозь одежду всё это ощущается как-то скомкано и глупо, невольно в голове всплывает сравнение с подростками, которые ещё побаиваются стянуть друг с друга одежду, а потрогать уже хочется. -Ты же не будешь против игрушки?-Серёжа заглядывает в самую душу, расчленяя и препарируя ту, как на операционном столе; Сегодня Игорь – пациент извращённой фантазии Разумовского. Но тот даже не против, Игорь готов на всё на свете, когда Серёжа просит его о чём-то таким голосом. И нет, он не делает тон ниже, не изображает неестественную хрипотцу – нет, тут совсем не об этом… Просто в Разумовском была какая-то необыкновенно притягательная скромность и осторожность в такого рода вопросах. Сколько бы раз они не пробовали что-то новое и, как говорил Игорь, пиздец извращенское, но, на удивление, приятное, Серёжа всё равно всегда будет спрашивать, заглядывая в глаза и тормозя весь процесс прелюдии, только чтобы добиться осознанности во взгляде Грома. При это сам Разумовский этого терпеть не мог в свою сторону, ему надо, чтобы всё было так с ноткой доминирования, чтобы Игорь сам решал, что он сделает с Серёжей, а тот мог только стонать и прогибаться под своим сильным мужчиной. Не честно? Вероятно, но как-то уже по-другому и представить нельзя. -Что на этот раз?-Без доли недовольства, спрашивает Гром. В комнате приглушённый свет и открыты панорамные окна; Когда-то Серёжа рассказал, что около здания летал дрон и снимал, что же там происходит внутри, на верхних этажах стекло не защищено от внешних глаз – личная просьба Разумовского, и с этой истории у Игоря началась нехилая такая паранойя: мужчина постоянно проверял вид из окна. Серёжа заметил сию причуду не сразу, долго пытался разгадать причину странного поведения Грома, но, оставив все тщетные попытки, по итогу, просто спросил: в чём же дело? Ну, как “просто”, во время минета, пока Игорь демонстрировал всё, чему успел научиться, глядя на Серёжу. Помимо ответа тогда ещё прилетели претензии и возмущения, за ними даже последовал укус за член, что, мягко говоря, убило в Разумовском всякое желание отвлекаться в дальнейшем. Сейчас Игорь тоже косился глазами на Питер, закрытый серыми облаками. Как бы Гром ни отнекивался, как бы не слал Серого куда подальше с “такими вопросами”, на самом же деле, его возбуждали мысли о чём-то таком. Разумовский это чувствовал, чувствовал и нагло пользовался. -Ничего особенного, я просто… В таком необычном настроении.-Серёжа покидает насиженное место, но только, чтобы достать из верхнего ящика полу пустого комода наручники. Они частно здесь спят, но вещей притащить никто так и не решился, да и не нужно им всё это. -И, как я понимаю, они для меня?-Игорь приподнимается на локтях, жадно наблюдая, как Разумовский картинно-медленно снимает с себя бельё. Парень красуется под внимательным взглядом, который, казалось, окутывает тело, буквально заставляя почувствовать каждой клеточкой кожи, как сильно его хотят. -Верно понимаете, товарищ Майор.-Серёжа нарочито медленно подходит к кровати, проводит рукой вдоль оголенных ног, что удивительно: Игоря сегодня раздели первым, а затем, ласково проведя по рукам и занеся их над головой, пристёгивает мужчину к кровати. -И за что же так меня? -Превышение должностных полномочий.-Голос как-то резко теряет всякий намёк на тягучую нежность, в Серёже пробуждается что-то властное, голодное и жестокое. Такое иногда происходило, по началу, казалось, что к такому невозможно будет привыкнуть, резкие смены настроения порой вводили в ступор, их настрой на что-то нежное и долгое исчезал с концами, сменяясь агрессивными и резкими движениями, Игорю приходилось отращивать в себе характер и возвращать почти что силой Серёжу к их начальному плану; ко всему в жизни, по итогу, привыкаешь, адаптируешься , поэтому сейчас мужчина даже не дёргается, когда у Разумовского появляется в руках черный стек. -И когда я только успеваю так накуролесить…-Вопрос скорее в воздух, Гром даже не ожидает ответа, послушно готовя себя морально к предстоящему акту мазохистского удовольствия. Вот этого он не скрывал, всегда говорил прямо, когда хочется почувствовать “остринки”. -На работе стресс, сам же понимаешь… Мне вот нельзя никого там бить, в отличии от некоторых, я стараюсь выглядеть в глазах других, как воспитанный молодой человек… Так что приходится на тебе отыгрываться.-Кончик прорезиненного кнута, как его окрестил Игорь, вспомнив, что чем-то подобным лошадей на конюшне тыкают, проходиться по рукам Грома. Серёжа рассматривает тело, разукрашенное мелкими шрамами и синяками; в глазах пылает огонь.-С тобой же я не должен притворяться. -С такими мыслями, вам бы к психологу сходить.-“Вам” – один из негласных фетишей Разумовского, который приходилось доставать из парня опытным путём. -С таким парнем… Мне никакой врач уже не поможет.-Парень ведёт стеком вдоль тела, еле заметно касаясь горячей кожи, доводит до полу-вставшего члена и замирает.-Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю?-Взгляд голубых глаз заполняет практически щенячья нежность, так Серёжа благодарит Игоря за потакание всем его желаниям; Вообще-то Гром ни раз говорил, что никогда бы не согласился на что-то, что не доставляет им обоим удовольствия, поэтому его не нужно благодарить, но Разумовский… У него были проблемы с принятием любви, как чего-то бескорыстного и чистого. Серёже казалось, что он всегда должен как-то говорить “спасибо” за всю ту заботу и внимание, которыми его одаривает Игорь. Детдомовская привычка. -Правда? У меня просто есть хороший знакомый…-Прямая провокация. Серёжа легонько ударяет по нежной плоти, сменяя миролюбивый взгляд на лисий, хитрый такой, с огоньком в самой глубине черного зрачка, мелькающим прямиком из души парня. Игорь шикает в ответ на повторный удар, не заслужил же. -А этот за что!?-Грома бьют в третий раз, но в этот раз сильнее. Стек проходиться вдоль уже вставшего члена, переходит на яички, где ненадолго задерживается, надавливая. -Профилактика.-Буднично отвечает Разумовский, не отрывая внимательного взгляда от члена Игоря, который отвечает на каждое, даже малейшее, прикосновение. Стоит ударить вновь, и Игорь напрягается, а член подёргивается от нехватки стимуляции. Гром вот, совсем не мазохист, нет-нет-нет, но сам следит за аристократично сжавшемся на ручке запястье, ожидая нового удара.-Будешь послушнее, почему бы и нет? -А я разве не идеал парня?-Снова удар, на этот раз звонкий, но об бедро. Серёжа выступает в роли воспитателя, а не мучителя. -Давай тогда сегодня будем учить тебя манерам? Банальная система “кнута и пряника”.-Стек ложиться на грудь мужчины, пока Серёжа пропадает из поля зрения. Игорь не совсем понимает за чем пошёл Разумовский, но сейчас считает более важным убедиться, что на ноге не красуется красный след от обжигающего кожу прикосновения стека, что так мило валяется ровно поперёк груди, накрывая собой оба соска. -А если мне нравиться быть некультурным и непослушным?-Серёжа замолкает, и слышится новый звук. Через пару секунд молчание прерывается, а ящик комода возвращается в базовое положение, судя по звуку щелчка. -Я взял самый маленький, так что не бугозь потом.-В поле зрения появляется Серёжа. Парень присаживается на кровать, сразу же убирая два продолговатых предмета рядом с собой. Разумовский одаривает Грома самым внимательным из возможных взглядом, надеясь прочесть по лицу ответ. Видно, что Игорь сомневается. Нахмуренные брови и складочка между ними сигнализируют, что сегодня не тот день, когда в царскую задницу позволят что-то впихнуть; Но Серёжа молчит, выжидает, потому что знает – сейчас нельзя давить. -Хорошо, не буду бугозить.-Разумовский, к своему стыду, не сдерживается и облегчённо выдыхает, даже улыбку. Не то чтобы у Серёжи было особое желание сделать из своего мужика универсала, но вот предоставить Грому на рассмотрение новую грань удовольствия, которое можно получать от близости, – это уже совсем другое дело. -Ты самый лучший. Но, если что-то, ты сразу… -Поцелуй меня.-Игорь редко о таком просит, ему, на самом-то деле, редко когда выпадает возможность оказаться тем, кто просит, обычно всё с точностью наоборот. Серёжа выполняет просьбу без каких-либо промедлений. Пока их губы сливаются в тягучем поцелуе, где Игорь, будучи, вроде как снизу, всё равно умудряется вести; тонкая, изящная рука ложиться на разгоряченную плоть и проходиться вверх-вниз несколькими движениями. Как только они перестают целоваться, рука повторяет это, застывая подле самой головки. Изящные длинные пальцы растирают каплю предэякулята, под внимательный взгляд Игоря. -Ты такой… Красивый.-Это тоже было сродни фетишу, Серёжа любил говорить Игорю о том, какой же майор красивый, замечательный, великолепный и тому подобное. Не сказать, что и сам от таких комплиментов он не плавился, как сырок под палящим солнцем, просто говорить об этом он правда любил. Тут тоже были свои нюансы… Эти комплименты – одна из частей огромного гештальта под названием «Недолюбленность». Серёжа нуждался в любви, но считал, что её нужно заслужить, поэтому был готов осыпать Грома всеми возможными вариантами признаний в чувствах, комплиментами и предложениями помочь в чем-либо, порой даже не предложения, а чисто постфактум сообщения о содеянном. -Знать бы ещё, кто же тебе так нервы вымотал, что ты решил со мной такое сделать… Ой, страшно подумать, страшно.-Мужчину вновь затыкают поцелуем, пока Серёжа пытается нащупать флакон со смазкой. -Давай сейчас без твоих шуточек.-Разумовский усаживается на бёдра, позволяя их членам соприкасаться друг с другом. Серёжа для себя отмечает, как сильно Игорь нуждается в ласке, учитывая, что тот даже бёдрами пытается двигать, слегка приподнимаясь, чтобы член снова дернулся и коснулся Серёжи. Разумовский улыбается во все 32, если, конечно, в этой акульей пасти их не больше, настолько хищная у него улыбка. Серёжа поправляет волосы, выгибается дугой и делает несколько движений, эмитирующих те, что он повторяет, когда Игорь уже в нём. А Игорь-то всё понимает, прекрасно осознавая, что его сейчас дразнят, видя, как сильно он нуждается в близости. Серёжа быстро заканчивает этот спектакль, быстрее, чем хотелось бы, выпрямляясь и демонстративно открывает тюбик, выдавливает гель себе на пальцы, при этом не отрываясь от внимательных глаз на против. Серёжа улыбается, Серёжа целует и начинает трогать-трогать-трогать Игоря везде, где только может, пока меняет положение, переходя и позы наездника в обычное, сидячее положение между разведённых ног. Пальцы в смазке изначально тянуться к члену, начинают набирать нескорый темп. Игорь постанывает в горячие губы, он прекрасно понимает, что его ждёт в скором времени, но почему-то такой необычный опыт не висит над душой тяжким грузом, мешающим сосредоточиться на происходящем, совсем нет, даже скорее наоборот – это чувство превращается в манящую неизвестность, которая должна принести какие-то хорошие эмоции и ощущения, ибо Серёжа же не просто так выбирает постоянно быть снизу. -Люблю тебя.-Говорит Разумовский, когда его влажны от смазки пальцы прикасаются к внезапно сжимающемуся входу. Игорь резко втягивает воздух сквозь плотно закрытые зубы, создавая ощущение, будто он шипит. -Я тебя тоже, Серёж.-Гром прикрывает глаза и, с большим трудом, заставляет тело расслабиться, этому, конечно, ещё способствует рыжий черт, что начинает надрачивать одной рукой и выцеловывать дорожки от груди до пупка. Пальцы второй руки наконец-то прикасаются с нажимом и проникают внутрь. Ощущения не так страшны, как их себе представляешь, но всё равно как-то странно и… Непонятно, если уж честно. Это не больно, но и приятного, пока что, не особо много. Серёжа начинает продвигать глубже, и вот тут уже начинаешь распробовать. Поцелуи помогают, они как холодная мазь на свежую рану, отдают невероятно расслабляющими волнами по всему телу. От одного пальца, который уже начинает медленно двигаться, ощущения ещё, по сути, никакие, ибо это просто ничего особенного, пока не задета простата. Вот только сочетание таких ласк, дрочка и проникновение, уже не “ничего необычного”, а скорее что-то отдающее каким-то неожиданным “вау” эффектом. Игорь быстро соображает, что сейчас у него есть картбланш на любые звуки, сам он обожал Серёжины стоны, поэтому часто чуть-ли не выпытывал их из парня, порой входя на половину и останавливаясь, пока не услышит, как сильно его хотят “глубже” и “сильнее” ощутить в себе. Сейчас для Грома было бы вопиющей наглостью молчать, как партизан, Игорь даже позволяет себе тихие полу-стоны – полу-выдохи, но понимает, что это не так уж и просто. Свой голос в таком надломленном состоянии слышать очень даже непривычно, что бьёт слегка по самолюбию, что быстро закрывает то, с каким наслаждением на него смотрит Серёжа, вслушиваясь в отзывчивые вздохи. Пока что Гром считает, что можно и так, повздыхает, а, когда уже эмоции сами припрут его к кровати, даст волю и постараться откинуть стеснение куда-то подальше. Движения становятся увереннее, а к указательному добавляется ещё и средний. Теперь ощущения совсем сменяются, становится неприятно. Серёжа чувствует это, поэтому старается, как можно быстрее найти ту самую точку, от которой по телу начнут разносится волны удовольствия. К счастью, опыт в этом деле имеется, так что находится она достаточно быстро. И сразу же меняется восприятие, Игорь даже, к своему удивлению, “откидывает стеснение на задний план” буквально за одну секунду и издаёт длинный протяжный стон, прикрывает глаза и дёргается в наручниках. -Я их сниму?-В ответ только несколько быстрых, почти что судорожных, кивков.-Вот только придётся подождать… Ты не против? -Нет, конечно, блять, нет.-Игорь стонет, почти по девичьи прогибается в спине.-Охуеть, ты же… Не будешь на три или… Блять я… -Оу, нет, я буду на три пальца. Я, конечно, взял самый маленький, который был, но всё равно, никто технику безопасности не отменял.-В конце Серёжа по акульи скалиться и выворачивает пальцы новым образом, отчего у Игоря глаза закатываются, настолько ему становится хорошо. Реакция партнёра поощряет Серёжу на более уверенные действия, поэтому движения становятся быстрее, сильнее сюда бы ещё добавить “выше” и мы бы получили лозунг олимпийских игр, но это не об этих историях, сейчас у них другие игры. Разумовский прижимается всем телом к Гром, накрывает его губы своими и ловит стоны, сам также решает одарить мужчину первым за эту ночь своим стоном. Игорь даже улыбается, когда осознает, что Серёжа вообще никаких звуков ещё не издавал, хотя обычно он всё же любит это, иногда может повыделываться, но всё же любит и покричать, и поговорить, и, особенно, пошептать каких-то пошлостей на ухо. Когда движения двух пальце становится свободным, появляется ещё и третий – безымянный палец. Игорь сдавленно стонет, вот это уже по странному плохорошо, тело всё ещё очень отзывчиво реагирует на аккуратные проникновения, но удовольствие мешается с болью и это… Страшно признать, нравится Игорю. Пальцы дольше прежнего не могут добиться для себя свободного проникновения, поэтому “прелюдия” затягивается, что постепенно начинает подбешивать Игоря. Мужчина пытается сам насадиться на пальцы, параллельно эмитировать стоны. Видимо, Серёжа улавливает нотки недовольства и, шакально улыбнувшись, целует Грома долгим и тягучи поцелуем, во время которого вынимает пальцы, заставляя Игоря охренеть от ощущения пустоты внутри. Ещё чуть-чуть и майор разочарованно застонет прямо в мягко ласкающие рот губы. -Снимаем?-Серёжа замечает растерянный взгляд карих глаз в ответ на свой вопрос.-Наручники. -Да, я сдохну, если не потрогаю тебя…-Разумовский уже берёт в руку тонкий, относительно небольшой, фиолетовый вибратор. -Может ещё тебя помучить?-На этих словах Серёжа дотягивается до ключей и переводит внимательный взгляд на колом стоящий член Игоря.-Хотя… Кажется, ты не выдержишь таких мучений. -Позабочусь о твоём удовольствии.-Разумовский тянется к уже успевшим затечь рукам и пытается вставить ключ в замочек, руки подрагивают, видно, что и ему от таких вот “игр” тоже хорошо. -Ой, да не утруждайся ты так. Я возьму себе второй вибратор, и будем, как подружки, лежать тут с фаллосами в жопах.-Слышится щелчок от открытия, и Серёжа тут же перехватывает руки, разминает, трёт, чтобы кровь начала лучше циркулировать.-Люблю тебя. -Сколько раз ты можешь это повторить за один вечер?-Игорь подтягивает руки к себе, и вот уже перед его глазами открывается просто замечательнейшая картина того, как Серёжа целует его запястья и прижимается к ладони щекой – ластится, точно кот. -Ммм… Не знаю, раз тридцать? -Если бы ты знал, сколько я чувствую всего из-за тебя. -Например, нехватку чего-то в заднице?-Игорь дёргает парня за растрепанные патлы, на что получает недовольное лицо и шипящий звук.-А что, разве я не прав?!? -Ещё раз съязвишь и…-Разумовский вскидывает брови.-И, в следующий раз, уже ты будешь пристёгнут к кровати, а я со стеком, ну, или чем-то поувесистее. -Только снял наручники, а он уже почувствовал своё превосходство, только посмотрите на него.-За эти слова Серёжа через секунду получает укус за нижнюю губу, откуда тонкими капельками даже проступает кровь, но никто из парней не замечает этого, полностью отдавая себя в поцелуй. Разумовский наощупь находит вибратор, отложенный в сторону, пока расстёгивались наручники, и, не отрываясь от уверенных движений губ и языка, вставляет его в Грома. Углубить поцелуй до “французского” было не очень хорошей идеей, ибо прикушенная губа болит ещё не так сильно, в отличие от языка, который именно кусают, даже не прикусывают. Серёжа болезненно стонет на пару с Игорем и отстраняется, оставляя не включенную игрушку внутри. -Блять, прости, я не ожидал…-Гром начинает тяжело дышать. -Неприятно, но терпимо.-На самом деле больно, но Серёжа сейчас не в настроении ворчать, ему уже не терпится приступить к самой приятной части этого… Этой ночи, за окном уже кромешная тьма окутывает святой город. Разумовский делает несколько неглубоких фрикций, следя за реакцией: Игорь, хоть и пытается расслабиться, всё равно никак не может привыкнуть. Чуть погодя, хватается за руку Разумовского и останавливает того, видимо, решая, что лучше даже не пытаться привыкнуть к проникновениям, как от обычного члена, а попытаться адаптироваться к вибрации, которая и должна принести удовольствие по задумке производителя. -Я хотя бы простату найду, хорошо? И больше не буду тебя мучать.-Чуть помедлив, Серёжа добавляет.-Пока. Гром судорожно кивает, но руку всё же оставляет, таким образом делая свой вклад в поиск заветного комочка нервов. Найдя ту самую точку, Серёжа проталкивает игрушку немного глубже и убирает руку. Парень отстраняется от Игоря, встаёт в коленно-локтевую рядом, уперевшись лицом в подушку, которая через считанные секунды глушит стон, что срывается с губ, когда тонкое запястье захватывает внешний конец анальной пробки. Серёжа несколько раз вытаскивает и вставляет её на место, он даже не отнимает лица от мягкой белой с золотыми полосами, копирующих форму, подушки, ему не нужно проверять, он и так знает, что все взгляды прикованы только к нему. -Правда, как подружки будем лежать?-Кокетничает Игорь, на что получает игривый взгляд и, только сейчас замечает, что в руке у рыжего чертёнка маленький пультик. Гром сглатывает. Серёжа перемещается со своего места, ухватывается за всё также истекающий смазкой член Игоря, делает несколько движений и, направив его в себя рукой, насаживается. Мужчина выдыхает и сразу же кладёт руки на бёдра; они у Серёжи красивы, даже феминные, пухлые такие и округлые, Игорю это нравилось, но он не видел ничего женственного в таких формах, напротив, Гром со временем стал считать, что Серёжа обладает примером идеальной мужской фигуры: все формы и параметры смотрелись гармонично, даже слегка проглядывающийся пресс не мог помешать сравнению юноши с античной статуей, коими был усеян офис. Игорь с самой первой встречи заметил всю красоту и нежность в чертах тела Разумовского, он уже тысячу раз это повторял, но не мог не сравнивать своего нежного мальчика с произведениями искусства. Чуть помедлив, парень начинает двигаться, руки Грома особой роли не играют, мужчина просто облапывает любимое тело, не в силах собраться с мыслями, чтобы помочь Серёже с заданным темпом. Отсутствие возможности трогать бьёт ниже пояса, превращаясь со временем в пытку, к счастью, в этот раз от наручников быстро избавились, но голод по прикосновениям всё равно успел проснуться. Разумовский стонет и льнёт поближе, стараясь увеличить контакт кожей к коже. Слишком спокойное лицо Игоря раздражает, поэтому пультик снова попадает в изящную руку, и, нажатием двух кнопок, меняет выражение лица Грома. Таких ощущений у него давно не было, возможно даже никогда. Игрушка вибрирует и двигается из-за подыгрывающих парню сверху бёдер, снова и снова попадает по простате, да и что таить, стимулирует всё внутри, распуская по телу дрожь и удовольствие. -Твою мать…-Игорь почти выстанывает каждую буковку, пока Серёжа довольно улыбается и запускает пальцы в короткие волосы. -Знаю. Не сдерживайся, милый, хочу тебя слышать.-Парень набирает темп, движения становятся резче, долго так они не протянут, тем более Игорь. -Блять…-Игорь снова стонет, не в силах сменить ни положение, ни темп мужчина просто отдаётся моменту, так скажем, позволяя Серёже быть не буквально, но “сверху”, вести его за собой. А ведёт его Разумовский в мир невероятных ощущений, где хочется остаться подольше. Темп сменяется то на медленный с оттяжкой, то на шквально быстрый, почти, как отбойным молотком, пока игрушка внутри повторяет всё с точностью наоборот, когда Серёжа двигается быстро – она медленно, когда нежно, медленно, а движения становятся глубже, член почти полностью погружается в парня – она вибрирует в таком режиме, который Игорь бы назвал “дьявольским”. Долго они и правда не выдерживают, но ментовской выдержки хватает, что не кончить через пять минут и то победа. Разумовский кончает первым, в несколько движений спускает на живот Грому вязкую горячую жидкость, Игорь особо далеко от него не уходит, почти сразу повторяя за ним, но изливается уже внутрь. -Надо приучать себя не давать тебе без гандонов.-Говорит Серёжа, когда возвращается из душа. Игорь успел натянуть мятно-зелёные домашние штаны, подаренные Разумовским, и залезть в телефон. -Боишься залететь? Ты только не думай, я ребёнка не брошу, платить вам буду элементы и всё такое. -Элементы в периодической таблице, а ты будешь оплачивать лечение моей задницы, вообще представляешь, какие у меня потом проблемы будут?-Серёжа натягивает наспех трусы и уже торопливым шагом забирается на кровать, устраиваясь под боком у Игоря. -Простатит? -С моими-то регулярными массажами?-Голова ложиться на горячую грудь, слышно, как бьётся сердце, а рука начинает вырисовывать контуры мышц. -Тогда не знаю, я про жопу вообще мало, что знаю.-Лёгкий удар кулака по животу намекает, что это разговор начинает подбешивать и пора бы уже сменить тему.-Что за картина у тебя в гостиной висит, красная такая, жуткая, что пиздец. Я на неё смотрю, и тревожно внутри становится. -«Последний день Помпеи» Карл Брюллов, XIX век нашей эры… Он, кстати, был русским. -С таким именем? Ну, я тогда немец. -А я Китаец. -Скорее Удмурт. -С чего бы это? -Звучит забавно: Сергей Удмурт Разумовский. -Игорь Немец Гром. Фу, ужасно звучит.-Серёжа корчит недовольную рожицу, что видно в отражении погасшего дисплея телефона. -Нормально… Поспать надо, завтра важный день. -Почему?-Серёжа устраивается поближе, ногой подцепляет одеяло, стараясь подтащить его в руке, по итогу, его перехватывает Гром. -Мы идём к Прокопенко. -Я… А во сколько?-Серёжа надеется, что получится съехать как-нибудь и не идти знакомиться с семьёй полковника. -Не волнуйся, я уточнил у Марго, на это время ты будешь уже свободен.-Игорь подтаскивает одеяло, поворачиваясь всем корпусом в сторону Разумовского. Рука нежно пропускает через пальцы мокрые пряди, пока внимательные глаза наблюдают за потерянным выражением лица. -Я боюсь.-Честно признаётся Серёжа. -Я буду рядом и не дам тебя в обиду. Если начнутся какие-то претензии, а они не начнутся, я тебя уверяю, но “если”, то мы сразу же уйдём. Просто… Постарайся себя не накручивать, я же буду рядом.-Игорь придвигается поближе и целует Серёжу в лоб, чувствуя, как тот по-детски хватается своими лапками за него, стремясь уткнуться в шею и заснуть.-Мне ещё штаны снять надо… -В них поспишь, теплее будет.-Бурчит себе под нос Разумовский.

***

Девушка сидит в гостиной, уставившись в ноутбук. Её информатор нарыл кое-что для следующего расследования, которое приходится вести в ускоренном режиме, ибо в скором времени от улик не останется и следа. Дело в пожарах. Кому-то выгодно, чтобы горели склады с разного рода вещами. Там было уже всё: пиротехника, которая почти не проявила себя во время пожара, из чего Юля и сделала вывод, что большую её часть заранее вынесли со склада, а оставили только негодную и совсем чуть-чуть обычной, чтобы не было совсем уж палевно, оружие, которое также никак себя не проявило, в основном там были воздушки и тому подобное, их покупают для стрельбы по мишеням во всяких парках, одежда, игрушки, бытовая техника и много, чего ещё. -Я вот ожидала чего-то такого… Но вот, что меня смущает, так это владельцы. Они же все разные, некоторые даже не знакомы. -Может им из страховой и предлагают эту херню? Типо, знаешь, они берут себе процентик, а им рисуют нужные цифры и ставят нужные подписи… Так тоже ведь было когда-то… -Тогда, почему от государства они нихера не получают? Это же им из казны капают денежки, вряд ли наши чиновники так спокойно бы смотрели на эту дыру в мешке, откуда аккуратненько сыплются бюджетные деньги. Они бы с удовольствием себе в карман это всё бы завернули, а не каким-то частникам. -Надо дальше копать… Но только завтра, уже пиздец, поздно, я блин спать хочу.-Девушка посмеивается, но всё же отпускает Арсения в объятия Морфея, параллельно думая, что ей и самой бы пойти в кровать. Парой кликов и единственный освещавший комнату прибор выключается. Пчёлкина даже не заметила, как весь день провела за экраном. Юля отодвигает ноутбук и, схватив со стола тарелки, направляется на кухню. ~ И: Ты как? ~ Уже входит в привычку. Игорь всегда пишет прежде, чем ляжет спать. Иногда он ложился часа в два-три, и, что вполне естественно, Юля не отвечала, потому что давно спала сладким сном. Гром написывал ещё под сорок сообщений и… Кто бы мог подумать, ехал через весь город домой к журналистке. Такое происходило пару раз, в первый Игорю чуть глаза перцовкой не залили. Потом был разговор с Разумовским, где он отчитывал Юлю за то, что она заставляет его мужика по ночам переться через весь город без причины. На таких нотах, Игорь окончательно убедился, что эти двое никогда не смогут объявить перемирие и перестать воевать друг с другом. Казалось, что им нравится этот процесс споров и взаимных уколов. ~ Ю: Всё хорошо, уже собираюсь спать. И: Спокойной ночи Ю: Серёже уже рассказал? И: Завтра притащу его на встречу с Прокопенко, скажу, что у меня сюрприз Ю: Обманывать своего мужика… Игорь, ты такая сучка И: Содержанка, сучка Кто я ещё? Ю: Мент И: Это даже не обидно Ю: Я слишком сонная, чтобы придумать что-то стоящее И: Ладно, иди уже Ю: Спокойной И: Спокойной ~ Закинув посуду в посудомойку, Пчёлкина уже направляется в спальню, как слышит звонок в дверь. Тишина. Снова звонок. Тишина. Юля наспех хватает перцовку и на цыпочках идёт к двери. “Это уже точно не Игорь… Значит всё-таки пришли по мою душу.” Ещё один звонок и девушка случайно задевает столик, откуда с шумом падает ваза. Несколько секунд ничего не слышно, будто гость испарился. Юля даже успевает выдохнуть и чуть-ка расслабиться, как в дверь начинают стучать. -Я не открою! У меня сигнализация на квартире, сразу же менты приедут!-Кричит Пчёлкина стоя напротив двери. -Вам подарок от Владимира Станиславовича.-Слышится шум от падения чего-то тяжелого на пол и шаги. Теперь Юлин гость уходит. -Как невежливо! Даже на чай не заглянули.-Спустя пару минут кричит девушка, проверяя остался ли кто там. В ответ только тишина. -Твою же мать…-Уже почти шепотом добавляет Юля. Взгляд в глазок не даёт ничего нового, только пустая лестничная клетка, что вообще ничего не значит. Этот утырок мог отойти в сторону, где находится одна из сотен слепых зон этого приспособления. Немного подумав и взвесив все “за” и “против”, Пчёлкина всё же тихонько открывает дверь сразу же выставляя вперёд перцовку, а во второй руке, которую прячет за дверью, держит железную статуэтку. Игорь уже говорил, что это плохая идея, такой по башке получить – в больницу не успеешь доехать, как на небесах уже с прабабкой начнёшь светскую беседу вести, а потом за превышение самообороны отъехать на нары. Ничего поделать с собой Юля только не может, статуэтка стоит прям на входе и всегда под рукой, что тут думать, взяла и защищаешься. -Я уже вызвала ментов!-Рявкает девушка в пустоту. Никого, только коробка.-Лишь бы блять не бомба…-На этих словах она нагибается к картонному ящику. Приблизившись на расстояние вытянутой руки, в нос ударяет мерзкий запах гнили. Пчёлкину даже подташнивать начинает, а ведь она даже не открыла эту херню. “Ничего противнее в жизни не нюхала…”-Мысленно произносит журналистка. На коробке обнаруживается листок, и нежелание открывать смердящий ящик подсказывает сначала прочитать, что же написано на бумажке. “Ты кидаешься камнями, сидя в замке из стекла. Будь уверена, что первыми умрут твои друзья.” “Не знала, что Графинской у нас поэт, интересно, сам писал?”. От дебильного стишка на лице рисуется улыбка, но тут же пропадает, когда девушка открывает коробку. По дому разносится женский крик. Пчёлкина обнаружила голову своего однокурсника.