16 декабря 2021 года
*Претенциозное начало*
Жизнь не сказка, не светлая полянка из детской книжки про дружбу и любовь. Жизнь – океан… Порой спокойный и тихий, размеренный и глубокий, скрывающий в своём сумраке глубины тайны, уготовленные к познанию только избранным людям, которые не превратятся в серую массу, не сольются с пейзажем окружающей нас действительности, сбиваясь в косяк из сотен маленьких рыбёшек, чья судьба стать ужином, обедом, завтраком для рыбки побольше… Жизнь уготовила испытания, преодоление которых может стать для кого-то целью, что изменит всю бренность их существования и придаст жизни смысла.
Жизнь – океан… Буйный и неукротимый, мощный и убийственный, разрушающий всё на своём пути. Сколько жизней было загублено, растерзано неутолимой жаждой, с которой волны то откатываются назад, то возвращаются, нарастив свою мощь и приумножив её в несколько раз, только чтобы разбиться, образуя морскую пену.
На глубине, где и хранятся главные сокровища, воды спокойные, они никак не помешают тебе добраться до самой сути, единственная преграда – ты сам. Иронично? Ты сам свой главный
враг. Но, чтобы спустится на дно, схлестнуться в смертельной схватке с самим собой, нужно преодолеть
погружение, увидеть истину сквозь неспокойные воды, преодолеть, опять таки, себя и, пройти сквозь клыкастые пасти скал, о которые неустанно бьются волны океана.
Жизнь – океан… Такая же опасная и будоражащая кровь мыслями о приключениях, которые будут ждать тебя, стоит лишь отчалить от порта, столицы всех стран, города “Cominciare”, про который местные говорят, как о “начале конца”, уверяя всех непокорных носителей тяжелой судьбы, что все, рано или поздно, сути не имеет, возвращаются сюда, а, по тому, смысла бежать куда-то нет и никогда не было.
-Всего лишь рыбка в океане… Кем я должен стать? Кем должен быть? Почему кто-то другой не может ответить за меня?-Разумовский сидел на собственной куртке, наблюдая, как по течению плыли ледышки. Ночью природа была неспокойна, ветра бушевали, не давая городу спать. Под утро стало ясно, что вьюге удалось повалить пару десятков деревьев подле реки, разрубив тем самым уже застывшую корку льда. Сегодня Сергей приехал, чтобы навестить “родные” стены детдома, и что-то непонятное пробилось сквозь чистый разум, заставляя владельца безоговорочно последовать желанию посетить это место. Когда-то здесь валялись различные, непригодные рыбакам снасти, вроде порванных сетей и сгнивших деревянных лодок.
“Как можно выбирать между ними?”-Проносится в голове немым вопросом, ответ на который Серёжа не может дать ещё со вчерашнего дня.-“Никогда не думал, что безвыходные ситуации на самом деле существуют.”
Природа вокруг умиротворяла и, на удивление, способствовала разгрузке разума.
Утром приходила жена Семененко, Анна Сергеевна, с ней в добавок шло небольшое стадо из юристов. Все как на подбор: одинаковые костюмы, куча бумаг в руках, у большинства ещё были очки с узкими линзами, над которыми можно было рассматривать оппонентов высокомерным взглядом, чуть припуская голову, почти все из них были стариками, только один выглядел лет на сорок, на стоит отметить, что тот мужичок, пивная бочка, а сверху точка, был выбрит налысо, что не позволяло оценить возраст в полном объёме, ибо седину узнать на голове не представлялось возможным… Странно всё это было. Хотя Серёжа не был врагом для этой семьи, да и не собирался особенно обижать новоиспеченную вдову, но, всё же, толпа стервятников смотрелась угрожающе, особенно на фоне двух человек примерно возраста Игоря, которых Сергей привёл с собой на встречу.
Ничего особенного не произошло, Разумовский не был настроен обобрать горюющую женщину до нитки, как уже было сказано, особенно условия поправлять и требовать чего-то не пришлось. Разошлись все мирно, можно сказать полюбовно.
Вот только одно не давало покоя – то, как Семененко горевала о почившем муже. Она ведь правда страдала, по опухшим от продолжительного плача глазам так вообще казалось, что Анна Сергеевна в шаге от могилы. Что было весьма… Необычно, женщина не представляла из себя чего-то особенного чисто внешне, скорее даже была заурядной куклой, коих извечно таскают под руку толстосумы вроде Семененко. Обычно такие женщины не плачут о мужьях, обычно такие женщины радуются, пиршествуют, порой приглашают своих любовников, чтобы в ту же ночь осквернить их с мужем бывшие покои, пока память о нём тепла, так скажем. Но не она, она была не из таких.
-Мне правда жаль, если я смогу что-то сделать…
-Лёву не воротишь… Как же…-Семененко прижимает к себе руку с кольцом, которое всё также красуется на безымянном пальце.-Не могу поверить, что это случилось с нами… Наши дети, я просто не знаю, как им рассказать.
-Думаю, они уже знают… Интернет сейчас разносит информацию быстрее света.
-Ох, нет-нет, они в специальной школе-пансионате, там без интернета… Лёва хотел отгородить их от всего этого…
Сама мысль, что столь ужасный человек, сумевший на протяжении стольких лет отравлять жизнь Сергея Разумовского, был счастливым семьянином, у которого всё по плану: родить сына, посадить дерево и построить дом… И все это он сделал, стоит отдать ему должное. Он был чудовищем для Серёжи и отцом, мужем, сыном для других.
Олег не уничтожил врага Разумовского, он убил
человека. Человека с прошлым, у которого было бы будущее, но о нём теперь уже никто и не узнает. Парадоксально, у человека с прошлым должно быть будущее, одного без другого не бывает, а теперь… Человек, которого Сергей не знал по-настоящему, стал для всех прошлым по его вине. Серёжа отнял у Семененко будущее, отнял у его детей отца, а у жены – мужа. Олег был палачом, но Серёжа был судьёй. Что из этого хуже?
“Моя ли это вина? А, если не моя, то чья? Олега? Разве он стал бы… Почему он вообще залез в это? Неужели мои разговоры о беззаконии со стороны богачей могли так повлиять на него? Разве можно посадить в ком-то семя безумия, не желая того?”, – Сергей метался в собственном сознании между сотней мыслей, но при этом оставался спокоен. Здесь он чувствовал себя наедине с самим собой, порой это полезно, спрашивать у себя, кто же ты есть на самом деле… Жаль только, что подсознание шепчет одно лишь слово, которое Серёжа старательно игнорирует:
“Убийца”.
-Я с удовольствием Серёжа… Жду уже сколько, а ты всё не звонишь, да не звонишь.-Графинской на том конце трубки звучал задористо, будто его выдернули из какого-то корпоратива, впрочем, может так и было.
-Я… Знаешь, заработался, как обычно.
-Да-да, понимаю, у меня сейчас тоже жопа такая… Скоро ещё и выборы…
-Скоро? Ещё полгода, разве нет?
-Полгода для нас – это скоро. Вот ты подрастёшь ещё, сам в депутаты пойдёшь и сразу всё поймёшь, надо заранее курам хлеба давать, чтобы потом костлявых резать не пришлось.
-Не думаю, что дойду до такого…
-Ну, я в твоём возрасте тоже считал, что не полезу в политику. В 35, как миленький на выборах соловьём запел.-Серёжа усмехается и, обменявшись, на последок, фразами про “свидимся, а там и посмотрим…”, бросает трубку.
“Дышать не становится легче, а я, кажется, задыхаюсь… Кислорода так мало, меньше, чем мне нужно. Игорь – единственный лучик света в моей жизни, и я его предаю. Каждая секунда, что я провожу здесь, не рассказываю ему об Олеге, – это предательство…”, – Если бы жизнь могла быть проще, то она бы стала ещё сложнее. Мучения, которые взвалились на его ношу, представляли собой тяжёлый моральный выбор, где, честно сказать, абсолютно всё указывало на то, что Волкова нужно оставить, нужно выбрать Грома.
“В конечном итоге… Олег меня бросил, сбежал, поставил перед этим чёртовым выбором… Он убийца! Он убил семью с ребёнком, как я могу оправдать такое?! Как я… оправдываю его до сих пор..? Чумной доктор – маньяк, психопат и чудовище, самое настоящее. Я должен выбрать. Должен.”
Игорь же светлое пятно, освещающее мрак, рассекающее его клинком, Гром сегодня утром, когда Серёжа только проснулся, не ушёл на работу ни свет, ни заря, как делал всегда, а дождался… Дождался просто, чтобы поцеловать и сказать, что любит его. Ценит и любит, по-настоящему, как никого и никогда,
как никто и никогда.
Пальцы судорожно вытаскивают телефон и быстрыми отточенными движениями нажимают на вызов одного из трёх абонентов в “важных”. Разумовский, как мантру, повторяет раз за разом, что он должен, должен, должен сделать правильный выбор.
Гудки проходят один за одним, но трубку всё никак не берут. Кажется, что порыв “сделать всё правильно” будет лишь порывом, который никто так и не услышит, но в последние пару гудков всё же следует ответ.
-Ало, Серёж? Игорь в душе, если что-то важное, то я могу позвать.-
Женский Юлин голос на другом конце прошибает тело электро-зарядом и выбивает из лёгких кислород.
Парень молчит. Он с ней, с Юлей… Ещё и в душе, что он вообще делает в душе? Дома помыться не мог? Какого чёрта он с ней?! Почему они с Дубиным договорились дежурить у журналистки, а, по факту, дежурит только
его Игорь!?! Почему, если у Грома есть выходной, он проводит его с ней? Дима не может “сменить караул”?! Почему он там…
-Серёж? Со связью что-то… Ало!! Ты слышишь?!
-Да, Юль, я всё слышу…-Разумовский сперва сам не узнаёт свой голос, тот неожиданно холоднеет сильнее окружающего его снега и вод обледеневшей реки. Каждое слово звучит тонко и размеренно, как лезвием по металлу.
-О! Так что? Важное что-то?-Девушка звучит… Задорно, ей явно весело. Ещё бы, она ведь в компании Грома, с ним редко бывает грустно, несмотря на его хмурый вид грубого дядьки из девяностых.
-Почему он в душе?-Сергей игнорирует вопросы журналистки, как и всегда, впрочем.
-Его машина облила, представляешь? Я херею от него… Где он лужу нашёл зимой? Но это ладно, может уроком для него станет, он же вечно не застёгнутый ходит, вот, считай, и поплатился.-На фоне начинает шуметь какой-то прибор, вероятно стиралка или вроде того.
-Ясно… Я потом позвоню, у меня сейчас дела и…
-Стой! Важное что-то было? Я передать ещё могу!
-Нет-нет, знаешь, просто так решил набрать.-Серёжа молчит несколько долгих секунд.-Пока время было, но бывает… Он же всегда с тобой, может в следующий раз мне следует звонить тебе? Спрашивать, как там мой Игорь?
-Серёж… Между нами ничего…
-Естественно, ничего. Гром врёт хуже нашкодившего ребёнка, так что уверяю, я бы заметил, если бы в его “я тебя люблю” появилась хоть капелька неуверенности.
-Серёж, успокойся. Я рада за вас и ни на что не претендую, уверяю тебя…
-Конечно! Я бы никогда не поверил, что он может променять
меня на… Такую, как ты.
-Окей… Ты просто злишься, поэтому так говоришь.
-Наверное, он также разочарован, как и я.
-О чём ты вообще?-Тяжело вздыхает Юля. Внутренний голос говорит, что лучше бы бросить трубку и не продолжать бессмысленный разговор, но навязчивая идея “дождаться Грома из душа и передать телефон” не даёт покоя.
-О тебе. Твоей жалкой никчёмности… Уверен, ты рада, что нарвалась на все эти проблемы с Графинским. Даже сделала это осознанно.
-Ага, я же сидела и мечтала, чтобы моим друзьям угрожала опасность, эх… Мечты сбываются.-На другом конце трубки четко слышится усмешка.
-Да… В опасности твои близкие, но всё внимание уделяется именно твоей персоне, удобно, не так ли?
-Так, всё. Игорь сейчас выйдет из душа, и вы поговорите о чём ты хочешь, я не собираюсь это выслушивать.
-Все пляшут с бубном вокруг тебя из-за того, что ты снова поступила, как дура. Из-за тебя
они могут пострадать, но Игорь всё равно боится о
твоей жизни. Забавно же, что ты никому не нужна, пока тебе ничего не угрожает? Пока ты не нарываешься на проблемы, которые нужно решать всем остальным?
-Ты нихрена не знаешь о моей жизни, так что закрой свой рот.-Шипит девушка сквозь плотно сжатые губы. Юля стоит напротив ванной, в надежде, как можно скорее увидеть пару растерянных карих глаз и передать телефон.
-Ты ведь принцесса в замке, обычный образ
слабой женщины. Но вместо дракона – извечные проблемы. Вот только есть нюанс, такой незаметный, ты никому не нужна без дракона, никто не станет любить
Юлю, всем нужна
Юля Пчёлкина.
-Я не виновата, что твой мужик предпочитает твоей компании, мою! Игорь мог и поменяться сегодня с Димой! Мог остаться с тобой, но, сам видишь, не захотел. Что думаешь на этот счёт? Неужели жалкая здесь именно я?!
На плечо ложится тяжелая, горячая рука и слышится, подобный лаю разъярённой псины, голос Грома. Тот выхватывает трубку из рук, Юля даже не успевает понять – ответом на её всплеск эмоций служит усмешка или всхлип.
***
-Не волнуйся, я скоро уеду, и некому будет вам мешать.-Пчёлкина сидит в сером кресле с огромной спинкой, подобное стоит у Разумовского в кабинете. Девушка закинула ногу на ногу и скрестила руки, сейчас кажется, что это она будет отчитывать Грома, а не наоборот.
-Ты издеваешься?! Прекрасно же знаешь, что я этого не хочу. Я так не считаю, не считал и никогда не буду считать.
-Поговори уже с ним, какого хуя он так сучится?! Что у него за проблемы?!
-Он… Ревнует, я не знаю. Просто ему тяжело и… Блять. Не знаю я, понятно?-Игорь утыкается лицом в ладони, тяжело вздыхает и остаётся сидеть в закрытом положении, даже не взглянув на Юлю, что красноречиво кашлянула.
-Знаешь… Мне не кажется, что он именно “ревнует-ревнует”, типо… Понимаешь, ему тебя не хватает. Вот, наверное…-К счастью, за столько лет работы в журналистской сфере Пчёлкина смогла научиться контролировать эмоции, переходя на холодный анализ почти сразу, когда надо гасила эмоции; работает это, конечно, не всегда, уж больно эмоциональной была девушка, но всё же.
-Знаю. И злюсь на себя за это.-В комнате ненадолго повисает домашняя тишина, на фоне слышно кипение чайника и работу стиралки, с улицы гудение машин, а из-за стены лаянье соседской собаки. Но, несмотря на весь окружающий бытовой шум, тишина казалась отвратительной, заполняла собой мозги и неловкость начинала заражать собой пространство вокруг. Что было странно, ибо обычно подобных проблем между ними не возникало.
-Поговори с ним. Ему уже не пять лет, я не хочу, чтобы он скидывал на меня свою агрессию…
Тем более такую.
-Он сказал, что завтра мы сможем встретиться с Графинским.
-Он нихера не безобидный котёнок или кем ты его считаешь.-Злобно цедит Пчёлкина, зоркая на Игоря таким взглядом, что тот даже подумать не может о том, чтобы вставить хоть слово.-Я знаю, что у вас там любовь и все дела, но… Боже, он же манипулятор! Он точно знает, за какие ниточки нужно меня дёргать, он блин наслаждается этим!!
-Перестань…-Тихо начинает Гром, в венах пробуждается особая смесь из разных сортов эмоций.
-Он издевается надо мной, ты же слышишь это?! И тебя он точно так же дёргал, когда вы ещё не начали… А может и сейчас? Я же не знаю, что у вас творится внутри ваших “идеальных отношений”, затираешь мне про “долго и счастливо”, а сам бегаешь ко мне! Почему ты вообще сегодня пришёл?!
-Не знаю я, ясно?! Не знаю.-Как по сигнальному выстрелу из пистолета, – вместо него щелчок вскипевшего чайника, – Игорь срывается на крик.
-Советую задуматься, почему же ты сегодня тут…
-Потому что я пришёл работать.
-Ты работаешь с бумагами, где тебе удобно, по сути… Скажи, если я не права, и ты не мог привезти их к Разумовскому.
-Мог.-Мычит себе под нос Гром.
-Тогда, скажи мне, почему ты тут?
-Я…
***
Сложный выдался день. Порой погоня за преступниками не так сложна, как день полный тяжёлых дум, которые взваливаются тебе на плечи, превращая тебя сие-минутно в атланта, которому приписана ноша – держать небо. Можно ли вообще такое сравнивать? Судьба мира – при падении неба, и твоя собственная, в глобальном смысле – незначительная, жизнь. Эффектом бабочки мы можем свернуть гору, как с детства нам толдычут учителя, родители и прочие, но что имеем мы в сухом остатке? Все сказки про важность твоего решения, от которого может зависеть многое, не только в рамках стен коммуналки, где обитают твои потаенные страхи, призраки прошлого и души настоящего, а буквально затронуть кучу посторонних людей, в жизни которых ты, по совести, и влезать-то не имеешь никакого права; все эти рассказы – оказались ложью, и всеми своими деяниями ты вредишь в первую очередь себе, а остальные не имеют права обличать тебя, стремясь к линчеванию, если ты даже не подозревал о последствиях.
Что-то подобное рассказывала Татьяна Филипповна за кружечкой чая, пока Серёжа невзначай рассматривал детишек, играющих в хоккей под самым окном кабинета. Должно быть, учиться здесь – сродни пытке, как можно думать о литературе, пока у тебя под носом футбольное поле и хоккейная коробка, порой заполненная ещё и детьми, которым повезло закончить приобщение к высшему свету, чите образованных господ, пораньше.
-Иногда нужно сделать выбор для себя, а не остальных.
Единственная фраза, которую Серёжа запомнил дословно от этой женщины за всё время прозябания в её кабинете. Отчего-то день в детдоме, вопреки всем возможным ожиданиям, не стал очередным способом вернуться в отвратные, по правде сказать, годы юности, а наоборот… Помог чему-то уложится внутри, заставил принять то, что всячески изгонялось и казалось мерзопакостным, неправильным; вероятно, по привычке. В этих стенах Разумовскому приходилось мириться со всем, что хоть как-то повлияло на его жизнь. В этих стенах о выборе никто не говорил.
Сегодня день, когда он совершил, возможно, главную ошибку в жизни, когда подставил под удар всё, что у него было, чем он по-настоящему дорожил. Серёжа решил, что не станет выдавать Олега, но, в своё оправдание, и помогать не станет, а, если Гром сам докопается до правды, препятствовать не будет. Разумовский не жертва обстоятельств, он приложит все возможные усилия, чтобы остановить Чумного доктора, но сохранить жизнь Олега Волкова такой, какой она и была.
