Выброс

Генерация «Нужно бежать» - думал мальчик. Он со всех ног бежал по узким, тёмным проулкам города. Пытался скрыться от погони, не замечая препятствий. – «Зря зашел так далеко, нужно было, как обычно, прошвырнуться по рынку на северо-западе». Громко заурчавший желудок был согласен с этой запоздавшей мыслью мальчишки. Но мысли о голоде он прогнал. Прямо сейчас было не до голода. Услышав голоса преследователей, мальчик побежал быстрее, хотя казалось, быстрее бежать уже невозможно. Ноги ныли и грозились подвести его в любой момент. Боль в икрах, то и дело дающая о себе знать, вселяла ещё большее беспокойство. Мальчик опасался, что в какой-то момент его ноги скрутит судорога. Переулок увёл его резко вправо. Дальше, через три проулка, будет ставший родным для мальчика район, в пределах которого, как он надеялся, преследователи от него отстанут. Очередной проулок остался позади. Ещё два поворота… Его что-то ухватило за рукав потасканной, засаленной футболки. Он услышал голос схватившего его преследователя. - Попался, ублюдок недоношенный! Его с силой дернуло назад, раздался треск рвущейся ткани. Мальчик обернулся, нос к носу встретившись с подкараулившим его уродом для того, чтобы ударить его коленом промеж ног. Хватка на его многострадальной футболке мгновенно ослабла. Высокий чернокожий парень, лет тринадцати на вид, потерял к ней всякий интерес. Беззвучно охнув, он сложился пополам, упав на колени. Подавив желание харкнуть нигеру в рожу, мальчик побежал дальше, не желая дожидаться, пока появятся друзья этого придурка. Скрывшись за очередным поворотом, он услышал их голоса. Они проклинали и обещали неминуемое возмездие. Взглянув на рукав футболки, окончательно пришедшей в негодность, он задавил в себе чувство обиды и продолжил убегать. Очередной проулок остался позади. Мальчик удивлённо замер, понимая, что где-то повернул не там. Перед ним распростёрся широкий проспект. Несмотря на позднее время, тут всё ещё были люди, много людей. Кто-то стоял на месте, кто-то неспешно прогуливался, но никто из них не обратил на заросшего мальчика внимания. И это радовало мальчишку, по рассказам Майкла, ничем добрым внимание взрослых закончиться не может, тем более поздним вечером. Тяжело дыша и прижимая руки к ребрам, пытаясь успокоить, казалось готовое выпрыгнуть из груди сердце, мальчик медленно попятился в сторону проулка, из которого выскочил. Но, снова услышав голоса догоняющих, он замер. Бросив взгляд за спину, он матюгнулся и побежал по проспекту. Его взгляд блуждал в поисках подходящего проулка. Он хотел как можно скорее уйти с открытого пространства. Он слышал, как кто-то его звал. Некоторые из тех людей, заполнивших улицу, что-то громко спрашивали, кто-то сквозь смех требовал остановиться. Но он не обращал на них внимания. Более того, голоса незнакомцев пугали, заставляя его бежать ещё быстрей. Только когда он вбежал в спасительную темень очередного переулка, он облегченно выдохнул. Развернувшись, он убедился, что никто из этой пугающей толпы не идет в его сторону, но вот другое заставило его стиснуть челюсть. На проспект выскочила пятерка его преследователей. То были мальчишки разных возрастов, от одиннадцати-двенадцати до четырнадцати лет. Чернокожий урод уже оклемался и был среди них. Именно он первым увидел его. Неразборчиво что-то выкрикнув, негр ткнул пальцем в его сторону. Все они тут же сорвались с места, стремительно сокращая дистанцию между ними. Мальчик тоже побежал, желая скрыться от них в недрах петляющих переулков. Скрыться не удалось. Они неотрывно бежали за ним, потихоньку вгоняя мальчишку в панику и отчаяние. Дыхание давно сбилось, каждый следующий шаг отдавал болью под рёбрами. Словно не он наступает на асфальт, а сам асфальт бьёт его по деревенеющим ступням с такой силой, что боль отдавалась во всём организме. О боли в саднящей коленке он и думать забыл, как сильно ему хотелось остановиться и отдышаться. Но не отстающая погоня не давала ему и минуты на передышку. Несколько минут назад мальчик понял, что он заблудился в этих переулках. Знакомые дома и вывески уже далеко за спиной, там, где по его следам спешат догоняющие его преследователи. Но испугаться того, что он потерялся, мальчик не успел. - Эй! Вот он! Сюда! - Закричал выскочивший на него из-за угла тот самый негр, который догнал его в первый раз. На этот раз он не стал лезть к мальчику в одиночку. Продолжая преграждать ему путь, он ждал своих друзей. Мальчик, напротив, ждать их не желал, и поэтому он развернувшись, побежал назад. Ему удалось разминуться с преследователями в узком пролазе между домами, но усталость брала своё. Он уже не мог поддерживать прежний темп. Опять чья-то рука хватает его за футболку. Она окончательно рвётся, давая шанс мальчику ускользнуть. За спиной раздались злые ругательства. То нигер выпускает наружу негодование, от того, что придётся снова бегать. Мальчик, услышав это понадеялся, что им, наконец, надоест гоняться за ним, и они отстанут. До поворота он не добежал. Нога неожиданно скользнула по грязи, и он упал, больно ударившись коленями об асфальт. Ладони обожгло. За спиной радостно засмеялись. Он вознамерился подскочить на ноги, но прострелившая спину боль заставила его опять упасть, ещё сильней отбивая ладони. Негр ещё раз прошелся поперёк его спины тонким железным прутом. Третий удар поставил точку в этой погоне. Руки подвели и он упал лицом в асфальт. - Я тут! – он слышал, как негр отошел от него, привлекая внимание своих друзей. – Я поймал его! Мальчик медленно, шипя от боли в спине, поднялся на ноги. Озираясь вокруг диким взглядом, он смотрел, как злобно смеясь и бросая оскорбления, его окружают преследователи, лишая шансов на побег. Пятеро детей, намного старше его самого, окружили его. В руках каждого из них было самодельное оружие; кто-то сжимал в ладони заржавевший молоток с железной трубкой вместо рукоятки, у других были прутья и палки, деревянные и железные. Это не оставляло никаких иллюзий. Сейчас его просто искалечат. А может они увлекутся и прибьют его... Мальчика поглотил страх, когда они, весело посмеиваясь, начали сближаться с ним. Но внезапно страх оставил его, уступив место решимости. Она выбила страх из его мыслей; отогнала панику. Майкл говорит, что драться нужно в двух случаях. Когда ты уверен, что победишь или когда не остаётся выбора. Сейчас был именно второй случай. Он не смог сбежать и нет никакого шанса на то, что они просто развернутся и уйдут по своим делам. Надеяться на помощь не приходится. Не в этом районе, не в этом городе. Потому, остаётся только драться. Точнее терпеть побои, страшные побои. Взгляд мальчика вновь прошелся по орудиям в их руках. Его поджилки затряслись. Он не пытался обманывать себя и понимал, что пятерку этих уродов ему не победить. Да он и с самым младшим из них с трудом бы справился. Тем, которому на вид лет двенадцать или около того. Но сдаваться, безнаказанно позволяя себя избить он не был намерен. В этом он никогда не был согласен с Майклом. Тот говорит, если бьют, терпи, не сопротивляйся, приговаривая, что иначе станет только хуже. Мальчик считал иначе. Пользуясь тем, что придурки ещё не набросились на него, он потянулся рукой к краю правой штанины. Сунув под неё руку, он нашарил сувенирный перочинный ножик, плотно привязанный куском упаковочной ленты к лодыжке. Этот ножик он украл полгода назад в северо-западной части района, где много всяких рынков и магазинов. «И какой чёрт меня дёрнул пойти сегодня на юго-восток?» - пронеслось в голове мальчика, когда он выпрямился, держа в руке свою последнюю надежду. Он еще никогда не пользовался им по прямому назначению. И если признаться самому себе, то потряхивает его сейчас не только от страха перед пятеркой детей из чужого района. Они заметили нож в его руке, но смеяться не прекратили. Для них вся эта погоня была лишь забавой, азартной, жестокой игрой, в которой они загоняют чужака, сунувшегося в их район. В их головах не было места мыслям о том, что мелкий будет сопротивляться. Подначивая и насмехаясь над ним и его оружием, нигер напутствующим пинком под зад подтолкнул самого младшего своего дружка в сторону мальчика. - Давай. Покажи, что у тебя есть яйца, Ники. - бросил он своему другу в спину. Продолжая скалиться в улыбке, он посмотрел на мальчишку, за которым им так долго пришлось бегать. Ники, немного робея, двинулся вперёд. Он успел лишь замахнуться в сторону загнанного в угол чужака, когда рука того прочертила косую линию, полоснув ножом по его торсу. Ники, с нарастающим ужасом смотрел, как на его майке окрашивается красным цветом полоска, прочерченная лезвием ножа. Через секунду порезанный ребёнок закричал от сковавшего его ужаса. Кровь стремительно пропитывала его одежду. Ненужная больше арматура со звоном упала ему под ноги. Смех его друзей резко оборвался. Не шевелясь, они смотрели, как их друг сидит на асфальте, захлебывается слезами и пытается снять прилипшую к телу футболку. Виновник тоже стоял и пораженно смотрел. Он смотрел на ревущего недруга, изредка переводя взгляд на левую руку, в которой продолжал крепко сжимать ворованный нож. Мыслей в голове не было. Какая-то холодная пустота поселилась там и не спешила уходить. От бессмысленного созерцания дела рук своих его отвлек один из мальчишек. Резко сорвавшись, тот с криком бросился на мальчика, замахнувшись на него деревянной палкой. Рука мальчика сама выпрямилась. Он в страхе резко отдернул руку вынимая лезвие из живота преследователя. Тот осел на землю, присоединившись к Ники. Это стало спусковым крючком для остальных. Не сговариваясь, они кинулись на мальчика. Это были самые старшие дети из этой компании. Младшему из них через неделю будет тринадцать лет. У чужака не было и шанса против троих. Как бы он не крутился, как бы не сопротивлялся, итог мог быть только один. Его скрутили, вырвали нож из левой руки самым радикальным способом – ударом арматуры сломали ему пальцы. До этого только раз он успел попасть ножом в одного из них, тихо радуясь, что им оказался тот долговязый негр. Нож пропорол тому руку от ладони до самого плеча, вспорол жилы. Кровь щедро оросила всех кто был рядом. Так больно мальчику не было никогда. Озверевшие от вида крови дети били его всем, что только было под рукой, не оставили в стороне и злосчастный ножик… Они ещё не знали, что двое их друзей не доживут до вечера следующего дня. Долговязый негр истечет кровью через четыре улицы. Второй, тот, которому нож повредил желудок, забившись в горячке испустит дух ещё до обеда. Но никто не обратит на их беду никакого внимания. Беспризорники в этих районах мрут каждый день и никому до этого нет дела. Закончив. Они ушли, оставив избитого чужака в луже собственной и чужой крови. Мальчик, дождавшись, когда шаги в переулке стихнут, со стоном встал на ноги, глотая слёзы. Только адреналин в крови и желание выжить позволили ему подняться на ноги. Левая рука постоянно ныла, пальцы отказывались слушаться. Туловище и вовсе превратилось в сплошной сгусток боли. Ворованный нож, наполовину вошедший в бедро, никак не хотел выходить из плоти. Оставив его на месте, мальчик, ведомый не иначе как инстинктами, побрел по переулку, часто падая и запинаясь. Он понимал, что ему нужно дойти до дома, до того, как боль вернется с большей силой, до того как он истечёт кровью. Услышав шум просыпающегося города, ребёнок вывалился из переулка под ноги прохожим. Лишь редкое биение сердца говорило прибывшим на вызов парамедикам, что ребёнок еще жив. Год прошел с тех пор, как мальчик проснулся в небольшой палате общественной больницы Гарлема. С того дня можно было с уверенностью сказать, что у ребёнка началась другая жизнь. Он вернулся в приют. Но, ненадолго. Ему нашли опекунов, теперь он живёт у них. Записали в школу. Вот уже три месяца он ходит в школу. «Жизнь налаживается», — скажет посторонний наблюдатель. «Черта с два», — ответит ребёнок. Да, опекуны его не бьют, кормят и вообще, кажется, желают только добра. Да что уж говорить, если он уже три месяца не испытывает голода? Но вот кто сказал, что тут легче, чем там? — Лови урода! Для мальчика это послужило сигналом. Не дожидаясь пока его догонят, он побежал. Да, он больше не голоден. Он одет в чистую одежду. Но он всё еще один в этом мире. И сейчас он в очередной раз он докажет себе и всему миру, что самое важное умение в жизни - это уметь бегать. И хоть его нога ещё иногда ноет они не смогут его догнать. В какой-то степени это уже становится ежедневной традицией. Каждый день одноклассники с его школы пытаются его догнать. Каждый день он от них убегает. А что еще делать если нож отобрали? Да и вообще запретили резать кого-то или бить камнями. Он уже однажды попробовал и неделю потом не мог сидеть. В тот день он и узнал основное правило в его новой жизни. Оказывается, тут его могут бить хоть вчетвером, но он всё равно не имеет права защищаться. Несправедливо. В той грязной, голодной жизни всё было проще. Бьют — бей, или беги. Чаще приходилось бегать. Тут же всё вроде и лучше, но несправедливо. Но он всё равно не хочет возвращаться в ту жизнь, даже несмотря на непонятные правила, которые специально придуманы, чтобы усложнить ему жизнь. Здесь лучше. Он уже читать умеет, и считать до ста. Там это не нужно было. Здесь говорят, учиться нужно. Что ж, он будет учиться. Вот только убежит от тех придурков. Домой к нему они не полезут. Странные они. Там никого не остановили бы тонкие стены и хлипкие двери. Спастись можно было только за спиной взрослых, таких как Майкл. А тут стены и двери останавливают одноклассников, словно они волшебные. Странный мир. Но он лучше. Это ещё одна причина, почему он сейчас бежит. Он мог бы остановится, сжать камень в ладони и показать этим изнеженным слабакам что он может. Но нельзя. И поэтому он вынужден бегать он них. Иногда бывает, что они догоняют или ставят на него засаду. Тогда он дерётся. Слабо помогает. Они уже научились заламывать ему руки и бить со всей силы. Но тут не там, даже бьют они здесь слабее. Но тоже больно. Как он и думал, стоило ему вбежать в подъезд старого девятиэтажного дома, как погоня прекратилась. Так и не догнавшие его одноклассники развернулись и пошли по своим делам. Мальчик поправил съехавший на локоть рюкзак и пошёл в сторону лифта. «Сегодня тётя снова обещала сделать те лепешки. — Вспомнил ребёнок, ожидая когда лифт поднимет его на третий этаж. Его новые родственники не настаивали на том, чтобы он называл их мамой и папой. Но, потребуй они от него такого обращения, он бы согласился. Оно того стоит. Но они не настаивают. Как сказал ему опекун: «Мы умеем ждать, и это не тот случай, когда стоит давить». Мальчик ничего не понял из его слов, подумав, что это одна из тех умных вещей, что всякие странные люди говорят по телеку. «А он ведь тоже сегодня не на работе. — подумал мальчик, вспомнив об опекуне. — Может в кино сводят?» Двери лифта раскрылись, и мальчик вышел в длинный коридор, резко взяв влево. «...и налево. Квартира номер сто сорок три». – в его голове прозвучал заученный адрес его нового дома. Дома не любят шума, и он старается не шуметь. Небольшая плата за приют, тепло, еду и заботу. Поэтому он тихо, стараясь не скрипеть замком, и не греметь ключами вошел в квартиру. Так бывает. В голове рождается необъяснимое чувство тревоги, переходящее в понимание, что произошло непоправимое. В такие моменты сердце начинает гулко стучать. Мальчик ощутил это в тот же миг как прикрыл входную дверь и прошёл вдоль темного коридора. Желание позвать дядю или тётю он задавил до того как его рот раскрылся, выдав его ворам и убийцам. На негнущихся от страха ногах он прошел по коридору в гостиную. Не смея даже дышать, он тем-более не стал поворачивать голову, чтобы рассмотреть лицо женщины, неподвижно лежащей на полу ванной. Всё что он отметил - кровь, много крови, больше чем набежало, когда его порезали его же ножом. Смотря только вперёд, мальчик вошёл в гостиную. Его целью стала пожарная лестница за окном. Шорохи, доносящиеся с другой комнаты заставили его вздрогнуть и ускорить шаг, который перешел в бег, когда до окна оставалось сделать всего три шага. Трясущимися руками мальчик поднял раму. Взгляд случайно скосился влево. Огромных усилий ему стоило не закричать, когда он увидел своего опекуна. Сорокачетырёхлетний мужчина, принявший его в семью, умер ничего не успев сделать. Рядом с телом лежал старый огнестрельный пистолет, выпавший из его руки. Мальчик знал, таких уже не делают. Он вылез через окно на улицу. Пожарная лестница оканчивалась на высоте третьего этажа. Но к удаче ребёнка в двух метрах от неё был мусорный контейнер со дна которого капала зловонная жижа. Сейчас он даже не подумал о ней. Не до того. Оттолкнувшись ногами, он прыгнул прямо на мешки, сверху донизу покрытые помоями. Выбравшись из бака, весь вонючий и грязный, мальчик бросил последний взгляд на окно дома, теперь уже чужого, и пошёл в единственном известном ему направлении. Ноги вели его в его старый район. Мысли о том, что нужно позвонить в полицию он не допустил. Полицейским, как и прохожим на улице, верить нельзя. Так говорит Майкл. Год, всего год своей короткой жизни он жил нормально. И вот всё вернулось на круги своя. Было сложно вернуться к старому образу жизни, основой которой является выживание. Сейчас, прячась от дождя в какой-то старой, разрушенной постройке, расположившейся на краю своего старого района, то время показалось мальчику сном; приятным, сказочным сновидением, о реальности которого напоминали лишь ставшая грязной одежда, да школьный портфель, содержимое которого он выбросил в лужу ещё четыре дня назад. Школьные вещи теперь не нужны ему, а потому рюкзак используется как переноса для украденной еды. Сначала он хотел вернуться в свой старый район. Там у него было своё маленькое убежище, где можно было не бояться уснуть и даже оставить небольшие запасы еды, не боясь, что их украдут. Туда он и надеялся вернуться. Вот только, оказалось, возвращаться уже некуда. Обитатели того дома даже не выслушали его; выгнали, пообещав убить если он снова появится там. Его все предали, его забыли. Даже Майк, которому он верил и которого считал другом... Четыре дня он бродил по улицам и воровал еду. Когда украсть не получалось, он рылся в мусорных баках, с грустью вспоминая те счастливые дни когда ему не приходилось думать где спать и что он будет есть завтра. На пятый день он наткнулся на это разрушенное здание. Ему повезло, оно оказалось никем не занятым. Немудрено. Сначала он и сам его обошел стороной, но сегодня, когда начался ливень, он вспомнил про это укрытие. Теперь у него есть свой угол, сухой. Посильнее укутавшись в рваное тряпье, найденное тут же и прислушиваясь к шуму дождя, он принялся думать о том, куда идти завтра. Старый его район перестал быть безопасным. Уже один раз ему пришлось убегать от старых знакомцев, которые раньше иногда делились с ним едой. В двух других частях города практически невозможно чем-то поживиться. Мало простых магазинов, а прохожих итого меньше. И он же не дурак, чтобы лезть под камеры или пытаться вскрывать машины... Остаётся только рискнуть и снова сунуться в тот самый район, откуда он так неудачно сбежал в том году. Лишь бы снова его не застукали те придурки. Ещё можно было попытаться проникнуть в жилые дома и порыться в ломящихся от еды холодильниках, пока хозяев нет дома, но это тоже было опасно. Однако, выбора практически нет и в этом городе, куда не сунься, везде его кто-то хочет избить. Он, наверное, проклят. Стоило дождю утихнуть к утру, он направился в сторону злосчастного района. Через полтора часа, петляя по переулкам, он прибыл на место, в котором надеялся что-нибудь своровать, чтобы прожить ещё один день. *** О том, что ночью прошел сильный ливень говорили лужи, образовавшиеся на разбитом асфальте, переполненные водостоки, да влага на пожолклой траве, что заполонила всю улицу перед старой постройкой, видевшей ещё прошлый век. Воздух пах свежестью. — Это хорошо — Выдохнул Старик, медленно опускаясь на выцветшую лавочку. Он вынул из кармана видавшего виды пиджака пачку сигарет и старинную зажигалку, доставшуюся в наследство от деда по матери. Эта зажигалка, да квартира в старом доме на краю забытого всеми района - всё, что осталось ему в память о родне. Дед, проживший девяносто два года и воспитавший его, да мать, ушедшая через восемь лет после его рождения. Рак желудка сожрал её за два года. Вот вся его родня, о которой он хотел помнить. Были другие... о них он помнить не желал. Больше всего это касалось его сына, с которым их пути разошлись больше десяти лет назад. Старик сожалел о том, он о многом сожалел, но жальче всего ему было от того, что он так и не увидел своего внука. Вытянув ноги, он позволил себе расслабиться, наслаждаясь сигаретным дымом. Вот уже десять лет он доживает свою жизнь в старом многоквартирном доме, расположившемся на окраине Гарлема. Одна его сторона смотрела на реку Гудзон, другая соседствовала с Верхним Манхэттеном. Половина квартир в этом доме пустует уже тридцать лет. О второй половине город предпочёл забыть. Так поступить оказалось дешевле. Это случилось аккурат после последнего энергетического кризиса. Именно тогда, тридцать лет назад, Гарлем медленно покатился по наклонной, спустя полтора столетия опять став тем местом, которое игнорируют туристические маршруты. Лишь немногие госучреждения, такие как Колумбийский университет, остались работать, остальная же часть города умирает. Медленно, но верно. На границе с Верхним Манхэттеном жизнь обстоит немного лучше. Во всяком случае, это второе место после Центрального Гарлема с самой низкой преступностью. Там полицейские дроны патрулируют улицы и дома тех, кто может заплатить за защиту. Дроны иногда и к нему залетают, но так, вскользь. Но, он бы предпочёл, чтобы полицейские дроны к нему не совались. Не любит он их. Опасается тех, кто ими управляет. Из приятной неги его выдернула хлопнувшая дверь подъезда. Подумав, что это разыгравшийся ветер с силой хлопнул дверью, он снова расслабился, наслаждаясь прохладным ветром, дующим со стороны реки. Но ему не дали. Его вновь потревожили лишние звуки. Источником шума была стая чумазых парнишек, выбежавших из-за угла. Он, поднялся с лавочки и выпрямил спину, готовясь встречать незваных гостей. Не понравились они ему. Проблемы от них могут возникнуть. — Слышь, дед, — обратился к нему самый старший парень из этой четверки, — Ты тут пацана не видел? Вот такого роста, — какого роста он показал на себе, проведя пальцами по своей ключице, — Ты лучше скажи дед, если видел. Иначе хуже будет. Ухватив за куртку самого смелого и старшего из этих малолетних бандитов, Старик схватил его правой рукой за шею и хорошенько приложил головой об скамейку. В голове Старика родилась и умерла мысль, что сложнее поутру одеяло с себя сбрасывать, чем сложить этого парня пополам. Совсем он дохлый. Растерявшиеся друзья этого заморыша на мгновение замерли, но скоро опомнились и бросились на деда. Того что слева, он схватил за запястье и почти не встречая сопротивления, вывернул его вместе с рукой. Паренёк надрывно закричал, в этом крике Старик уловил нотки обиды. Правому повезло больше. Дурак попробовал что-то изобразить. Старик так и не понял, чего тот хотел добиться, так неловко размахивая ногами. Схватить того за пятку не составило никакого труда. Удерживая его за ногу, Старик толкнул беспризорника в сторону лидера этой банды малолетних детей, что сломался первым. Затем он стукнул обоих лбами, чтобы остыли и не мешали. Центральный оказался самый умный. С ним старик ничего поделать не успел, недоносок сбежал туда, откуда пришёл, побивая местные рекорды. Старик выбросил бегуна из головы, обратив внимание на тех, кто сбежать не имеет возможности или желания. — Так, сейчас поднимаешь своих друзей и валишь отсюда нахер. — Прогудел Старик самому длинному и менее пострадавшему среди оставшихся. Тому, который любит махать ногами. Прыти Старик им поубавил, зрение поправил, и хоть мозгами природа их обделила, но не так сильно как могла бы; наверное поэтому они не были против предложения Старика. И хоть уходили они не так быстро, как их быстроногий друг, Старик никого не торопил. Иногда дешевле не поторапливать. Посидев ещё несколько минут на лавочке, он пошел в сторону подъезда. Старик никак не мог вспомнить, замкнул ли он дверь, переживая о том, что где-то по подъезду бегает тот, за кем они гнались. Как оказалось не зря он переживал. Дверь в квартиру он не закрыл. Грязные следы детских кроссовок непрозрачно намекали ему на незваного гостя. Следы ботинок вели в спальню. Он заметил пару алых капель у прикрытой двери. — Аптечка в ванной. — Крикнул Старик, предположив, что если гостю хватило наглости проникнуть в чужой дом, то и смелости на то чтобы воспользоваться советом должно хватить. — Жду на кухне. Не смей сбегать! Заставишь бегать за собой - поймаю и ноги вырву! Не дожидаясь реакции, он пошёл дальше по коридору, свернув на кухню. Гость правильно всё понял. Через пару минут он услышал, как дверь в ванную закрылась. Еще через десяток минут на кухню несмело вошёл мальчонка лет семи на вид. Он был в грязи по самую шею, будто ночевал в канаве. Собственно, если б он не умыл лицо, то и оно было бы не чище. Вслед за мальчиком на кухню тянулись следы грязных ног. «Так не пойдёт». — подумал хозяин квартиры. — Разворачивайся и дуй обратно в ванну. — Приказал Старик. Мальчишка, явно не понимая, что от него требуют, замер на месте, только глаза его бегали по комнате. — Тебе повторить дважды? — Вкрадчиво поинтересовался хозяин квартиры. Немного помедлив, пацан довольно быстро пошагал обратно. Старик проследовал за ним, по пути заглянув в кладовку. — Вот тебе полотенце, — брошенное полотенце мальчик поймал у самого лица, — вот одежда. Одежду Старик повесил на крючок у двери. Когда-то он сам бегал в ней. В то время этот район ещё не был всеми забыт и заброшен. — Пока нормально не отмоешься даже не думай выходить отсюда! Ясно? «И что мне с ним делать?» — вздохнул Старик. Ситуация ему не нравилась. Мальчишка угрожал привлечь к нему внимание людей, которых он желает видеть разве что на своих похоронах. «Нужно позвонить в полицию. Так будет правильней». Через половину часа на кухню вошёл уже совсем другой ребенок. Вот только был он все такой же побитый, да и одежда Старика очевидно была велика ему. Но даже так он уже меньше походил на дикого зверька. Мальчишка продолжал стоять в проходе, не отрывая взгляда от тарелки с едой, оставшейся с завтрака. Там не было ничего такого, на что можно с такой жадностью смотреть, но Старик понимал, что мальчишке сейчас и подошва от ботинок показалась бы деликатесом. — Ешь. Старик одобрительно покивал, когда мальчик буквально налетел на еду. «Вот так вот. Летаем в космос, создаем колонии в других мирах. А в родном мире по улицам бродят беспризорники. — Ворчал Старик про себя. — Не за это мы клали жизни. Не за такое будущее». — Давно на улице? — Спросил он, когда мальчишка прекратил есть. — С четырёх лет. Как родители умерли. — Не поднимая головы, ответил ребёнок. — Меня в приют отдали. Только там плохо было. Сбежал. Думал домой вернуться. Оказалось, нет дома больше. — Тебе сколько лет? В школу ходил? — Спросил помрачневший Старик. — Девять, — нехотя ответил ребёнок, — В школу ходил как-то. Теперь не хожу. Старик молчал, не спеша задавать новые вопросы. — Сегодня никуда не пойду, завтра твои проблемы решать буду, — С неохотой принял решение Старик, с каждой новой секундой понимая, что добром всё это не окончится. — Переночуешь тут. Мальчик медленно кивнул. Спрыгнул со стула. Старик поднялся вслед за ним. — Пошли... покажу, где спать будешь. — Вздохнул он, махнув рукой на всякие опасения, — Имя то у тебя есть? Меня Бенджамин зовут. Можешь звать дядей Беном. Мальчишка поднял голову и, будто сомневаясь, тихим голосом ответил: — Джон. — Сведя брови, он буркнул, решив что-то для себя, — Шепард.