Влюбиться в него — исход фатальный

Я выпрыгиваю с заднего сиденья машины, отряхивая свои темно-изумрудные вельветовые штаны и поправляя подвернувшийся серый топ. «С возвращением!» Тот же забор, та же тропинка, я вновь оказываюсь на пороге этой чертовой академии, только в этот раз оптимизма у меня больше. За всю неделю, проведенную у себя дома, я отвыкла от ритма жизни, и даже сейчас возвращение на уроки и тренировки было для меня в диковинку. Что здесь изменилось? Мне кажется все. Мама вылазит из машины следом, поправляя свой непревзойденный строгий наряд бежевого цвета, состоящий из длинного, по колено, обтягивающего вязаного платья с длинными рукавами-фонариками и маленькой шнуровкой на вырезе декольте — Ребекка как всегда бесподобна. Ее грация и строгость в сочетании с такими вещами только добавляет ей элегантности и аристократичности. Она как невинный лебедь, скрывающий за белыми перьями свой жесткий волевой характер. Я достаю рюкзак и закидываю на плечо, пока мама что-то говорит Винчестеру и захлопывает дверь. Вся семья в сборе. — Мы должны уложиться за час. Я пока поговорю с директором Кроули, а ты подожди меня возле своей комнаты, — говорит Ребекка, пока мы идем по центральной тротуарной плитке, как когда-то я шла в первый раз… — Думаю, твое присутствие будет лишним, поэтому я заберу ключи и вернусь к тебе. Как раз проверю, как обработали помещение. — Как скажешь. Мы доходим до главного здания, и мама исчезает за дверьми школы, а я остаюсь одна. В силу своего бахающего адреналина, не могу усидеть на месте и ждать, как покорная собачка свою хозяйку. На часах 9 утра, думаю, не очень хороший вариант стоять под дверьми своей комнаты и кого-то дожидаться, поэтому, быстро подумав, решаю заскочить в мужской корпус «11 А» класса, занести Малю его же вещи, которые он с радостью одолжил мне в тот роковой день… «Интересно, как он?» Я толком не успела попрощаться, как в тот ужасный день директор Кроули вывел меня за руку, как преступницу, прямо из ванной комнаты. Мне даже не дали обмолвится с ребятами. Все, что я успела сделать, так это приобнять Маля и услышать добрые слова Кристофера, чтобы я не опускала руки… «Интересно, как там близнецы?» Паника окутывает тело, а кулак нависает прямо над дверью. Одной рукой я придерживаю его вещи, а другой неуверенно пытаюсь постучать. Конечно, глупо завалиться в воскресенье утро в такую рань. Думаю, не сложно догадаться, что в субботу Маль наверняка со своими дружками где-то тусил и сейчас отсыпается, но и у меня нет лишнего времени. Я еще должна поговорить с Мими. Стук. Прикусываю губу, когда чувствую в своем животе образовавшийся узел. «Успокойся, Уокер! Не будь такой трусихой!» Дверь открывает он — высокий, взлохмаченный, видимо, только проснувшийся Маль, у которого необыкновенное сонное личико. Парень щурится, зевая, прикрывая рот рукой, а затем удивленно спрашивает: — Вики? Что ты тут делаешь? — он приоткрывает дверь и смотрит прямо на меня. Я теряю дар речи от его сонного голоса, который сразу пробрался под мою кожу, вызывая волну мурашек. — Я заскочила… — За-а-ай! Это кто? — перебивает до жути писклявый и знакомый голос. Мурашки тут же исчезают, а на смену умилению приходит злость и стыд. Полуголая Сара, завернутая в одно полотенце, появляется в дверях, облокотившись на плечо мужчины. — И че эта тут забыла? — она недовольно корчит свое лицо, проводя по мне своим осуждающим взглядом. «Какая же я идиотка!» Розовые очки спадают с глаз, разбиваясь на сотни мельчайших осколков, когда перед глазами оказывается жестокая реальность. Сладкий мир, который крутился в моей голове всю неделю, просто напросто рушится, смывая с себя яркие краски будущего. Я не могла поверить… Нет, не то чтобы я верила в наше с парнем сближение после той ужасной ночи, но надежда на маленький шанс, что у нас наконец-то все пойдет на лад, терзала из-за дня в день. Как же я ошибалась. — Спасибо за одежду! — улыбнувшись фирменной улыбкой, вручила парню его же одежду и попыталась поскорей уйти, сдерживая себя из последних сил. «Господи, когда же ты пошлешь мне мозги? Почему так больно?» Выйдя на улицу, жадно заглатываю воздух, обнимая себя руками. По телу сразу струится мелкий ток, покалывая грудь и плечи. Тело окутал легкий холод, после которого сразу захотелось принять ванну и смыть с себя всю ощущаемую грязь. На самом деле, я сама виновата… Виновата в том, что позволила мечтам обдурить свое сознание, рисуя в голове приятную картину того, как я вернусь в академию и жизнь пойдет в гору. Все было слишком предсказуемо, можно сказать, ожидаемо. На что я надеялась, на теплый прием? Или на то, что Маль встретит меня с распростертыми объятьями прямо около ворот? Я не маленькая девочка, не ребенок. Мне стоит запечатать свои чувства на прочный замок и вернуться к своему прежнему образу, когда не было таких ощущений. Когда я не чувствовала себя полным куском дерьма и не ощущала стыд пред человеком мужского пола. Я уважаю Маля, как бы глупо это не звучало. В последнюю нашу встречу, в последний день он открылся для меня с другой стороны, показав, что способен на нечто большее, чем просто унижать женский пол. Может, он просто испугался? Такие мысли присутствовали в голове, но все же испуг — это не показатель того, что человек вот так резко поменяется в отношении к другим. Он мог бросить меня, оставив одну разгребать все дерьмо, мог не поддерживать Мими, не пытаясь ее успокоить, да он мог просто-напросто уйти, но не сделал этого… Наверное, по большей части его бы потом просто загрызла совесть, но я хочу надеяться, что он поступил так только из-за теплого отношения ко мне… Эгоистично! Пускай! Успокоив нервишки, мне пришлось мучительно долго отсидеть на скамье, закинув голову прямо под небом. Пушистые облака неимоверно бежали по голубому полотну, давая моей фантазии развидеть замысловатые картинки, проникаясь природой. Порывистый ветер обдувал щеки, заставляя мои волосы то и дело лезть ко мне в рот и на все лицо, что крайне не давало расслабиться и подумать. Хотелось оказаться на берегу теплого океана и помочить щиколотки в пенистых волнах пляжа Манхэттена. Хоть мы, местные, не любим ходить на туристические пляжи нашего города и предпочитаем летать на другие, более комфортные курорты, но мне сейчас крайне не хватало морского освежающего бриза и легкого шейка в руках. Жизнь как будто в старом немом кино. Черно-белая, без запаха, без звуков… Я не нужна ему… Надо собраться. Вспомнить, кем я была еще месяц назад! В кого я превратилась? Почему я позволяю сидеть себе здесь и сейчас и пускать сопли? Где та старая я? Подсознание твердило взять себя в руки, но сердце предательски ныло в груди. Изнеможение — чувство, гуляющее по всему телу, не давало покоя, принося лишь боль. «Жизнь — говно, но от жизни нужно брать все, вот я и беру все говно жизни», — ирония. Шмыгаю носом, убирая со рта пряди волос, что приклеились к влажным губам. Делаю глубокий вдох, затаив дыхание, затем медленно выдыхаю, опустошая грудную клетку, приводя себя в повседневный вид. Не хватало, чтобы мама увидела меня в таком состоянии, она очень хорошо разбирается в людях и сразу может догадаться, что со мной не так и по какому поводу. Не дождется! Встаю, гордо задрав подбородок, и отряхиваю задницу. От моего корпуса можно подать рукой, поэтому в ускоренном темпе подхватываю рюкзак и иду к себе… домой. Захожу в корпус и медленно плетусь по коридору, опасаясь, что ждет меня за моей дверью. Конечно, было бы неплохо встретить жизнерадостную Мими и тепло с ней поговорить, рассевшись на моей кровати и уплетая какую-нибудь многокалорийную гадость, но я же понимаю, что последствия после Адиного поступка еще не скоро смогут отпустить девушку. И ей понадобится время, чтобы вернуться в прежнее русло. Быстро добравшись до своей комнаты, не думая ни о чем, дергаю за ручку, надеясь, что мама еще не освободилась, но, видимо, я ошибалась. Дверь распахивается, представляя передо мной одну не из лучших картин, на которую у меня не было желания даже смотреть. Резкий запах хлорки и химозных веществ ударяет в нос, заставляя организм съежиться изнутри. Как здесь можно находиться? Вонь стоит на все помещение, ударяя по голове силой. Час нахождения в таком помещении может пагубно отразиться на моем здоровье, хотя… О чем это я? Когда меня в последний раз волновало физическое состояние? Ребекка стояла около окна, всматриваясь куда-то за тюль, не горя желанием поворачиваться даже в мою сторону. — Если ты думаешь, что я собираюсь тратить время на твои похождения, то ты глубоко ошибаешься, — холодный голос честно разносится по комнате. У некоторых людей Ребекка может вызвать страх одним лишь присутствием, но меня же только забавляет. Я прохожу по комнате, кидая свой рюкзак в угол, и ощущаю некое опустошение. — Единственная твоя задача была — дождаться меня возле двери, но ты вновь умудрилась меня ослушаться. — Как привычно, ты не находишь? — стараюсь не обращать на нее внимание, заостряя свой взгляд на кровати Мими, которая была полностью пустой. — Ты неисправима. — Я — плод твоего воспитания, мама. Ты сама заставляешь действовать меня другим образом, — не понимаю, что происходит, почему в комнате словно чего-то не хватает. Не заостряя внимания, продолжаю: — Я подвластна делать то, что для меня важно, и если я посчитала не ждать тебя возле двери, как покорная собачка, значит, не буду! — Ты невыносима. У тебя нет ни грамма уважения ко старшим! Твое поведение ужасно! — она поворачивается, смотря мне прямо в глаза. — Как и твое! Ты жестокая, отвратительная, обиженная женщина, и знаешь, я рада, что избавилась от такой матери. Здесь, — я глазами указываю на пространство, — у меня хотя бы появились друзья, которые по-настоящему дороги мне и принимают меня любой, не как ты! — Друзья? — с губ Ребекки вылетает нечто подобное на злорадный смех вперемешку с насмешкой. — Виктория, дорогая, я не знаю, в кой момент ты стала такой наивной. Какие друзья? С таким человеком, как ты, не уживется никто, попомни мое слово! Ты слишком самовлюбленна и эгоистична, чтобы с тобой хоть кто-то начинал заводить дружбу. — Вау, я вижу, тебя задели мои слова про обиженную женщину, раз ты так яростно пытаешься вдолбить мне, что я — никто. Боюсь тебя огорчить, твои слова давно потеряли для меня смысл, — присев на кровать, облокачиваюсь на ладони, чувствуя, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Родная мать, которая должна оберегать и любить свое дитя, вот так запросто может бить по больному. Я давно смирилась с тем, что мы с Ребеккой никогда не станем семьей, ведь еще когда я была в возрасте семи лет, она отказалась от меня, пытаясь вымещать на мне все свои обидны и неудачи. На маленьком беззащитном ребенке, который никогда не сможет ей ответить или возразить. Она ужасна — как мать и как личность. — Тебе будет трудно, и я надеюсь, ты возьмешь от этого урок. А сейчас, — она убирает свои руки за спину, явно сплетая в замок, — а сейчас я покину тебя, дав задуматься над моими словами. — Все-го, хо-ро-ше-го! Мамуля. Она удаляется из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь. Не могу сказать, что ее слова ранили меня в самое сердце, но этот разговор мне будет трудно выбросить из головы в ближайшее время. Я полностью ложусь на кровать, обессиленно закатывая глаза. Ребекка, как энергетический вампир, высосала из меня все силы, победно покинув комнату. Предательские мысли взбираются в мою голову, нарочно заставляя думать, а что было бы… Что было бы, если отец не погиб? Может, моя жизнь была бы другой? Может, мама меня любила, и сейчас я бы не находилась здесь? Что было бы, если я все же старалась угодить Ребекке во всем? Старалась усердно учиться, посещать все секции, старалась быть лучшей во всем? Она бы меня любила? Дебильный вопрос! Родители не должны любить своих детей только за их достижения, если бы у нее остался хоть грамм материнства, она бы так не поступила, нашла бы со мной общий язык, попыталась бы понять меня… Но нет. Ей это не нужно, в принципе, как и мне теперь. Лежать становилось невыносимо, поэтому я встала, и мое внимание сразу переключилось на нечто важное, то, что я почувствовала, когда вошла сюда, а точнее наоборот — то, чего не почувствовала вообще… Все вещи после моего уезда остались не тронуты, даже туалетный столик остался все так же захламлен, а на у тумбочке продолжали валяться использованные ватные диски от макияжа… Все было привычно, кроме? Странно, что кровать Мими оставалась пустеть. Голый матрас и ничего больше. Где ее вещи? Подойдя к туалетному столику соседки, с силой дергаю ящики. Ничего. Ни единой помадки или туши. Все чисто. Я машу головой, отгоняя дурные мысли, пришедшие по щелчку пальцев. «Да не-е-е… Не может быть. Что за прикол?» Бросаюсь к прикроватной тумбочке, и там ничего нет. Все вещи соседки, которые раньше валялись по всей комнате, просто исчезли — испарились. Не веря своим глазам, я сажусь на ее кровать, отрицая все произошедшие. Глупо обнадеживать себя, что это все какой-то прикол, и что соседка просто-напросто решила увезти, а потом обратно привезти свои вещи домой. В моих глазах помещение сразу померкло. На смену хорошему настроению пришла апатия — чувство полного отторжения каких-либо мыслей или же восприятия окружения. Мои плечи опустились, и я уставилась на свой захламленный столик, который остался все таким же нетронутым, как и неделю назад. «Стоп, а шкаф?» — это была моя последняя надежда. Мои дурные мысли могут подтвердиться лишь тем, что и там все окажется пусто… — Твою мать… — произношу я, когда понимаю, что весь шкаф Мими пустой. В комнату постучали. Дверь открыла наша учительница по литературе и аккуратно вошла внутрь, держа в руке тарелку с едой. — Виктория, я войду? — поинтересовалась Мисселина, аккуратно подходя к журнальному столику и ставя туда большую тарелку с салатом. — Принесла тебе твой любимый… Ты же вроде всегда его ешь? — ее лицо излучало теплоту и свет, а ее маленькие впалые глаза уныло смотрели на меня, прямо намекая на то, что она сочувствует моему положению. — Детка, ты как? Меня тут просили тебя встретить… Как твое самочувствие? — Почему Мими решила съехать от меня? — резко поворачиваюсь к учительнице, которая начинает трястись от любого жеста, вызывая во мне еще большее раздражение. — Съехать? — ее тонкие брови поднимаются вверх. — А разве нет? Где ее вещи? Почему все шкафчики пусты? — бурлящий вулкан обиды и недовольства уже накрывает меня с головой. — Ох, милая… Она не съехала, — Мисселина присаживается на голый матрас, и я подхожу к ней. — Мими отчислилась с академии. Она с родителями решила перевестись. — Что? — обида, злость, непонимание, разум резко затуманился. — Почему она решилась на это? Это какая-то шутка? — Милая, не горячись так, — она пытается ко мне прикоснуться, но я уворачиваюсь, садясь подальше от нее. — У Мими произошло сильное горе, девочка потеряла своего близкого друга прямо на глазах. Родители приняли правильное решение увести ее домой, чтобы дальше не травмировать психику. — Не травмировать? Извините, я не расслышала, вы сказали не травмировать? — к горлу поступил ком. — То есть, у Мими произошло горе, а у меня нет? То есть я не была здесь в тот момент и не потеряла близкого мне человека? — Девочка, — взгляд Мисселины забегал по комнате, боясь посмотреть мне прямо в глаза. Я чувствовала, как слезы подбираются ко мне все ближе и ближе. — Я не так выразилась, прости пожалуйста. П-просто у нее была долгая дружба, и они с самого детства общались с Ади, я знаю, что… — Да ничего вы не знаете! — слезы предательски обожгли щеки. — Как вы можете обесценивать чужую утрату? Я тоже потеряла друга! Я тоже пострадала! И мне тоже больно! Эмоций взяли надо мной вверх. Сил больше терпеть и как-то сдерживать себя у меня не было. Мне хотелось взбеситься, разозлиться, закричать… Перевернуть комнату вверх дном, а потом сжечь ее дотла. Хотелось повернуть время вспять и не продолжать дальнейший разговор… — Но все же, ты приехала обратно, а у Мими не хватило для этого сил… — Да… — горько усмехнувшись, я облизываю уголки губ, шмыгая носом. — Вы правы, я вернулась. Но не стоит забывать, что нахождение здесь — не мой, мать его, выбор! Встаю с постели, впиваясь ногтями в ладони, и делаю быстрые шаги, подходя к окну. Даже свежий воздух не дает мне сил прийти в себя. — М-мне очень жаль. Вики, скажи, как я могу тебе помочь? Может, ты хочешь чем-нибудь поделиться? Я с радостью готова выслушать твои проблемы. «Выслушать твои проблемы?» — Уйдите, пожалуйста! — слезы продолжают лить с глаз. — Выйдите! Я не хочу вообще с кем-либо говорить! — Ты точно ничего с собой не сделаешь? — ее голос дрожит. Слышно, как учительница встает с кровати. — Да, оставьте вы меня в покое! УЙДИТЕ! — кричу, вцепившись в подоконник. Мисселина мнется на месте, не зная, как поступить. Как только входная дверь тихо захлопывается, я обессилено падаю вниз, начиная задыхаться от нехватки кислорода. Схватившись за волосы, тяну их на себя, пытаясь успокоиться и вразумиться, но все бессмысленно. Горькие слезы обжигают щеки и шею, не переставая литься из глаз. Я стараюсь не кричать, а все больше подавить в себе боль, но это бессмысленно, лишь только больше усугубляет ситуацию. Тогда я начинаю кусать губы, обкусывая прямо до крови с такой силой, что можно раскусить ее насквозь. Жизнь, как известно, всегда сопровождает нас взлетами и падениями. В один момент все происходящие с тобой проблемы кажутся песчинкой в океане, а в другой… Любое действие может убить нас изнутри. Истерика — это наша ответная реакция, естественный способ, которым мы устанавливаем связь с жизнью. Мы даем волю эмоциям, позволяя чувствам захлестнуть нас с головой и погрузиться во все это душераздирающее дерьмо, которое на самом деле ничего не значит. «Надо потерпеть, скоро отпустит, скоро станет легче…» — внушала себе я, качаясь на полу, прижавшись ногами к груди. *** Мы никогда не знаем, какую пакость преподнесет нам судьба. Какие проблемы будут встречаться на нашем пути, и сколько всего нам придется вытерпеть… Жизнь — тяжелая вещь, и не каждый из нас может осилить такой груз. Главное, стоит помнить, что ни при каких обстоятельствах не стоит опускать руки, иначе все старания пойдут насмарку, иначе ты проиграл… Спустя долгие четыре часа принятия ситуации я нахожу в себе силы жить дальше. Мими уехала — выбыла из игры… Сложно? Может быть, странно? Я не знаю… Я привыкла к девушке, и мне не хотелось ее терять, но судьба расположила иначе. Соседке и вправду нужна помощь, и если посмотреть на ситуацию логически, то она все правильно сделала — здесь ей больше делать нечего. Завязав тугой хвост и переодевшись в белый топ и черные лосины, я решилась не терять время, а заняться более бытовыми делами. Все-таки банальная уборка должна отвлечь меня от угнетения и страданий… Перебрав парочку вещей, я отсортировала все по кучкам и отправила в стирку… Ванну и туалет я замочила хлоркой, оставшейся после обработки комнаты. Вытерла пыль с подоконника и перебрала туалетный столик, выкидывая половину косметики и всяких фантиков. Постель Мими решила застрелить пледом, дабы голый матрас не мозолил глаза и не нагнетал еще больше. К салату я так и не притронулась, еда никак не лезла мне в рот. Поэтому, недолго думая, выбросила все в черный целлофановый пакет и принялась перебирать дальше прикроватные тумбочки, как вдруг в дверь постучали. «Твою мать». Стук усилился. — Можно не так громко, я не глухая! — подхожу к двери, поворачивая замок. — Маль? Сердце уходит в пятки, когда я вижу его глаза. Черный омут поглощает меня с головой, заставив забыть, как дышать… Я задерживаю дыхание. Старые чувства и обида вспыхивает в груди, вонзая в меня новый осколок острого стекла, приносящий в мое тело новое чувство боли. Я дергаюсь от холодных мурашек, пробежавших по моим лопаткам, и машу головой, пытаясь трезво совладать с чувствами. «Не поддавайся эмоциям. Только не поддавайся эмоциям…» ~Маль~ Воскресное утро было слегка утомительным. Проснулся почти на рассвете, в голову как по щелчку стали прокрадываться дурные мысли, мешая сосредоточиться на чем-то важном или просто заснуть. Этот год является решающим и заключительным. Выпускной класс, последний звонок, экзамены, тут еще и тренировки по баскетболу и матч штата… На наши плечи вывалилась целая гора дерьма. Натянув на себя футболку, завариваю крепкий кофе и сажусь за стол, принимаясь еще раз проверить свой исследовательский проект, над которым трудился около двух суток, и сейчас же мне остается внести последние штрихи. — До-оброе утречко! — кряхтит Сара, проснувшись спустя час. — Ты уже проснулся? — Ага, — не желая идти с девушкой на какой-либо контакт, начинаю скачивать нужные мне файлы с ноута. — М-м, кофе? — принюхиваясь, она берет стакан. — Поставь кружку. Если хочешь, завари себе свой кофе! — Ма-а-аль, — простанывает девушка, — ну что ты такой нервный? — Сара подходит ко мне ближе, аккуратно положив руки на мои плечи, и начинает массировать, вызывая волну неприязни. Я люблю ее, но как ночное развлечение — не больше. Такие телки, как она, обычно не задерживаются у меня по утрам. — Хочешь, я могу кое-что сделать? Думаю… Тебе должно понравиться… — она облизывает мое ухо, игриво спуская свои руки вниз, пытаясь ухватиться за резинку спортивок. — Прими душ и уходи. У меня сегодня много дел. Не хочу, чтобы ты отвлекала, — отталкиваю от себя девушку, закрывая ноут. Недовольно закатив глаза, Сара, как обычно, достала из шкафа полотенце и поплелась в ванную, специально оставляя в дверь слегка открытой, будто мне захочется к ней присоединиться. Какая она наивная. Достав свой iPhone, набираю номер Кристофера, но не успеваю дозвониться, так как в дверь кто-то стучит. Ни о чем не подозревая, поднимаюсь с места, решив, что кто-то из близнецов уже встал и ждет меня на тренировку, но я ошибался. — Вики? — девушка застыла на пороге. — Что ты тут делаешь? — не веря своим глазам, не могу подобрать слов, настолько я рад ее видеть. Лучезарные голубые глаза смотрели на меня полной любовью, насыщая все светом своего небесного оттенка, а ее длинные каштановые волосы струились легкими волнами по хрупким плечам, привлекая к себе внимание. От ее лица невозможно было оторваться, да я и не собирался, пытаясь насладиться мгновением ее застенчивости. Вики, как маленькие ребенок, стояла в проходе, опустив свое личико на стопку моей одежды, переминаясь с ноги на ногу, а я не мог поверить… Не мог поверить, что вновь ее вижу, вижу и чувствую аромат ее лавандовых духов вперемешку с легким табачным дымом. Мне было в радость ощущать эту девушку, было в радость просто занять, что она вернулась и с ней все в порядке. Черт. Я переживал. Да, может показаться глупым, но я искренне переживал, что мой сахарок больше никогда не переступит порог этой школы — собирет свои манатки и не появится на моих глазах, оставаясь в памяти лишь обрывком прошлого. Наверное, я бы никогда не забыл ее длинный острый язычок. — Я заскочила… — не успела договорить девушка, как ее голос оборвался от услышанного. Твою мать! Только не сейчас! Будто почуяв добычу, Сара, как змеюка, выползла из ванной, успев нацепить на себя первое попавшееся полотенце. Я потерял дар речи в ту же секунду, как услышал ее раздражающий голос. Момент испорчен. Прошло столько времени, я перестал надеяться, но вот судьба шлет мне такой подарок, и вновь все идет по одному месту. — За-ай! Это кто? — она подходит к двери, вешаясь на мое плечо, и тут же расползается в самодовольной улыбке, считая, что находится на выигрышной стороне. — И че эта тут забыла? Я сжимаю челюсть, смотря, как у моей малышки потускнели глаза. Ее теплая улыбка превратилась в настоящую «маску безразличия», а меленький подбородок приподнялся вверх, осуждающе смотря то на меня, то на Сару. — Спасибо за одежду! — победной улыбкой Вики со всей силой вспихивает мне одежду и городо развернувшись убирайся прочь, при этом подмигнув Саре. Она быстро меняет роли: от милой неподдельной девчонки с изящным личиком и улыбкой, до образа суки, которую сразу хочется опустить, задеть и даже восхититься. Она думает, я не заметил, не понял, но я знаю, ее задело и даже сильно. Ладони сжимаются в кулаки, когда девушка исчезает из виду, а «мое ночное развлечение» все больше вешается мне на шею, пытаясь добраться до моих губ. Эта тварь испортила весь мой день. — Помылась? Убирайся! — отталкиваю Сару, закрывая входную дверь. — Что? — девушка не спешит отстраниться и вцепляется в мое плечо, скидывая с себя полотенце, которое, в принципе, ничего толком и не прикрывало. — Маль, почему? — Я не должен перед тобой оправдываться. Вон! — она смотрит непонимающе, но тут же опускается вниз, пытаясь стянуть мои спортивки. — Тогда давай я сделаю тебе кое-что и пойду? — облизнувшись, Сара встает на колени, но я тут же делаю пару шагов назад. — Сколько раз я должен тебе сказать, что я не хочу тебя видеть? — хмурюсь, смотря на ее голые свисающие сиськи. — Или ты сейчас собираешься и уходишь, или я выставляю тебе нахуй отсюда без одежды — в чем мать родила. Ее лицо меняется, и вместо игривого взгляда появляется злобный оскал. Смею догадаться, что эта сучка тоже не промах, и в своей голове уже сотни тысяч раз послала меня куда подальше, но самая большая проблема, что Сара никогда мне не скажет ничего в лицо, скорее, она позволит себе унижаться и давать использовать свое тело в качестве «ночного тест-драйва», считая, что как-то сможет привлечь мое внимание. — Это все из-за этой суки, я правильно понимаю? — она встает, заматываясь полотенцем. — Эта тварь все испортила, вот зачем она пришла? — Свои возмущения оставь за дверью! У меня нет времени выслушивать твои выступления! — я сажусь за стол, открывая ноут. Девушка впопыхах бегает по комнате, собирая за собой одежду, которую сама же раскидала ночью. Я же не удосужился и взглянуть на нее, пытаясь отвлечься от произошедшего. И только когда Сара закрыла дверь, уровень гнева превысил все возможности. С силой бахнув по столу, я подошел к шкафу, собрал сумку и отправился на площадку отрабатыть с парнями броски и саму стратегию игры, выпуская из себя всевозможный пар и эмоции. *** Отбивая мяч у Кристофера, я веду его по всему полю, пытаясь сосредоточиться только на игре, но все мысли забиты утренним инцидентом, который не вылетает у меня из головы. Глаза, глаза, глаза — голубой холодный хрусталь. Нахмуренные брови, резкий перепад на строения, поджатые губы — ненависть убывает. Я подпрыгиваю над кольцом, занося мяч, но снова промах, ведь перед глазами засияло ее лицо, только ее лицо… Хватаюсь за волосы, оглядывая площадку. Мне нужно в качалку, сбросить гнев, и чем быстрее, тем лучше. Чья-то рука ложится на мое плечо, а затем я слышу знакомый голос, который всегда поддержит меня: — Соберись. Я не хочу видеть такого Маля на поле, — я не поворачиваюсь, ощущая, как его ладонь сжимает плечо сильнее. — Просто поговори с ней! *** Тихая музыка и топанье по комнате, я слышу мелкие шаги, бегающие то туда, то обратно, и расплываюсь в улыбке, представляя, как вновь ее увижу. Делаю стук в дверь, затем еще один, в один момент все останавливается, музыка утихает, а топанье исчезает. Последний стук, и дверь открывается, преподнося не лучшую картину. Стройная девчонка предстала передо мной в ужасно обтягивающих черных лосинах и топе, подчеркивающих все свои прелести и достоинства. Расширенные глаза смотрят на меня, быстро моргая, явно не воспринимая ситуацию происходящего. — Маль? — Вики испуганно произносит имя, пока мои кулаки вновь сжимаются от увиденной картины, расположенной чуть ниже ее тонкой шеи. Красные бархатные пятна осыпают всю ее ключицу, покрывая грубо-алыми засосами и мелкими укусами, сильно отпечатавшись на ее плечах. Я поднимаю глаза, видя испуганный вид девчонки, которая явно догадалась, что я только что увидел. Гнев вперемешку с отвращением подступает к горлу, перекрывая кислород. Я позволил чувствам взять над собой верх, позволил довериться, и к чему это привело? Я, как униженный ублюдок, стою сейчас в дверях, испытывая всевозможное унижение только от одного нахождения возле этой. Она трахается с мужиками — это я уяснил, но как же мог так наложать? Нахуя я пришел? Где я мог просчитаться? В моей голове все было иначе — со всем по-другому. Я думал, у нас с Вики взаимные планы друг на друга, видимо, вышла ошибка. — Спасибо, что занесла вещи, — единственные слова, что пришли в мою голову, все, дальше пустота и мрак. Не удосужившись взглянуть на нее еще раз, я разворачиваюсь на пятках, удаляясь с женского корпуса по этому идиотскому коридору, пытаясь остаться незамеченным. — Маль! Подожди! «Поздно. Сегодня мы оба расставили точки над i.» Дверь закрывается, а я заворачиваю за угол, выбивая кулак в первую попавшуюся стену. Резкая боль обволакивает тело, когда рука исполняет третий удар. Пар потихоньку спадает, а на стене трескается штукатурка, расползаясь кривыми линиями по горизонту удара. Костяшки пальцев пульсируют, заливаясь малиновым цветом. Делаю еще удар, чувствуя, как напряжение в теле только растет. Маленькая сучка одурманила все мои мозги, сожрав их и заполнив только своими голубыми глазками. «Потаскуха!» «Ненавижу ее!» Мне срочно надо убраться отсюда. Я не желаю больше видеть Уокер! НИ-КО-ГДА! ~Вики~ Закрываю за ним дверь, пытаясь чувствам не дать проникнуть наружу, но это дается с трудом. Облокотившись на стену, сползаю вниз, поджимая под себя колени, и закрываю глаза. Как я так к нему привязалась? Ну что, больше парней нет что ли? Что это за парадокс?! Он не самый умный, не самый красивый… Так что я в нем нашла? Злые глаза, черствая улыбка, которая сводит с ума. Как так получилось, что я взяла и влюбилась в это чудо? Чудо, которое сбудется, но не для меня. Мечта, которую я не заслужила. Почемy жизнь такая странная и как будто неправильная? Неужели есть смысл в том, чтобы плакать ночами о нем, ждать от него гребанного «привет» и не дожидаться? Какой в этом толк — страдать по человекy? Я просто не понимаю, что рождает в человеке эти, с одной стороны, прекрасные, а с другой — раздирающие чувства. Любовь и прекрасная, и пронзающая насквозь штука. Я давно думаю о том, почему человек сознательно не может выбрать того, кого он полюбит. Это как будто на подсознании происходит, мы влюбляемся и страдаем. Почему мы плачем, почемy мы так одиноки? Почемy все кажется таким серым? Хоть кто-нибудь из нас станет счастливым? Свободным? Я всего лишь хочу ложиться спать вовремя и не лить своих слез в пустоту, каждый день это надоедает и выматывает. Да что там выматывает? Ночами моя душа разрывается на кусочки, а к утру собираться воедино, а потом опять темнота, опять музыка, опять слезы, опять отчаянный шепот: «Как же я скучаю», «Как же сложно тебя забывать». Невыносимое желание написать и осознание того, что ты не нужна ему. Он играется тобой, прекрасно понимая твои чувства. Как же я устала! Устала, мать вашу! Мне надоело испытывать всю эту тягость, надоело терпеть! За что мне такая судьба? Кто пишет сценарий моей жизни? Пожалуйста, оторвите ему руки! Ведь такой сюжет меня вряд ли обрадует. Я каждый день задаюсь тысячами вопросов и каждый день не могу дать себе ответ, зачем это все? Зачем вся эта боль и сумасшествие, зачем столько проблем? Почему моя судьба не дает мне вкусить плод юношества и спокойно насладиться временем в кругу друзей? Хотя о чем это я? Мои друзья — это я сама. Никто не знает настоящую меня. Никто не знает, сколько я плакала в своей комнате, когда никто не видел и не слышал. Никто не знает, сколько раз я теряла надежду, сколько раз я падала на дно Никто не знает, сколько раз я чувствовала, что вот-вот сломаюсь, но не делала этого, веря, что отец не позволил мне этого. Никто не знает мыслей, которые посещают мою голову, когда мне грустно, и как они на самом деле ужасны. никто. не знает. меня. Я просто устала: от постоянного одиночества, головной боли, ночных истерик, своей собственной злости и ненависти. Я устала каждый день вставать с постели и заставлять себя не просто натягивать улыбкy, а искренне и от всей души улыбаться и подбадривать всех и каждого. Устала делать вид, что все в порядке. Устала не замечать очевидного и глупо надеяться на что-то, преданно чего-то ждать, украдкой бросать взгляды и предавать значение вещам, которые не значат ничего. Устала от навязчивых мыслей, от неопределенности, от постоянной лжи, от льющегося потока грязи со стороны окружающих. Устала все так же продолжать убеждать себя и всех вокруг, что все хорошо и я в порядке, потомy что я, черт возьми, уже давно не в порядке.