Сидни, малолетняя преступница
Я захлопываю дневник и выпрямляю затекшую спину, щурясь от солнечного света и глубоко вдыхая чистый лесной воздух. Потянувшись, еще раз оглядываюсь по сторонам и грустно смотрю на окурки: сейчас бы со Стэном травки покурить, а не вот это вот все. Я чувствую, что достаточно отдохнула, чтобы идти дальше, и поднимаюсь на ноги, по привычке опасливо оглядываясь по сторонам. Я не знаю, может ли Дэмиан меня тут найти, потому что я, по правде сказать, не знаю, на что он способен. Очевидно, у него есть сверхспособности, которыми он передо мной выделывался при любом удобном случае. Он умеет, эм… зажигать огонь в камине и открывать двери? Ну, еще телепортироваться, соответственно. Но у меня нет совершенно никакой информации о том, может ли он «почувствовать», что ли, куда я ушла, и как-то меня найти. В любом случае, попытаться стоило. Тот домик был, конечно, уютный, но уже начал сводить меня с ума. К тому же, меня ужасно раздражало то, что он отказывался мне что-то объяснять. Пусть свое «ты не готова» засунет в себе в задницу. А я более чем готова с этим разобраться раз и навсегда. Я ухожу чуть в сторону от реки, следуя лесной дороге, уходящей вглубь леса. Она достаточно широкая, чтобы вместить одну машину, но на ней уже начинают вырастать другие деревья. Здесь красиво. Чем дальше я захожу, тем выше вокруг деревья, и свет становится более мягким, приглушенным. Из минусов – вокруг летают комары и прочая нечисть, которая, видимо, три года сидела без еды и сейчас пытается отхватить немного человеческой крови. И я иду, периодически останавливаясь, чтобы отдохнуть, до самого вечера. В какой-то момент лесная дорога заканчивается и выходит к дороге обычной, по которой периодически проезжают машины. Я останавливаюсь в нерешительности и решаю идти около проезжей части, но по лесу, так, чтобы меня не было видно с дороги: наверняка дошло уже до того, что со мной выпустили ориентировки, и кто-то наверняка заподозрит неладное. Я стараюсь не думать о том, что со мной будет, когда станет совсем темно, и игнорирую то, как солнце медленно, но верно опускается ниже и ниже. Честно говоря, в глубине души я надеялась, что выйду к какому-нибудь дачному поселку, где разобью окно, посплю одну ночь и пойду дальше. Но вот день уже заканчивается, а я все еще иду, и лес никак не закончится. Мне не нравится оставаться наедине с собой. Если подумать, меня редко оставляли одну: рядом всегда кто-то был. Мама, папа, Лиам, Дина и Стэн, да в конце концов мои придурки-одноклассники тоже создавали какой-никакой белый шум. Потом, когда все это исчезло, меня навещал Дэмиан. Но мы здесь не говорим о Дэмиане, потому что он меня бесит. Сейчас я иду одна по лесу и думаю: одиночество в толпе было, пожалуй, ничем по сравнению с тем, что я чувствую сейчас. Сейчас мне буквально некуда пойти и не к кому обратиться, и я абсолютно точно сама в этом виновата. Но не суть. Небо становится темно-голубого цвета, и тяжелые серые облака делают его еще более мрачным. Я понимаю, что скоро мне будет не видно, куда ступать, а дорога, видимо, заканчиваться не собирается. После долгих размышлений я не нахожу ничего лучше, кроме как выйти на дорогу и дальше идти по обочине. Я не буду голосовать – боже упаси, я читала миллион крипипаст о том, как это может закончиться, - я просто пойду здесь, потому что здесь нет пней и коряг, об которые я могу споткнуться, упасть и сломать ноги, а потом истечь кровью и умереть. Хм, а может… В общем, я выхожу на дорогу и дальше иду там. Машин нет, и я немного успокаиваюсь. Я чувствую, что устала. Я вообще никогда столько не ходила, но моей единственной целью было убраться от Дэмиана как можно быстрее и на как можно большее расстояние, и я уже могу предположить, что мои ноги мне за это спасибо не скажут. Хорошо еще, что мама тогда не смогла меня убедить пойти на выпускной в туфлях, и я надела свои любимые ботинки, иначе было бы совсем весело. Забавно, если честно, как сильно я стараюсь не думать о произошедшем. Более того, я, наверное, даже и не вспомню всего, что мне сказал Брэдли, перед тем как я… Я так сильно стараюсь об этом не думать, что уже получается почти непринужденно. Как это возможно? Это и есть то, что называется «держать в себе», о чем мне во время каждой нашей встречи говорила миссис Капприотти? Я, конечно, ее слова помню, но я никогда не… задумывалась, получается, над тем, что они в самом деле обозначают. Что, если я держу все в себе не потому, что не хочу об этом разговаривать, а потому что не могу? В этом есть смысл. Как я могу говорить о своих проблемах другим, если не могу быть честна даже сама с собой? Я запоздало понимаю, что стало светлее и оборачиваюсь. Дорогу освещает свет фар автомобиля, водитель которого, видимо, увидев меня, замедляет скорость и вскоре останавливается чуть впереди меня. Я продолжаю идти. Дверь машины открывается и оттуда высовывается голова мужчины лет сорока. Выглядит как типичный семьянин, футбольный папочка, если можно так сказать – в кепке, фланели и с редкой бородой. - Тебя подвезти? – он дружелюбно улыбается мне. Я молчу. – Ты вообще далеко идешь? Чуть дергаю плечами. Хотела бы я знать. - Ну, сама смотри, - он, вроде как, уже собирается уезжать, крепче сжимает ручку двери. – Тут до ближайшего мотеля еще миль пять. Я едва сдерживаю разочарованный вздох. В моей голове проносятся мысли за полсекунды: я устала, и поспать в машине – лучше, чем не спать вообще или спать на земле в лесу, этот мужик, вроде, выглядит нормально, и, если он что-то захочет со мной сделать, я, наверное, смогу… эм. Себя защитить. Или разбить нахер его машину, тут уж как моя сила решит себя повести. - Ладно, - коротко бросаю я и открываю заднюю дверь его старенькой машины. – Спасибо. Он захлопывает свою дверь, и машина трогается с места. Я бросаю свой рюкзак рядом с собой и отстраненно смотрю в окно. - Куда направляешься, если не секрет? Ой, блять, началось. Он пытается начать со мной разговор, потому что, ну, кому бы не хотелось узнать, куда ночью по трассе идет школьница? - Я опоздала на автобус, - говорю я первое, что приходит в голову. - А, - кажется, удовлетворенный ответом, кивает мужчина, - что ж, бывает. Так докуда тебя отвезти? - Ну, довезите до того мотеля, про который вы сказали, - говорю я, хотя и совершенно не уверена, что я там буду делать. - Не вопрос, - добродушно говорит он. – Твои родители тебя не потеряют? - Нет, - отрезаю я. После этого он молчит, а я, сама того не желая, чувствую, что сейчас засну. Сказываются усталость и целый день, проведенный на свежем воздухе, и я решаю просто прикрыть глаза. На минутку. Я просыпаюсь от того, что меня трогают. Я просыпаюсь, но боюсь открыть глаза, уже осознав, что происходит. Я чувствую руку с грубой кожей у себя под рубашкой и тяжелое дыхание у себя над ухом. Тяжелое тело наваливается на меня. Я не могу пошевелиться. Я не могу дышать. Я начинаю дрожать, и он это замечает. - Не бойся, - шепчет он, - я быстро. Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, но не получается – одной рукой он перехватывает оба моих запястья и прижимает их к спинке сиденья, а другой спешно расстегивает пуговицы на моей рубашке. - Пожалуйста, отпустите меня, - в панике говорю я. – Пожалуйста. Пожалуйста, отпустите меня, вы больше никогда меня не увидите, пожалуйста, я сама доберусь, только не трогайте меня, пожалуйста… - Заткнись, - грубо отрезает он. Моя рубашка уже расстегнута, и теперь он принимается за спортивные штаны, пытаясь стянуть их с меня. Я пинаюсь и кричу, и в какой-то момент не могу сдержать крик. Я кричу, и мужчина отлетает в сторону через открытую дверь заднего сиденья, попутно ударяясь затылком о машину. Его отбрасывает дальше обочины. Я не могу дышать. Застегивая пуговицы и поправляя штаны, узел на завязке которых, видимо, только что спас меня, я пытаюсь унять невероятно сильную дрожь в руках. Я смотрю в сторону, в которую его отбросило, и не вижу там никаких поползновений. Мое тело, судя по всему, активирует режим «дерись или беги», и я в считанные секунды закрываю дверь и перебираюсь на переднее сиденье. Я никогда не водила машину. Когда-то давно отец показывал мне, как управлять механической коробкой передач. Мы тогда с ним были в каком-то поле, и он дал мне сесть за руль, хотя мне было не больше двенадцати. Сначала я внимательно его слушала и кивала, но потом, когда я уже сидела в кресле, управляя большой и тяжелой машиной, мне стало страшно. Настолько, что, думаю, со мной случилась настоящая паническая атака. Когда отцу наконец удалось меня успокоить, он сказал: «Ничего страшного, уметь водить машину необязательно. Ты спокойно проживешь и без этого навыка». Забавно, да, пап? Я буквально в считанные секунды вспоминаю, что и куда нужно повернуть, чтобы завести машину. Меня все еще безбожно трясет. Спустя пару минут мне удается немного унять дрожь в руках и наконец завести машину. Вовремя, потому что я вижу, как мужчина поднимается на локтях и смотрит в мою сторону, все еще не понимая, что происходит. Я давлю на газ, и машина резким движением срывается с места. Все еще дрожа и стараясь сфокусировать все свое внимание на дороге, я не без труда перестраиваю машину на правую полосу. Нахожу более-менее комфортную для себя скорость и еду вперед. Машина все еще ходит из стороны в сторону под моим профессиональным управлением, но, хей, лучше, чем ничего. Не знаю, что делать. Я угнала чужую машину. Я сама не помню, когда начинаю плакать – просто в какой-то момент чувствую слезы у себя на щеках. Зрение становится расплывчатым, но я все еще стараюсь сосредотачиваться на дороге. Я не чувствую, что это моя вина. Я не чувствую себя «грязной». Я знаю, что это не так и я тут не при чем. Но господи, как же мне хуево. Мне просто мерзко от того, что он хотел со мной сделать. Противно, что воспоминания об этом, скорее всего, теперь будут преследовать меня всю жизнь. Спустя какое-то время я немного прихожу в себя. Дорога все еще не сильно меняется, и обещанного мотеля я все еще не вижу – может, он проехал его, пока я спала, а может, никакого мотеля и не было вовсе. Дорога идет вниз, и я откуда-то из подсознания достаю информацию о том, что у нас, вообще-то, много водоемов вокруг, и около них действительно есть всякие коттеджи и дома отдыха. К счастью, минут пятнадцать спустя я вижу указатель в сторону одного из таких. Я думаю, что же мне делать с машиной, и решаю, что нужно оставить ее где-то в полумиле после указателя. Поэтому я проезжаю прямо, оставляя позади себя поворот к коттеджному поселку. Когда я останавливаю машину, я позволяю себе облегченно выдохнуть: никогда больше не сяду за руль. Упаси господь. Я, к собственному удивлению, без каких-либо угрызений совести решаю осмотреть бардачок и багажник машины в поисках чего-то полезного. В бардачке обнаруживается кошелек. Я расплываюсь в широченной улыбке, когда, пересчитав все деньги, кладу 150 долларов и несколько центов в свой рюкзак. Хоть чем-то этот ублюдок мне помог. Улыбка исчезает с моего лица, когда в другом кармане кошелька я нахожу фотографию женщины лет сорока, обнимающей девочку моего возраста. Я беру из бардачка ручку и пишу на обратной стороне «думаешь о жене, когда насилуешь детей?» и кладу фотографию обратно. Я взвешиваю, стоит ли брать его кредитку, и в конце концов решаю, что нет. 150 долларов для меня сейчас – более, чем достаточно, да и по кредитке легко можно отследить платежи. Еще в бардачке лежит бутылка воды, бутерброд в фольге, складной нож и пара пакетиков быстрорастворимого кофе. Нож, кофе и воду я забираю с собой, после чего открываю багажник. Там, помимо пары канистр бензина, лежит спортивная сумка, в которой я нахожу аккуратно сложенную одежду, какой-то детектив и пару банок с фасолью. Банки я тоже забираю. Теперь у меня есть полноценный ужин. После этого я, подумав, оставляю дверь машины открытой. Если кто-то, проезжающий мимо, решит – вдруг – позаимствовать из нее какие-то запчасти или бензин, то – что ж. Так уж получилось. Последнее, что я делаю, перед тем как уйти – щелкаю раскладным ножиком и поочередно прокалываю все шины. Вот в этот момент что-то внутри меня говорит «это, пожалуй, перебор», но голос слишком тихий. Я закидываю рюкзак на плечо и шагаю в сторону поселка. Я снова чувствую себя лучше. Чуть спокойнее. Иду мимо красивых богатых домов, огороженных высокими заборами, и выбираю свою «жертву». Нужно искать, думаю я, такой дом, у которого некошеный газон, нет камер наблюдения, нет, естественно, машин рядом, и, в идеале, с заколоченной дверью. Так я блуждаю по тихим улочкам примерно полчаса по моим меркам, пока, наконец, не нахожу такой дом. Маленький белый домик с облупившейся кое-где краской. Совершенно заросший садовый участок. Разросшиеся кусты и деревья почти закрывают его от посторонних глаз, а на двери висит увесистый железный замок. Обращаю внимание на переполненный почтовый ящик возле ворот. Я, оглядевшись по сторонам, перебрасываю рюкзак через деревянный забор, после чего перелажу его сама. Я подхожу к входной двери, и после секундного колебания смотрю на замок. Может, попробовать… Я смотрю на замок. Пытаюсь полностью сосредоточиться на нем. Представить, как он открывается и падает вниз. Ничего не происходит. Конечно, блять, ничего не происходит. Моя сила, судя по всему, работает лишь тогда, когда кто-то может пострадать. Моя сила сказала: «Устроим геноцид». Раздражение зудит где-то в черепной коробке. Ну и ладно. Я бросаю последний, так я решаю, взгляд на замок, надеясь, что испепелю его взглядом. Его верхняя часть отрывается от нижней, и он с громким стуком падает на крыльцо. Я стою, не двигаясь. Можно ли говорить «у меня получилось»? Я что, правда только что смогла это контролировать? Ну, относительно, да. Ну, то есть, я почти ушла, чтобы разбить окно, но тем не менее, у меня получилось! Я поднимаю замок и, крепко сжимая его в одной руке, а складной нож – в другой, захожу внутрь. Интерьер дома нетронут. Маленькая уютная кухня, обставленная в зеленых цветах, крохотная гостиная с бархатным диваном, книжными шкафами и телевизором. На столике возле окна среди журналов про творчество и крафт стоит ваза с уже давным-давно завядшими цветами – сложно даже опознать, что это за цветы были. Тут есть ванная комнатка, кладовая и спальня. Перед тем, как войти в спальню я на всякий случай осматриваю все шкафы и только после этого успокаиваюсь. Спальня тоже маленькая и уютная, как и весь этот дом. Спальня оформлена в белых и коричневых тонах. Она настолько маленькая, что почти все место здесь занимает кровать, гардероб и прикроватная тумбочка, буквально не оставляя места для чего-то еще. Скидываю ботинки и одежду, оставаясь в белье, и иду в ванную. С удивлением обнаруживаю наличие воды – только холодной, правда, - и даже нескольких баночек с мылом и шампунем. Я взбираюсь в ванну, и ополаскиваюсь холодной водой, шипя от того, как неприятно прикосновение холодной воды к коже. Я решаю помыть голову, и вскоре стоять под холодной водой, которая вдруг становится тяжелой, становится почти невыносимо. Я выключаю воду, стряхиваю капли с волос, которые теперь приятно пахнут цветами, и выбираюсь из ванны, ступая на коврик. Я смотрюсь в зеркало. Выгляжу, конечно, просто потрясно, как и всегда – синяки под глазами, впалые щеки и неизвестно откуда взявшийся синяк на ключице. Я решаю не мелочиться и бросаю белье, рубашку, носки и штаны в стиральную машинку. Мама вроде стирает это все раздельно, ну, или я не знаю, как. Но меня в этот момент совершенно не волнует, что с этим всем будет. Возвращаюсь в комнату, открываю гардероб и нахожу там немного одежды, лежащей на полках и висящей на плечиках. Судя по всему, тут живет женщина. Или жила, не знаю. В шкафу я нахожу теплый халат и без раздумий накидываю его. Пушистая ткань очень приятна к коже. Я ложусь на кровать, слушаю шум стиральной машинки, и мои глаза начинают закрываться.***
Я просыпаюсь от какого-то шума на улице. Солнце уже высоко, я, кажется, проспала очень долго. Все еще сонная, прислушиваюсь: - Я вам говорю, тут было заперто! Кто-то вернулся, нужно сваливать! Я осторожно выглядываю в окно, но окно спальни выходит во двор, а люди, очевидно, разговаривают возле входной двери. Я быстро одеваюсь в еще одни спортивные штаны, которые взяла с собой, и большую застиранную футболку с надписью «Орегон» (вещи Дэмиана, типа, ок, чел, никакого осуждения), и осторожно иду в сторону входной двери. - Нужно проверить окна, - шепчет женский голос. Я почему-то не боюсь: судя по голосам, это подростки или люди, которым не больше лет двадцати пяти. В конце концов, может, они в такой же ситуации, что и я. Не знаю, как себя нужно вести в таких ситуациях и решаю просто спросить в лоб. - Кто это? – спрашиваю я, подойдя к двери и держась за ручку. На улице начинается возня, видимо, люди собираются бежать. Я почему-то не хочу этого и открываю дверь, крича: - Подождите! Ребята, человек навскидку семь или восемь, замирают возле ворот. Пестрая, конечно, толпа, ничего не скажешь. - Это не мой дом, - признаюсь я. Они молча переглядываются. Один из них, с дредами и татуировками на лице, выходит вперед. - Нам не нужны проблемы, - он поднимает руки. – Пожалуйста, не вызывай полицию. - Я же говорю, - неловко продолжаю я, - это не мой дом. Я пришла сюда вчера. Мне было негде ночевать. Парень расплывается в дружелюбной улыбке и радостно оборачивается к другим, которые заметно расслабляются. - Финн, - он подходит ко мне и протягивает руку для рукопожатия. – Будем знакомы.