Выброс

Помнить — Ты знаешь, почему всё так вышло? Почему я пришел к тебе со своими друзьями? Звук удара по лицу, скрип стула. Их было двое в погруженной в полумрак комнате. Человек молодой и человек старый. Отец, избытый, униженный. И сын, преисполненный желанием отомстить, унять боль, заживо грызущую изнутри. Если бы кто-нибудь подошёл к молодому и попросил рассказать в двух словах, какова была его жизнь, он бы не смог ничего ответить. В его не слишком долгой жизни было многое. И хорошее и плохое. Он родился в богатой семье. Его отец состоял в совете директоров транс-корпорации, тесно связанной заказами с ВПК Альянса. Матери не было. Но, он её не знал, не помнил и не жалел, что её никогда не было в его жизни. У него не было времени думать о ней... Отец же ему ни в чём не отказывал. Хочешь в элитный колледж? Иди. Надоело? Бросай. Никто тебя не заставляет. Нужна крутая тачка? Вот деньги. Квартира в элитном районе? Зачем? Девок водить? Не вопрос. — Потому-что ты неблагодарный щенок? Я дал тебе всё! И если б ты всего один раз в жизни послушал меня, у тебя было б ещё больше! Но нет! Ты решил выебнуться! Сбежал с этой шлюхой... Сын ударил. Затем ещё раз. Он бил отца снова и снова, понимая, что не может остановиться. Он бил отца, вспоминая собственного сына, которого больше никогда не увидит. — Я должен был улететь неделю назад! — Так ты обиделся на меня из-за сгоревших билетов? — Отец нашёл в себе силы рассмеяться в лицо сыну, окропив его алой кровью. — Ты должен быть благодарен мне! Я спас тебя! Ты стал бы пылью, если бы я не помешал тебе улететь! Этот бездумный марафон прожигания денег и жизни мог бы продолжаться ещё долгие годы, но одна случайная встреча всё изменила и в первую очередь это касалось его самого. Со временем, под её влиянием, он стал другим, стал большим, чем был, и его мир стал большим, чем был. Его отец увидел эти перемены, оценил их. Однажды он пришел к сыну с просьбой, от которой, как он думал, нельзя было отказаться. — Нет, мразь, — Сын схватил отца за ворот рубашки и приподнял над стулом, настолько, насколько позволяли путы. — Я здесь потому, что на том корабле погиб мой сын. Он снова принялся избивать отца. Он бил его пока стул не перевернулся. Тогда он принялся пинать его ногами. Он целил в его лицо, надеясь стереть с него эту его ухмылку. Затем, успокоившись, он поднял стул и усадил потерявшего сознание старика на место. Вода из бокала брызнула в лицо старика, реакция не заставила себя ждать. Тот пошевелился, поднял голову. Окровавленные губы задрожали. Глаза забегали по комнате пока не замерли на лице молодого человека. — Какой сын? — едва слышно прошептал отец, — никто не говорил, что у меня есть внук... Он отказался. Обналичив все доступные ему счета, они сбежали туда, где, как он надеялся, отец не подумает его искать. Заббалин не был единственным таким образованием. На земле есть много таких мест, где живут те люди, которым не нашлось места в этом мире. Где полной власти нет ни у правительства, ни у сильных мира. В сам Заббалин они не сунулись. Это было бы сравни самоубийству. На окраине Каира он купил домик. — Постой-ка, дружок... — Взгляд отца внезапно потяжелел, — дай собраться с мыслями... Сын не послушал. Стиснув зубы, он ударил отца. А затем ударил ещё раз. Вместо заготовленных слов, рот отца изрыгнул сгусток крови. Это были страшные годы. Только чудо, удача, помощь Бога и небезразличных людей позволили им выжить близ Каира. Он и представить не мог, что могло ждать его в самом Заббалине, подозревая, что жизнь его была бы мучительной и короткой; но, судьба его молодой жены могла быть и того хуже. Мысли о последнем вгоняли его в дрожь, заставляли от страха просыпаться среди ночи. Он отказался от всего ради неё не для того, чтобы погубить собственными руками. Но и в Каире жить было нелегко, пусть даже перед ним не вставали вопросы голода и места проживания. Пару лет у него ушло лишь на то, чтобы встать на ноги, подняться на пару ступенек выше, чем здешние обыватели. Он научился быть жестоким, зубами выгрызая крупицы власти, а с нею и деньги, необходимые для того, чтобы его супруга была в безопасности. — И все-таки, ответь мне, сын, — Не унимался старик. Собравшись с мыслями он уловил момент, чтобы задать крутящийся в голове вопрос, — мой внук, как его... как ты назвал его? Документы, у него должны были быть документы! Ты ведь дал ему наше имя? Должен был дать! Документы. Под каким именем он проходит в документах? Человек задергался в путах. Пытаясь вырваться из них, он тянулся к лицу сына. — Они не должны были пропускать Беккеров на корабль. Никаких! Ни на один корабль! Старик внезапно замер. Часто дыша, он пожирал сына единственным не заплывшим глазом. — Они и не пропустили Беккеров... — догадался отец, — ты зарегистрировал его на корабле под чужим именем. Как смел ты отпустить его в тот полёт одного? Словно... словно на такси посадил... мелкий засранец... Он снова забился в путах, игнорируя просящее пощады тело. — Ты убил его! — Взбесился старик, забыв, что избит, забыв, что давно не молод. После рождения сына в их жизни произошло ещё много всего. К счастью, хорошего было больше. Но однажды случилось то, что случилось. В Заббалин пришёл Альянс, чтобы вскрыть этот нарыв, полный крови и гноя. И, конечно же, Альянс не мог прийти в тот город, проигнорировав Каир. Эдуард понял, что время вышло. Стоит Альянсу обратить на него своё пристальное внимание, как о нём тут же узнает его отец. А Альянс не мог обойти Эдуарда стороной... Безопасность его семьи требовала жертв, он приносил их. Не прошло и трёх месяцев, как Заббалин перестал существовать, но Альянс не покинул Каир, объясняя своё присутствие необходимостью поддержания порядка в городе. Со временем обстановка в городе стабилизировалась, Альянс начал выводить военный контингент из города. Но это перестало иметь значение для Эдуарда. По воле случая он узнал, что в Каир прибыли люди его отца. «...ты - гаденыш, смеешь обвинять меня в своих ошибках? Это ты виноват, а не я! Ты убил его!» Он покидал разгромленное имение отца, прогоняя в голове последние слова отца. За его спиной наёмники прибирали беспорядок. Отца он убить не смог. У него не хватило духу поставить точку в их споре. Наемники выволокли его на улицу, бросили на обочине. «Ты вынудил меня пойти на это». — Хотел возразить сын, но не смог. Не нашел в себе сил озвучить это жалкое оправдание собственной глупости. В какой-то момент по Каиру пошли слухи, что Альянс набирает переселенцев в отдаленную колонию, одну из первых, основанных за пределами Солнечной системы. Эдуард посчитал это за шанс скрыться от отца. Ещё он понимал, что Каир - не тот город, где стоит воспитывать детей. Он хорошо узнал этот город, у него были причины возненавидеть его. Ещё он не сомневался в том, что наступит тот момент, когда его отыщут. И он не собирался ждать, пока это случится. Всего этого было более чем достаточно, чтобы принять решение переехать. Он признавался себе в том, что собственного отца никогда по-настоящему не знал, но, сбежав из дома, он достаточно о нём услышал, чтобы начать бояться этого человека. За свою жизнь он не опасался, но у него были причины бояться за здоровье и безопасность своей жены. За сына он переживал меньше всего, каким бы мудаком не был его отец, он вряд ли стал бы рисковать здоровьем внука. Но это совершенно не означало, что Адам не мог стать предметом шантажа или торга. Первая попытка улететь с планеты провалилась. Их не пустили на борт, сославшись на ошибку в документах. Ждать второй попытки он не мог, и не имея возможности улететь с планеты, он нашел возможность спрятать сына и поспешил воспользоваться ею. Он с трудом смог убедить себя в необходимости этого шага, ещё больших усилий стоили попытки убедить в этом его жену. И в том, что случилось дальше, он, в конце-концов, мог винить только себя. Слишком тщательно он скрывал наличие у себя сына, защищая его от внимания своих партнёров по бизнесу и прочих недругов. Не многие знали о том, что он женат. Когда отец прибыл в город, он знал о делах сына практически всё, но не знал о том, что является дедом. И, разумеется, об этом не знали те, кого тот подкупил, чтобы не позволить им сбежать с планеты. Насмешка судьбы, плата за спешку. Об уплаченной цене он узнал уже после того, как отец дал о себе знать, нагло явившись в его дом. Он же стал центром его мира, когда до них дошла информация о гибели корабля. — Эд? Ты весь бледный, что случилось? — Сквозь шум в ушах доносился до него голос его друга. Джон и его жена, эмигранты из Америки, - люди, помощь которых нельзя оценить никаким образом. Он снова нуждался в их помощи, но совершенно не знал, как сообщить им о случившемся. Он отвернул лицо, скосившись за спину. Там, в машине, сидит его жена. Его милая Бет стала немой тенью самой себя. Она первая узнала о потере. Эдуард перевёл взгляд на друга. — Мари дома? — Спросил он, проигнорировав вопрос. — Что с тобой, Эд? Где Элизабет? — Обеспокоилась хозяйка дома, выглядывая из-за спины мужа. То был тяжелый разговор, о котором он не хотел вспоминать даже спустя четыре года. Ему удалось подобрать слова и убедить их. У них не нашлось слов, чтобы отказать ему. Он покидал их дом, уверенный в том, что с его женой ближайшие дни ничего не случиться. О себе он такого сказать не мог, желая только одного - убить человека, по вине которого он в один момент потерял всё. У него получилось. Перестав заботиться о том, что будет дальше, уже на четвёртые сутки он исполнил задуманное. План был наглым и откровенно примитивным. Возможно, только поэтому у него получилось. В ту ночь он впервые в жизни говорил с отцом на равных. Войдя в кабинет отца, он прикрыл дверь, оставив по ту сторону своих наёмников, замерзших вдоль стен; там же остались и люди отца. Первым он приказал не мешать, пока он говорит с отцом, вторые были мертвы. — Здравствуй, отец, — Произнес Эдуард, пробежавшись взглядом по человеку, что ещё час назад мог распоряжаться судьбами тысяч или даже миллионов людей, был способен влиять на политику стран. К неудовольствию Эдуарда, его отец даже в своём положении излучал некую уверенность, внутреннюю силу. Прежде чем поставить точку, Эдуард захотел не только задать вопросы, но и лишить отца его самоуверенности. — Ты знаешь, почему всё так вышло? Почему я пришел к тебе со своими друзьями? Годы спустя, вновь и вновь возвращаясь к тем событиям, в уме Эдуарда крепло понимание, что в те дни он выжил только чудом. И в своих размышлениях он всё чаще приходил к выводу, что планету они тогда смогли покинуть только из-за его отца. Тот не стал мстить. Они покинули Землю, оставив там прошлую жизнь. Они ещё не знали, как они будут жить дальше, но они верили, что всё наладится. Тот образ жизни, который он вёл в Каире, он решил прекратить. На поверхность Деметры Эдуард ступил движимый надеждой, что со смертью Адама не всё ещё было кончено. Эту надежду в нём поддерживали хрупкие пальцы его жены, что шла рядом. Время показало, что те надежды не были напрасными. Им было сложно начать всё заново, но Эдуард в университете не только пьянствовал и… снова пьянствовал; стараниями отца и учителей в него всё же вбили некоторые знания. Это не сильно облегчило жизнь на новом месте, но открыло те пути, которые были бы для него закрыты, не будь у него никакого толкового образования. Помимо денежных забот были и другие. Его супруга нуждалась в поддержке. Она долго не могла прийти в себя после смерти сына, поэтому Эдуард был вынужден крутиться между домом и работой. И постепенно ситуация начала налаживаться на обоих фронтах. Денежный вопрос потерял свою остроту. Но самое главное - его Бет начала оживать, забываясь в ежедневных заботах. Однажды в их жизнь постучалось новое чудо, и настал тот день, когда по их дому начал носиться маленький комок радости и счастья. Дочка светилась как солнышко; никогда не унывающая, она всех вокруг заражала своим настроением. На четвёртый год их новой жизни он бы никого не обманул, если бы сказал, что жизнь удалась, а память о сыне не позволяла ему забывать о том, что нужно ценить каждый момент жизни. И он жил, не упуская момента, чтобы провести его с семьёй. В один из таких дней в двери их дома постучали незнакомые люди. Эдуард неким внутренним чувством понимал, зачем эта пара пришла, но он не ожидал, что они явятся так скоро. Их было двое. Мужчина и женщина. Весь облик женщины кричал, что она имеет отношение к одной из государственных организаций, коих в колонии насчитывалось бесчисленное множество. Мужчина, пришедший с ней, походил на офисного клерка. Серый, непримечательный. Спокойный и тихий. Кожа бледная, будто он долгие месяцы не видел солнца. Когда женщина говорила, он молчал. У Эдуарда создалось такое впечатление, что этого человека заставили сюда прийти, и будь его воля, он бы даже не подумал высунуться на улицу. — Кто вы такие? — Не скрывая раздражения, спросил он, желая как можно скорее вернуться к жене и дочери. Он вынужденно оставил их одних в гостиной. — Что вам нужно? Эдуард не хотел, но ему пришлось их впустить, когда женщина представилась. Они с женой оказались правы, ребёнок, лицо которого крутят по всем новостным каналам ещё с вечера, - их сын, погибший вместе с межпланетным кораблём четыре года назад. Им ещё предстояло это осознать и осмыслить, но эта женщина из опеки откровенно мешала, раздражая его только сильней. Её вопросы заставляли его гневно сжимать кулаки. Её слова намекали на то, что им могут не вернуть сына, отправив его или в приют или в "более подходящую" семью. Сама она ни на какие вопросы не отвечала. Юлила, изредка кося взгляд на своего напарника. Это раздражало Эдуарда ещё сильней. Он всё ещё не знал, каково на данный момент состояние Адама, что с ним и где он, не доверяя полностью СМИ. И эта женщина оказалась бесполезна в этом плане. Когда она, наконец, ушла, он не знал, злиться ли ему или радоваться. Но, глядя на её напарника, не ушедшего вместе с ней, Эдуард понимал, что разговоры ещё не окончены. — Вам нужно... — Хотел спросить он, но его прервали. — Я не из органов опеки, мистер Беккер, — Тихим голосом прервал Эдуарда клерк. — И кто вы тогда? — хрипло поинтересовалась Бет. Эдуард приобнял её за плечо, прижимая к себе. — Меня зовут Майкл Фостер. Это пока всё что вам нужно знать. — Робко улыбнулся клерк, переведя взгляд на женщину. — Прежде чем перейти к делу, признаюсь, что всё было бы куда проще, если бы Иерархия не решила мелко подгадить Альянсу. Тот шум, поднятый ими в Пространстве Цитадели, не было никакой разумной возможности... мм... полностью замять. — О чём вы? — Нахмурился Эдуард, перехватив взгляд клерка. — О том, что без этого... шума, — Майкл Фостер повернул голову в сторону телевизора, на котором замерло изображение измождённого ребёнка, казалось выдернутого из самого Пекла. Он осёкся, помолчал секунду, но продолжил уже другим тоном: — Хм, в общем, меня оторвали от, несомненно, более важных дел, только из-за этого шума. — Мне наплевать от чего и зачем тебя оторвали. Может, ты уже перейдешь к делу? Что тебе нужно от нас и от нашего сына? — Потерял терпение Эдуард. Жена вздрогнула в его объятиях, с тревогой посмотрев на мужа. — Хорошо, — равнодушно отозвался клерк. Положив на кофейный столик тонкий планшетник, он пододвинул его к супругам. — Ознакомьтесь, — Поторопил их клерк. — Так будет проще и мне и вам. Эдуард не стал спорить. Он читал долго, часто прерываясь. В файлах на планшетнике были детали о его сыне, которых не было в новостных сводках. Ему сложно было воспринимать информацию на экране, но прекратить читать он не мог. Он запоминал каждое слово, касающееся его сына. Возвращая устройство клерку, он посмотрел ему в глаза с нескрываемой ненавистью. Элизабет ни в коем случае нельзя было читать эти строки... тем-более, ей не нужно было видеть те фотографии. В программе новостей и экстранете их хотя бы заретушировали. — В новостях не было многих важных деталей, — Оживился клерк, когда планшетник вернулся в его руки. — Там не сказано ни слова о психическом состоянии вашего сына. Боюсь, приют в его случае - это наихудший вариант. — Ты хочешь сказать... — Осторожно начал Эдуард, чувствуя как снова закипает. — Только то, что скоро у вас появиться возможность снова увидеть сына, которого вы похоронили несколько лет назад, — Оборвал его клерк, — если все стороны смогут договориться. — Где сейчас Адам? — Спросила Бет. Она вмешалась своевременно. Её вопрос заставил Эдуарда забыть о нестерпимом желании изувечить этого клерка. Клерк, в свою очередь, вновь посмотрев на женщину, посмурнел. — Корабль с ним уже в этой системе. Со дня на день он прибудет на планету. Элизабет кивнула, удовлетворившись ответом. — О каких сторонах идёт речь? Вы говорите об опеке? — Предположил Эдуард, помня, какие вопросы задавала та женщина, "напарница" этого клерка. — Нет, они примут то решение, которое нужно будет нам. — Ответил клерк. Он тяжело вздохнул, что стало неожиданностью для Эдуарда. — Но, я не просто так акцентирую внимание на психическом состоянии вашего сына. Эдуард напрягся, его супруга застыла в его объятиях. — Вы уже в который раз говорите об этом... — поинтересовался Эдуард, чувствуя, что ещё немного и голос его подведёт. — Почему? *** Майкл Фостер покинул дом Беккеров, пребывая в крайне скверном настроении. Личный разговор с ними не прошёл для него легко. — Рули в центр, подвезем миссис Карел. — Раздраженно приказал он водителю, скосившись на сотрудницу органов опеки. Всё то время, пока он общался с Беккерами, она просидела в машине, ожидая его. — Прекратите сверлить меня взглядом. — Обратился он к ней, — Ваше общество приятно мне не больше, чем вам моё. Он понимал, что вызвало неудовольствие женщины. Никто не любит когда в его дела вмешиваются извне. Ещё он понимал её потому, что она, как и он, заложница ситуации, пусть по причинам, отличным от его. Шумиха, скандал организованный Иерархией, приковал большое внимание к Альянсу. Они поздно отреагировали, не успели вовремя заткнуть тех, кого следовало бы. И сейчас о мальчике, обнаруженном на батарианском работорговце, знает вся галактика. Да и черт с ней с галактикой. Всё пространство Альянса знает об этом. Вот в чём настоящий вред. Очень хорошо, что удалось скрыть от населения Альянса информацию о том, что ребёнок является биотиком и о том, какие именно над ним проводили эксперименты. Одна из причин, почему никто в публичном пространстве ещё не задался вопросом, как ребёнок попал в руки батарианцев. Но эта фора скоро окончится и до этого нужно ответить на этот вопрос хотя бы для себя. А вопрос этот важный, и в том числе из-за него он сейчас занимается чужой работой, вмешиваясь в дела других людей. Майклу, как и его начальству с Земли, нужно узнать подробности того, как этот ребёнок выжил на корабле, у которого, судя по заключениям специалистов, взорвался реактор. С появлением мальчишки среди живых, все их сомнения в том, что кораблю помогли погибнуть, отпали сами собой. Но, четыре года назад они не нашли никаких доказательств этому, приняв за факт то, что взрыв ядра был случайным стечением обстоятельств. Вспомнив о том случае, Майкл многое бы отдал за возможность задать вопросы тем людям. Но их уже нет, и вопросы придётся задавать тому ребёнку. И от этого Майкл Фостер хотел побиться головой о стену, костеря инопланетников на чем свет стоит. Турианцы знатно им подгадили. Не будь этой шумихи, мальчишку поселили бы в закрытом пансионате, где и задали бы все вопросы. Но теперь это невозможно. Общественности известно имя мальчишки и какой-то шустрый выродок уже растрепал всем, что родители мальчишки живы, не раскрыв при этом несколько неприятных деталей об этой семье, чтобы история выглядела как можно более жалостливой. Теперь общественность с нетерпением ожидает воссоединения семьи. Майкл тоже ждёт. Но ждёт он большую кучу проблем. В той "утечке", устроенной Иерархией, имелось много слов о физическом состоянии ребёнка, но не было сказано ни одного слова о его душевном здоровье. Скоро всех ждёт большой сюрприз и это может стать проблемой. Последнее не было нужно никому на Земле. Общественность нужно успокоить, дать им сейчас то, чего они хотят, но не более того, и одновременно с этим Альянс должен заполучить малолетнего биотика или хотя бы убедиться, что он и его способности не станут проблемой. Аномальные биотические способности мальчишки интриговали Майкла, тут он не мог себе врать. Он бы с большим удовольствием наблюдал за исследованиями этого феномена. Но нельзя. Нельзя ещё сильней привлекать внимание к Деметре, слишком много тайн тут похоронено. А потому, придётся подождать некоторое время. Главное чтобы сам мальчишка никуда не пропал с Деметры. И нет никакой катастрофы в том, что его придётся вернуть родителям. Возможно, так будет даже лучше, если вспомнить, что проблем с головой у этого ребёнка хоть отбавляй. Да и манипулировать Беккерами, давя на родительские инстинкты не в пример удобней и проще, чем вербовать сотрудников приюта. В первом случае, просто-напросто будет вовлечено меньше людей в эту схему. Согласившись с последней мыслью, Майкл попросил водителя остановить машину, чтобы высадить пассажирку. — Поехали. — Бросил он водителю, когда женщина захлопнула дверь. — "Обрадуем" мальчишку. Он солгал чете Беккеров, Адам уже прибыл на Деметру. Но то была необходимая ложь. Мальчишка, по всем тестам являющийся сыном Эдуарда и Элизабет Беккер, напрочь отказывался вспоминать их, яростно отрицая факт того, что его зовут Адамом Беккером. Это смешивало их планы. В другой ситуации Майкл бы махнул рукой и отправил мальца туда, куда он хочет - в приют. Но именно сейчас это было не выгодно никому. Да и само желание мальчишки не несло в себе смысла. Если говорить откровенно, Майкл плохо понимал причину такого желания ребёнка. Это рождало в голове Майкла острое желание сделать с ним что-нибудь страшное. Одно его останавливало - мальчик ещё не ответил на нужные вопросы. Ничего не сказал о том, где его держали. Ещё он не мог найти разумный ответ на простой вопрос: как этот ребёнок сумел забыть родной язык, освоив чужой? Этот вопрос, раз возникнув, не даёт им покоя, заставляя раз за разом сравнивать его ДНК с ДНК его родителей. Эта аномалия почти сделала Майкла и его коллег параноиками, вынудив подключить к делу сторонних специалистов. И он в очередной раз проклял турианцев, понимая, что искать ответы на все возникшие вопросы было бы значительно проще, не устрой эти твари пакость Альянсу, из-за которой договариваться с Адамом придётся иными методами, исключив принуждение до тех пор, пока эта ситуация остаётся у всех на слуху. *** Город на колонии сильно отличается от всего того, что я видел ранее. На Цитадели я понимал, что вся тамошняя архитектура дело рук инопланетников и ничему не удивлялся, даже огромным комплексам размеры которых как в длину так и ввысь могли превышать все разумные пределы. Не удивлялся и размерам парка, мимо которого я пролетал к космодрому Цитадели. Космодром, кстати, тоже смог меня удивить своим размахом; я даже примерно не мог понять, где он начинается и заканчивается и сколько же кораблей в день он принимает. Но на человеческой колонии я подсознательно ожидал чего-то более привычного моим глазам. Я ошибся. И нельзя сказать, что это было приятно. Бродя по городу и глядя на вычурные образцы современной архитектуры я даже задался вопросом: почему человечество так стремительно перенимает чужую культуру? Подумав немного, пришел к выводу, что это временное явление, возникшее под впечатлением от увиденного у инопланетян. Но даже такое объяснение не сгладило негатива от первого впечатления. Сам город напомнил мне одеяло сшитое из лоскутов. С одной стороны он полнился вычурными образчиками современного искусства, основная функция которых, на мой взгляд, это зрелищность, а уже потом, на последнем месте, практичность применения. С другой стороны, буквально через дорогу, уже на соседней улице берёт своё начало долина, застроенная одно-, двух- и даже трех-этажными жилыми домами, так похожими на то, что я видел в той жизни, которую не вернуть. Этим домикам не было видно ни конца, ни края. Но, на частном секторе этот пазл, называемый городом, не кончается, нет. На севере Даунтауна берет начало очередной ряд высоток, назначение которых мне пока не ясно. Но это уже более привычные для меня здания. На фоне огромного нечто, выполненного в форме какого-то цветка, выглядели эти стеклянные строения несколько серо, но более привычно. Город с трёх сторон окружили космопорт и целый ряд заводов. Что на них производили я пока не знаю. Была у города и иная, неприглядная, сторона. Не понимаю, как такое могло произойти за какие-то жалкие десять лет существования колонии, но спорить с увиденным я не мог. В городе была ещё одна достопримечательность, помимо парков, статуй, фонтанов и конечно же вычурных зданий. Город имел свои собственные трущобы. Это мой разум отказывался понимать. Город стоит тут меньше пятнадцати лет, а в нём уже есть и преступность и даже маленькая тюрьма. Это... странно. Об этом не писали фантасты двадцатого века в тех утопиях, что я читал. Нет, я понимаю, что почти два миллиона человек не проконтролируешь, кто-то перепил и ему нужны услуги вытрезвителя, кто-то просто подрался и кого-нибудь искалечил, но что должно твориться в городе для строительства полноценной тюрьмы, пусть и маленькой? И, тем-более, что властям города нужно было сделать, для появления трущоб? Ну, с трущобами я преувеличил, они не похожи, к примеру, на гетто в Нью-Йорке или Дели, нет. Просто маленькая часть города вдруг оказалась менее законопослушной, менее приветливой и менее пригодной для нормальной жизни. Этого я не понимаю и в другой ситуации, в другое время, это заставило бы меня задуматься над происходящим. Но, не сейчас и не теперь. На этот невысокий холм, расположившийся неподалёку от города, позади которого начинался необыкновенно красивый инопланетный лес, я забрался не для того чтобы думать над судьбой города. Тут я по другой причине. Причина эта проста, тут красиво, тут много места, и думается тут хорошо. Похоже, за время проведённое в замкнутом пространстве, я теперь ударюсь в другую крайность. Сюда я пришел, чтобы наконец собрать мысли в кучу. За месяц прошедший со дня моего прилёта на эту колонию, прошло много всего, но упоминания стоит лишь встреча с родителями Адама Беккера. Хотелось бы сказать, что всё прошло хорошо и ровно, но нет, не так все было. Да и чего себя обманывать, это была катастрофа для них. Я же совершенно не хотел с ними даже видеться. Мне хотелось закатить панику, навести шороху и в конце концов отправится прямиком в один из приютов, имеющихся в этом городе. Их наличие в городе, как и наличие трущоб, меня так же изрядно удивляет. Но, наличие приютов к моему делу отношения больше не имеет, по той простой причине, что я решил поддаться малодушному порыву, обосновав принятое решение пользой и выгодой для себя любимого. У меня был выбор, возможно, только иллюзорный, но он был. Выбирал я из двух вариантов: детский приют или "возвращение" к родителям Адама. Ещё на Цитадели, ожидая чего-то подобного, я предпочел первый вариант. Он не лучше, не легче, но он честнее ко всем. Выбери я первый вариант, я избавил бы себя от необходимости врать себе и другим, а те люди были бы избавлены от невыносимой муки каждый день видеть незнакомца, натянувшего на себя лицо их сына. Им, тем, кому выпало удовольствие заниматься мной и проблемами связанными со мной, по какой-то причине больше нравился второй вариант. Весь путь до Деметры, когда не были заняты иными делами, они ненавязчиво пытались убедить меня в верности их мнения, подыгрывая мне, как подыгрывают душевнобольным людям. Ну, будь я Адамом Беккером, их попытки возымели бы нужный эффект, а так они добились только того, что меня это начало раздражать. Я не врал себе и не стал врать тем, кто задавал мне вопросы. Я не знаю, кто такой Адам Беккер, я не знаю его родителей. Чаще всего это было всё, что слышали представители Альянса. Не услышали они о том, что если на Цитадели родители пацана мне были по большей части безразличны, то после всей этой топорной обработки я заочно возненавидел эту пару. Не успел я попасть на колонию, как меня тут же взяли в оборот. Не теряя ни минуты, прямо из космодрома меня доставали в местный госпиталь на очередной медосмотр. В тот момент мне даже показалось, что о моем здоровье эти люди переживают значительно больше меня. Сам я перестал думать об этом в ту же минуту, как стало ясно, что мне вернут голос. Всё то время, что я провёл в больнице на колонии, вокруг меня непрестанно крутились разные люди; то были либо врачи, либо сотрудники органов опеки, либо представители местных властей. Всё же турианцы организовали достаточно крупную шумиху в пространстве Цитадели и власти колонии просто не могли проигнорировать сам факт моего появления на своей территории. Задавая мне разные вопросы, все эти люди иногда переговаривались между собой, и часто это выглядело так, будто в помещении они одни. Будто я предмет мебели. Я этому не удивлялся. Для всех вокруг я – ребёнок. Я вслушивался в их разговоры, когда они непосредственно касались меня и несли в себе хоть какой-то смысл. Из этих разговоров я узнал пару деталей. И одна такая деталь заставила меня побеспокоиться. Они считают, что я немного не в себе, и это я сильно смягчил их слова. Тем кто «немного не в себе» не назначают психотерапевтов. Кажется, я перестарался в своем упорстве. Когда в тот день с медосмотром было покончено, в моей палате появился очередной безликий посетитель. В нём я распознал представителя городских властей, одного из тех, что крутились вокруг меня ранее. Само его появление вызвало у меня чувство дежавю. Уж очень сильно та ситуация напоминала мне о том турианце. Потому, я ожидал очередную порцию уже приевшихся вопросов, которыми меня завалили за время полёта. Но, ни того ни другого не последовало. Более того, с этим человеком у меня состоялся долгий разговор, который изменил мои планы. Человек молчал. Облокотившись о стену, он разглядывал меня таким взглядом, которым смотрят на головоломку, которую не можешь разгадать. Когда игра в гляделки начала мне надоедать, он заговорил, медленно отлипнув от стены. — Твои родители уже знают, что ты жив. Но, насколько я понимаю, эта новость тебя не радует. Он опустился на стул, стоящий у окна. — Знаю, ты возразишь, что это не твои родители, — Произнёс он, будто читая мои мысли. Говорить я этого не собирался, но в мыслях я и правда поправил его. — Но, давай поговорим начистоту. Тебе девять лет, и спрашивать тебя никто не будет. В мыслях я был согласен с ним, принимая правоту его слов. Это было ожидаемо, но это не решение. Я сбегу от тех людей с той же легкостью, с которой другие приговорят Беккеров к жизни рядом с мёртвым сыном. — Я сбегу. Мой голос все ещё был тихим шелестом. — Прочитав твоё дело, я ожидал чего-то подобного от тебя, Адам. — Вздохнул посетитель, посмотрев в мои глаза прищуренным взглядом. — И откровенно говоря, меня не привлекает перспектива носиться по городу в твоих поисках всякий раз, когда у тебя появиться возможность улизнуть от родителей. У меня и моих людей и без этого хватает... — Ты не сказал... как тебя зовут. — Перебил я его, уже устав от его монолога. Человек окинул меня внимательным взглядом. — Меня зовут Майкл Фостер, — Произнёс он, не сводя с меня взгляда. — Ты слишком нагл. Дам тебе бесплатный совет: умерь свой пыл, иначе день, когда с тебя начнут спрашивать как со взрослого, настанет раньше времени, Валентин Новиков. — Да, да. Конечно. — Кивнул я, нетерпеливо. — Перейдём к делу... Я замолк, когда першение в горле начало приносить неудобство. Майкл молча ждал, понимая причину моей заминки. Плюсик в его блядскую карму. — Тебе не выгодно отправлять меня в приют. — Продолжил я, — Я не вижу причины жить у них. Так? — Так. — Кивнул Майкл. — Эксперименты на тебе ставили люди? — Без прелюдий? — Удивился я, — Почему тебе так важно, чтобы я жил у этих людей? — Сейчас так проще. — Для вас. — Да, для нас. Думаешь, с тобой возятся из-за доброты? — Пока мне не выставили счет, мне наплевать, почему со мной возятся. — я закашлялся, говорить много все ещё неудобно. — Ты меркантилен, — Грустно улыбнулся Майкл. — В тебя уже вложили гигантские суммы. Сначала турианцы, купив наших специалистов, потом мы. Улыбка резко сошла с лица Майкла. — Тот, кто вживил в твою голову этот странный биоимплант, тоже немало денег потратил... — Кхм, — Я поспешил прервать его. Не зря я сравнил его с турианцем, они мыслят одинаково, даром, что принадлежат разным мирам. — Скажешь, что обеспечишь мне защиту? — И в мыслях не было. Разве тебя нужно от кого-то защищать? От кого? От тех батарианских пиратов? Но они же мертвы, ты сам приложил к этому руку, если верить расшифровкам перехваченных рапортов. Или есть кто-то ещё, от кого тебя следует защищать? — Мы отошли от темы. — Поняв, куда идёт разговор, я решил перевернуть доску. — А мне кажется, что наша беседа только-только начала быть интересной. — Возразил Майкл, — Но давить на тебя не буду. У меня в распоряжении имеется значительно больше времени, нежели у турианцев. Майкл улыбнулся, продолжая смотреть мне в глаза. — Они и это рассказали? — Не смог не спросить я, понимая, на что он намекает. — Нет, конечно, — Покачал головой Майкл, — Скажу так, сейчас на Цитадели нет случайных людей. Ни одного. Я только и смог, что фыркнуть в ответ, пытаясь скрыть удивление. Очень хорошо, что я не ответил тому турианцу на его вопросы. — К чему такая откровенность? — Просто так. Пожалуй, мы снова отклонились от темы, ты согласен? Раз согласен, я вернусь к началу. Между нами возник конфликт интересов. И этот конфликт нужно разрешить. Мы со своей стороны отступать не намерены, а потому, остаётся только один выход. Что тебе нужно, Адам? — Валентин. — Прости? — Мне нужно, чтобы меня называли по имени. — Тогда тебе нужно было придумать имя покороче. Мне неудобно озвучивать это имя. Скажу больше, никому из моих знакомых неудобно его озвучивать. Но раз это всё, что ты просишь, так и быть, я буду называть тебя так. Договорились? Я покачал головой. — Таким образом, мы никогда не договоримся. — Вздохнул я, — Майкл Форест. — Ну, так скажи, что тебе ещё нужно, чтобы ты на время забыл это своё длиннющее, никому неудобное и ненужное имя? Я помню тишину, что опустилась на помещение, когда Майкл задал свой вопрос. Я долго молчал, в первую очередь потому, что ответа у меня не было. Мне нужно было так много, что нельзя было даже мечтать о быстром и лёгком способе получить желаемое, и одновременно с этим, именно от этого человека мне не было нужно ничего. Да и едва ли он способен дать мне даже часть того, что мне требуется, это не говоря о вероятности обмана, грубой манипуляции и так-далее. Я посмотрел в глаза Майклу Форесту. Внимательно посмотрел. — Зачем мне это? Зачем мне идти тебе на уступки? — Спросил я. — Потому что так будет лучше? Потому-что это пойдёт тебе на пользу? Потому-что так ты можешь извлечь выгоду для себя? — Насмешливо поинтересовался Майкл. Выпрямив спину, он посмотрел на меня сверху вниз. — И это я меркантилен? Думаешь, всё на свете имеет цену? — Поинтересовался я, не скрывая злобы. Злость не была искренней. Не полностью. Я специально накручивал себя. Я слишком далеко зашёл, чтобы сдавать назад. Моё имя останется со мной, иначе можно было и не доводить до всего этого, а с самого начала сослаться на амнезию в духе слезливых мелодрам. И в духе тех самых мелодрам радостно броситься в объятия осчастливленных благой вестью родителей. Даже в мыслях это выглядит отвратительно и мерзко. Я вздрогнул. Это не ускользнуло от внимания Майкла. — Меня зовут Валентин Новиков. Вы со своей кодлой можете считать меня психом, но это ничего не поменяет. И это не обсуждается. Каждое следующее слово звучало тише предыдущего. — Зови себя как хочешь, пусть с тобой психиатры возятся. — Пожал плечами мой собеседник, не изменившись в лице. — Мне нужно чтобы ты жил у Беккеров, а в качестве кого ты там будешь жить, потерянного сына или сожителя, уже не моё дело... Я оценил то, как быстро он переобулся. —...но, для этого ты не должен доводить их до седин выкрутасами своего воспалённого мозга. — Продолжал Майкл. — Ты способен это понять? Или тебе объяснить на пальцах? — А если они сами от меня откажутся? — Поморщившись от рези в горле, я замолчал на минуту. — Им тоже будешь сказки рассказывать о том, как тебе всё это нужно и важно? — Вот чтобы они не отказались, я задал тебе вопрос и даже повторю его, если ты вдруг запамятовал. — Майкл не проникся угрозой. — Что тебе нужно? — Что ты можешь дать? Я понял, к чему он клонит. И с такой постановкой вопроса я мог согласиться, при некоторых условиях. Конечно же, я не собирался отказываться от себя и своего имени. Ещё я знал наверняка, что к чему бы мы с Майклом не пришли тогда, это не будет иметь большой разницы для многострадальных Беккеров. Их сын мёртв. И с того самого момента, как они узнали, что их сын "жив", ни одно из решений не могло окончиться чем-то хорошим для них. Уже в конце, когда мы с Майклом пришли к взаимопониманию, я добавил: — Ещё одно... То, о чем мы с ним договорились... мне это было не по нутру. Я окликнул Майкла, до того как он вышел за дверь, желая оставить себе возможность манёвра: — Я дам им выбор. Майкл, подумав пару секунд, кивнул и скрылся за дверью. Первая встреча с Беккерами подтвердила мои прогнозы на их счёт. И она же убедила меня в том, что Беккеры - чертовски упёртые ублюдки, не желающие мириться с действительностью. И не даёт мне покоя мысль, что руку к этому приложил Майкл Форест.