В диапазоне между отчаянием и надеждой / Побег

Неумолимое время делало своё дело. Прошло полгода с тех пор, как Феликс с Хёнджином «присматривают» за Чаном. И если говорить начистоту, то до приезда в родной город он вовсе не планировал никаких знакомств, а уж тем более столь быстрой встречи с ним. Чан до сих пор один, но нет и дня, чтобы вокруг не кипела целая жизнь. Тоска и печаль потихоньку отходят на второй план, превращаясь в тягучее чувство ностальгии по такой нужной ребяческой безрассудности. Он до сих пор скучает по матери, но все воспоминания словно зависают в фоновом режиме, позволяя раствориться в потоке происходящего. Жизнь приобретает тот самый размеренный ход, а чувство неполноценности настолько с ним срастается, что он уже даже перестаёт обращать на него внимание, стараясь окончательно притупить боль, чтобы с трезвым умом оценивать складывающуюся ситуацию. Время проходит мимо совершенно незаметно. Каждое утро начиняется в небольшой двушке, которую так радушно предоставили новые друзья. Знакомство с ними определённо пошло Чану на пользу во всех имеющихся смыслах. В этом он ничуть не сомневался, когда, как оказалось, очень общительный Хёнджин ещё и помог с устройством в кофейню, где уже подрабатывал Феликс. Вот только дело никак не начинало представляться в новом свете. Дом, подработка и всё ещё беспокойные мысли. Такая рутина была слишком знакома, и теперь являлась для него уже почти формальностью. Самое лучшее — не думать, не рассуждать и просто идти по уже намеченному пути. Да, быть равнодушным легко. Плыть по течению — тоже. Главное, иногда приподнимать голову над водой, чтобы случайно не захлебнуться. Но он обязательно всё стерпит. Переживёт боль всех увечий, что так нещадно сломали, навечно превратившись в ужасные шрамы. Он не привяжется. Не посмеет совершить эту ошибку, — как то чересчур настойчиво крутится в голове. Но к чему такое волнение, всё ведь хорошо? Да, возможно, сейчас Чан занимается самообманом. Но он всего лишь человек и не может не поддаться соблазну. Печально, ведь на момент полного осознания будет уже слишком поздно. Признаться честно, столь ранний, как поначалу показалось, звонок испугал и насторожил не на шутку. Вскочив с кровати и впопыхах отыскав телефон в кармане джинс, оставленных вчера на стуле на другом конце комнаты, Чан вытаскивает его и нажимает кнопку принятия вызова. — Да? — собственный голос сонно хрипит. Чан делает над собой большое усилие и возвращается обратно. Усевшись на кровать и свесив с неё ноги, он поднял взгляд на окно и страдальчески поморщился от солнца, светившего прямо в лицо. Ото сна немного смялись волосы и затекли конечности, кое-где на теле отпечатались резные рисунки. В комнате было как-то жарко и душно, а белая футболка, что так неприятно облепила обмякшее тело, ужасно действовала на нервы. Чан опять не спит целыми сутками, работая в режиме нон-стоп; необходимо вновь просчитать каждый возможный шаг и его исход. Сейчас нельзя ошибаться. — Хён, не отвлекаю? — как-то чересчур бодро звучит на той стороне трубки. — Нет, ты что-то хотел, Хёнджин? — Бан слегка нервозно выдыхает себе под нос. Он точно никогда не привыкнет к таким звонкам. — Не хочешь сегодня составить компанию? — Куда-то собрался? — после очередного зевка хмурится Чан, начиная тереть заспанные глаза тыльной стороной руки. Ноги слегка подкашиваются. И он, пытаясь из последних сил не упасть, всё же поднимается и проходит на кухню. Через несколько секунд оказавшись у холодильника, он открывает дверцу, чтобы проверить на наличие чего-то съестного, и только кряхтит что-то невнятное. — Мы с друзьями хотим отметить начало учёбы. Пойдём в бар или караоке, — внезапно воцаряется молчание, и Чан буквально готов поклясться, что знает, что сейчас выдаст Хёнджин. — Феликс изначально тоже планировал, но.. — Но заболел, — и он заканчивает за него, как-то по глупому улыбаясь сказанному. Будто кто-то сомневался, что речь зайдёт о Феликсе. Но Чану ли сейчас иронизировать. — Да, — горько усмехнувшись, соглашается Хван. — Так, что на счёт пойти повеселиться? — Сегодня хозяин попросил приглядеть за кофейней, — как-то измучено начинает объяснять парень. — Извини, может, в другой раз. На самом деле, это предложение звучит, как действительно хороший способ отвлечься. В последние дни Чан чувствует себя ужасно вымотано, из-за появившейся в связи с болезнью Ликса, дополнительной работы. Но он сомневается, что Хёнджин именно тот, кто своим присутствием исправит ситуацию. У Чана слишком много опасений. Ведь как бы он не контролировал ситуацию, полностью она ему не подвластна. Ещё слишком рано предпринимать хоть какие-то масштабные действия. А что, если среди тех друзей окажется Чонин? Хёнджин, конечно, никогда до этого не упоминал его, но это злосчастное «вдруг». Что, если они начнут расспрашивать его о прошлом, сможет ли он держать свой образ до самого конца? А если всё таки не сможет? И подобных «если» катастрофически много. — Ладно, тогда пойду собираться, — звучит всё ещё с какой-то надеждой на положительный ответ. — Хорошенько отдохните, — но он решительно не даёт никаких надежд, обходясь парой заурядных слов. Да, так будет лучше. Просто втираться в доверие и не переходить границ посредственности. — Ты тоже, — отшутился Хёнджин, и тут же послышались гудки. Стрелки часов давно перевалили за полдень. На этот раз Чану удалось поспать всего пять часов, из-за чего всё вокруг в квартире начало казаться ненастоящим и бредово уплывать прочь, чему поначалу он не предавал значения. Сейчас он молча стоит у приоткрытого окна. Приятный осенний воздух ласкает растрёпанные тёмные волосы, что минуту назад были умело зачёсаны, но тот час же закручены обратно в коротенькие кудряшки; безмятежная тишина, запах прохлады и убаюкивающее тиканье часов производят на его изнурённый организм ожидаемое действие. Но теперь же, вместо того, чтобы продолжить спать в уютной кровати до будильника, Чан вынужден опять предаться размышлениям. И вновь он жертвует собой, но ради чего? Иногда Чан думает, что, вероятно, будь они с Хёнджином настоящими друзьями, не сложись судьба именно так, тот ему бы непременно понравился. Он действительно хороший человек. Это стало понятно ещё в их первую встречу. Но этот червь паразит, поселившийся в его голове всё ещё не питал доверия ни к словам, ни к действиям этого загадочного парня. То, что он начал испытывать к нему, было совсем не тем, чего он ожидал в самом начале. Ничего весёлого или радостного не было в этом чувстве, напротив, это был новый мучительный страх. Это было осознание новой области уязвимости. А это — «Хорошенько отдохните», — вообще вырвалось как-то на автомате. Но самое странное - до определённого момента он не почувствовал в себе сопротивления осознанию сказанного. Только потом, эти мысли стали казаться чужими, точно кто-то извне насильно вбил их в него. Чан почувствовал, что его настойчиво сжимают враждебные чувства, они давят на плечи и грудь, унижая его, погружая в какой-то страх, а между тем всё нутро пробивает дрожью, только от мысли, что Хёнджин будто нарочно так беспечно ходит по краю и ищет с ним встречи. Просто сумасшествие. ***** Прилично вечерело. Наконец, уже в сумерках, город стал оживлённее, казался менее тесным, давящим и однообразным. Обычная сутолока жизни увеличилась. Ресторанчики, караоке, парки и кафе были переполнены. На улицах стало видно больше молодёжи, снующей то взад, то вперёд, стараясь «надышаться» перед началом учёбы. Погода располагала. Лёгкий осенний ветерок стал мягче, прохладнее и нёс с собой приятные тёплые запахи уличной еды, доносящиеся из небольших забегаловок. Пасмурный день казалась не таким уж гадким, а поход в бар, в честь начала последнего учебного года — отличной идеей. — Как там Феликс, ему уже лучше? — Да, чувствует себя гораздо лучше. Он сказал, что отлежится ещё пару дней, не хочет заразить нас. — Он целую неделю в школе не появлялся, а ещё на мои звонки не отвечает, даже Минхо не может дозвониться, — как-то уныло протянул Хан. — Не переживай, он сказал, что телефон глючит, — немного приободрил того Хёнджин, а после усмехнулся чему-то своему, но всё же решил озвучить. — Феликс вроде в параллельном классе учиться, а ты уже всё знаешь. — А что с подработкой? — не унимаясь продолжал расспрашивать Джисон. — В кофейни его Чан всё это время подменял, — он немного заторможенно кивает на свои же слова головой. — Хозяин даже сказал, что был бы не против устроить его на постоянку, чтобы было меньше забот. — Всё ещё поражаюсь Ликсу. Эта его картина безупречной жизни и чистосердечие. Так просто взять и привести в дом незнакомого парня, — изображая неподдельное удивление тараторил Джисон. — Он о безопасности вообще слышал? А если тот бы оказался маньяком или того ещё хуже? — Я поначалу тоже не обрадовался, когда он с ним заявился, — через некоторое время раздумий отозвался Хёнджин. — Но Чан-хён вроде не плохой. — Вы знакомы от силы полгода, а ты говоришь, что он хороший. Ликс тебе что, мозги промыл? — хотел пошутить Джисон, но увидев сосредоточенный взгляд Хвана, замолчал. — Всё в порядке? — Да-да, я в норме. — Чего как черепахи плетётесь, опоздаем же! — прикрикнул Минхо, который всё это время шёл на несколько шагов впереди, внимательно сверяя маршрут с картой в телефоне, чтобы не пропустить место назначения, чем заставил двоих позади немного вздрогнуть и ускориться. — Идём мы, идём, — тут же подлетел со спины Джисон, и рассмеявшись повис у того на плачах. — Хён, ты можешь быть менее раздражительным хотя бы сегодня? — Менее раздражительным? — переспросил Минхо, кошачьи глаза сначала удивлённо раскрылись, а потом сщурились в неком смятении. — Вот же мелкий, совсем совесть потерял, — схватив и начав щекотать Хана, не успокаивался Ли. — Ну, наглец! — Хватит вам цапаться, мы почти на месте, — догнав друзей, рассмеялся и Хван, а те только сильнее продолжили толкаться и кричать на всю улицу. Неожиданно начавшаяся вакханалия, сопровождаемая выкрикиванием чего-то неоднозначного, продолжилась вплоть до того, пока троица не добралась до нужного места. И только в тот момент, когда прямо перед ними оказалось небольшое здание с неоновыми вывесками и подсветкой, все немного поутихли. — Нам точно сюда? — Хан старался игнорировать запах табака, алкоголя и не особо приятную музыку, что шумно доносилась из глубины заведения. — Не нравиться? — взволнованно поинтересовался Минхо. — Нет-нет, всё в порядке, просто решил уточнить, — сразу взглянув на Ли, замотал головой Джисон. — Хорошо, тогда пошли. Хан никогда не был на подобных мероприятиях, но примерно этого и ожидал. Двухэтажное понурое здание было заполнено потными телами, алкоголем, дымом и ужысным шумом. Он допивает уже второй коктейль, но как бы Минхо и Хёнджин не расхваливали выпивку, на вкус казалось всё ещё отвратно. Грохочущая музыка заглушала все трезвые мысли, а голову распирало от духоты и тремора, смешанного с градусом. Какая-то незнакомая девушка внезапно подошла к их столику, и без ясных Хану причин, увела Минхо, который лукаво подмигнул в этот момент Хёнджину, за собой к бару, потом к одному из соседних столиков, а после они вовсе пропали из поля зрения. Зачем? Почему Ли снова соглашался на это? Минхо, по сути, хочет победить в игре, той, которой фактически и нет. Но даже так, вряд ли он поддастся Хвану. В груди появилось уже до боли знакомое чувство - унизительная ревность, которая шевельнула внутри сожаление и оскорблённую гордость. Такие грубые абстрактные истязания с его стороны были своеобразным оскорблением для хановой души и чувства справедливости. Но что Джисон мог сделать? Все его действия были бы не более чем выстрелы вхолостую. Нет ничего хуже, чем ситуация, когда твоя паранойя может оказаться отменно работающей интуицией. К тому же, сейчас Хан всё осознавал через некую призму тусклого и опасного стекла, которое заставляло усомниться в собственной адекватности. Всё-таки удивительно, что обманывая друг друга, никто из людей, как будто этим не мучается или вовсе старается этого не заметить. Хотя нет, дело даже не в этом, пожалуй, Джисон слишком явно чувствовал этот взаимный обман, и эта добродетель, которая приравнивалась к справедливости на уровне школьного учебника морали, совершенно его не привлекала. Почему же люди до сих пор не уяснили такие простые истины? Да и сам Джисон, если бы ему удалось полностью постичь их, вряд ли стал бы столь тщательно изучать людские повадки, вряд ли стал бы снова притворятся, будто бы ничего не происходит, скрывая все переживания за дружеской улыбкой. Не стал бы, если бы только смог решиться довериться и открыть Минхо свою израненную душу. — Есть человек, который мне сильно нравится, — оторвавшись от очередного коктейля, невзначай начинает Хёнджин. — Не говори ничего, просто выслушай, — предупреждает он, тут же заметив, как Хан поджимает губы, обдумывая свой ответ. — Этот человек очень дорог мне, — кроткая пауза. — Надеюсь, и я ему, — даже с выпитым алкоголем признание давалось всё ещё сложно. — Но он относится с добротой и пониманием ко всем, поэтому каждый раз, когда я нахожусь рядом с ним, меня охватывает страх. Страх, что я могу оказаться одним из тех многих. Но он ведь не моя собственность, правильно? Не до конца уверен в том, когда признаюсь ему, но знаешь, становится вдвойне грустно от того, что я могу не успеть. Весь интерес к происходящему словно гаснет; Хан перестаёт ревниво присматриваться к движениям, словам и выражению лиц присутствующих, разом оборвав полемику с внутренним «я». — Я знаю, — вкрадчиво шепчет Хан. — Такое ощущение, будто ты всегда уходишь на второй план. Как будто не важно, сколько ты стараешься, это не помогает, и ты чувствуешь себя разбитым каждый раз.. Появляется чувство, что ничего не получится так, как ты хочешь, — он неосознанно тянется к его руке и накрывает её своей тёплой ладонью. — Хёнджин, я тоже знаю это чувство. — Как давно, — на грани слышимости произносит Хван, стараясь не спугнуть такого уязвимого друга. Главное, не раскрошится самому. — Когда ты понял, что любишь его? — Три года назад, — он вновь гулял внимательным взглядом по окружению, и теперь его поведение было более завуалированным и осторожным. Произнесённые шёпотом эти три слова, более чем многословные речи были способны вызвать в Хёнджине искреннее сострадание. Хван притянул Джисона ближе к себе, утешительно похлопав по плечу, а аромат парфюма тут же укрыл его плотным покрывалом, подарив чувство надёжности и тепла. — Любой человек хочет стать счастливым, разве у кого-то есть право мешать ему в этом? Так что дай Минхо шанс и не упусти свой. — Что? — сердце внезапно сжимается. — Я же не говорил тебе, что это Минхо, — заметно начинает нервничать Джисон. Хёнджин лишь грустно усмехается: — Мне и не нужно, это было понятно уже давно. Хан был потрясён. Он и в мыслях не мог допустить, что Хёнджин, никто другой, а именно он, разгадает его. Показалось, что адское пламя охватило всё вокруг; потребовались отчаянные усилия, чтобы не соврать, дабы не впасть в полное сумасшествие. Но выпитый алкоголь окончательно снял тревогу. Уже не хотелось ломать комедию. — Неужели это настолько очевидно? Вспомнив о позабытой выпивке, Джин потянулся к стакану и незаметно для себя тут же осушил его до дна. — Мы же друзья, не заметить эти чувства было бы сложно, — прямо сказал Хван. — Думаю, для Минхо ты тоже больше, чем друг. Хан поражённо застыл, стараясь убедить себя, что ослышался или это была всего лишь шутка. По его лицу было понятно, что деже не полностью трезвый, он совсем не был готов услышать такое. — Хотел бы я тоже верить в это, — повисла неловкая тишина. Он молчал, боясь разрушить её первым, и как приговора, ожидал дальнейших слов Хвана. — Хан-ни, — ласково в ответ тянет тот. — Я уверен, что у вас двоих всё будет хорошо, просто дай Минхо время принять это для себя, — Хёнджин придвинулся ближе, вовремя подхватив Джисона под локоть, когда тот, окончательно одурманенный алкоголем, начал сползать под стол, пытаясь не раствориться в каких-то до этого времени неведомых, но приятных флюидах. Хотя, и у самого Хёнджина едва хватало сил на то, чтобы элементарно держать себя в руках. Казалось, в эту секунду ничто не могло разорвать их связь. А Минхо так и продолжал держаться апатичным, бесстрастным особняком, лишь изредка кидая в их сторону косые ревнивые взгляды и не позволяя разглядеть то, как на самом деле кровоточат его раны, как он сам каждую грёбаную секунду разрывается в лохмотья этой нестерпимой болью и чертовски нуждается в понимании, поддержке и помощи. — Как же раздражает... — видеть Джисона в чужих объятиях было просто невыносимо. — Хёнджин-оппа, — прокричал женский голос, где-то возле правого уха. — Не думала, что на нашем вчерашнем свидании ты говорил, что пойдёшь именно в этот бар. — И впрямь, — спокойно и стараясь сохранять дружелюбие, отвечает Хёнджин, но сам чувствует какую-то встревоженность. — Как отдыхаешь, всё хорошо? Но кажется, Хван и Джисон не единственные, кто был обеспокоен её внезапным появлением. — Да, всё в порядке, — она улыбнулась, указывая на один из столиков, за которым сидело три девушки. — Просто увидела тебя и решила поздороваться. А, ты? — обратилась она к Хану. — Хан Джисон, — он встал, тут же неловко поклонившись и протянув ей в приветственном знаке руку. — Приятно познако... — Давно не виделись, Ли Хе Ри, — немного запинаясь, хрипит Минхо, и тут же ощущает, как незыблемый до этого пол уходит у него из под ног, из-за чего он падает прямо в объятия брюнетки. Отгородить Джисона от нежелательных касаний, не упустив возможности поиздеваться над Хваном... — Э-э.., личное пространство? — робко заметила девушка, стараясь его оттолкнуть, на что Минхо, не стесняясь, заключил её в ещё более крепкие объятия, целомудренно поцеловав в щёку. ...Цель достигнута! Однако, возникло какое-то дурное предчувствие. Постепенно становилось мерзко от самого себя, захотелось даже громко рассмеяться от внезапного осознания собственной глупости. А лучше, просто скрыться ото всех настолько незнакомых чувств и уйти в себя. Оставить всё и не говорить больше ни слова. Как же не хотелось сейчас сделать Джисону больно. Минхо ведь действительно любит его. Любит по своему, и только ревность может объяснить маниакальную идею собственной значимости в его жизни. Эти противоречия в поступках и собственных мыслях до безумия пугают. Но всё же игнорировать свою совесть казалось намного проще, чем признаться в своём эгоизме. — Минхо, какого чёрта?! — потребовалось всего несколько секунд, чтобы забыть весь свой прежний настрой. — Почему ты продолжаешь всё это? Почему продолжаю? У тебя ещё хватает наглости спрашивать об этом вслух. Может, потому что мне больно, потому что... — Закрой рот, Хёнджин, — собственные мысли заставили вскипеть от ярости. Конечно же, не хотелось кольнуть настолько больно, но грубые, язвительные фразы, которыми можно унизить и оскорбить, вырывались у него сами по себе. — И держи в таком случае свою шавку при себе, иначе я за себя не ручаюсь. Возможно, это было не специально, возможно, это была непроизвольная реакция Минхо на то, что происходило сейчас между его друзьями. Но разве мог он признать свою слабость? — Повтори, что ты сказал? — по интонации было слышно, что разозлился Хван не на шутку. Нельзя сказать, что его совершенно обуяла ревность, ведь собственнические инстинкты всегда были у него притуплены, а если и бывало, взыграют, то не настолько, чтобы ссориться с людьми из-за предмета обладания. Да что там предмета обладания... Чувства друга сейчас намного важнее. — Я сказал, держи свою шавк.. — Минхо, успокойся, — Хан рефлекторно схватил его, потянув на себя, но тут же свалился на диван, не выдержав массу двух обессилевших тел. — Ты явно перебрал, — и поморщился от запаха перегара. С Ли явно хватит, видно он неисправим. — Убирайся отсюда, — стальной голос, как гром, буквально оглушает пространство. — Что? — Хан непонимающе уставился на друга. — Хёнджин, ты же понимаешь, что он сейчас пьян. Оставь обидчивость, он ведь не со зла. Да... порой, играя в жизнь, люди не замечают, как она нещадно играет с ними. Она заставляет пренебрегать чувствами близких, не давая понять, что их преданность и любовь - самое дорогое, что у них есть. Она подкидывает соблазны, но тут же даёт силы, чтобы сделать правильный выбор. Видимо, в этой истории это время ещё не пришло. — Гордишься сейчас с собой? — голос Хвана был полон иронии. — Когда ты уже признаешь все свои ошибки и причины, стоящие за ними, или ты настолько боишься разрушить совершенную реальность, выстроенную в своей голове, которую ведь таковой не считаешь. Но день изо дня старательно продолжаешь топить себя в этом дерьме. — О чём ты вообще?! — неразборчиво кричит Минхо, отталкивая от себя Джисона, и пытается подойти ближе к оппоненту. Конечно, всё он понимает, но продолжает пытаться соскочить с этой темы и показать своей интонацией, что всё совершенно не так, как утверждает Хёнджин, но терпит провал: голос предаёт. — И вообще, с чего ты взял, что я... Но что, если Хван прав, и Джисон действительно вызывает симпатию только из-за того, что с ним можно обращаться, как захочешь? Хёнджина ломает. — Он разве виноват в твоей нерешительности, — почти кричит Хван, и пихает Минхо в плечо, вкладывая в это действие всё своё отвращение, а Хан лишь цепляется за него, намекая, чтобы он перестал. — Почему ты продолжаешь вести себя так, словно действительно не видишь и не понимаешь всех тех очевидных вещей, которые происходят в твоей жизни?! Включи уже мозг и посмотри чуть дальше носа. Ты себя со стороны вообще видел? Нет. А я видел. И тебя, и Джисона. — Пожалуйста, — едва слышно просит Хан. — Умоляю, прекратите, хватит, — его голос дрожит. — Хёнджин... Почему сейчас всё это происходит? Когда их пускай и не совсем уютный вечер смог скатится до всех эти непонятных обсуждений? — Кто ты вообще такой, чтобы лезть в мою личную жизнь? — Ли отшатнулся от Хвана, пытаясь притупить свой гнусный ужас и приступ омерзения, но всё же рабски последовал происходящему, стремительно скатываясь в пьяное слабоумие. — Какого чёрта ты вообще даёшь мне советы. Откуда тебе знать, что для меня лучше? По Хёнджину его слова бьют мощно. Он стоит в совершенном оцепенении, от недоумения из-за услышанного. Бессмыслица. Он ведь действительно думал, что они настоящие друзья. Что их дружба позволяет, не спрашивая на то разрешения, давать советы. А теперь же, жалеет, что верил этому откровенному цинизму и двуличию, которое с каждым днём только расцветало пышным цветом и в итоге дало горькие плоды. — Я так больше не могу, — Хван вновь подаёт голос, опять заставив Хана и стоящую рядом всё это время девушку стушеваться. — Минхо, — немая пауза не длилась слишком долго, его взгляд говорил, что для себя он уже всё решил. — Просто иди тогда к чёрту. Это были самые опасные слова, которые он сказал. Слова, навсегда поменявшие их отношения. ***** / flashback / 2 месяца назад Приглушённый свет, небольшие залы и въевшийся в кожу и бархат запах алкоголя, смешанного с лёгким шлейфом кальянов. Кругом автоматы и игровые столы с колодами и рулетками, что так привлекают своей возможностью испытать фортуну и принять все риски. Конечно, до живописных казино, как в Монте-Карло, далеко, но есть и в этом своя атмосфера. Тут уже давно утвердилось своеобразное поприще безудержных кутежей, и пока на улицах продолжается обычная размеренная жизнь, именно здесь с вечера и до самой глубокой ночи радостные лица людей светятся каким-то бешеным азартом и вожделением прикоснутся к чему-то запретному, но такому желанному. В этом своего рода игорном притоне собираются завсегдатаи, отводя свою убогую душу в компании таких же праздношатающихся и отчаявшихся в возможности жить не напиваясь. Сегодня здесь было особенно оживлённо. Игроки срывали куши, подымая целые волны бурных недовольств и оваций; слышался смех и визг, а накрахмаленные лица девиц суетливо мелькали то тут, то там, снисходительно улыбаясь и разнося напитки всем гостям. Чонин не помнит, как он и эта толпа в один момент оказалась снаружи. Вроде всё было в порядке, и вдруг началась какая-то возня, минутное затишье, а затем внезапный шум и грохот нахлынули с новой силой. Невозможно объяснить ту панику, что объяла присутствующих, когда в помещении послышались свистки и грубые голоса полицейских. Инстинкт самосохранения взял верх, и ноги сами понеслись к выходу, пока где-то сзади доносились до ужаса пугающие вопли. И вот, он уже выбегает через запасной выход, а за ним бегут и другие люди. Всю улицу вмиг заполнила толкучка, со всех сторон только и слышались возгласы, крики и ругательства. Такое происходит регулярно. Полицейские наряды приезжают не реже двух-трёх раз в месяц, чтобы поймать школьников на сбыте или торговле наркотиков в этом подпольном казино. Но от чего-то именно сейчас всё ощущается, как никогда тревожно. Чонин не понимал, как он плутая по переулкам, не попал в тупик, и даже смог выбраться к главной дороге. В радиусах тридцати километров от бара нет совершенно ничего. Лишь небольшие частные домики и пустая ночная трасса. Бежать больше некуда. Просто бессмысленно. Но мирится с мыслью, что его вот-вот повяжут, не хочется. — Чёрт-чёрт-чёрт! — он обязан придумать и предпринять хоть ничтожное что-то. Сейчас нельзя оставаться неподвижным или надеяться на брата. Об отце не идёт даже речь. Тому было удобно думать, что подаренной роскоши достаточно для счастливого детства сына. Можно просто уладить вопрос деньгами, забыв о чувствах и переживаниях, словно его это не касалось. Мальчишка точно всё забудет. Даже если повторять этот трюк из раза в раз. Чонин же просто привык подыгрывать, что эти манипуляции работают. Отработанное умение держать маску при любых обстоятельствах всегда его выручало. Все некогда бывшие сомнения разом переросли в бушующую уверенность в том, что теперь это привычка от безысходности — не более. Хотя, какая разница, можно было и не стараться что-то скрыть, отец всё равно ничего не заметит. Но так было будто бы проще, но не Чонину. В противном случае, отец легко бы мог предпринять решительные меры, но он никогда не посмел бы поставить чувства и желания окружающих выше своих личных убеждений, даже если это был его собственный сын. — Тебе уготована великая судьба. В будущем ты займёшь лидирующее место в бизнесе и будешь управлять компанией. Каждый твой шаг и действие должны соответствовать репутации и имиджу организации, так что продемонстрируй некое понимание со своей стороны. И помни: быть избранным не наказание, а привилегия. Роковая фраза, сказанная с такой непоколебимой уверенностью и без доли эмоций, невольно отдалась в самое сердце и заставила испытать удушающее чувство собственного безволия и никчёмности. Тогда отец даже не посчитал нужным дать хоть малейшее объяснение своим словам, а Чонин почувствовал себя по-настоящему ненужным в собственной семье. Оскорблённый таким равнодушием диктатора-отца, он, видимо, в конце концов, смирившись со своей участью, начал отжигать остаток свободной жизни на полную катушку, не отказывая себе не в каких желаниях. За исключением одного - Хёнджин. Родной и близкий человек, рядом с которым он чувствовал себя действительно счастливым и защищённым, и в то же время парадоксально наоборот - несчастным и беззащитным. Такой далёкий и недосягаемым. Даже сейчас. Дорогу размыло, ни черта не видно, а где-то за спиной уже более отчётливо гремят голоса офицеров. На улице совсем темно, что едва можно увидеть то, что находится прямо перед тобой, и различить неясные призрачные силуэты деревьев. И чем ближе голоса, тем громче становится внутренний рёв и вибрация. Возрастают тревога и беспокойство. Сердце замирает от страха, в горле пересохло, Хван попытался сглотнуть, когда вглядываясь в самый мрак уловил звуки ревущего мотора. Было слишком темно, чтобы разглядеть был ли это патруль, но глаза тут же ослепило светом фар, и из-за поворота показался чёрный лоурайдер. Чонин подбежал и прыгнул в авто быстрее чем успел объяснить самому себе, почему вообще это сделал. Не было и секунды, чтобы опомниться. На тот момент положение дел было действительно критическим — не оставалось ничего, кроме как пойти на поводу у эмоций. — КНП! Немедленно остановитесь! — продолжал кричать чужой голос, но Чонин уже плохо его слышал. — Давай-давай, чувак, гони! — с крайней степенью страха и отчаяния кричит он водителю, смотря в глаза и требуя подчинится. У парня попросту нет времени опомниться, он тут же давит на газ, за долю секунды оказавшись в нескольких метрах, от так же стремительно движущейся за ними машины. — Какого хрена так медленно?! — громче повторяет Чонин, но слышен только ужасный писк сирен и завывания сильного ветра. Ни одной здравой мысли. Только страх. В голове кромешный туман, ноги ватные, сердце колотится так, будто он пробежал целый марафон, выжимая из себя последние соки. Немыслимо. Просто абсурдно. Всё происходящее ведь не более чем очередная бредовая галлюцинация после приёма наркотиков, да? Ещё немного, его отпустит и он очнётся за всё тем же нефритовым столом готовый пойти ва-банк. Всё ведь будет именно так? Осознание необходимой безопасности приходит не сразу - медленно и постепенно приобретая контур и чёткие границы. Продолжало смущать лишь то, что со всех сторон давно глубокая ночь, и неизвестно куда именно ведёт эта дорога. А парень, молча подобравший его у бара, уже продолжительное время не сбавляет скорость. Чонин просто молча смотрит перед собой, с каким-то подозрением провожая взглядом каждый дом и дерево, которые обгоняет водитель. Хорошо, что хотя бы оторвались. — Сколько он тебе заплатил? — Хван всё же решает нарушить их странное молчание. — Что? — парень поворачивается к нему и пристально смотрит, точно стараясь укротить одним лишь взглядом. Чонин нервно сглатывает, сжимая потными руками дрожащие колени, и всё же осмеливается поднять глаза и посмотреть прямо на него, пытаясь считать чужие эмоции. Только сейчас он замечает его мелкие и вместе с тем очень приятные мужественные черты лица, его бронзовый с медным оттенком тон кожи, изящный точёный нос, полные пунцовые губы и тёмно-графитовые волосы, что в беспорядке падают на ровный лоб. В его внешности не было ничего необычного, разве что небольшой шрам на левой скуле придавал той самой твёрдости и напористости, что так сочеталась с проницательными глазами. — Или ты из полиции? — второй вопрос кажется полностью выбивает того из колеи, и стрелка спидометра начинает опускаться, а машина сбавлять свой ход. — Нет, — звучит настолько невозмутимо, что невольно подрагиваешь от гнетущей атмосферы, повисшей в салоне. — Я просто проезжал мимо. Чёрт подери, да почему этот чудак так спокоен?! — Что с тобой не так, — озвучивает свои мысли Чонин и морщит лоб. — Ты просто появился из ниоткуда, а потом взял и без вопросов угнал от полиции. Скажи честно, тебя подослал отец? Сколько он предложил тебе за то, чтобы поймать меня? — Прости, но я не знаю о чём ты, — брюнет перевёл недоумевающий взгляд с дороги на Чонина и лишь пожал плечами. — Ну, и кто ты? Знаменитость, может, айдол? Мордашка вроде смазливая, — в его голосе точно слышалась издёвка. — Может, мне стыдно тебя не знать? Издевается или серьёзно не знает, кто я? — Хван Чонин - наследник, вроде как, самой крупной компании Кёнджу, — кивает он своим словам. — В лесу, что ли живёшь? — язвительно усмехается Чонин, но больше походит на истерический смешок. — Вот оно как, — расслаблено отвечает парень, проигнорировав вопрос. — Что ж, Чонин, приятно познакомиться, — он вновь отрывается от дороги, пытаясь установить зрительный контакт. — Со Чанбин, — кратко представляется он и вновь устремляет взгляд обратно. Полупрозрачная луна, что уже давно появилась на небе, недавно скрылась за туманной дымкой, а округу вовсе заволокло грозовыми тучами. Теперь, резкие порывы пронизывающего ветра моментально проникали в салон через открытый фасад и холодными языками мазали по лицу, и после, задувая под одежду, оставляли на теле целые волны неприятных мурашек. — Спасибо, — произносит вдруг Чонин, а губы дрожат - то ли от холода, то ли от излишнего волнения; он тут же запинается, громко кашлянув, на что Чанбин дёргается и положительно кивает. — Наверное, я нарушил все твои планы, — руки машинально тянутся друг к другу, начиная болезненно заламывать пальцы. — Извини, я этого не хотел. Но я очень благодарен тебе, это было впервые, когда кто-то искренне мне помог. Учитывая мой статус сложно встретить в жизни людей, которые не знают меня и не преследуют каких-то корыстных целей, — на одном дыхании проговорил тот, и кажется, он никогда не был настолько откровенен с совершенно незнакомым ему человеком. — Прозвучит глупо, но я уже и не надеялся, что со мной произойдёт такое чудо. — Постой-постой, я правда польщён твоей признательностью, — Чанбин удивлённо ухмыльнулся, а после чуть сильнее вцепился в руль, заворачивая в проулок. — Ты всегда такой разговорчивый или это от переизбытка чувств? — О-о, извини, я отвлекаю тебя от дороги, — начинает Чонин, вновь запинаясь на каждом слове, и неловко чешет затылок. — Отвези меня к главному зданию «SG». Знаешь, где это? — Редко бываю в том ройное, — Чанбин внимательнее смотрит сквозь лобовое, вспоминая где можно срезать, чтобы быстрее добраться до пункта назначения, и после уверенно давит на газ. — Держись крепче, десять минут и мы на месте. Больше никто не пытается начать разговор, стараясь насладиться девственной, почти нетронутой природой, которая постепенно сменяется городскими постройками, и прохладным воздухом, что освежает расшатанные нервы и успокаивает наболевший мозг. — Чанбин, — еле слышно зовёт Чонин, но не дождавшись особой реакции, продолжает чуть громче. — Чем ты занимаешься в жизни, может, учишься или работаешь? — Давно отучился, — Чанбин отвечал всё также ёмко и афористично, и наряду с этим вызывал всё больший интерес к своей персоне. Но уже через несколько минут автомобиль уверенно остановился возле большого белого здания корпорации, оставив у Чонина множество невыясненных вопросов. — Вот мы и приехали. — Это оказалось быстрее чем я думал, — давно привыкнув к полумраку, но по инерции щурясь и вглядываясь в темноту отвечает Чонини, выходя наружу. — Ты круто гоняешь. Спасибо. Вот, возьми, — и второпях протягивает деньги, пытаясь благодарно улыбнуться. — Не нужно, — смутившись, отказывается тот, а после улыбается и нелепо подмигивает, теперь заставляя смутиться уже Чонина. — Ты забавный малый. Мне было интересно провести с тобой время, — продолжает Чанбин, начиная потихоньку осматривать изолированное от чужих глаз место, что действительно поражает своими габаритами. Обширная прилегающая территория, безупречно белые колоны и небольшой зелёный палисадник, в густой зелени которого разбросаны цветочные оранжереи и мраморные фонтаны. Кое-где, едва прорезавшись сквозь невысокие пихтовые деревья, свет электрических фонарей ложится слабыми пятнами на матовые окна футуристичного здания, скользит по каменным ступеням и отражается неяркими бликами. А сзади открывается невероятно живописный вид на холмистые склоны и горный утёс, возвышающийся над всей резиденцией, точно огромный каменный великан, покрытый сосновым лесом и поросший редкой лиственницей. И кажется, только Чанбин находит в этой аристократической роскоши что-то неоправданно помпезное и изысканное, Хван же видит лишь прочный купол, да высокие тернистые стены, за которыми скрывается жалкое подобие счастливой жизни и чёткое ощущение украденной свободы. — Оставь свой номер телефона, — все еще мягко, но в более приказной форме говорит Чонин, протягивая свой мобильник. — Возможно, сейчас ты не готов принять мою благодарность. Я позвоню тебе в следующий раз, — и дождавшись пока тот наберёт номер, забирает телефон. — До встречи. Его силуэт мгновенно исчезает в тёмной полосе деревьев, оставляя Чанбина наедине со своими мыслями в этой неестественно безмятежной тишине. Ощутимо клонит в сон, трудно даже просто держать веки открытыми, а говорить об обдумывании и понимании того, что происходило последние пол часа, уже даже не стоит. Расслабив конечности и сделав пару размашистых рывков руками, Со садится в машину, предварительно похрустев несколько раз шеей в разные стороны, глубоко вздыхает и заводит машину, чтобы наконец добраться до дома и тут же погрузиться в царство Морфея. Машина трогается с места, подсвечивая окна, в одном из которых, замерев, точно статуя, стоял Чонин. Но Чанбин этого не видел - оно и к лучшему. В один момент стены «дома» становятся вновь неприютными и холодными, разум потихоньку охватывают навязчивые фантомные воспоминания прошедшей недели, а где-то глубоко в душе начинают скрестись острыми когтями детские обиды и сожаления. Для многих людей их прошлое - это бесконечное пространство незавершённых гештальтов, нереализованнных планов, почва для поддержания опасений и поставщик разных страхов, переходящих в будущее, аннулируя при этом настоящее. То, что можно было мигом исправить, становится всё неисправимее и неисправимее; лёгкая царапина, от которой через два-три дня не осталось бы и следа, мало-помалу обращается в червоточащую рану. Как же Чонин устал от подобного. Есть ощущение, что на нём уже давно не осталось ни одного живого места. — Доброе утро, господин Хван, вас беспокоит глав-врач Пэк Хён из клиники.. — Как та женщина, которую я привёз на прошлой пятнице? — без лишних приветствий перебивает Чонин. Каждое его слово было пропитано тревогой и источало подавленность, которая образовывала нечто, доходившее до странной и беспрерывной потребности утихомирить свою душевную боль. Безумно страшно от того, что возможно, это конец. — Я звоню вам как раз по этому поводу, — слышится тяжёлый вздох, и впоследствии наступает какое-то слишком гнетущее молчание. — Не молчите, прошу, — единственное, что может выдавить из себя Чонин. — Что случилось, она в порядке? — Да-да, не переживайте, она пришла в себя. Состояние не критическое, показатели стабильные, — уточняет мужчина. — Вам только нужно приехать, чтобы заполнить пару документов для дальнейшего лечения и содержания, пока она не восстановится, — в воспоминаниях тут же всплывает вчерашний образ обсидианового авто и свет турмалиновых фар. «Чанбин точно поможет» - затея, которая никак не хотела выветриваться из головы. — Но я звоню сказать не об этом, — Чонин заметно напрягается, перебирая возможные варианты дальнейших слов. — Нам всё ещё не известно, кто эта женщина, нет никаких личных данных. Думаю, вы понимаете абсурдность всей ситуации, и как-то только будете на месте, мы постараемся решить эту проблему. — Хорошо, — шёпотом произносит Хван. — Буду через час. Кроткий миг тянется в бесконечность; минут пять он стоит возле письменного стола в каменном молчании, пытаясь разобраться в собственных мыслях и вернуть себе самообладание. Чонин старается отвлечься, сфокусироваться на чём угодно, и первым, что привлекает внимание, оказывается небольшая рамка с семейным фото. На самом деле, Чонину никогда не нравился этот снимок. Чем-то зловещим, и в то же время загадочным веяло от него. Вроде самое обычное портретное фото, но собственное лицо пугает. Безжизненно, бесприметно, совершенно не оставляет следа в памяти. Вот только он взглянул на фотографию, зажмурил глаза — и ничего не может вспомнить. Припоминает мраморные стены, кожаный диван, отглаженный тёмно-синий костюм отца, плотно обхватывающий его высокий стан, воротник безукоризненно белой рубашки, лоснящийся бежевый галстук и кольцо на безымянном пальце смуглой руки, даже морщинки и сосредоточенный взгляд, но его самого словно нет. Не чувствуется полнокровия, что ли, вкуса к жизни, начисто отсутствует ощущение бытия. Он весь какой-то искусственный. Сияет только любезная гримаса отработанной улыбки, которая уже давно не сходит с его лица, в то время как душу терзает отчаяние; легкомыслие стоит ему огромных усилий, он всегда находится на пределе и в любой момент может сорваться. Всё таки, огромная ответственность, возложенная на хрупкие плечи и неокрепший мозг ребёнка, была непосильно тяжёлой и невероятно страшной. — Таким, как ты, всегда тяжело, но они как-то с этим справляются, — единственное, что можно услышать от отца. Его строгий голос давно звучит в голове, и даже не нужно предугадывать, что последует далее. — Бесит, бесит, бесит... Ужасно бесит! Внутри моментально закипает гнев и неприязнь. Чонин действительно слишком сильно хочет обрести смысл жизни, но постоянно ощущает фрустрацию и некий вакуум, боясь, что это стремление может остаться нереализованным. Решил вести себя так, будто он уже счастлив, надеялся, что так ему и впрямь должно стать лучше. Но он так больше не может. Не может лгать самому себе. Лгать о том, что не устал, о том, что ему не больно, о том, что он может продолжить жить именно так. Он больше не может... — Алло, кто это? — Привет, это Чонин. — Чонин, — тянет каждую букву Чанбин, будто стараясь вспомнить, кто это. — Что-то случилось? Младший делает паузу, видимо, осознав, насколько странно прозвучит его просьба. Желание поскорее разобраться с произошедшим, конечно, могло бы пересилить все его сомнения, но неконтролируемый страх вновь быть отвергнутым съедал изнутри. — Если ты не занят, — аккуратно начал Чонин. — Можешь отвезти меня в одно место. Естественно не за просто так, я оплачу все расходы на бензин и твои услуги. Это займёт не так много времени, возможно, около трёх-четырёх часов. — Хэй, — он глухо хохотнул, — давай ещё раз и помедленнее, так рано мой мозг не готов принимать информацию, сказанную с такой скоростью, — но услышав, как на той стороне Чонин уже задыхается от нехватки воздуха из-за волнения, постарался звучать более уверенно. — Я приеду. Чанбин. Этот парень определённо постепенно возбуждал в Чонине симпатию. Было в нём нечто особенное, «химерическое», располагающее к доверию. Присутствовало ощущение своеобразной сингулярности, иллюзорности того, что рядом с другим человеком не может быть настолько комфортно. С ним он впервые за последние годы чувствовал уют и лёгкость. Был ли это хороший повод подпустить его чуть ближе? — Это что, шутка? — Я серьёзно, будь моим водителем. Ты мне симпатичен, и я хочу узнать о тебе больше. Но я ценю твоё время и обещаю щедро платить, — Чонин на мгновение жалеет о том, что озвучил свою просьбу. Как можно было предложить настолько ответственную работу какому-то парню из подворотни? Может это и опрометчивое решение, но об этом он пожалеет не сейчас, позднее. А пока, жребий брошен, пути назад больше нет. — Хорошо, — на удивление быстро соглашается Чанбин, но в голосе сквозит непонятная тревога. / end flashback / — Давай быстрее, часы посещения скоро закончатся, — Чонин старается контролировать тембр своего голоса, но недовольное выражение лица слишком очевидно выдаёт его раздражение. — Только следи за дорогой. — Как скажешь, — уже успев привыкнуть к такому тону, отвечает Чанбин и поворачивает голову обратно. Лёгкий, едва заметный удар о капот, заставляет резко вдавить на тормоз. — Твою мать.. Одно неверное движение может свести на нет всю вашу жизнь. Одна ошибка, и вы неминуемо погибли. Так странно было осознавать, что малейшая неловкость, обычная заминка стала причиной мгновенного столкновения. На секунду всё вокруг затихло. Внезапная пелена потихоньку спала с глаз, но в голове до сих пор слышался лишь тихий свист, сменяемый ужасающими мыслями. ..Этого ещё не хватало. — О, Боже, вы в порядке?! — тут же выскочив из авто спрашивает Чанбин, судорожно осматривая лежащего на асфальте парня. На его левом виске начинает виднеться сочащаяся кровь, глаза прикрыты - ответа очевидно не последует. Он опускается ниже и трогает пульс. «Ещё живой», — проносится в голове, и он облегчённо выдыхает. — Эй, ты чего там копаешься, — уже начиная выходить из себя, выкрикивает Чонин. — Разберись с этим побыстрее. — Чтоб тебя, — не выдержав ругнулся Чанбин, а затем гневно взглянул на раздражителя. И если взглядом можно было убить, именно это он сейчас бы и сделал. — Если ты забыл, то я тебе напомню. У меня срочные дела и мне нужно, чтобы ты, как можно скорее, отвёз меня в больницу, — высунувшись в окно, ёрничая напоминает Чонин, делая небольшие паузы перед каждым следующим словом. А после чего несколько раз стукает по циферблату часов на запястье. — Туда нужно не одному тебе, — резко открыв заднюю дверь и ложа обездвиженное тело в салон, также грубо отвечает Чанбин. И захлопнув её садится обратно за водительское. — Давай прыгай на переднее и поехали в неотложку. — Эй, ты в своём уме? — несколько опешив, говорит Чонин, но всё же пересаживается из-за нехватки места. — Забыл, что со мной сделает отец, если вдруг в СМИ прознают, что сынок «крупной шишки» сбил человека? — И что ты предлагаешь? Он истекает кровью, — уже пристёгиваясь и заводя машину рявкает Чанбин. — По-твоему будет лучше, если потом он пойдёт в полицию и доложит на тебя? — Поехали обратно домой, — буднично приказывает Чонин, не особо старательно изображая на лице заинтересованность. А его глаза даже не пытаются скрыть холодное безразличие. — О чём ты вообще говоришь, что мы там забыли? — попытавшись найти хоть долю смысла в словах Чонина, спрашивает Чанбин. — Хватит пререкаться. Мы просто привезём его домой, он придёт в себя, и я улажу этот вопрос. — Что ты собираешься... Нет, только не говори, что будешь предлагать ему деньги, — он уже знает ответ, но хочется удостовериться в своей догадке. — Поехали уже, — откинувшись на сиденье и уставившись в окно, безучастно процедил Чонин. — И в этот раз, пожалуйста, без происшествий. Чанбин всего на мгновенье задерживает свой взгляд на его прозрачном и безэмоциональном лице. «Вот же сопляк», — гадко проскальзывает в голове, но парень быстро гонит эти мерзкие, жёлчные слова, застывшие на языке, прочь. Затем ещё пара секунд уходит на то, чтобы удостовериться о состоянии пассажира на заднем. И вот, автомобиль пересекает ещё недавно не оживлённую магистраль, теперь уже быстро направляясь домой. Чанбин правда пытается сосредоточить взгляд перед собой, на дороге, но в памяти до сих пор мелькает лицо парня, а в сознание скребёт и въедается странная мысль, о том, что всё это не случайность. Шестое чувство точно не может подвести. «Проще уж совсем ничего не чувствовать. Так будет проще..», — настойчиво твердит голос в голове, больно отдавая в висках. А по телу проходит крупный мандраж только от воспоминания о резком толчке, и том, как салон наполняется тошнотворным запахом крови. Чонина прошибает насквозь, словно от звука спускового крючка, натурально потряхивает от такой запрещённой действительности, и он с большим усердием делает вид, будто всё по-прежнему в полном порядке. Знал бы Чанбин, что на самом деле творилось с ним в тот момент. Что скрывалось за той ледяной маской отстранённости и бесчувственности. Длинная открытая трасса с каждой секундой всё сужается и сужается, петляет задворками, а потом и вовсе выходит на просторный переулок, открывая взору широкий мощёный проспект. Вокруг лишь небольшие частные домики, укрывшиеся за высокими заборами, и стеклянно-бетонные небоскрёбы, уходящие далеко в небо. Богатенький район. Автомобиль въезжает в просторный двор и останавливается прямо у входных дверей большого светлого особняка. Чонин выходит из машины, оглядывая дом и двор, а после чинно поднимается по широким ступеням внутрь. — С возвращением, молодой-господин Хван, — встречает мажордом негромким спокойным голосом. Следом заходит Чанбин, неся на руках парня без сознания. Он кивает на входную дверь, и мужчина без лишних вопросов закрывает за ними, возвращаясь к работе, в то время как он сам направляется прямиком в главную холлу. Чонин располагается на небольшом кресле, в двух метрах от гостевой софы. Сначала молча наблюдает за тем, как Чанбин достаточно ловко справляется с обработкой и перевязкой ран, а после чего отворачивается, уже разглядывая недавно отцветший сад, находя это гораздо интереснее полумёртвого тела. Да, так проще. Проще скрыть свою неуёмную тревогу и панику за стойким железным занавесом безразличия.