Кардамон / Cardamom

      Научиться жить вместе означает постоянную работу. Чтобы быть вместе, необходимо приспосабливаться и идти на компромисс. Медленно, осторожно изучая ритм и распорядок жизни друг друга, аккуратно встраиваясь в жизненное пространство партнера, учиться вещам, которые невозможно постичь на расстоянии.       Эрвин узнал, что Леви пьет просто невероятное количество чая, любит готовить и непроизвольно хрустит пальцами. Леви открыл для себя, что Эрвин поет в душе, бесится от голода и ни на что не годен без утренней чашки кофе.       Но не все было так безоблачно. Пытаясь притереться друг к другу, они неизбежно заходили на чужую территорию. Порой их трения перерастали в разногласия, угольки которых могли тлеть несколько дней, вдруг вспыхнув в полноценные пожары споров. Эрвин был упертым, Леви — и того хуже. И если Эрвин представлял собой пресловутую неудержимую силу из расхожей поговорки, то Леви был живым воплощением непоколебимого объекта.       Леви был одержим чистотой. Эрвин считал себя опрятным, но, как выяснилось, он и близко не соответствовал стандартам чистоты Леви. За забытую подставку для стакана Эрвин зарабатывал хмурый взгляд Леви, за оставленную на раковине чашку — череду невнятных проклятий, а за брошенное на пол полотенце он получал вполне реальную угрозу быть брошенным где-то посреди пустыни.       Эрвин бывал упрямым, но учился легко и быстро. В конце концов, это — дом Леви, а он здесь всего лишь гость.       Квартира Леви была похожа на него самого: маленькая, чистая, самодостаточная. В ней все было на своих местах, и хоть Эрвин захватил с собой всего лишь одну сумку с вещами, ему казалось, что он занимает в ней слишком много места. Порой он чувствовал себя слишком навязчивым, и поэтому уходил из дома — гулять по городу, исследовать новые места, знакомиться с многочисленными улицами, площадями, базарами, переулками и бульварами Аммана. Иногда Эрвин забывал про время, и тогда Леви начинал забрасывать его гневными сообщениями:       Где ты шляешься?       Придурок, ты что, потерялся?       Потерялся, да?       Ты где? Блядь, мне что, идти искать тебя?       К своей чести, Эрвин ни разу не потерялся. Ну, по крайней мере, ни разу в этом не признавался. Во всяком случае, он никогда не писал Леви с просьбами объяснить, как вернуться домой из какого-то места.       Очень быстро Эрвин познакомился с соседями: огромным мужчиной, владевшим фотостудией на первом этаже, молодой парой из квартиры над ними и семьей с кошкой и двумя маленькими мальчиками с нижнего этажа. К слову, эти двое мальчишек появлялись у двери Леви с завидной регулярностью. Леви постоянно раздраженно шипел на них, прогоняя, однако Эрвин заметил, что дети редко уходили с пустыми руками. Им очень нравился Эрвин, и они даже нашли новую причину чаще появляться под дверями квартиры Леви — похвастаться Эрвину новыми фразами на английском, выученными в школе, и поиздеваться над его скудными знаниями арабского. Эрвину нравилось проводить время с этими детьми, особенно, когда Леви был допоздна занят в кафе. Вскоре они начали обучать друг друга: Эрвин помогал им с английским, а мальчики научили его фразам на арабском, от которых Леви приходил в ужас. За две недели Эрвин узнал от детей больше, чем за несколько месяцев на курсах арабского в университете.       И хотя Эрвин быстро адаптировался, он оказался абсолютно не готов к физическому присутствию Леви. Быть рядом, делить одну комнату, постоянно видеть друг друга было… странно. Порой Эрвин замирал, наблюдая, как Леви переодевается, читает, работает, и это дико бесило Леви:       — Хорош пялиться, Эрвин. Ты меня пугаешь.       — Извини, я не нарочно.       Смущаясь, Эрвин сразу же отводил взгляд. Однако и Леви был не безгрешен: Эрвин, выходя из душа, не раз замечал пристальный взгляд его широко распахнутых глаз, нервное сглатывание, легкий румянец на щеках и быстрое движение отворачивающейся головы.       Эрвин был приятно удивлен, узнав, что несмотря на свой колючий характер, Леви был удивительно ласков. Его привязанность к Эрвину была сродни кошачьей — непредсказуемой и полностью на его условиях. Леви, желая внимания, не раздумывая отбирал у Эрвина планшет и забирался на колени, и в то же время мог бесцеремонно прогнать его, если Эрвин попадался ему под горячую руку. Было и то, чему Эрвин научился на своем горьком опыте: однажды он попытался обнять за талию моющего посуду Леви, за что заработал такой сильный удар локтем в живот, что едва не лишился сознания:       — Я занят, — прорычал Леви. — Клешни свои убери.       Позже, ночью, он извинился, целуя оставленный им на животе Эрвина синяк.       — Прости, — бормотал он, уткнувшись Эрвину в грудь, — я не хотел сделать тебе больно. Я просто… Не знаю… Просто не подходи ко мне со спины, ладно?       Эрвин кивал, запуская пальцы в волосы Леви. С того дня он научился аккуратно предупреждать Леви о своем приближении.       Также Эрвин узнал, что у Леви были серьезные проблемы со сном. Конечно, это не было открытием — Эрвин уже давно замечал его необычный режим дня. Хоть Эрвин и прогонял Леви спать, это было на руку, когда их разделяла семичасовая разница во времени. Но только сейчас он действительно осознал, насколько все было плохо. Было чудом, если Леви удавалось поспать хотя бы четыре часа кряду. Просыпаясь среди ночи, Эрвин часто обнаруживал Леви сидящим за столом с чашкой давно остывшего чая. Иногда Леви тихонечко возвращался обратно в кровать, будя Эрвина своими холодными прикосновениями. Его руки могли часами исследовали тело Эрвина: Леви на удивление сильно любил прикосновения — конечно же, если у него было на то настроение. Казалось, это возвращало его к жизни, и Эрвин мог часами лежать в постели, прислушиваясь к шуму города за окном и наслаждаясь руками Леви, блуждающими по его груди, рукам, плечам, вниз по животу, оглаживающим бедра, обводящим член и возвращающимися обратно вверх. Леви не пропускал ни сантиметра его тела, покрывая все поцелуями и нежными прикосновениями. Один особенно гладкий участок кожи на внутренней стороне руки Эрвина, казалось, очаровывал его, и Леви, словно кот, постоянно терся об него щекой. Эрвин, наслаждавшийся таким вниманием, только сейчас осознал, насколько же истосковался по прикосновениям. Ему было интересно, чувствует ли Леви то же самое?       Само собой, такое изучение друг друга не проходило бесследно, нередко заканчиваясь тем, что Леви, абсолютно обессиленный и размякший, отдыхал на груди Эрвина, пока тот, забывшись, нежился на мягких волнах удовольствия.       Леви всегда был сверху, и Эрвин был этим более чем доволен. У него никогда не было набора стандартных, излюбленных поз, и он всегда был готов попробовать что-то новое. Впрочем, он вообще об этом никогда не думал — до того утра, когда Леви, расположившись на его бедрах, внезапно не протянул ему бутылочку смазки со словами: «Твоя очередь».       Эрвин на мгновение замер.       — Ты уверен? — осторожно спросил он. Не то, чтобы ему этого не хотелось, совсем нет. Он просто не нашел других слов: Леви был довольно мал, а он, скажем так, абсолютно ему противоположен.       — Да, блядь, уверен, — подтвердил Леви, вызывающе глядя на него с высоты.       — Я не хочу сделать тебе больно.       — Не сделаешь. Я уже пробовал это раньше.       — Я знаю, но…       Откинувшись назад, Леви скрестил руки на груди:       — Ну, раз ты не хочешь… — фыркнул он.       — Нет, нет! Хочу!       — Ну, тогда…       Леви нанес немного смазки на ладонь Эрвина и, помогая, направил ее назад.       Он был узким. Даже одни палец заставлял его закусывать губу и на мгновение прикрывать глаза.       — Леви, мы можем…       — Заткнись. Просто заткнись, — шипел Леви, отстраняясь от его руки.       Медленно, аккуратными движениями Эрвин растягивал его, помогая себе пальцами и ласковыми словами, позволяя расслабиться, движение за движением, вдох за вдохом, пока Леви не начал таять от его прикосновений. Все это время Леви глядел на него, не отводя глаз. К тому моменту, как три пальца Эрвина уже легко скользили внутри него, Леви уже изнывал от болезненного желания, негромко ругаясь и вздыхая от нетерпения.       — Достаточно. Давай, — глухо попросил Леви.       Оттолкнув руку Эрвина, он перебрался наверх и медленно опустился вниз, откидывая назад голову, позволяя темным волосам рассыпаться по лбу. Из его приоткрытого рта донесся протяжный низкий стон.       Горячие, сдавливающие ощущения с головой накрыли Эрвина, и он, сдерживаясь, обхватил ладонями бедра Леви. Сначала он двигался медленно, будто бы приноравливаясь. Найдя подходящий ритм, он ускорился, чувствуя, как растет напряжение внутри, двигаясь все быстрее, сильнее, опускаясь все ниже, пока не смог больше сдерживаться. Застонав, он кончил, обессиленно отпуская Леви, заставляя его упасть на себя. И пока он не пришел в себя, Леви взял его ладонь, сжал пальцы на своем собственном члене, командуя его движениями — и, мгновение спустя, тоже кончил, простонав имя Эрвина.       Ошеломленный, задыхающийся Эрвин неподвижно лежал, позволяя Леви растянуться у него на груди. Они оба были мокрыми и скользкими от пота. Эрвин привычно глядел на макушку Леви, ощущая щекотку его черных волос на своей груди, чувствуя кожей горячее, обжигающее дыхание.       — В порядке? — спросил он, касаясь губами его головы.       — Ага, — зевнул Леви, поводя пальцами по его боку. — Ты быстро учишься.