Клыки

      — Тебе стоит постричься, — замечает Алина, рассеянно перебирая волосы мужа.       Он лежит, положив голову ей на колени и полуприкрыв глаза.       Николай взял за правило не показывать своих уязвимостей рядом с Дарклингом.       — И испортить мою лихую внешность? Нет уж.       Нить тьмы, трепеща под загорелой кожей в такт пульсу, скользит по его горлу. Нахмурившись, Алина призывает свет и касается пальцами места, где клубится сгусток тьмы. Тот рассеивается.       Николай стонет. Прошло пятнадцать лет, а Алина так и не знала, доставляет это ему удовольствие или боль.       Николай так же взял за правило не показывать своих уязвимостей рядом с Алиной.       — Если бы твоя красота зависела только от стрижки, то твое эго не было бы таким большим.       — Ах, она огрызается!       Алина бросает на Николая насмешливый взгляд, нагибается и легонько прихватывает зубами горло, прежде чем поцеловать. На этот раз Николай стонет от удовольствия, и Алина прячет улыбку на его коже, когда на них обоих падает тень.       — Ты опоздал, — говорит она Дарклингу, не поднимая глаз. Они отдыхают в личном саду, примыкающем к царским покоям Большого Дворца. Где-то в этом полушарии наступила зима, но в Равке сейчас лето, особенно в этом райском уголке. Время, когда Алине трудно было сотворить нечто подобное, теперь кажется таким далеким; она старается не ворошить прошлое.       Это путь безумия. К такому выводу они пришли с Николаем после первых хаотичных лет своего правления.       Александр раздраженно фыркает.       — Кто-то же должен управлять страной, пока вы двое… отдыхаете.       Алина чувствует, как напрягается Николай. Со вздохом она поднимает голову и откидывает за плечо копну белоснежных волос.       Даже спустя столько лет смотреть на Дарклинга сродни удару под дых. Его волосы (длиннее, чем у Николая) собраны в низкий хвост, несколько выбившихся прядей обрамляют лицо. Если король овладел искусством претензионной неряшливости, то у его генерала были в распоряжении столетия, чтобы отточить это мастерство до совершенства. Солнечный свет ласкает его бледное лицо, бросая тень на холодные глаза и едва заметную паутину шрамов, когда они встречаются глазами.       — Ревность не делает тебя краше, — лжет Алина.       — Не ты управляешь страной, — огрызается Николай.       Алина подумывает прервать назревающий спор и просто уйти, но жара порядком разморила ее. Она прислоняется головой к дереву позади и закрывает глаза, пока Дарклинг и Николай обмениваются колкостями.       — Если вы так беспокоитесь о том, у кого больше власти, я всегда могу срезать вершину с другой горы, — бормочет она, когда они пытаются испепелить друг друга взглядами. Мужчины, честное слово.       Возникает пауза. Молчание одного из этих людей опасно; молчание обоих может стоить жизни. Алина приоткрывает один глаз.       — Вообще-то, — начинает Николай, его голова по-прежнему покоится у нее на коленях, но голос звучит царственно, — это спорное утверждение.       Алина распахивает глаза и смотрит на них. Бесстрастие Александра сменилось леденящим душу предвкушением. Ее рука сильнее стискивает волосы Николая.       — Парем находится под нашим контролем, — говорит он.       — Как и времена года, в некоторой степени.       Алина дергает его за волосы, и Николай смеется.       — Фьерда ждет, — заканчивает Дарклинг. — Было бы грубо мучить их неопределенностью.       Все началось так давно, что Алина уже не помнит, когда оставила попытки предотвратить войну. Может, после рассказа о фьерданском знамени из кафтанов. Может, после того как руководила захоронением сожженных на костре тел. Или когда увидела, как гриш умоляет дать ему новую дозу парема.       Оба мужчины ждут ее ответа. К счастью для горных хребтов Равки, Алине не нужно напоминать о своей силе.       — Постригись, — наконец велит она, глядя на Николая. — Если мы собираемся построить империю, ты должен выглядеть соответствующе.