Выброс

Эпидерсия       «Запомните мои слова, это всё плохо кончится».       — Запомню, обязательно запомню... — Прошептал Майкл Фостер, сверля задумчивым взглядом пустоту перед собой.       Понимая, что ему также более незачем тут задерживаться и пора бы освободить чужое кресло он встряхнулся.       Операция окончена. Пациента вывели из комы и здоровью персонала более ничего не угрожает. Проблема временно решена, но остро встал вопрос о последующих операциях. Необходимость в удалении имплантов мальчишки никуда не ушла, но подвергать опасности посторонних людей Майкл более не собирался. Эту проблему нужно было решать в срочном порядке. Майкл это понимал, но откровенно говоря, не знал, как подступиться к решению этой задачки. Помимо угрозы здоровью окружающим, очередная эвакуация пациентов может привлечь излишнее внимание и вложить в руки его противников карты, которые те не замедлят разыграть против Альянса.       Резко подорвавшись с места, он забрал разбросанные Амандой бумаги и покинул помещение, на ходу набирая номер из быстрого набора.       Транспорт уже ждал его на парковке у здания больницы. Запрыгнув на переднее сидение, Майкл перехватил взгляд офицера, который сегодня вытянул короткую соломинку.       — Давай домой.       Летун незамедлительно взмыл в воздух, поле Массы компенсировало перегрузку, вызванную резким взлётом. Не обращая внимания на удаляющиеся крыши домов города-миллионника, он снова набрал номер в быстром наборе.       — Через полчаса в моем кабинете, и Илюшина с собой возьми.       Не дожидаясь ответа, Майкл отключил связь, скрыв экран инструментора под рукавом пиджака.       Летун нёсся на восток, за пределы города, в сторону заводов. Не углубляясь внутрь заводской территории, летун приземлился у входа в невысокое здание, обнесенное высоким кирпичным забором. Почти по всем внешним признакам внутри этих стен суетятся сотни белых воротничков. Единицам со стороны известно, что обитатели этого строения: «клерки», «бухгалтеры» и «кадровики», носят коричневые цвета.       По мнению самого Майкла, этот секрет был известен слишком многим людям, что на сегодняшний день вылилось в острую проблему, на фоне которой проблемный мальчишка теряется.       Мрачный холл встретил его тишиной и прохладой. Кивнув дежурному офицеру в ответ на воинское приветствие, он пересёк холл насквозь, остановившись у единственного лифта. Через тридцать секунд ожидания и последующего за ним ввода паролей и кодов, лифт понёс его вниз. Вяло перебрасываясь дежурными фразами с местным Виртуальным Интеллектом, Майкл мечтал о скоростном лифте.       В свой кабинет он отправился не сразу, решив пройтись по объекту, показаться сотрудникам, узнать, как продвигаются исследования из первых уст, в обход прямого начальства. Он желал видеть картину как можно более полную, менее приукрашенную. Также ему необходимо было зайти к начальнику СБ, если он не хотел в скором будущем получить повторение прошлого инцидента.       Начбеза он обнаружил в одном из коридоров, ведущим из жилых помещений. Этот крепенький старик с пышными усищами, проживший вдвое дольше Майкла, появился на Объекте вместе с ним. Откуда его перевели Майкл не знал, сам он не признавался, а на запрос он получил отказ. Это тоже был своеобразный ответ, намекающий на прямое вмешательство Совета.       — Ты к себе? — Опуская формальности, Майкл перешел к делу.       — Теперь к себе, раз ты явился. — Ответил Роберт Фингер, поравнявшись с Майклом. — Мне нужно тебе кое-что показать.       — Я не ошибусь ,если предположу, что это как-то связано с заговором? Последнее время я всё чаще об этом думаю.       — Это его отголоски. — Кивнул Фингер, — Думаю, мы ещё долго будем находить новые нити, ведущие к старому инциденту.       Преодолев один длинный коридор, а также спустившись и поднявшись по лестнице, они оказались на месте.       — Одного фигуранта ты хорошо знаешь. Игнорировать я это не мог...       Фингер, встав у своего кресла, решил удариться в пояснения, что немного раздражало Майкла, подтачивало его терпение.       — К сути. — Вздохнул Майкл. — Мы вообще, ничего игнорировать не можем.       — К сути, так к сути. — Пожав плечами, Роберт активировал экран уни-инструмента.       После секундной тишины в помещении раздался голос Главы колонии хорошо знакомый большей части горожан.       Четыре минуты и сорок пять секунд. Вот столько длилась запись подслушанного диалога главы колонии с обладателем незнакомого Майклу голоса. Ровно четыре минуты глава колонии поливал грязью самого Майкла, сыпал угрозами в его сторону и грозился разоблачить Альянс. А также обещал предоставить собеседнику море секретной информации по делам Альянса на колонии. К личным угрозам Майкл привык, пусть они ему и не нравились. На угрозы Альянсу он реагировал иначе.       — Кто второй? — Спросил он, не особо надеясь услышать имя и фамилию.       — Выясняю.       — Ясно. — Сухо ответил Майкл, принявшись барабанить пальцами по столу. — Собери всё, что есть на главу колонии. Я хочу знать о нём все, вплоть до количества щетинок на его жидкой бородке.       Майкл прервался, посмотрев Фингеру в глаза.       — Жирный ублюдок думает, что может играть с нами... — Майкл принялся расхаживать по кабинету. — Разработай план. Альянс дал ему так много и вот его благодарность. Ходят слухи, что его старший сын балуется азарийской наркотой с Омеги... подтверди эти слухи. И с бизнесом его жены не всё гладко. Налоги. Налоги. Перетряси всё его нижнее бельё! Пухлый Джимми возомнил себя большим хитрюгой...       Майкл недобро усмехнулся, на мгновение вернувшись на три десятилетия в прошлое.       — Отец говорил, что Джимм всегда был скользким ублюдком... — Майкл поднял взгляд на Роберта. — Сначала я уничтожу репутацию его семьи, а в конце я приду за ним. У тебя месяц Боб. Даю тебе один месяц на разработку планов. А до этого... запиши-ка меня к нему на приём.       Кабинет начбеза Майкл покинул с холодной головой. Все его мысли крутились вокруг второго голоса на видеозаписи. Самого Джимма он уже выбросил из головы, пусть и понимал, что тот всё еще мог успеть навредить, а потому требовалось осадить того. Этим Майкл собирался заняться немного позже, для начала закончив с текучкой.       По пути в собственный кабинет ему встретился Илюшин о котором он почти позабыл.       — О, а я к тебе, — Воскликнул пожилой ученый, худой как жердь и высокий как фонарный столб. — Пол передал, что ты просил зайти.       — Да, Земля требует результатов, — Кивнул Майкл, покинув Илюшина подозрительным взглядом, — Но, по глазам твоим бесстыжим вижу, что им снова придётся удовлетвориться одними отчетами.       — Мы не успеваем, — Пожаловался ученый, всплеснув руками. — Ты же знаешь, что кадровый голод поразил все отделы. Людей не хватает.       — На Земле считают иначе, — Перебил его Майкл, прекрасно зная все отговорки. — Здесь почти тысяча человек. Только у тебя в подчинении целая рота. Справедливо, что Совет требует результатов.       — И задача перед нами стоит сложнейшая. Когда они поймут, что это не Марс? Никто не принесёт нам результаты на блюдечке.       — Да понимаю я, что всё не просто, — Вздохнул Майкл, хорошо понимая, что тут давить бессмысленно и более того контр продуктивно. — Но и ты пойми, это не прихоть Совета, вполне возможно от результатов вашей работы зависит наше выживание. К тому же, после инцидента Совет не желает слышать никаких жалоб.       Илюшин вздохнул, отведя взгляд в сторону.       — Инцидент, — Ученый издал ещё один долгий вздох. — Вот как они это назвали...       Майкл ничего не сказал по этому поводу. В вопросе по инциденту его мнение сильно разнилось с мнением Илюшина. То, что для него было жуткой расправой, для Майкла являлось вполне закономерным итогом предательства. Самого Илюшина в то время спасла только ничтожная доля его вины и личное поручительство сразу трех членов Совета. Илюшин в этом не был уникален, восемьдесят процентов местного персонала не участвовали в сговоре, а потому почти все они продолжили работать после того случая. В их жизни мало что поменялось. Самыми разительными переменами можно было назвать появление Майкла с Робертом на объекте и внедрение современного ВИ в систему безопасности.       Дальше они шли в тишине, и только в своём кабинете Майкл заговорил, обратившись к Илюшину:       — Ладно, пока Пол где-то бродит, поговорим о менее важном. — Майкл занял место во главе стола, положив локти на стол. — Организуй мне палату на объекте. На одного человека.       — Мед блок не подходит? — Илюшин нахмурил брови, — Это касается того ребёнка, о котором ты расспрашивал меня?       — Да. Почему мед блок не подходит, расскажу позже. Так, слушай. Нужно найти помещение между медицинским блоком и реактором, близость к реактору в приоритете. Ты внизу лучше ориентируешься, сможешь организовать?       — Думаю, смогу, — после минуты раздумий ученый неуверенно кивнул. — Но, почему рядом с реактором?       — Хочу кое-что проверить. Мальчишка продолжает удивлять меня.       — Он прямо коробка с сюрпризом. — Улыбнулся Илюшин.       — Ящик Пандоры, если речь зашла о коробках. — Возразил Майкл, обратив внимание на дверь. — Вот и Пол почтил нас присутствием. Скажешь как организуешь палату. Хорошо?       — Сделаем. Думаю, завтра всё будет готово, но не говори потом, что мы ничего не успеваем.       — Договорились, сам расскажешь это Совету. — Парировал Майкл, глядя как Пол устраивается за столом напротив Илюшина. — Итак, теперь, когда все собрались, я жду деталей для отчета. Как продвигается исследование «Камня»?       — Работа идёт, медленно. Ты же сам понимаешь, что речь идёт о десятилетиях работы. Даже с учетом Марсианского опыта, без «Ключа» мы будем биться об эту стену ещё лет тридцать. — Ответил Пол, кривя лицо. Посмотрев на Илюшина, он добавил. — Так что тут всё зависит от нашего инженера.       — Ты не ёрничай. — Майкл повернулся к Илюшину. — Ну, рассказывай, как там поживает наш «Ключ»?       — Пока ещё поживает, — Илюшин не стал кривить душой, скрывая неприглядную правду. — Накопленный опыт помогает, мы уже продвинулись дальше, чем до этого. Но, о полноценном успехе говорить рано. Сам же потом с говном сожрёшь, если и с этим образцом что-либо случится.       — Илюшин, давай подробнее, как в школе учили. Если я передам Совету твои слова, меня подвесят за яйца и петь заставят. Это и тебя касается, Пол. Взяли привычку жаловаться… жертвы плановой экономики. Я весь внимание Илюшин. Рассказывай, что, сколько и в каких процентах. Совет всю следующую декаду должен расшифровывать воплощение твоего гения в словесной форме и даже не думать о том, чтобы смотреть в нашу сторону.

***

      Время – быстрая река и человек барахтается в этой реке. Его несёт вперёд независимо от его желаний. Он может плыть по течению, может сопротивляться потоку, но, чтобы он не делал, его будет нести течение.       Времени безразлична судьба человека, ему не важно, что человек зацепился ногой за корягу, что его тело побило об острые камни. Но, не стоит винить время в том, что однажды к берегу прибило чьи-то белые кости. Это не время виновато, это человек оказался хрупок и слаб. И река не виновата в том, что встречающиеся на нашем пути препятствия могут быть сильнее нас.       Примерно такие мысли начали посещать меня спустя неделю пребывания в больнице. На третью неделю я убедился в правоте собственных измышлений. Пока я тут валяюсь, время неумолимо стремится к Концу Света - конечной остановки для меня и всего человечества. А ещё я точно убедился в том, что мои белые кости может выбросить к берегу задолго до того, как Жнецы заявят о себе на всю Галактику.       Это особенно ясно видно с позиции пациента, лежащего в одиночной палате на минус седьмом этаже подземного комплекса, очень непохожего на больницу, в которую меня привезли вместе с той девчонкой три недели назад.       И мысли о Прагии сами собой лезут в голову. Я снова заперт и я снова под землей, с той лишь разницей, что теперь я сам виноват. Однако, время отчего-то милостиво ко мне. По всем законам, на берег должно было выбросить мои кости. У меня было достаточно времени, чтобы понять это.       Откуда знаю про подземелье? Я спустился сюда на своих ногах, пребывая в полном здравии и, в кои-то веки, будучи своём уме. А также я чувствую ту энергию, что струится по проводам надо мной и подомной. Чувствую людей на многие метры вокруг. И этот минус седьмой этаж ещё не последний. Там подо мной кипит работа. Тысячи людей вокруг меня заняты чем-то, что скрыто от людских глаз. А ещё, на краю восприятия я чувствую источник энергии, подобный тому, что был на космических кораблях. Ядро Масс-Реактора питает это место и оно больше всех тех, что я видел до этого.       Помимо всего прочего, я окончательно убедился в том, что мои силы - мое наказание за грехи, которых я не помню. Они стремятся сделать меня калекой.       Было большой удачей, что я не развернул «Сферу» когда меня зашивали. Но, думаю, что электричества я пожёг на месяцы вперёд и вогнал больницу в долговую яму. И, в конце концов, кто бы меня зашивал, если б я "высушил" врачей? Никто. И это большая проблема. Может случиться так, что однажды меня будет разумнее убить, вместо того, чтобы лечить.       Сейчас на моей руке, спустя три недели после операции, я не могу найти и следа от тех повреждений, что были вначале и только белёсые полоски заживших швов напоминают мне о моих ошибках. Да, мне сказали, что рука заживает много быстрей положенного, но я бы потерял её без посторонней помощи и потерял бы еще больше, если бы не чудодейственный меди-гель. Только благодаря ему начавшийся некроз съел так мало.       На этом хорошее заканчивается и начинается суровая реальность. Мои силы напомнили мне о своем подавляющем влиянии на меня новым фокусом.       Я потерял сон.       С момента как меня вывели из комы, я практически не сплю. Да, меня вырубает примерно раз в несколько суток. Но, это не моя заслуга, это врачи дают мне снотворное. Те дозы, что они дают, должны убить ребенка возраста этого тела, я же просто засыпаю на пару тройку часов.       Суровая реальность в том, что совсем не спать я не могу. Это снова наводит на мысли о том, что эти силы совсем не благо, но наказание. Я сам наказан ими и я наказываю окружающих одним своим существованием.       Тут бы всё и закончить, не плодить беды вокруг меня, но… судьба выдернула меня из Прагии, чтобы я сдох вот так? Не хочется в такое верить. Хочется верить, что подчиню эти силы и переживу Жатву, что я справлюсь со всеми невзгодами. Да только, по всему выходит, что в одиночку это не потянуть. Но, беда в том, что у меня есть только я да эта девчонка. Девчонка, что не лезет из головы, что заставляет переживать и думать о себе. И об ошибках, что свершил. Я виноват перед ней и её отсутствие в поле моей видимости заставляет меня нервничать. Я ведь обещал ей, и сдержу свои обещания. Единственный доступный мне способ загладить свою вину. Но, как блин сдержать свои обещания, когда я не знаю где она?       Можно было б уйти её искать, но идти на ещё больший конфликт с Форестом мне не с руки, пусть даже, в конце концов, это единственное, что мне остаётся.       Безрассудство – вот всё, что мне остаётся. Наверное, я и помер также… безрассудно.       К вечеру мое одиночество нарушили. И все бы прошло, как обычно, но, сегодня, врач, прежде чем уйти после планового осмотра, сообщил о скором приходе Фореста. Вот только его мне и не хватало.       Ждать его прихода долго не пришлось. Через полчаса он распахнул дверь, стремительно ворвавшись в мою палату. Не теряя времени, он также стремительно перешел к делу.       — Добрый вечер, — поздоровался он.       У нас уже состоялся короткий разговор ранее. Ничего такого он не спрашивал. Я тогда подумал, что он просто ждёт, пока я созрею для чего-либо. Что ж, пусть ждет дальше.       Не дав мне и рта раскрыть, Майкл продолжил:       — Знаешь Валентин, я начинаю уставать от всего этого. Но, знай, на этот момент ты меньшая из моих проблем, — Форест подошёл к кровати и сел на стул стоящий рядом. — Так о чём это я? Никто так и не нашел научного подтверждения самой возможности существования твоего «недуга». Я имею в виду, что нет таких психологических травм, которые стирали бы память о родном наречии и тем более подменяли знания языка на другой, совершенно другой язык. Нарушений в работе твоего мозга тоже нет.       — К чему ты клонишь?       Я напрягся. Сосредоточился на его энергии. Ещё до того, как он снова раскрыл рот, я почувствовал жар в правом запястье, стремительно переходящий выше по руке.       «Выбросы» убивают гораздо быстрей, чем «Поглощение», но и от второго отказываться не стоит, тем более, когда тебе дают время.       — Я не могу отрицать эти факты о тебе. И вопросов накопилось слишком много. Ты Валентин как гравитация. Её существование, как и твое, не поддается сомнениям. И, как и в случае с гравитацией, чем больше мы о тебе узнаем, тем меньше понимаем. Твоя внезапная смена разговорного языка необъяснима. Я стал строить теории. Я задался твоим вопросом. А твои силы? Если это не биотика, а это точно не биотика, то, что это? Вопросы, целый клубок вопросов, на распутывание которого у меня ушло много времени. Со временем нашлись ответы. Одни ответы мне не понравились уровнем бреда. Другие не выжили при столкновении с фактами. Но, начну издалека. Однажды я подумал, что ты вундеркинд, страдающий от какой-нибудь формы аутизма. Эту мысль я отбросил почти сразу, она оказалась нежизнеспособна. Потом я вспомнил кое-что, что лежало на самом виду.       Форест замолчал. Глядя мне в лицо он внимательно изучал меня и ждал реакции.       — Что же ты вспомнил?       На вопрос, он ответил довольной улыбкой.       —Ты, друг мой, даже не скрываешься и это на долгое время замылило мне глаза. Все вокруг называют тебя Адамом Беккером. Теперь мне кажется странным то, как окружающие тебя люди продолжают видеть перед собой ребёнка. Игнорируют факты.       — Ты, значит, не игнорируешь?       — Нет, я ищу ответы.       — И к каким ответам ты пришел?       Форест не ответил. Стерев улыбку с лица, он ещё раз внимательно всмотрелся в мое лицо. Его взгляд стал колким и холодным.       — Я здесь по собственной инициативе. Командование знает о моих планах, но раз они молчат, значит одобряют.       — Хватит ходить вокруг да около. — Не стал терпеть я.       — Я уверен, что тебя держали в одной из лабораторий Цербера. Я знаю, что турианский Советник пришёл к тем же выводам. И я уверен, что тебе есть что рассказать мне, по глазам твоим вижу. Я буду ждать, когда ты созреешь для разговора, некто по имени Валентин Новиков.       Форест, не став дожидаться ответа, оставил меня наедине с болью в запястье. Он покинул палату с той же стремительностью, с которой минутой ранее ворвался в неё.             Весь оставшийся вечер я мерил шагами комнату. В таком режиме прошло ещё два дня. Кроме врачей посетителей больше не было. Хотя какие посетители? Опекуны? Их вряд ли пустят на закрытый объект. И это хорошо. Форест? Едва ли. Он ведёт какую-то игру со мной, в которой я безбожно отстаю от него. Сейчас он, видимо, решил не маячить перед глазами. Ждёт, когда я «созрею». Ему тут нечего делать. Та девчонка? Даже не смешно. Не удивлюсь, еcли она, придя в себя после пережитого, начнет избегать любого контакта со мной. Это было бы правильно с её стороны.       В общей сложности я провёл в этих стенах пять недель, за это время я лез на стены, мучился самоедством, думал над своей жизнью, переживал о всяком разном, пока врачи занимались своей работой.       Моя рука зажила. Я снова могу говорить, с теми же ограничениями, что были до инцидента с девчонкой, и мой биоимплант удалили вместе с имплантом-переводчиком – стремительно устаревшей технологией. Сейчас его заменяет наушник в моём ухе, не лучшая замена импланту, но, его, так или иначе, удалили бы не сегодня так завтра, а потому переживать по этому поводу напрасно. Оказавшись на свежем воздухе, я вообще переживать ни о чём не хотел, недели молчания сделали своё дело. В тот день я был рад видеть даже семейство Беккеров.       С подземного объекта меня вывозили так же, как и привезли - в летающей машине без окон. Вероятно, таким нехитрым образом, Форест решил сохранить расположение объекта в тайне. И, не стану лукавить, у него это хорошо получилось. Да, от скуки я посчитал количество комнат в доступной моим способностям части подземелья, но это не приблизило меня к разгадке тайны его расположения. А ещё за эти недели я сосчитал количество человек попавших в зону моего восприятия. Убедился в том, что энергия каждого человека имеет свой оттенок. И к своей беде попытался «присосаться» к ядру реактора, что едва окончательно не лишило меня возможности говорить в будущем. Связки я не содрал, но переполошил всё подземелье. Форест пообещал оторвать мне голову, если повторю попытку диверсии.       Операция по удалению имплантов проходила, как и прошлая. Через вену меня накачали просто неприличным количеством каких-то препаратов, и я отключился до конца операции. Форест потом сказал, что меня оперировали три бригады, меняясь каждые двадцать минут, посоветовав никогда более не попадать на операционный стол, ну, или мысленно готовить себя к тому, что далее меня будут резать на живую. Я был согласен с ним.       Мне пришлось немного подождать, Форест намеренно привез меня заранее, намекнув, что не стоит трепаться о том, где я был. Я согласился. Беккеры – не те люди, с которыми я стану делиться с тайнами, за раскрытие которых на меня могут объявить охоту.       Через полчаса автомобиль Эда остановилась в паре шагов от меня. Выскочила Элизабет. Не видя ничего и никого, она бросилась в мою сторону.       Это было неловко. Проявление её эмоций. Искренних, сильных, настоящих. Она всё ещё уверена, что я её сын. Переживает. Идиотка.       — Элизабет. Хватит. — Прошипел я ей в ухо, не успев избежать её объятий.       — С возвращением, сын. — Эд был более сдержан.       Его обеспокоенный взгляд был прикован к Элизабет.       — Нас не пускали к тебе, — Элизабет принялась делиться со мной пережитым. — Я все пороги оббила. Я не знала, что ещё сделать. Прости, прости, что снова оставила тебя.       — Бет, — Эд пришел ко мне на помощь. — Дома, всё дома.       Элизабет послушалась мужа, но, отлипнув от меня, она и с места не сдвинулась, с тревогой следя за каждым моим движением. Будто ожидала, что я вот-вот растворюсь в воздухе или убегу.       — Садись в машину, сын. — Строго сказал Эд, вероятно так же позабыв, что отцом он мне не является. Но, тут спорить смысла не было.       Под пристальным взглядом Элизабет, я сел на заднее сидение машины. Там я увидел мелкую пигалицу. Она, не мигая смотрела на меня, и в этом взгляде я увидел странную осмысленность, которой не могло быть у ребенка. Эти глаза смотрели сквозь меня, намного дальше, чем способны видеть человеческие глаза. Я вздрогнул, девочка моргнула, её взгляд неуловимо изменился. Секунду подумав, я предпочел забыть об этом. Возможно, мне всё это показалось. А даже если и нет, это не моё дело. Мне и своих забот хватает, чтобы лезть ещё и в это болото.       — Мы волновались, — обратилась ко мне Элизабет, к моему несчастью заняв свободное место на заднем сидении.       Я ей ничего не ответил. Элизабет ещё пыталась расспрашивать меня обо всём на свете. Я либо не отвечал, либо отвечал коротко, не вдаваясь в детали, кожей чувствуя, как сгущается воздух. Они действительно всё забыли. Как коротка людская память на плохое. Возможно, из-за этого по приезду меня ждал праздничный обед. Беккеры. Они не исправимы.       Я решил проявить вежливость и сдержанность, возможно, это ошибка, возможно, тогда Элизабет ощутит ложную надежду. Я просто устал с ними спорить. Я просто хотел поскорей со всем этим разобраться и наконец, выяснить, где же та девчонка, которой я задолжал.       Проявлять вежливость оказалось сложно. Эти люди не стали ближе мне за прошедшее время, и сам я не стал другим человеком. Нам просто не о чем говорить, и обсуждать нам нечего. И будто всего этого было мало, наготовила Элизабет много. Много даже для голодающего человека, не говоря уже обо мне.       Вслед за сном я утерял чувство голода. Предполагаю, к этому имеют отношение мои способности. Но с голодом было проще, чем со сном. Если уснуть я могу только с помощью сильного снотворного, то употреблять пищу мне ничего не мешает. Потому, возможно, когда я ковырял вилкой по тарелке, моя морда была не такой уж и кислой, как мне казалось. Нужно предупредить их, что на меня больше не стоит готовить. Но, не сегодня. Потом.       Проявлять сдержанность оказалось не просто. Я не знаю, почему так реагирую на Алексу. Почему, глядя на неё вижу пленников Телчина. Вначале всё было нормально, пока она сидела и не отсвечивала, но в какой-то момент она оживилась. Вероятно, привыкнув к моему присутствию, ей оказалось этого мало, и она решила подвергнуть меня террору. Нельзя сказать, что праздничный обед не удался, так или иначе, всё прошло вполне мирно, без скандалов.       Утром, спустившись на первый этаж, я прошёл сразу на кухню. Налив чаю решил никуда не уходить, благо, пигалица ещё спала.       — Завтракать не собираешься? — спросил меня Эдуард, отметив мое равнодушие к еде.       — Нет. — В последний момент я дал заднюю, — Я не голоден. В больнице меня закормили на неделю вперёд.       — Он шутит! — Вскликнула Элизабет, весело улыбнувшись.       На моей памяти это была её первая улыбка.       — Не привыкай к этому, — вырвалось до того, как я одернул себя. Обещал же себе быть сдержанней. — Сегодня схожу в одно место. До вечера не ждите.       — Надеюсь, не получится, как в прошлый раз? — Нахмурился Эд, переглянувшись с Элизабет, на лице которой не осталось и тени от улыбки.       — Нет, теперь я буду осторожней бродить по переулкам.       Эта ложь далась мне легко во многом благодаря Форесту. Он предупредил меня, что они не знают всей правды. Они не знают, что я сознательно убил троих человек, не знают, что похитил девочку. И, признаюсь себе, я рад, что они не знают. И я не хочу знать, что станет с Элизабет, вскройся эта информация. Жаль мне её. По-человечески жаль.       — Даже не знаю, как тебя теперь отпускать одного на улицу… — Покачал головой Эдуард. — Как тебе в голову взбрело гулять по трущобам? Как ты вообще туда дошёл?       — Ногами дотопал. Эд… не будем всё усложнять ещё сильней. Хорошо?       Кажется, я испортил утро и Эду. Это было видно по его лицу, застывшему каменной маской.       — У тебя в одиннадцать часов занятия с репетитором.       Элизабет предпочла вмешаться, будто почувствовала растущее напряжение между нами. Она попыталась всё исправить, преувеличенно весело пошутив:       — И у тебя еще есть время быть пойманным Алексой.       — Я помню. — Я повернулся к Элизабет и осёкся.       Она смотрела на меня красными от недосыпа глазами, вымученно улыбаясь. Как так вышло, что всего парой брошенных фраз, я смог испортить начало дня не только всем вокруг, но и себе?       Ёбаный Форест. Ебаный я.       В десять, как я и ожидал, с работы приехал Эд, чтобы отвезти меня к репетитору. Тут ничего не изменилось, до случая с девчонкой он также возил меня, чем я пользовался. Ехали молча. Эд косился на меня, порываясь что-то сказать. Минут за пять до приезда, он решился.       — Спасибо, что попытался. — Произнёс он как то тихо и неуверенно.       Это было сильно не похоже на него.       — Что попытался? — Я посмотрел на Эда, ожидая подвоха.       — Быть вежливым. — Вздохнул Эд, сжав зубы. — Я заметил вчера, как ты смотрел на мать. Жаль, что утром всё покатилось к чёрту.       — Да, жаль… — настал мой черед вздыхать. — Элизабет не заслуживает этого. Всего этого дерьма.       — Как же ты прав. Она любит тебя, сын. Сильнее жизни любит.       Эд скосился на меня одним глазом, о чем-то задумавшись. Решив что-то для себя, он покачал головой.       — Слушай. У меня будет просьба к тебе. Просто выслушай меня, хорошо? А потом сам решишь, как правильней.       — Звучит не очень. Думаешь, мне это нужно, твоё «правильней»?       С минуту Эд молчал. Я уже видел впереди нужное нам здание и парковку. И, откровенно говоря, ожидал, что он передумает.       — Валентин… — Эд замолк, снизив скорость до допустимого минимума. — Я прошу тебя: будь помягче с ней? Бет, сейчас ей тяжело. Тяжелее, чем ты можешь представить. Когда ты попал в больницу, она тогда чуть с ума не сошла...       Эд заглянул мне в глаза.       — Это стоило нам многого, сын. Очень многого. — Эдуард отвел взгляд, вернув внимание на дорогу.       Сначала я ждал, что он продолжит. Потом не решился узнавать, что именно произошло, подозревая, что ничего хорошего не услышу. Всё указывало на то, что Эду тяжело дался даже этот незаконченный разговор.       Обещать ему я тоже не стал. Не знаю почему, из-за собственного упрямства или из-за эгоизма. На самом деле не важны причины, как и мой ответ. Сам себе я уже всё пообещал, догадываясь, чего такого страшного могло произойти, чего не может понять ребёнок, которого видит во мне Эд.       Этот день уже не мог стать хуже. С таким настроем я пошёл на занятия, оставив Эда наедине с его думами. Когда я уходил, мыслями он был где-то там, в недавнем прошлом, которое очень дорого обошлось многострадальной семье Беккеров.       По окончанию занятий Эд уже ждал меня на парковке, чего, я надеялся, не случится. Сейчас он захочет отвезти меня домой, а домой мне не нужно. Мне нужно отыскать одну девчонку, и я крайне сильно надеюсь, что никто мне не помешает, и Эд, в том числе.       — Куда тебя подвезти? — спросил он.       Вопрос застал меня врасплох. Я на секунду растерялся.       — Я пешком, спасибо.       — Хотя бы скажи, куда идёшь.       — На поляну.       — Я подвезу тебя. — Произнес он тоном, не терпящим возражений. — И не задерживайся, и не влезай в неприятности.       Я только кивал в ответ, понимая, что сейчас любой спор окончится плохо. Было ясно, что Эд не был настроен на компромиссы сегодня. Я, в свою очередь, не был уверен, что наш спор не окончится жирной точкой.       — И кстати, завтра до обеда у тебя занятия с Амандой, ее, наконец, выписали.       — Она болела?       Как много я, оказывается, пропустил.       — Она попала в аварию с участием «летуна». — Пожал плечами Эд, — Две недели только об этом и писали во всех местных СМИ. Были пострадавшие. Глава города попал в опалу из-за этого, и по слухам, он носа не сует из своего загородного дома. Я не следил за событиями, у нас и без этого… короче, захочешь, сам спросишь у Аманды завтра, она наверняка знает больше.       До поляны мы доехали быстро, минут за сорок. Ещё три часа я добирался до квартиры, в которой живет девчонка.       Стучать в её дверь или звонить не стал. Способности даны мне не только для того, чтобы я страдал. Они ясно говорили, что за дверью нет ни единого источника энергии хоть отдаленно похожего на энергию живого человека. Её там не было. Мне оставалось только узнать, как долго её там нет. Тогда, появлялись варианты. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и звоню её соседям. За дверью напротив её квартиры точно есть кто-то живой и крупный. Возможно, её сосед знает хоть что-нибудь.       Нет врага хуже соседа. Древний закон, который имеет массу подтверждений. Сосед девчонки, кем бы он ни был, открывать мне не спешил. Он и ухом не повел, когда я колотил в его дверь и звонил. Но, я упорный, я победил в этой необъявленной схватке.       — Слышь, урод? Съебись отсюда пока ноги не выдернул! — Сказал мне некто средних лет, ростом наверно метр семьдесят, с трёхнедельной щетиной и сильным перегаром.       Он тут же захлопнул двери, не дав даже поздороваться. Звоню ещё раз. И ещё. И ещё. Я чувствовал, как вместе с терпением в пекло летит всякий контроль. Бестолку. Он не открыл, а я предпочел не упорствовать. Его смерть только помешает мне отыскать её.       Смирившись, я достал новый телефон. Не сработал лёгкий путь, пойду сложным. Но, как же не хочется связываться с Форестом...       Он, видимо, со мной говорить тоже не желал, ну, либо он помер за эти неполные сутки, что мы не виделись с ним. В любом случае он на мои звонки не ответил и я, ничего не добившись, опустился на корточки, уперевшись спиной о её дверь. Возможно, она не дома. Возможно, она скоро вернётся. Должно быть именно так.       У меня не было ни одной мысли, куда она могла подеваться. Но, я точно знал, кто может дать мне ответы. И раз Форест недоступен, я спрошу у Аманды Лаберт.