В пору девятой луны

- Знаете, учитель, - Мегуми вздыхает так, словно на его плечах расположился камень весом в тонну, - мне кажется, наступит момент, когда Вы опоздаете даже на собственные похороны, - он не смотрит на тихо подошедшего сзади мужчину, пытаясь дочитать последнюю строку в абзаце книги, которую начал познавать несколько дней назад. Сейчас литературное повествование его увлекало гораздо больше, нежели причина, по которой нерадивый Годжо снова задержался, а впрочем, причина как всегда и так известна. – Будете стоять в очереди за моти, и попустите такое торжество в свою честь, - парень говорит настолько убедительно и серьёзно, что Сатору на какое-то мгновение даже расстраивается его утверждениям, но, прижав в груди пакет с вкусностями, довольно улыбается – ради моти стоит жить вечность. - Что ты злой такой, я поделюсь с тобой ими тоже, сразу подобреешь, - присаживается рядом на скамью, замечая, как Мегуми легко качает головой в отрицании – в этом весь Годжо - взрослый ребёнок. - Спасибо, у меня свои есть, - Сатору отклоняется, замечая на лавке по правую сторону от ученика узелок, в котором наверняка таились приготовленные им угощения. Под повязкой зрачки самопроизвольно расширяются от представления, что за прошедшие пять лет Фушигуро усовершенствовал свои кулинарные навыки, и теперь его сладости еще более восхитительны. - Угостишь ведь? – потирая ладони, заглядывает в лицо парню, отодвинув книгу вниз, дабы тот обратил на него внимание. - За поцелуй, - брюнет захлопывает фолиант, резко поднимаясь на ноги, и подхватывая еду, неторопливо идёт по узкой дорожке парка, вдоль которой, как и тогда, в его детстве, цвели прекрасные хризантемы. Если бы Мегуми в тот момент обернулся и мог увидеть глаза Годжо через плотную чёрную ткань, он бы знал, что те вспыхнули ярким оттенком – так небо выглядит ясным утром, пронизанное лучами солнца. Младший надеялся, что ему посчастливиться часть прогулки провести в тишине, чтобы обдумать прочитанное. Но «тишина» и «Годжо Сатору» это полные антонимы, что тот и доказал, как только поравнялся с Мегуми на тропинке, обогнув молодую парочку держащуюся за руки и фотографирующуюся на ходу. - Это так мило, мммм, тоже подобное хочу, - тянет Сатору, продолжая заглядываться через плечо на молодых людей. - Что мешает воплотить желаемое в действительное, всё в Ваших руках, - Фушигуро приостанавливается возле композиции из хризантем в виде слона в полный рост, с интересом рассматривая, представив, что так мог бы выглядеть его шикигами Бансё, тут же ощутив, как вдоль его позвоночника вниз, бегло, и едва осязаемо, скользнула рука учителя. - Интересно, как подобное создают, - неугомонный мужчина вполне серьёзно собирался перебраться через ограждение, отделявшее все подобные композиции от посетителей, чтобы раскрыть этот секрет, но ловкая рука успела схватить его за пояс юката, удерживая на месте. - Нельзя, - строго сообщает младший, не отпуская одежду. - Знаешь, а ведь туда, куда мы отправляемся тоже нельзя, - не может не улыбаться Сатору, осознавая, что тем самым подколет Мегуми, ведь именно он тогда, будучи еще ребёнком, увидел то чудесное место, в котором они решили отдохнуть и в эту пору девятой луны. - Это немного иное, - отводит взгляд младший, понимая, что Сатору на самом деле всё-таки прав, чего нисколько не хотелось признавать, ведь тогда, придётся отказаться от посещения места, запавшее в душу несколько лет тому назад. - Всё в порядке, - проводя пальцами по тёмному затылку, немного забираясь кончиками в волосы, - там нет ограничительного предупреждения, значит, нам можно. - Никому нельзя, - неунимался правильный Мегуми, приостанавливаясь аккурат возле того самого места, с которого в прошлый раз они шагнули за живую изгородь, открыв для себя прекрасный вид со склона. Ничего не отвечая, Годжо крепко обхватывает длинными пальцами тонкое запястье юноши, увлекая за собой сквозь щекочущие кожу ветви. Им можно. Недалёк был тот час, как солнце начнёт приближаться к горизонту, постепенно окрашивая в оранжевые оттенки белые хризантемы у подножья холма. - Уже не синие, - подмечает Фушигуро, огорчаясь, что в этот раз он не увидел того же, что запечатлелось в его детской памяти – переливчатый океан из всевозможных оттенков голубых и синих цветов. - Наступит время, и сюда снова их вернут. - Мы не можем знать, посчастливиться ли, увидеть подобное снова. - Но мы можем дать друг другу обещание, что будем приходить сюда каждый год, дабы не пропустить этот момент, что скажешь, Мегуми? - Сатору становится вплотную позади, смотря сначала вниз, на лёгкое колыхание полностью распустившихся цветов, постепенно переводя взгляд на неприкрытую лёгкой тканью кимоно линию шеи собеседника. Мегуми тоже расцвёл, не уступая цветам на плантации внизу. - Не стоит давать обещаний, которые, не уверен, что сможешь сдержать. Пусть на всё будет воля случая, - парень резко разворачивается, почти врезаясь в Годжо, но ловко обходит его, садясь на подстилку, жестом приглашая Сатору к трапезе. Мужчина так и не смог разгадать загадку, почему сладости его подопечного намного вкуснее покупных, ведь он был ещё так юн, как ему удавалось столь искусно овладевать едва ли не всем, за что берётся. - Наверное, ты продал душу Люциферу, иначе как еще можно объяснить, что твои моти нежнее, мягче, и ароматнее тех, которые уже более двадцати лет недалеко от школы продаёт тётушка. - Может, дело не в Люцифере?.. – парень смотрит в упор, отпивая всё еще горячий чай, посудину с коим держит обеим руками. – Что если, я просто способный, Вы ведь сами мне об этом говорите. - Это да, - Годжо распирает гордость за ученика, отражаясь на лице довольнейшим выражением. – Но ведь я подразумеваю твои успехи как шамана, - покупная сладость, будучи лишь раз надкушенной, отправляется обратно в пакет. Всё же в приоритете то, что было приготовлено брюнетом. – И хватит уже мне говорить «Вы», я не такой ещё и старый, - деланно обижается старший, жуя сладость в форме полумесяца. На что Мегуми выдаёт краткое «Хорошо», оставляя в догадках, было ли это согласие касаемо его возросшей магической силы, или всё же он не станет более фамильярничать с учителем. - Что ты можешь сказать о Кугисаки? – мужчина оторвал от куста цветок нежно розового окраса, медленно выдёргивая из него по лепестку, словно гадая на несчастном ребёнке природы «любит, не любит», роняя их на собственные колени. Мегуми в непонимании поворачивает голову, прекратив вдумчивое созерцание заката. - Уверен, её магический потенциал довольно перспективен, я видел, что она может, и понимаю, что это не предел силы, которую способна выдать, - честно излагает собственные мысли касаемо девушки, немного удивляясь столь внезапной теме. Сатору кивает, роняя очередной лепесток. На стебле осталось ещё два ряда. - Она ведь красивая? - Прости, что?.. – Фушигуро кажется, что он наверняка неправильно понял вопрос, ведь, какое ему ныне дело до красоты еще одной ученицы его преподавателя. - А Итадори красивый? – не унимается Годжо, отрывая еще пару-тройку лепестков. - Сукуна красивый, - язвит Мегуми, закручивая термос с напитком, не позволяя ему остывать. Сатору кривится от упоминания двуликого, вспоминая, как его дополнительный рот и глаза то и дело появляются на лице сосуда, отрывает последний лепесток от стебля, чему-то счастливо улыбаясь в этот момент, и нагло опускается затылком на колени Мегуми, вытягивая своё длинное тело, которому недостает места на покрывале – босые ступни слегка холодит трава. - Врать нехорошо, - заводит руки назад, через шёлковую ткань одеяния лёгкими прикосновениями гладит спину младшего, ощущая, как тот напрягается, вытягиваясь, словно струна на музыкальном инструменте, и лишь лицо не выдаёт никаких эмоций. - Задавать глупые вопросы еще хуже, - парень не знает, куда теперь, когда собственные колени заняты, деть руки, и просто опускает их на ключицы Сатору, замирая, будто в ожидании, что тот снова выкинет какие-то коленца. Подозрительно долго старший маг молчит, прекратив перемещать ладони по спине, вынуждая собеседника в какой-то миг подумать, что он задремал. Мегуми смотрит на освещаемое алым лицо, бледность которого во всей красе отсвечивает окрас вечернего солнца, ловя белоснежными волосами красные переливы заката. Парень осторожно пропускает ладони под затылок Сатору, развязывая повязку. Ему до покалывания в грудной клетке хочется видеть, как белые ресницы сильнейшего взметнутся, приняв на себя солнечный свет, который скоро исчезнет за горизонтом. Сатору не выдаёт себя, пока пальцы справлялись с узлом на ткани, но когда Мегуми осторожно, чтобы не разбудить, убирает её в сторону, видит, что на него смотрят невероятные глаза, единственные небесные глаза во вселенной. - Я вот всё это время умиротворённо любуюсь тобой и думаю, - наконец произносит Годжо, и брюнет ожидает ни что иное, как очередной глупый выпад, - когда же, наконец, можно будет тебе заплатить по счетам за моти? – мужчина как никогда серьёзный, и это удивляет Мегуми куда больше, нежели сам вопрос. - Я ведь пошутил, - неожиданно для себя же, тушуется парень, и думать забыв, что его наставник вообще обратил внимание на эту фразу про оплату. - С таким не шутят, мальчик мой, - тембр голоса Сатору меняется на более глубокий и бархатистый. Если закрыть глаза, то осязаемо это ощущается как касание махрового цветка к обнаженной коже, и Мегуми неосознанно задерживает дыхание, представив это. - В таком случае, пожалуй, стоит брать оплату сейчас, пока это еще уместно, - парень склоняется ниже, оказываясь совсем близко к лицу собеседника. Он нисколько не боится быть непонятым, и ничуть не стыдно, но очень волнительно ощущать чужое дыхание на своих губах, прежде чем мягко сминает их своими в почти целомудренном поцелуе. Сатору улыбается, щуря глаза. - По мне, это слишком незначительная плата, за такие угощения, - поднимаясь, поворачивается, становясь на колени перед Мегуми. – Последний лепесток, - смотря немного с высоты своего роста, поднимает правую руку вровень синих глаз, меж указательным и большим пальцем которой, до сих пор был зажат конечный вырванный из цветка, - сказал мне, что ты желаешь большую оплату, нежели сам взял, - пальцы разжимаются, роняя его куда-то парню за ворот, - и кажется, я не имею ни малейшего желания противиться этим указаниям свыше. Зрачки Мегуми расширяются, практически заполняя чернотой всю радужку, когда Сатору берёт в тёплые ладони его лицо, предварительно скользнув ими по рукам, нежно оглаживая большими пальцами скулы, и пристально смотрит в глаза, зажигая в их темени звёзды. Старший улыбается тому, как розовеют щёки человека напротив, как его глаза поглощают небесный взгляд блондина, и как рука с тонким запястьем уверенно скользит по его одежде на груди вверх, чтобы завернуть на шею, зарыться пальцами в белизну волос, властно притянуть к себе, приоткрыв губы. И Сатору целует. Неторопливо, без напора, но почти сразу глубоко и чувственно, вынуждая Мегуми цепляться второй рукой за своё плечо от нахлынувших эмоций, сминая в кулак лёгкую ткань. - Если я и продал душу Люциферу, - выдыхает Фушигуро, тут же вновь ловя поцелуй, перемещаясь по щеке губами к скуле, - то только тому, - зарывает обе руки в светлые волосы, любуясь как те отбрасывают красные блики, - у которого глаза цвета небес, - парень тянется, немного приподнимаясь, оставляя легкие прикосновения губ на прикрывшихся веках в волшебном обрамлении белоснежных ресниц. - Всё-таки красивый в итоге я, получается, – не может сдержать свою неугомонную натуру Годжо, игнорируя закатывание глаз Мегуми на это утверждение, ведь вот он, в его руках, наконец-то Сатору дождался того момента, когда его любимый ученик достаточно вырос для распознания собственных чувств. - За что ты мне такой несносный? – парень горестно упирается лбом в грудь старшего, скрещивая руки у него на шее, почти повиснув. - Наверное, за то же, за что и мне такое благословение в твоём лице, - обхватывая стройное тело, прижимает к себе, крепко-крепко, как будто желая дать Мегуми сразу всё тепло и поддержку за те годы одиночества, в которые они оба недополучали этих эмоций. - Ненавижу тебя, Годжо Сатору, - абсолютно беззлобно говорит зажатый в крепком кольце рук. - Настолько ненавидишь, что молчаливо любишь уже столько лет, - целует в макушку, прильнув к ней щекой. Мегуми сразу отзывается положительным кивком. Нет смысла отрицать, нет смысла дальше делать вид, что он ничего особенного не испытывает к величайшему магу нынешнего времени, и он уверен, это не просто благодарность, это то, что будет двигать его помыслами, действиями, чтобы как можно дольше не погибнуть в битвах с проклятиями. Сатору глубоко втягивает вечерний воздух, тут же с облегчением выдыхая его обратно, получив подтверждение своим догадкам. Возможно, теперь он пересмотрит собственное суждение о том, что все маги умирают в одиночестве. По крайней мере, у них наверняка есть причина долго не завершать свой жизненный цикл.