Просто нечего нам больше терять Всё нам вспомнится на страшном суде Эта ночь легла как тот перевал За которым исполненье надежд.
Это не было внезапно. Это подкрадывалось медленно неотвратимо и предсказуемо, но Брок решил, что он бессилен. Брок сдался. Он сдался, увидев лучшее оружие Гидры и справедливость Америки, действующих синхронно, выверенными до миллиметра движениями. Брок сломался в тот момент, когда сказал Капитану Америке "ничего личного". Он доломался, когда запросил обнуление для Зимнего солдата. Если бы кто-нибудь сказал командиру группы огневой поддержки - Броку Рамлоу, что тот слабый, Брок Рамлоу бы сломал ему нос. Но кто бы знал, что творится в голове Рамлоу, когда он хмурит брови, скалит зубы, приподнимая верхнюю губу, и отправляется в Трискелион. Это буря, шторм, без спасительного корабля, без спасительной суши. Он сам сломал свою жизнь и себя. Своими руками похоронил себя под развалинами трискелиона. Брок знал, что он не был близок ни с одним из них, знал, что ни один из них не подозревал о пристальном внимании со стороны командира, но все равно было паршиво и кошки скребли на душе.***
Запах медикаментов, писк мониторов и чересчур громкая тишина. Три вещи, которые Брок ненавидит при пробуждении. Ну еще конечно же боль во всем теле. Наручники на запястье тоже не самая приятная вещь. И пока осознание пиздеца не приходит в его затуманенную морфином голову, Брок не торопится открывать глаза. Он не открывает глаза даже тогда, когда дверь с грохотом открывается, Брок лишь сжимает челюсть. - Доброе утро, Мистер Рамлоу. Спешу сообщить, что вы будете вполне здоровы, у вас обширные ожоги на левой части торса, колотые и рваные раны, три сломанных ребра. Были. Останутся шрамы. Немного на лице, но уверен в Рафте вас все еще будут считать красавчиком, - врач перелистнул какие-то бумаги и сверился с монитором, Броку не нужно открывать глаза, что бы понять это, - Приговор вам вынесли три месяца назад, и теперь вы достаточно здоровы, чтобы перевестись в тюремный медотсек. - Воды - хрипит Брок, надрывая связки, словно наждачной бумагой проезжаясь по горлу, все равно что песок глотать. - Воды тебе? - приятный бархатистый голос усмехнулся и обошел койку. Секунд пять тишины. Затем из стакана полилась струйка холодной воды на лицо Рамлоу, от чего тот сначала вздрогнул, а затем оскалился. Удивлен ли он? Нет. Совсем рядом с ухом слышится дыхание, а затем голос с явным презрением едва слышно говорит, - Мой друг остался инвалидом, ты - кусок дерьма. Брок резко распахивает глаза и встречается взглядом с темно- карими, почти чёрными. Он выдерживает зрительный контакт секунд пять, а затем пытается достать до кудрявых волос, но наручники вынуждают его вернуться обратно. Брок отвечает оскалом на оскал и провожает взглядом врача. После этого Брок три часа пролежал в давящей на уши тишине, и только когда за окном стало темнеть, за дверью послышался шум, тяжёлые шаги в берцах и в комнату ввалились с дюжину боевиков. И дуло автомата каждого бойца смотрело в лицо Рамлоу, эта ситуация предстала ему столько комичной, что Брок все же рассмеялся, но тут же закашлялся и попытался сглотнуть вязкую слюну. Мужчина, находившийся ближе всех к койке Брока махнул рукой и его не церемонясь перенесли на подъехавшую каталку. Все тело прострелило болью, словно ему наяву ломали кости изнутри. Это паршивое чувство, когда ты месяцами лежал на койке неподвижно, даже не осознавая происходящее вокруг, а мир жил своим чередом. Но теперь, когда ты проснулся, твое сознание все еще такое же, что и год назад. Для тебя не было этого года. Теперь, когда ты проснулся мир устраивает тебе взбучку, затягивает неготового тебя в круговорот событий. Ослабленные, частично атрофированные мышцы вопят, просят о помощи, такие нагрузки им не по силам, для них это пытка. В коридоре он не встречает никого лишнего, ни одного пациента, решившего прогуляться перед сном по больничным коридорам. "Перекрыли" - усмехается себе Рамлоу. Его грузят в грузовик, и — после нескольких хлопков по стальной двери — машина трогается. В машине пахнет потом, порохом, оружейным маслом. Тем, к чему за всю свою жизнь привык Брок, и чего ему не хватало в больнице для ощущения почвы под ногами. По ощущениям они покинули город, когда машина передним колесом наехала на мину, она подлетела и перевернулась. Брока припечатывает каталкой к крыше грузовика, а в салоне происходит возгорание, не оставалось сомнений, что частично обгорелые и пронзенные осколками стекла водитель и парнишка на переднем сиденье мертвы. Два охраника, находившиеся с ним не подавали признаков жизни. Брок слышал еще несколько взрывов и выстрелов снаружи. Брока захлестнула паника. Он очутился в кошмаре наяву, вернулся под обломки трискелиона. Перед глазами тут и там проскакивали картины тех десяти минут в сознание, что Брок провел под обломками. Его глаза судорожно метались из угла в угол. Каталка вдруг оказалась железобетонной плитой, из которой торчит кусок арматуры и словно булавка прокалывает правый бок Рамлоу. Арматура рвет неровным концом ткани, сосуды, органы, мышцы, нанизывает словно шашлык. Ироничности прибавлял подкрадывающийся с другой стороны огонь. Выстрел совсем рядом вернул Брока в реальность, где плита вовсе не плита, а просто каталка. Но ее скинуть с себя стоило больших трудов. Брок дернул ручку двери и толкнул ту. Из машины он буквально вывалился и ползком устремился к обочине. Мышцы его все еще не слушали. Но на взводе и с приливом адреналина ему казалось, будто с каждым следующим усилием он лучше контролирует свои конечности. Собрав всю силу воли, что у него была, он на дрожащих руках поднялся на четвереньки, мелкие камушки впивались в кожу даже сквозь штаны. К нему подошел некто огромный, тень от его массивной фигуры упала на Брока загораживая свет от огня. Ему протянули руку в таких же мозолях, как у него самого. И Брок не признал в нем своего зама, пока не ухватился за протянутую руку и не поднял голову. - Роллинз. - Командир. За спиной Роллинза появились еще двое крепких парней, но явно уступающие этому бугаю. Закинув руки Брока себе на плечи, они двинулись в противоположную от дороги сторону. Там в километрах трех от трассы одиноко стояли пара джипов. Все молчали, но всем было, что сказать. Даже Роллинзу. Брока сгрузили в один из джипов, за руль которого сел Роллинз, на переднее пассажирское сиденье сел Олав, а все задние места занял Брок, развалившись там. Оказавшись эту минуту здесь радар пиздеца отключился, а Брока просто вырубило, будто все силы разом его покинули. - Ты думаешь он будет в порядке? - спросил Олав, открывая окно и вытаскивая из недр бардачка давно позабытую там пачку сигарет. - Никто из нас уже не будет в порядке Ларсон - Джек потянулся и выхватил из рук друга сигарету, затягиваясь и возвращая ее обратно. Эта ночь была холодная, эта ночь была сложная, но эта ночь так же была и началом чего-то нового для потерявшихся наемников. Они без цели, без надежды, потерявшие добрую часть своих братьев год назад, думавшие что потеряли так же и своего командира. Но они соберут себя воедино, оклемаются и снова ринутся в бой. Как учил Брок, то что они все вместе взращивали в себе в своем характере годами. То что не отнять кучке позеров в трико, то что не отнять кучке шантажистов, верующих в мировое господство. Пирс мертв, Гидра нет, Щ.И.Т. нет. И обе команды хотят себе их головы на блюдечке с голубой каемочкой. Выкусите. Брок и его верные псы возвращаются в игру со смертью.