***
— Родители мисс Грейнджер мертвы. — Мне жаль, но Вашей матери стало плохо, она лежит без сознания. Слова Снейпа эхом отдавались в ушах Драко. Парень уже целый час сидел на полу в гостиной, прокручивая речь профессора в голове. Бутылка огневиски была опустошена и разбита о пол. — Матери плохо, она в своем доме как заложница, отец вернулся, а родители Грейнджер мертвы. Что за бред? Как такое может произойти почти в одно время? Хотя это ведь дело рук приспешников Волан-де-Морта. Стук в дверь, и мысли сразу же вылетели из головы. Драко встал с пола, подошел к двери и открыл её. На пороге стоял Остин. Как же Малфой ненавидел его. — Льюис? Чего тебе? — равнодушно спросил Драко. Когтевранец молча оглядывался по сторонам. — Зайти могу? — наконец отозвался Остин. — Ну заходи, — Драко раскрыл дверь, чтобы Льюис мог войти. Остин зашел, закрыл за собой дверь. — Я не понимаю зачем ты пришел, поэтому говори быстрее, — Малфоя раздражал «друг» Грейнджер. — Слышал, с Гермионой произошло страшное, — начал Остин издалека, нерешительно секунду топчась на пороге. Драко кивнул. — Малфой, не из-за те-ебя-я ли она наглоталась таблеток? — противный тон, противный голос, противный Льюис. — Может, из-за тебя? — С чего бы ей из-за меня убивать себя? — Она узнала о твоей тетрадке, твоя сестрёнка так громко о ней говорит, — самодовольная улыбка, на больное. Сердце Остина ушло в пятки, внизу живота начало тянуть. В голове одно: «Тина такая дура!» — Я конечно же рассказал об этом Грейнджер, ведь такое скрывать нельзя, — Малфой улыбался самому себе. Только что он сказал другу Грейнджер, что она знает о нем правду. — Раз она знает какой я негодяй, тогда почему пошла со мной на свидание? — сделал вид, что ему плевать. Смешно. Драко хрипло рассмеялся, прикладываясь к горлу бутылки. Огневиски обжег горло. — Думаешь, ты ей нравился? — Думаешь, ты нравишься моей сестре? Смешно. Очень смешно. Его же оружие против него. Хороший ход, жаль провальный. — Да мне плевать на твою сестру, она обычная шлюшка, которую твои родители подослали ко мне, чтобы переманить меня на вашу сторону. В яблочко. Драко Малфой раскусил весь план Льюисов. — Подослали Гермиону, чтобы узнать наш план, вы глупые. Я же делал и так все в открытую, знал, что она тебе все расскажет, — и снова он выкрутился. Не зря его определили на Когтевран. Умен, слишком умен. — Твоим козням пришел конец, Льюис, только попробуй к ней приблизиться, я тебя убью голыми руками! — Твоя Грейнджер мне не нужна, только ваша кровь и всё, — Льюис будто говорил о погоде, о том, как скоро выпадет первый снег. Пушистый и белоснежный снег. Непринужденно. Легкомысленно. Честно. Как далеко ты зайдёшь, мальчик на побегушках? — Гермиона была так добра ко мне, так внимательно меня слушала, но я заметил, что в Трех метлах она смотрела на тебя, и тогда я понял, что нет шансов встречаться с ней, а потом заманить в мэнор у меня не получится. Да и вообще она постоянно на тебя смотрит, я видел ваши переглядки в Большом зале. — Остин по-хозяйски ходил по гостиной, сложив руки за спиной. — Грейнджер не дура, она бы не повелась на тебя! Она знает какой ты! — ревность, но в то же время гордость за то, что она не повелась на такого как Льюис. — Я сказал своей матери, что она заинтересована тобой, тогда мать сделала то, на что пошёл бы только сумасшедший: она нашла её родителей. Они стали её пленниками, как и твоя мать. Драко резко поднял глаза на своего врага. Сердце ушло в пятки, а внизу живота заныло. Страх за мать. Единственное, что он чувствовал. — Родители хотели, чтобы вы явились как можно быстрее в мэнор, но и это не помогло, тогда мать убила родителей Гермионы, а твоей матери подлили в воду зелье, которое каждый день её убивает. Ядовитый. Противный. Стоит и улыбается. Раздражает. Блять! Как же ты раздражаешь меня, Льюис… — Она умирает, Малфой, но ты можешь её спасти, — он продолжает улыбаться. Откуда такой оптимизм? Как же ты меня бесишь! — Если с моей матерью что-то случится, то я убью каждого, кто причинил ей вред! — Это угроза, Малфой? — Именно она, Льюис. Остин подошел к Драко. Очень близко. — Жизнь Нарциссы в руках моей матери, — прошипел Остин. — Пошёл нахер! — сквозь зубы процедил Драко, его зрачки угрожающе сузились. — Ну-ну. Дружище, спокойней. Потише. — Если с головы моей матери упал хоть волосок, то я намотаю кишки твоей мамаши на свой кулак, Льюис. Ты сомневаешься во мне, гнида? — Не посмеешь. Кишка тонка. — У меня? Кому об этом говорить? Трусу? — Я? Трус? Удружил, Малфой. Сейчас ты напиваешься как последняя трусливая девчонка огневиски и чуть ли слезами не заливаешься. И это я-то трус? Трус ты. Трус как и твой папаша, не способный ни на что. Интересно… Ты так же будешь раболепствовать, угодничать и подлизываться как твой отец? А, Малфой? Ну так как? — Заткнись. Ты нихера не знаешь, но суешь свой блядский любопытный когтевранский нос куда не нужно. Задницу матери лижешь ты. И не способен ни на что без одобрения матери тоже ты. А я… Я же способен принимать самостоятельные решения. Я не трус, я мужчина. А ты, видать, так и застрял в пубертатном периоде, дорогуша. О, извините, господин я-лижу-всем-подряд, позволите ли мне… — Да что ты… — Что я? Что? Что? — Ты… Ты… Ты. — Я. Я. Я. Костлявый, длинный указательный палец Льюиса презрительно ткнул в значок старосты на груди Малфоя. — Ублюдок. Ничтожество, которое способно добиваться всего не честным путём, а деньгами. Грязными деньгами. Признайся, сколько ты потратил, чтобы купить это? — фыркнув, он одергивает руку, словно испачкался в грязи, слякоти, в которую можно наступить, если не смотреть, что у тебя под ногами. — Семьсот тысяч галлеонов? Шестьдесят пять тысяч? Восемьдесят? Или, что же, мелочиться, сто тысяч галлеонов? Чтобы всего лишь поднять свою самооценку ещё выше? — Дешевые понты, не находишь? Ты где научился такой сверхчеловеческой «пафосной» речи? В кругу своих заговорщиков, или Тина на ушко нашептала: «Ах, братец, я знаю, как поднять твоё настроение»? Это всё, или ты мне раскроешь дальше ваши коварные козни инвалидки? — Пф. Ничегошеньки ты не понимаешь. Остин сложил руки за спиной. — Я добился доверия родителей, мы возродим Тёмного Лорда, и я буду верен ему, — Льюис хвастливо улыбнулся, излучая сумасшедшую преданность и верность жестокости Волан-де-Морта. Он не меньше был похож в своих грезах на Петтигрю или на тетушку Беллу, поехавшую своей фанатичной влюбленностью к Реддлу. — Да ну, — усмехнулся Драко. — Я, отец и мать будем самыми верными слугами, а потом я стану новым Лордом! Речь Остина вызвала у Малфоя смех. Реддл, чтоб уступить какому-то напыщенному щенку? Темный Лорд скорее замучает наивного последователя Круциатусом до смерти в лучшем случае и при отличном расположении духа, а в плохом случае пощады не жди. — Не хочешь ли присягнуть на верность будущему Лорду? Я одарю тебя самыми лучшими привилегиями, высшим чином, неплохим заработком. Твоя семья, твоя грязнокровка не будут ни в чем нуждаться. Нарцисса погуляет на вашей свадьбе, потискает внуков. Есть только маленькое «но». Вы должны пожертвовать несколькими каплями крови. Ах да, нужно твоё согласие. Не вздумай отказываться сразу, я не перечислил тебе остальные плюсы. Наивный когтевранец. Да как ему это в голову пришло? Чтобы Драко Малфой снова был на стороне Пожирателей Смерти? Чтобы вновь переживал за свою семью? Переживал за свою жизнь? По кругу из раза в раз врать, обещать матери, что всё будет хорошо, что они справятся? Не сдадутся? Согласиться — значит заключить себя в тюрьму. В личные девять кругов Ада. Сидеть среди подлизывающих задницу Волан-де-Морту сумасшедших, убийц, насильников. Молча наблюдать за другой смертью, опасаясь эгоистично за свою хрупкую жизнь. Опасаясь как трус, не способный спасти кого-либо или помочь. Молчать на постоянной основе. Подчиняться приказам, которые нарушают твои моральные устои, полоскают тебя самобичеванием на грани ненависти. Корчиться под Круцио за неповиновение или плохо выполненное задание. Боль. Боль. Боль. Это он должен выбрать? На это он должен надеяться и грезить точно отец, которому лапшу на уши навешали? Нет. — Нет, — платиновые взъерошенные волосы подпрыгивают от резкого покачивания головой в разные стороны. Драко будто дергался, пытался освободиться от чего-то, что его давило на подсознательном уровне, превращая в подобие истерики. — Нет, сука. Ты слышал? Слышал?! — Малфой, прежде чем делать поспешные выводы дослушай до конца. Куда нам торопиться? Присаживайся, Сириус Блэк III. Давай. — Что здесь происходит? — женский голос. Знакомый голос. Любознательный до чертиков и недоверчивый как одиночка-кочевник. Мерлин! Грейнджер, какого хера? Драко обернулся, увидел девушку, которая в недоумение смотрела на парней. — Гермиона, привет! Как ты? — чересчур переигрывая, спросил Остин. Вот же ублюдок! — Я спрашиваю ещё раз, что здесь происходит? — Гермиона стоит на своём. Ну, конечно, это же Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер. — Да так… Тебя делим, — врет Льюис. Расскажи ей о своих планах. Покажи свое настоящее лицо! Но она не верит. Она мало кому верит. — Почему ты здесь? Ты должна быть в госпитале? — Мне разрешила мадам Помфри и сказала, что я могу вернуться в комнату, но завтра с утра прийти к ней на осмотр. — Почему так поздно? — Малфой продолжает расспрашивать, забыв про Остина. — Я ходила в гостиную Гриффиндора, — отчитывается перед ним. — Ясно, — Драко поджал губы, отвернулся от девушки, вспомнив, что в гостиной они не одни. — Я объяснила почему я здесь, ваша очередь рассказывать мне, что здесь происходит? Какая же ты неугомонная, Грейнджер! — Остин пришёл поболтать, но уже уходит, — Малфой посмотрел на Льюиса, который заскучал. — Остин? — Гермиона вопросительно смотрит на своего «друга». Ждёт, пока он объяснит, но он лишь кивает. — Да, зашёл узнать как ты, пора уже идти, — когтевранец натянуто улыбнулся своей подруге, кинул ядовитый взгляд на Малфоя, а затем пошёл к двери.***
— Маглы мертвы? — Самуэль зашёл в комнату, где сидела Мари. — Да! — триумфально улыбнулась женщина. — Какие действия следующие? — мужчина смотрит на Льюис. — Ждать. Просто ждать! — она смеётся. Психически больная женщина. Она убила людей, двух невинных людей. Да по ней Азкабан плачет. Мари встаёт с кресла Люциуса, она уже давно заняла его кабинет. — Надо навестить Цисси, пойду дойду до неё, — женщина выходит из кабинета в коридор, направляется прямо в комнату Нарциссы. Миссис Малфой пришла в себя, но силы каждый день её покидают. — Цисси, я пришла навестить тебя! Смешно. Как будто бы она переживала за неё. Нарцисса усмехнулась в мыслях. — Может, нужно что-то? Я принесу, ты только скажи! — притворяется. — Яд! — шепчет пересохшими, дрожащими губами от ярости Нарцисса, вцепившись в простыни. — Зачем тебе яд, дорогая? Скоро приедет Драко, он хочет видеть тебя живой, — Мари сложила руки за спиной. —Лучше я умру и не увижу мучения своего сына, — миссис Малфой отвернулась от «гостьи». —Твой сын не будет мучаться, Цисси! Противная. Как её сын! —Нам нужна лишь капля крови, всего капля. Нарцисса повернула голову на Мари. —Твоего сына и грязнокровки! —Зачем впутывать сюда девочку? — миссис Малфой в недоумении посмотрела на Льюис. —Я объясняла! Это для обряда! Крестраж, кровь маглорожденной и чистокровного. Всего капля их крови и наш повелитель оживет! Гордо улыбается. Смешная. Делает вид, что она говорит правильные вещи. Нет. —Ваша семья будет жить спокойно, а все обвинения с Люциуса будут сняты, — пряник, который будет караться кнутом. Пряник. Кнут. Пряник. Кнут. —Выйди отсюда! И больше не приходи ко мне, — агрессивно сказала Нарцисса. —Хорошо, я уйду, но ты подумай о том, что я тебе предложила, — Мари ядовито улыбнулась, затем вышла из комнаты, заперев дверь на ключ. «Сынок, главное будь сильным!» — промелькнуло в голове Нарциссы перед тем, как она потеряла сознание.***
— Зачем приходил Остин? — спросила Гермиона, ворвавшись в комнату Драко. — Грейнджер, тебя учили стучаться? — сонный Малфой в непонимании поднял глаза на гриффиндорку. Взъерошенную занозу в заднице. Разъярённо ходящую из угла в угол его комнаты, лихорадочно загибая пальцы. Кудрявый вихрь почему-то нервничал, и это спросонья Драко понять ну никак не мог. Вихрь мелькал и мелькал, вдруг нависнув тенью над ним, обеими руками схватившись за изголовье кровати, заправленной зелёными простынями под цвет его факультета. Слизерин, а она такая правильная. Гриффиндор. Они столкнулись нос к носу, как в самых заезженных магловских мелодрамах. Черт. Черт. Черт. Мерлин, у Грейнджер дыхание перехватывает, стоит ей наклониться ещё вперёд. Самонадеянная глупая дура. Неумеха. Она неумело и сковано мажет губами по его скуле. На пробу, проверяя можно ли вообще позволить такое. От чего предательски сердце заходится, стучит по рёбрам, как ненормальная птичка, запутавшаяся в ветвях. Вверх. — Вверх, Грейнджер, вверх, — рука цепляется за приподнятый локоть. Перстень рода Малфой обжигает запястье. Холодный. Грейнджерские губы раскрываются, оставляя вязкую дорожку слюны вдоль века. Малфой жмурится. Грязнокровка балует чистокровного собачьей лаской. Ха! Обзавидуйся, Рита. — Драко…? Это отблеском тонет в ворохе зелёных подушек, когда ладонь Малфоя опускается на бедро, чуть сжимая его собственническим жестом, поглаживая большим пальцем кожу, покрывшуюся мурашками. Холодно. Как же холодно. — Да-а? Повтори. — Ты… Тебе не… не…противно?