не вспомню наяву или во сне
одно на всех знакомое лицо
тебя носили волки на спине
ночами за садовое кольцо
так повезло с погодой в этом веке
и я иду шагаю по Москве
Общага — это так странно. Тариф для абитуриентов божеский — сотка за сутки с одного. Комната на двоих. Десятый этаж возрождает в груди воспоминания о теплой высотке в спальном — пахло печеньем, одеколоном, Игорем и домом. Здесь — между запахом отсыревшего бетона и каким-то странным плотным и сбитым, как в столовке детдома — Сережа чувствует и новое — Москву. Из окна видно шпиль высотки МГУ, шумит проспект.
Разумовский высовывается по пояс с этажного балкона — впереди пруды, парк, высотки и панельки, тянет носом странный воздух — сухой, дымный, тяжелый. Игорь внизу стоит и смотрит как будто возмущенно, разглядеть сверху сложно. Орет:
— Ну! Кидай давай!
Сережа машет заветным пропуском и показывает язык — будешь отрабатывать, Игорек!
— Этот кидать?
Гром стоит молча. Вот же сучок, а.
— Ну, нет так нет… — Разумовский с сожалением и преувеличением пожимает плечами.
Нельзя сказать, что у Игоря Грома и Олега Волкова есть в лице хоть что-то роднящее их до той степени, чтобы на входе охрана не отличила человека на пропуске от того, кто его держит, но Игорь воспринимает задачу как почти учебную — работаем под прикрытием, улыбаемся, здороваемся, по методу «от обратного», как можно больше запоминаемся, и вот — на третий день Людмила Алексеевна уже сама улыбается со стойки, смотрит только в глаза, бросает про гостей из Петербурга.
— А если у них камеры на заднем дворе? — Олег использует все появившиеся возможности, и уже второй вечер подряд проводит на кухне — пара тараканов под первой от окна плитой не так страшно, если на кону шанс осуществить наконец мечту о нормальной еде. Сережа зачерпывает пальцами плотную сладкую смесь, первая партия сырников подгорает, Игорь обкусывает горелую корочку — чего?! — Олег смотрит испепеляюще.
— Почему сырники, если они из творога? — Разумовский облизывает пальцы.
Олег игнорирует, пытаясь понять сложную систему нагрева конфорок — негазовые, и это странно.
— Мне кажется, надо было еще яйцо, — от его напряженного лица Разумовскому хочется рассмеяться, в шортах, футболке и шлепках Олег Волков на этой странной вечерней кухне очаровательно смешной. Игорь фыркает, почувствовав насмешливый сережин взгляд.
— Че ты ржешь? — Олег рявкает, перехватывая лопатку. Посуду стреляли у девочек этажом выше. В первый вечер Олег Волков всего лишь шел покурить на балкон, как вдруг с кухни потянуло потрясающе. Так и оказалось. Лиза и Эмиля стояли в кухне, разливая смесь по формам для выпекания. Поборов необоснованное смущение, Олег Волков все-таки знакомится. И, кажется, этот опыт отличается от всего того, который был приобретен в «Радуге» при общении с девчонками. Получается нелепо —
как будто пришел знакомиться на запах выпечки. Лиза смеется, прикрывая рукой улыбку.
— А вы откуда?
— Из Петербурга, — Олег улыбается в ответ. Ощущение от Лизы не то же, что от Ани Кузнецовой.
На следующий вечер Лиза стучится в дверь 1023.
От неожиданности Игорь хватается за собственный рот — услышали, что ли? — дыхание громкое и тяжелое, у Сережи волосы сбились и растрепались, липнут ко лбу, раскраснелся и чуть подрагивает — первые несколько секунд подбирающийся оргазм тяжело бьет по вискам предчувствием, через секунду нападает гнев.
— Че за хуйня?! — Сережа садится на кровати, шипит, натягивая одеяло. В груди бешено клокочет сердце — хватает в ребрах от окатившего страха и внезапного звука. Казалось, уж здесь-то, в запертой, душной, темной комнате их никто не достанет, никаких больше поцелуев урывками, неловкой дрочки, неумелых минетов, только медленно, со вкусом, целиком.
Олег поднимается с пола — собрался, вдох-выдох.
— По кроватям!
Неуверенный стук звучит еще раз. Олег на ходу натягивает белье и шорты, включает свет, с трудом поправляя одежду так, чтобы болезненный стояк был хотя бы не настолько сильно заметен, крутит замок с тревогой.
— Привет, — Лиза со вкусной кухни улыбается как и там, поджимая губы.
У Разумовского от возмущения дыхание перехватывает, Игорь грозно кивает с соседней кровати — не лезь! ты-то куда?
Лиза бросает неловкий, но заинтересованный взгляд — странно, это же двушка — старается не смотреть на голый торс перед собой. И, не дождавшись ответного приветствия, продолжает уже смущенно.
— А вы спите уже?
— Почти, — хрипит Олег, оглядываясь на кровати…ну и бред, блять.
— А я… — она неоднозначно поводит плечами, — мы хотели вас позвать…ну познакомиться, поболтать…
— О, — Игорь имитирует заинтересованность, подбивая ближе к груди подушку, — классно! Только завтра!
Сережа не меняется в лице, рассматривая торчащую в двери рыжеватую девушку уже в упор, очевидно, крашеная. Игорь чувствует, что от минувшего возбуждения в голове полный бардак — по-пьяному весело, смешно, неловко и особенно забавно смотреть на Разумовского, у того еще пятна со скул не сошли, а глаза уже все — ледяные убийцы.
Лиза испаряется быстро, громко бросает свое имя перед уходом — я — Лиза! из 1107! — и еще — у вас там просто блок открыт… Олег провожает быстро, тут же запирая дверь блока.
Комната встречает тишиной. Олег щелкает выключателем. Гром бросает взгляд на Сережу, тот уже отвернулся к стене, и, не выдерживая, смеется.
— Тебе пиздец, волчонок.
— Это деловое знакомство, — Олег пытается звучать легко, но вышло и правда уродливо и стыдно — они же, господи, пять минут назад…
— Иди сюда, — Игорь распахивает одеяло, — пригрею брошенку.
Июль жаркий, в Москве непривычно сухой. У Игоря горячие ладони, он весь здесь, в другой столице, становится чуть-чуть другой — в нем сквозит петербургская порода, сухость, обветренность лица, точеность тела.
У Олега от горячего мерного дыхания в шею волоски поднимаются на руках, бегут мурашки. В темноте не разглядеть сережину фигуру под легким одеялом, но Волков чувствует нутром, чувствует подреберьем его обиду, расстройство, перенапряжение. Это не удивительно, что его так задело. Прошел первый экзамен, и Разумовский так распереживался, что весь день потом не ел, задавая без конца вопросы, на которые нет ответа — как ты думаешь а вот там в третьем задании а если бы я написал сразу два варианта а зачеркивания не засчитают как запрещенный знак а ты слышал что говорил тот пацан в том году аннулировали работы за… Олег слушает, гладит влажные пальцы, тянется поцеловать — прямо вот так, под раскидистыми деревьями университетской аллеи — от ощущения наступившей свободы все внутри смелеет. Олег чувствует, что может себе позволить. И, хватая за локоть, влажно касается чужих губ. Сережа отстраняется тут же.
— Ты чего? — поправляет волосы, ощутив необычное смущение от такого легкого поцелуя, опуская побольше прядей на лицо, и оглядывается — они никогда еще вот так…на выпускном только…но там-то пьяные…Но вокруг никто словно и не заметил их, через дорогу шагает спокойно пожилая дама, поправляя шляпку, впереди идут быстро, не оборачиваясь, и даже сзади — смех, разговор — двое обходят их, продолжая о своем…
— У тебя все получилось, — Олег смотрит в глаза, прямо, гипнотически, — я уверен.
— А у тебя?
— И у меня. — В этом Олег, конечно, уверен меньше, но Сереже достаточно стресса. Они сплетают пальцы на мгновение.
Теперь в темной комнате у Сережи все клокочет в груди — так, блять, злит, ну почему нужно все портить. Какая нахуй Лиза? От так и не наступившего оргазма тянет болезненным, спадающим возбуждением. Сережа слышит, как на соседней кровати ворочаются — на Игоря тоже берет злость за то, что так быстро простил Волкову его тайные знакомства. От звука влажного и долгого поцелуя Разумовский все-таки поворачивается, даже сначала не поверив себе. Но так и есть — отросшие игоревы кудри чуть светятся ночной синевой, закрывая лицо Олега.
— Не по-дружески, — Сережа разворачивается обратно к стене, — пидарасы.
Игорь смеется прямо Олегу в рот.
Месяц назад ночью на ступенях набережной в свой выпускной — пьяные, счастливые, возбужденные. Ноги в уже прохладной Неве, брюки мокрые до колен от волн проходящих мимо катеров и кораблей. С Дворцовой доносится грохот празднества, музыка, вопли. Сережа откидывается на ступени — холодит спину сквозь тонкую рубашку — закрывает глаза — волосы разбросаны, все будут в пыли — все вращается, небо светлое от прожекторов, голова пустая и легкая — и проговаривает:
— Я… — хватает руками слабо Игоря за обтянутое пиджаком плечо, Олега за теплое запястье, — я люблю вас, — распахивает губы для поцелуя, чувствует, как Игорь упирается и смеется — рывком на себя — и вот уже — валяются на ступеньках, сверху набережной слышится свист и улюлюканье, Сережа вскидывает руку повыше, чтобы видно было всем — это вам средний палец, а мне — два языка в рот на несколько шикарных секунд. Игорь отрывается, тут же отворачиваясь — ну это совсем пиздец! — в висках бьет от алкоголя и перевозбуждения. Еще через секунду — толкает в спину Олега, размазывающего Сережу и его белую рубашку об грязный бетон.
— Это…не по-дружески… — от резкой смены положений голова кружится, и Игорь проговаривает совсем уж пьяно.
Олег поворачивается совершенно невменяемый — ну все. Бери и трахай. Гром жмурится от накатившего желания всего и сразу.
— Ты ебанутый? Игорек? — Сережа вопит куда-то в небо. Ржет.
В Москве жалуется — почему набережных много, а посидеть у воды негде? На Воробьевых лежат с вином — потом бегут от бравых сотрудников, Олег успевает кинуть Грому — ля ты крыса. Улыбается. Лето. Ветер.
На Старом Арбате Сережу не остановить — книги по сто рублей в палатках, где надо копаться не меньше часа, чтобы что-то найти, а продавец выглядит как зек и рекомендует Бердяева?! Конечно, да!
Вечером в комнате разбирает деловито — передает добычу из рук в рук, требует комментариев.
— Вот это тебе нахера? — Игорь вертит в руках «Математика и правдоподобные рассуждения», добавляя по слогам автора, — По й я?
— Пригодится. Там написано, что подходит всем интересующимся.
Гром открывает, тыкает наугад, пытаясь придумать шутку про «индукцию и аналогию в математике», но Олег разрывается воплем между восторгом и ужасом:
— Знаки! Зодиака! Или! Астрология с улыбкой! Сука! Зачем?! — у Волкова вот-вот слезы польются. Он подскакивает, не позволяя Сереже забрать из рук уникальный экземпляр.
— Надо пробовать все!
Олег кидает Игорю книгу, тот осматривает с интересом.
— Олежа, ты не сечешь. Типичный скорпион, тебе лишь бы доебаться, — улыбается.
Разумовский оборачивается пораженно.
— У нас тут маленький астролог?
— Я с мамой в детстве читал че-то похожее… — Гром открывает, быстро перелистывая на оглавление, — бабушка просто скорпион была… — улыбается.
Сережа бросает на Олега чуть напряженный взгляд, но Волков одними губами «все нормально», и Разумовский, рассматривая вдруг увлекшегося Игоря, чуть успокаивается. Ну да. Все нормально…просто прозвучало как-то… Но Игорь и правда что-то ищет, а потом:
— «…невзирая на свой холодный вид, он способен обжечь не хуже докрасна раскаленной плиты…» — с драматическим выражением читает Гром и поднимает взгляд, поигрывая бровями в сторону Олега, — «…Скорпиона невозможно одолеть, он выиграет любую битву»… ну тут, конечно, пиздеж, не с тебя, Олег, писали.
Сережа смеется, глядя, как Олег падает на кровать.
— Дальше, дальше, — подначивает Разумовский, садясь рядом, опуская голову на широкое плечо. От Игоря вкусно пахнет — поэтому быстро лижет в шею, тот дергается — щекотно.
К ночи становится ясно, что Олег Волков — страстный манипулятор. Это же подтверждается у Сережи на глазах, когда на соседней кровати через день Олег Волков устраивает эротические игры с озвучиванием:
— игорь, поцелуй меня, как будто я сережа разумовский? — сережа разумовский? кто это? — один рыжий мальчик, который нравился мне в школе. — а вы целовались с ним? — ага ты бы знал что еще мы с этим сережей делали жаль он больше этого не хочет —
Гром начинает ржать в самый напряженный момент диалога, Разумовский так и не узнает, что с ним делал Олег Волков. Еще через мгновение — заползает все-таки на сцепленные тела. Ну, какие могут быть обиды. Если все эти дни - мечта.
— Прощу тебя за исполнение моего любого желания. — Строго тычет пальцем в щетинистую щеку.
— Охуел? Он даже не виноват ни в чем!
Разумовский быстро зажимает Игорю рот, тот пытается выбраться — щекочет языком по пальцам.
— А ты вообще молчи. Предатель. Мы с тобой должны были быть на одной стороне…— Сережа убирает руку, слыша активное мычание, не может сдержать улыбку.
— Ну… — Игорь начинает ерзать под приятной тяжестью чужого тела, — если желание поделим на двоих, то, считай, я всегда был на твоей стороне!
— Пиздец, — печально выдыхает Олег. Не буди лихо, пока оно тихо. Надо было спать, а не соблазняться на игоревские притирания… Волков чувствует, как Сережа наклоняется к Грому, быстро нашептывая что-то. Через мгновение шепот передается ему, как в игре про сломанный телефон, и пальцы начинает чуть покалывать от пробившего возбуждения.
