ID работы: 10806783

Я больше к тебе не вернусь

Слэш
NC-17
В процессе
247
автор
Размер:
планируется Макси, написано 349 страниц, 30 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
247 Нравится 170 Отзывы 62 В сборник Скачать

25. Блаженны мёртвые, грешны живые

Настройки текста
Примечания:
Петербург, по обыкновению своему, радовал жителей отсутствием солнца и повышенным уровнем влажности в воздухе. Полужидкие снежные сгустки разлетались во все стороны, когда по дорогам проезжали машины. Снег оседал небольшими пятнами, которые тут же начинали таять, точно стремясь утащить свою жертву, на которую точным брызгом они попали, в постель с температурой. Слякотно и сыро – как обычно. –Я просто не знаю… Мне казалось, что я поставила его…–Девушка шла вдоль дороги по протоптанной местными жителями дорожке, неся в руке небольшой дешёвый стаканчик кофе – единственное, что напоминало о сегодняшнем инциденте. Багаж отправился домой в машине её друга, сама Юля отказалась ехать, решила пройтись. –Ну, ничего страшного же не случилось. Не грусти ты так, Юлёк.–Голос матери магическим образом погружал в тёплую домашнюю, но, кажется, давно забытую, атмосферу. Взрослые любят хвататься за ускользающее чувство ностальгии. Когда женщина говорила своим размеренным, спокойным голосом, казалось, что снег вокруг становится лишь фикцией, и на самом деле Пчёлкина сейчас где-то летом гуляет по родным деревенским просторам, рядом течёт речка, ходят коровы, а через пару минут её позовут знакомые ребята играть, они скорее всего сейчас тырят у соседей яблоки, перелезая через забор. Вообще-то, детство Юли прошло в городе, деревня была скорее воспоминаниями о бабушке, но пару лет назад Людмила Николаевна тяжело заболела, пришлось ехать в город. Мама Юли, как единственная дочь поехала следить за хозяйством, пока Юля следила за бабушкой тут. Вскоре женщина умерла, стоит отметить, что прожила она 76 лет. Татьяна Анатольевна, хоть и ненадолго вернулась в город, похоронив мать, приняла решение переехать в её старый дом, что-то внутри наотрез отказывалось продавать это ветхий, но такой родной участок. Удивительно, но женщина почти сразу же смогла там прижиться, возможно, этого ей и не хватало, до переезда Пчёлкина часто жаловалась на апатичность, вечное отсутствие настроения и так далее. –Сегодня же проверю билеты, может попрошу кого-нибудь довезти меня… –Давай, доченька, ты только не переживай так, боженьке виднее. –Сомневаюсь, что богу есть дело до моего опоздания. –Всё, я не хочу об этом говорить. Пока.–Тянет женщина, очевидно продолжая улыбаться. –Хорошо, мам, пока.– Девушка чуть усмехается, рассматривая фото матери, что украшает иконку абонента. Про себя Юля ещё добавляет, что ничего не изменилось, но это даже хорошо. Остаток дня прошёл вполне себе спокойно, не считая Игоря, который проворчал ей в трубку где-то час, спрашивая: как можно быть такой безответственной, как ей не стыдно, что же дальше мы будем все делать и прочее… Когда тирада становилась практически невыносимой, где-то на фоне послышался знакомый Серёжин голос, видимо, парень сжалился над журналисткой и спас её жопу; Кому, как не парню Игоря Грома знать, насколько же утомительно выслушивать его нравоучения? Пчёлкина даже мысленно поблагодарила Разумовского за этот поступок, но быстро осадила себя, вспоминая, что они вообще-то ведут друг против друга военно-истерические действия. Жизнь налаживается, девушка искренне рада, что Игорь нашёл себе того, с кем будет счастлив. Возможно, и ей стоит озаботится этим.

***

Второе утро подряд начинается неправильно. Мамины слёзы и крик в трубку, что может быть хуже? На часах красуется 6:36, а внутри всё перемалывается, как будто мясорубкой. Автобус, на котором должна была ехать Юля не приехал вовремя. Бывает такое, задержался, дорога ведь сейчас ужасная, тем более за городом. Но вот задерживается на час, два, три… Какой-то мужик, внуков ждал, решает поехать на встречу автобусу, вдруг шину пробило или застряли, что уж тут, проверить не лишним будет. Далее у всей деревни случается массовый шок, сразу же вызывают полицию. Всю, что была в селе, сослали туда. Автобус не просто сломался: шины пробиты, дыры, как от пуль, вскоре и их обнаружат, а сам автобус нашли, с моста съехавшим прямо в речку. Местные речушку называли Рябиновка, какого было удивление жителей, когда Рябиновка окрасилась в кроваво-красный цвет. У всего села истерика, кто бегает, стараясь все слухи разузнать, кто уже оплакивает своих… Близких, родственников. Вот и у Юлиной мамы истерика случилась, Рябиновка-то течёт прям под окнами у них, вот буквально пройти пару метров и она, красная вся. Весь день ребятишки бегают, посмотреть хотят, пока никто не видит. Не сказать, что у Татьяны Анатольевны сердце слабое, но от этих событий оно заболело. Пока ещё не известно сколько жертв, но судя по рассказам местных бабок много. Кто-то говорит, что автобус почти полный был. –Я же говорила, дорогая моя… Господи, за что горе то такое?– В голосе слышались нотки хрипотцы, женщина всегда всё близко к сердцу воспринимала, а тут такое… Кровавая баня прям под окном. –Мам, я позже перезвоню…– С огромными усилиями произносит Юля, голос сразу же начинает дрожать, как, впрочем, и всё тело. В горле скатывается ком. –Блять, блять, Блять!– Девушка скатывается на пол, обнимая себя руками, изо всех сил стараясь сдержать поток слёз. Пчёлкина понимает, что это ей весточка от Графинского, ну как весточка… Похоронный букетик должен был быть, но не случилось, не повезло ему… “Люди, невинные люди, а мама ещё и про чьих-то внуков сказала… Дети, чертовы дети, и все мертвы! Все, блять из-за меня.”-До кровавых следов от ногтей сжимая кулаки, Юля, кажется, не могла банально дышать. Девушка превратилась в ком нервов, трясущийся от напряжения. По её вине, ведь правда из-за неё. Сначала голова, угрозы… Как она могла не воспринимать этого урода, как угрозу всё это время. Как она могла допустить такое? Почему гибнут невинные люди. Ярким порывом в голове зарождается одна единственная цель – удалить ролик, исчезнуть, умереть, лишь бы никто не пострадал. Она никогда не удаляла ничего со своего канала, считала это изменой самой себе и своим зрителям, но всё перевернулось. Горячие слёзы, неостановимым потоком текли из карих глаз. Пчёлкина с такой силой нажала на кнопку включения, что услышала какой-то незнакомый, настораживающий хруст, но ноутбук включился. Возможно, она совершает ошибку, но Юля бы сказала, что всё это было её главной ошибкой. Истерика заполняла собой всё пространство, чем больше девушка думала о произошедшем, фразами матери, отдающимися в голове, тем хуже ей было. Несколько раз она даже отворачивалась от ноутбука, чтобы сделать несколько истерических, рваных, глубоких вздоха, параллельно с этим вцепиться одной рукой в запястье другой. Казалось, что теперь она заслуживает всего плохого, что с ней происходило, что произойдёт и лучше бы произошло побольше этого плохого, нет, ужасного. –Почему, почему блять… Почему опоздала я, а не все они? Видео было удалено, без единой секунды сомнения, но ничего не изменилось, не стало легче. Пчёлкина отбросила горящий экран в сторону, судя по звуку – разбила. Девушка снова усаживается на пол, почти в центре комнаты, обнимает себя и плачет, плачет самыми горькими из возможных слёз. Длинные ногти царапают кожу, и Юля искренне жалеет, что не заточила их, было бы больнее. Хочется себя наказать и спрятаться от всего мира, наверное, даже от самой себя. Не быть не чувствовать. Истошный крик вырывается из груди.

***

–Возможно, ты попытаешься побыть хорошим мальчиком и не ебать мне мозг?–Серёжа вскидывает бровь, скрещивая руки на груди. Парень сидит на журнальном столике, сложив ноги в позу лотоса, пока Гром раскладывает на полу фотографии каких-то людей, а под них подкладывает личные дела. –Даже не знаю… Заслужил ли ты это? –Еблю мозга?– Игорь вопрошающе поворачивается в сторону Разумовского, обнаруживая, что нескольких дел не хватает. –Нет, я хочу кое-что сделать, но это что-то такое мерзкое и пакостное… Вот и думаю, заслужил ты или нет?–Гром подползает к столику, ставит руки на разведённые колени и тянется, чтобы поцеловать Серёжу, но тот в последний момент поворачивается щекой. –Пакостить значит вздумал…– Игорь встает в полный рост, и с такого расстояния, внезапно появившегося между их лицами, Гром начинает выглядит угрожающе.–Верни мои бумаги.–Твёрдо говорит Игорь, ставя руки в боки. –Какие бумаги? Я в ваших допотопных технологиях не шарю.– Серёжа смотрит уверенно, с места не сходит, видимо, сидит на них, ибо руки-ноги на виду. –Папки мои верни, а. –Игорь, как я тебе их верну? Нужно нажать два раза на иконку, они и откроются. Или ты их в мусорку кинул случайно? Ну, это ничего, ты же чистить её не умеешь, я так уж и быть достанууу… Что ты делаешь!?!– Разумовского в одно движение поднимают со столика, придерживая за подмышки, к счастью, Серёжа почти сразу расцепляет скрещенные ноги и находит точку опоры, чуть не потеряв равновесие в последний момент. –Вот хитрец, гнездо себе вьёшь?– Игорь оказался прав, папки аккуратно были сложены в стопку, на которой сидел Разумовский. Парень, к слову, сразу же спрыгнул со стола и теперь, нахохлившись, стоял рядом с Громом. –Заслужил ты мою пакость всё-таки…–И с горделиво-брезгливым лицом покинул помещения, до последнего, не отводя взгляда от Грома. Мужчина на это лишь усмехнулся и принялся раскладывать добытые папки по местам. Пропал Серёжа на долго, в какой-то момент Игорь даже подумал, что суть пакости в этом, в побеге, но это было бы слишком просто для самого Сергея Разумовского. Работать с Серёжей оказалось… Приятно, он не лез под руку, вопреки ожиданиям, не отвлекал. Парень усаживался в своём странном, подвешенном, точно скворечнике, кресле среди двух одеял и с десятка подушек в компании ноутбука и что-то печатал, печатал, к слову, быстро, очень, порой казалось, что он там «Войну и мир» решил за час переписать. Утро началось у них с обнимашек и целовашек – для их нестандартно в последнее время, но понимание того, что весь день они смогут провести вместе давало о себе знать, поэтому оба прибывали в подобии нирваны всё утро. Раздаётся жужжание телефона, Игорь лениво тянется за ним, чтобы обнаружить сообщения от Юли. –Вот она, моя величайшая пакость!– Серёжа заходит в комнату, облачённый в один только халат и тот быстро слетает с него, мягким шёлком невесомо падая на пол. В глазах точно черти пляшут, улыбка такая, что кажется, будто перед Игорем стоит сам дьявол. –А… А в чём подвох? –Ммм, ну смотри, сейчас пол второго, –Игорь переводит взгляд на часы.–Я сейчас сяду так работать, –Хочется добавить, что не выдержит же, как минимум замёрзнет.– а ты сможешь ко мне прикоснуться только в… Ммм, ну скажем в три ноль семь и ни секундой ранее. Гром вскидывает брови, удивлённо заглядываясь на Серёжу, пытка, конечно, оригинальная, но вот проблема есть: немного непродуманно для гения. Игорь умеет сдерживаться, да и либидо у него не такое, чтобы он каждый день дрочил на Серёжин светлый образ и от каждого прикосновения к себе, точно спермотоксикозный школьник от поцелуя в щёчку, плавился. Не животное Гром, в конце-то концов. Но игра интересная и Игорь быстро решает в неё сыграть, вот только майор уже продумывает план действий, чтобы Разумовский сам лично мучался, ожидая окончания назначенного им же времени. Ничего Серёженька, в танго танцуют двое. –Хорошо, как скажешь.– Игорь улыбается и отводит взгляд к бумагам, даже не смотрит на Серёжу, когда тот нарочито медленно проходит к излюбленному месту.–Помни, что ты сам установил это время. –Не волнуйся, любимый, я запомню, уж поверь мне.– Голос звучит мягко, но угрожающе. Детский сад Солнышко не иначе. Мозг начинает вырисовывать разного рода картины… Серёжа, лежащий на спине, выгибающийся и молящий, чтобы его потрогали наконец, Игорь, который стоял бы над хрупким, открытым телом, вслушиваясь в каждый вздох… Как бы дрожал Серёжа под пристальным взглядом, пытался бы закрыться, уйти, убежать от прожигающей пары глаз, но одно слова Игоря и тот бы замирал. Он послушный, податливый и просто невыносимый манипулятор в постели, конечно, Серёжа бы выполнял каждый приказ Грома, но только пока сам получал от этого удовольствие, Разумовский не из тех парней, кто готов терпеть унижения, как только игра заходит слишком далеко, хотя бы чуть-чуть выходит за рамки на самом деле, он перестаёт подчиняться. Но игру придумал он, пусть теперь отдувается за свою пакость. Игорь же не обязательно будет его трогать руками… Возможно стеком, это же не считается за касания? Лазейки есть везде, нужно только их найти. Эта тонкая прорезиненная палочка могла оставить парочку ударов на нежной коже, погладить, где надо, может даже за ушком почесать. В конце концов, необязательно касаться Разумовского, чтобы шептать ему на ухо разные пошлости, от которых тот начнёт заливаться краской, но гордость не позволит показать свою слабость перед чарующими хриплыми нотками голоса майора. Серёжа с пунцовыми щеками и ушами будет сидеть до последнего, делать вид, будто всё хорошо, и он ни капельки не смущен, но стоящий на всё происходящее член выдаст его с потрохами. Неплохой план, осталось только незаметно дойти до спальни, чтобы забрать стек, а может что-нибудь ещё… –Серёж? –Ммм?-Игорь только сейчас замечает звуки клавиатуры, неужели действительно работает? Удивительный человек. –Не видел мой…Телефон?– Мобилку Игорь аккуратно засовывает в карман, чтобы Серёжка не заметил её и не расстроил весь план Грома. –А ты снимал его сегодня с зарядки?– Игорь встаёт с места и, не дав точного ответа, покидает комнату. План идеален. Всё работает, осталось только продумать его немного вперёд. Телефон снова вибрирует. Второе сообщение от Юли. Блядство, но вроде он отошёл достаточно, чтобы Серёжа не услышал. ~~~ Ю: Игорь, пожалуйста приезжай. Ты мне нужен. ~~~ Кто знает, что могло случиться? И разве Гром имеет право на какие-то глупые игры, когда Юля нуждается в помощи? Серёжа, конечно же, не одобрит такого вот отъезда, но… Почему он должен спрашивать? Его подруге нужна помощь, и, если Разумовский не понимает этого, очевидно, что здесь Серёжа будет не прав. Игорь не может позволить себе бросить близкого человека в беде, Серёжа должен понять, что это выше игр и глупых конфликтов. Почему он вообще старается себя в этом убедить? ~~~ И: Я скоро буду, ты дома? Ю: Да, я не знала кому написать. Игорь, ты единственный человек, с которым я могу этим поделиться. Прости И: Не извиняйся, все нормально Жди ~~~ Нельзя сказать, что Разумовский не обрадовался данной новости… Он вообще ничего не сказал, лишь слегка кивнул и уткнул взгляд в экран ноутбука. Возможно, это один из способов показать свою пассивную агрессию, но сейчас нет времени на что-то такое. Сейчас есть дела поважнее Серёжиных обид.

***

Удивительно, но всю дорогу от особняка до дома Пчёлкиной Игорь думал не о том, что же случилось и как же себя чувствует Юля, нет, Игорь пытался убедить себя, что поступает правильно. Мужчина искал оправдания для своего поступка, хотя, казалось бы, чего тут оправдываться? Но что-то внутри всё никак не могло утихнуть, пожаром разгораясь в подкорке мозга, заполняя едким дымом всё аспекты мыслей. Гром пообещал себе, что Юля уедет, и он станет хорошим парнем, который может проводить со своим возлюбленным сколько угодно времени, что будет правильным, будет рядом, когда это нужно… И нет, он абсолютно точно не подавлял в себе гнев, который нарастал в отношении Пчёлкиной, потому что у Игоря не две извилины, и он понимает, что она не виновата, во всяком случае, он не имеет права её винить ни в чём. Но что-то в душе было неспокойно. Чем больше Игорь думал об этом, тем больше осознавал нечто ужасное, нечто отвратительное и неприятное его собственной душе, всему его естеству. Она нравилась Игорю. Нравилась со всеми своими загонами, шутками, которые Гром не понимал. Её улыбка и бесконечной глубины взгляд, её мировоззрение и логика были просты и понятны ему, они были так похожи… Так много общего. Признать очевидную симпатию было невозможно, Игорю это казалось изменой в первую очередь самому себе. Он любит Серёжу. Гения и задрота, самого сучного парня в мире, у которого были невероятные, пронзающие глаза, огненные волосы и улыбка дьявола. Серёжа его нежный мальчик и храбрый парень, с ужасно жестокими порой методами, которыми тот иногда предлагал решать проблемы. Они могли не сходиться во многих вопросах, не понимать друг друга, но разве это преграда? Разве это не самый настоящий признак искренности их любви? Люди разные, и, если они при всех своих острых углах, смогли притереться друг к другу, да и с какой же всё-таки силой… Что ещё может быть доказательством чувств? Игорь любит Разумовского, за каждое слово, за глупую шутку, за укус, что сейчас украшает его шею маленьким следом засоса, что парень оставил ему сегодня ночью. Несправедливо и неправильно, как могут подобные чувства разгораться в нём? С другой стороны, никто из нас не властен над тем, что чувствует, будь это разума виной он мог ещё не полюбить, но сердце никогда не станет спрашивать нас о том, кого удобно любить. Единственное, что Игорь мог сделать, – это забыть, вырвать с корнем маленький расточек чувств, закрыться от него, время всё вылечит. Игорь любит Серёжу сейчас и будет любить потом, просто это неизменно, фундаментальная истина, если изволите. Без сложностей и разбирательств, Гром не станет впутывать в свои внутренние смятения ни Разумовского, ни Пчёлкину, не хотелось бы решать судьбу нескольких людей, слишком большая ответственность, Игорь такой не вынес бы. –Понимаешь? И я не знаю, что мне делать… Просто блять ничего не могу!– Юля вновь срывается на повышенные тона. Они сидят в гостиной, на одном диване, и Игорю кажется, что они слишком близко, но парень скидывает это на свои личные переживания, стараясь не впутывать в эти проблемы девушку, у которой своих навалом. Как хороший друг, Гром должен поддержать её. –Юль, никто ничего не сможет изменить. Тем более, мы не знаем наверняка… Я его видел и… Не похож Графинской на убийцу, он похож на дядьку-шарик в креселке. –Впечатление бывает обманчиво…– Девушка устремляет взгляд полный горечи в сторону бокала, в какой-то момент Юля начала пить, тогда это казалось единственным возможным выходом, чтобы не застрелиться. Правда, тогда девушка пила с горла, но по приходу Игоря всё же достала бокал, чтобы скрыть свою моментную слабость, вызванную величайшей ношей, что неожиданно свалилась на её плечи. –Я знаю… Просто пытаюсь найти оправдание… –Нихера не выйдет, этому нет оправдания, ничего нет. –Ты не виновата в этом, банально, но ты не знала, что так будет. –Я была упёртой баранихой, что вцепилась в это тупое дело. И, когда все вокруг говорили, что это опасно, я никого не слушала, я же умнее всех, знаю, что да как… Сука.–Девушка закусывает обратную сторону ладони, стараясь подавить в себе вновь пришедшее желание заплакать. –Юль, ты…–Игорь кладёт руку в тёплом жесте на плечо. –Я должна с ним встретиться, должна поговорить.–Девушка смотрит пристальным взглядом в глаза в душу Грома.–Игорь, прошу, ты должен мне помочь. –Юль, это самоубийство. –Я добуду признания в угрозах, выведу его на конфликт, пусть признается, а я запишу… Пусть все знают, какая он тварь. –А дальше? Что дальше? Он депутат. –Посмотрим, как они это оправдают. Соберу все улики, опубликую признание и расскажу об этом, меня поддержат, мы посадим эту скотину… Я уже говорила с другими блогерами. –Юля, это самоубийство, слышишь?– Игорь перехватывает руки девушки, заставляя ту смотреть прямо на себя.-Ничего не выйдет, они просто не примут запись во внимание, суд окажется на его стороне. –Тогда что ты предлагаешь?! А?! Что мне делать, Игорь, там были дети!– Девушка начинает плакать, голос дрожит несусветно, как и руки. –Юля, прошу, посмотри на меня…– Игорь гладит руками холодные щёки, по которым стекают горячие слёзы, он заправляет запутанные пряди красных волос за уши, стараясь оказаться как можно ближе, её хочется защитить. Защитить, спрятать, уберечь от всего мира, что так незаслуженно окружил её копьями, может даже в собственную спину пару стрел принять, лишь бы не она. Юля невероятно сильная и ей просто нужна поддержка, нужен кто-то рядом. –Игорь, что мне делать? Помоги мне…– Они слишком близко и слишком хотят оказаться ещё ближе, внутри всё вскипает от коктейля из сумбура, что разыгрался внутри каждого из них. –Давай… Давай ты спросишь у него? Что ему нужно, пусть скажет, что сделать…–Юля всхлипывает.– Возьмёшь диктофон с собой, но сначала спросишь, что сделать, чтобы он исчез… Если не выйдет… Девушка не сдерживается и, в каком-то безумном порыве, тянется к Игорь, накрывая его губы своими. У Грома губы обветренные и сухие, у Пчёлкиной влажные и мягкие. В этом поцелуе сливается всё: боль и мольба о помощи. Игорь боится на него отвечать, но всё равно отвечает, что-то внутри перебарывает чистый разум и соглашается разом на все значения, что этот поцелуй может в себе нести. Юля всё ещё плачет, ей так плохо, и она просто делиться этой болью с Игорем. Как же это неправильно. Она не имеет прав на это, они не вместе, Игорь не просил делиться с ним страданиями, он лишь приехал поддержать. Приехал без прояснения причины, просто услышал, что нужен и приехал. Нет, Юля не станет вкладывать в это какие-то нелепые надежды на “что-то” между ними, она прекрасно знает, что и сама бы так поступила на его месте. Девушка отстраняется и на пару секунд застает Игоря с закрытыми глазами, ей бы хотелось видеть его таким чаще: расслабленный, полностью свободный от всего на свете, такой красивый в своём тихом умиротворении, он будто принял всё случившееся и не испытывает тягот совести. Но это лишь на мгновения, как только глаза открываются, в них можно прочесть осознание. В отчаянном рывке девушка совершает ещё одну попытку ощутить эту близость, почувствовать, что она не одна стоит на полигоне в окружении врага, что Игорь рядом с ней и не бросит её тут одну. Господи, кто бы знал, как Юля боится остаться тут одна. –Нет, это, это неправильно, Серёжа, я…–Гром останавливает её за плечи, и даже пронизывающий душу взгляд не помогает. –Игорь, прошу прости… Не оставляй меня, пожалуйста!– Но Гром уже встаёт с холодного места и, как по указке, точно его на поводке ведут, направляется к двери. Игорь оставляет свой телефон у Юли, но возвращаться даже не думает. Он должен уйти-убежать-уехать. К счастью, ключи мужчина не забывает.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.