Это нормально

Мурчание кошек успокаивает нервную систему, снимает депрессии и стрессы, нормализует артериальное давление, пульс, активизирует мозговое кровообращение и... И Вик понятия не имеет, для чего все это помнит, но забыть по каким-то причинам не может. Может, дело в том, что Дамиано об этом трещал, может, в том, что кошки заняли ее любимое кресло и нужно причину найти, по которой она не может этих наглецов из дома выставить. Вообще такая уже есть: семья от нее после этого отречется (по словам Дамиано), и путь на сцену навсегда закрыт будет (тоже по словам Дамиано), но она с собой до последнего борется. Животные хоть и наглые, но они всего с третьего раза не смогли усвоить, что это место занимать не нужно и можно хоть иногда ошиваться рядом с хозяином, так что им простительно. Пока. Виктория просто ещё не вычислила уровень их мыслительных способностей до конца. Ещё проблема в том, что полностью злиться на них она не может, но уже по двум причинам: во-первых, они действительно хорошие, во-вторых Дамиано просил – «Всего одна просьба, Винсо, ну пожалуйста», – наладить контакт с его детьми. Не то чтобы она была против в большинстве случаев, однако постоянно бороться с когтями за свое имущество очень быстро надоедает. А началось все ещё несколько лет назад, когда Виктория впервые осталась на их территории подольше, чем на несколько часов, и превратилась в функциональный предмет мебели. Дамиано говорит, что они так признают хозяев, но на контрасте с Чили, которая всю банду обожает и готова в любой момент залюбить до смерти, это ощущается странно. Они великодушно дают себя погладить, покормить и почесать, но при этом относятся, как к низшему существу в цепи питания. Чили смотрит на нее и на Дамиано, как на снизошедших с небес богов. Проблема родилась из того, что Виктория совершенно не понимает, как животные могут ее не слушать, а они не понимают, почему она требует послушания. И отголоски этого прилетают до сих пор, когда она пытается спихнуть запрыгнувшего на стол Леголаса, а тот грозно шипит на нее в ответ. Это удивительно контрастирует с тем, как он сам приходит погреться, если Виктория спокойно сидит на диване и что-нибудь смотрит, как бы показывая: «Ты, конечно, очень странная, но это не повод лишать себя удовольствия». Потому в их цепи питания и уважения Вик стоит выше Дамиано. Но с ним кошки парадоксально, хотя и объяснимо, послушные и ласковые постоянно. Стоит ему едва голос повысить, как любой приказ господина – хотя бы где-то в этой жизни он может быть господином – выполняется. Беспрекословно и виновато. С Джорджией, как ни странно, тоже. И если волосатые брюки, царапины на ногах и постоянные игры в упрямство она Леголасу и Биде простить может, то это уже за гранью возможного. Против самой Джорджии она ничего не имеет, но много имеет против того, что вокруг нее происходит, хотя и не говорит никогда. Она хороший человек, чудесная подруга и кошачья сиделка, но ее статус и взаимоотношения со всем, что касается Дамиано, заставляют Викторию тихо скрежетать зубами в сторонке с огромным желанием убивать и воевать. Эти два факта почему-то очень хорошо уживаются в ее голове: хорошая девушка, но лучше бы она была хорошей подальше. И от котов тоже. Те, с кем она оккупирует диван, не позволяя Итану и Томасу подойти и разрушить идиллию, не должны нестись со всех ног к входной двери, когда слышат там голос подруги хозяина. Именно от этой старой – вчерашней – обиды Виктория сгоняет пушистую парочку с кресла, садится в него сама и смотрит, как обиженные животные убегают в сторону лестницы, чтобы спрятаться в своем никому не известном тайнике до вечера и дуться. Дамиано сидит у себя в коробке и ломает голову над вторым куплетом, Итан пропадает где-то в городе, – кому-то же нужно о еде думать – а Томас, предсказуемо, спит. Она остаётся одна минимум на пару часов и думает, что можно либо достать из комнаты Томаса, либо посмотреть пару концертов из списка на выходной. Но Томаса будить нет смысла, ибо просыпаться он будет все те свободные два часа, что у нее есть, так что выбор относительно очевидный. Виктория вытягивает ноги, похрустывая суставами, достаёт наушники и слышит сигнал уведомления о новом сообщении. «На тебя жалуются», – пишет Дамиано из своего убежища, куда, судя по всему, с криком успела пробраться преступная шайка. «Предателям нельзя занимать мое кресло», – отвечает Виктория и закрывает чат, переводя телефон в беззвучный режим. В чем она ещё больший профессионал, чем в музыке, так это в умении настолько искусно обижаться, что стыдно становится даже соседям и Дамиано, которые понятия не имеют, что произошло. На Дамиано, правда, это через раз работает: он по части раздувания драмы ещё лучше – даже Виктория это признает. Но только потому, что это нельзя расценить, как комплимент, конечно. Посмотреть концерт ей удается лишь до двадцатой минуты, – группа новая, ещё не сыгрались, а уже на сцену вышли и в ритм не попадают – когда на лестнице, а затем и по полу, раздается тихий топот восьми кошачьих лап. Виктория поднимает взгляд от экрана и видит двух гордо сидящих напротив животных. Коричневая кошка и полосатый кот. Они смотрят на нее, она смотрит на них; гляделки, похожие на словесную перепалку, продолжаются до тех пор, пока Виктория не закатывает глаза и не убирает телефон с колен со словами: «Ладно, ладно, заговорщики». Провел ли Дамиано с ними исправительную беседу по поводу того, как нужно относиться к главной – «и самой важной, запомните» – женщине в доме или нет, она не знает, но если эта парочка осознала свою вину, значит можно сделать для них исключение. Биде забирается ей на колени, а Леголас устраивается на подлокотнике, и она включает запись, поглаживая пальцами по коричневой шубе. Странные у них взаимоотношения, наверное. С кошками обычно обращаются несколько иначе, если, опять же, на Дамиано, который в них извечно души не чает, оглянуться: постоянно глядят, любят, позволяют фривольности. Потому что... это же кошки. А Виктория себя в роли именно такой кошатницы представить не может, хоть убейте. В ней нежность есть и желание любить есть, но не в таком общедоступном и постоянном количестве, чтобы выливать все это на всех животных ежеминутно. Разве что, только на Чили, но она исключение. И Дамиано. Дамиано вообще везде исключение, ибо попробуй его хоть в одну аксиому вписать, и он тут же начнет скандиновать против ограничивающей людей системы. Собачница она просто, вот и все. Если «любовь в любое время» не работает на одних животных, но работает на других, значит у тебя есть типаж, но не значит, что она не может примириться и жить в согласии со всеми. Прямо как с людьми. Хотя с животными все же проще. Вместе с пушистыми она досматривает час инструментальных мучений, пьет кофе на кухне и встречает Итана, после чего, на запах сырокопченой колбасы, появляется Дамиано, и кошки снова превращаются в бессовестных особей вершины пищевой цепочки. Виктория отпихивает Биде с лучшего стула у стола, начиная новый виток соперничества, и к вечеру, когда Дамиано промывает ей ногу перекисью, – «прости ее, amo, она из-за этого ужасного шоу, которое вы смотрели, не в духе» – снова начинает думать, что с кошками жить слишком сложно, в отличие от собак. Слишком сильно они похожи на Дамиано пару лет назад, когда он и ее вывести из себя мог за пару минут. А потом эти двое мошенников приходят к ним ночью, ложатся рядом с ней и Дамиано, согревая теплым мягким мурчанием, и Виктория думает, что, так уж и быть, с подобными бонусами она справится.