Это нормально

Если честно, он уже давно не помнит, кому что напиздел. Кому-то говорит, что сестра она, кому-то про коллегу, про подругу, про дальнюю родственницу-племянницу-дочь-внучку, неизменно вызывая забавный смешок в ответ и легко переводя тему подальше. Но информация записывается в чужую голову, как на жесткий диск, а с собственной в тот же момент исчезает по щелчку. Одной лишь Деве Марии известно, зачем люди такие бессмысленные вещи хранят в памяти. Бессмысленные со всех сторон: Дамиано и сам не понимает, для чего ходить вокруг костра. «Так привычно», «Так удобно», – так безопасно можно будет уйти по-английски, в случае чего, наверное – «Так давно повелось». Отговориться чем угодно можно. А смысл – без применения психоанализа, на который ни один из них не способен – не найден. Виктория не понимает тоже, но все чаще кажется, что она гораздо больше него знает, а оттого ей все дается так легко и непринужденно. Только зубы незаметно сжимает, когда слышит, как он в очередной раз забывает и путается. Дамиано знает, что не обидится: она – никто, раз на то пошло – на него обижаться не умеет. Но выглядит это забавно и прекрасно одновременно. Как бы не решила, что он специально это все делает. – Сестра? – «Но у меня нет сестры», – хочет сказать Дамиано в ответ на вопрос какой-то знакомой-знакомого-знакомого из телефонной трубки, с которой болтает уже минут сорок, хотя та звонила всего лишь узнать... что-то, когда Вик наступает ему на ногу семисантиметровым каблуком. Значит есть. – О, она в порядке, дорогая. В последние дни не продохнуть, но, знаешь... Но, знаешь, стоит оно того. Всё. Есть, конечно, мысль, что они слишком загнули со сложностями, но менеджеру эта идея нравится. Если бы точнее, он в восторге, и Дамиано буквально видит, как у того перед глазами выстраиваются целые трехуровневые пиар-схемы. Это даже пугает, в какой-то степени. Принцип «бери все, что хочешь, и выжимай из этого контент» до сих пор кажется немного странным в таких аспектах. – И состояли ли вы когда-нибудь в отношениях с Викторией? – спрашивает интервьюер, не стесняясь проезжаться по самым интересным для людей, заготовленным темам. Ему отдали таких личностей на поиграть – надо выжимать всё, до последней капли. Вик говорит, что это похоже на обыск в доме, для которого даже ордер не нужен. – Если вам нравится верить в это... – как просит менеджер, уклончиво отвечает он, губу закусывая так, будто лицевой нерв защемило. «Веди себя вызывающе», – по заказу это нормально не делается, черт возьми. – Я позволю вам верить в это. Дамиано благодарит небеса, что менее конкретных вопросов, из разряда: «Кто она для вас?» – не было. Он ответил бы легко: он всегда на такие вопросы легко отвечает. Опыт в этой сфере едва ли не больше его собственной самоуверенности. Но одна, заявленная перед экраном версия, остальные пошлет к чертям. Сложно сказать, кто оторвет ему голову первым, после этого. Но Итан с Томасом посмеются от души. Их это все забавляет до ужаса, давно уже. Дамиано хочется приложить руку ко лбу и театрально упасть в обморок со словами: «Я не могу работать в таких условиях!» Обладай он памятью нормальной, все было бы куда проще. Еще проще – не начни они всю эту вакханалию. Стоит маленькой незначительной лжи вырваться в большой прекрасный мир, как она разрастается до вселенских масштабов, подобно лесному пожару. Они, в таком случае, могут быть идеальным воплощением той спокойной собаки в горящем доме. «Это нормально», – сказать хочется, но не говорится. Не говорится потому, что он может вылизать рот десятку человек всех полов на сцене, устроить оргию или сняться в сомнительном фильме, как Линдеманн, и никто не скажет ничего толком. Не говорится потому, что Виктория врать ненавидит, – все они ненавидят: быть честным и порядочным с рождения научили – а по итогу всю правду их делить на два приходится. Не говорится потому, что, поцелуй он ее на сцене, как остальных, карточный домик обрушится всем на головы. В каком, черт возьми, мире, это хотя бы звучит нормально? – В котором ты – секс-символ на сцене, – говорит Вик, лениво листая ленту Инстаграма одной рукой и перебирая его волосы другой. Произойдет чудо, если сейчас в гримерку не залетит костюмер с криком, что он помял костюм, вот так развалившись на диванчике. Крики и споры все их раздражают до зубного скрежета, скрытого за извечно приветливыми лицами. Американцы, кажется, все поголовно резкие и неуравновешенные. – Ты не даешь мне пострадать, – наигранно-обиженно вздыхает он. Вик поднимает взгляд на поправляющего перед зеркалом волосы Итана и говорит с усмешкой: – Вы еще меня королевой драмы называли. Давно это было. Года два назад. Итан поворачивается, намереваясь сказать что-то про "короля", но окидывает взглядом Дамиано, закинувшего ногу на ногу и смотрящего в потолок через ее руки, и пожимает плечами: – Жаль, что ты не смогла сохранить этот статус. Томас хмыкает на эту реплику, и Дамиано показывает ему язык, как раз когда открывается дверь, и в комнату заходит Сантуччи. – Очень по-взрослому, – тем самым родительским тоном, подчеркнутым гарнитурой в ухе и дипломатом в руке. – Не забудь только, что ты у нас итальянский джентльмен. – Естественную натуру не забывают, – заявляет Дамиано, присаживаясь на диванчике. Колени едва ли не достают до ушей, от того, что пружины все, ближе к середине, давно продавлены. Виктория и Итан узнают его "тот-самый-вы-понимаете" голос и синхронно поднимают брови. Снисходительно и насмешливо. Так они него сегодня смотрели, когда "итальянский джентльмен" завуалированно и с улыбкой на лице отправил в дальний путь администратора, смотрящего в рот его названной подруге. Они же все здесь д-р-у-з-ь-я. В иной раз, в ином месте, он бы внимания не обратил: правило «любая женщина прекрасна и заслуживает внимания» у них в крови. Но... американцы. Этим все сказано. Как бы его еще в нацисты не записали. Менеджер выгоняет их из гримерки на площадку, как забредших не туда, куда нужно, уток, едва ли не с криком: «Кыш, кыш!» Томас выскакивает в коридор, Итан гордо выходит за ним, Дамиано встает на ноги и подает Виктории руку. Она опирается правой о его ладонь, а левой хватает за галстук и тянет вниз, вынуждая согнуться почти вдвое, и губами касается невесомо. – Чтобы не забыл. Он наклоняется чуть ниже и едва не встречается подбородком со спинкой дивана, под недовольное шипение Сантуччи. Синяк замазывать – еще лишнее время. Виктория аккуратно соскальзывает ногами на пол и выходит следом за остальными. Дамиано выравнивается, поправляет пиджак, пока обратный отсчет в голове менеджера ощущается почти физически, – сейчас, по всем правилам, он должен достать сигнальный пистолет и выстрелить в потолок – и пружинистой походкой скрывается за дверью, оставляя того в одиночестве. Сегодня он вряд ли забудет про условности, а дальше они обязательно что-нибудь придумают. Что-нибудь более простое, более правдивое и интересное. Что-нибудь под ситуацию подходящее. Ведь, на самом деле, в их пространстве и плоскости, это все н о р м а л ь н о.